Триптих в чёрно-белых тонах

Глава 7

Из чрева рюкзака донёсся телефонный звонок. Клавдия раздражённо порылась в сумке и достала мобильник. Когда она была маленькой, мама по нескольку раз на день звонила удостовериться, что всё в порядке. С тех пор этот обычай вошёл в привычку. Когда-то Клавдия с нетерпением ждала этих звонков. По мере того как она взрослела, искусственная пуповина, связывающая её с матерью, становилась ненужной. В последнее время Клавдию стала раздражать навязчивая опёка.

– Да, – не слишком приветливо произнесла она в трубку.

– Привет! Это я.

Клавдия почувствовала, как кровь бросилась в голову. Звонил Савва. Только теперь она поняла, что, не отдавая себе отчёта, ждала его звонка. Она так разволновалась, что не сразу нашлась, что сказать. Впервые ей звонил парень. Конечно, Савва не был принцем её мечты, и всё же в жизни начинался какой-то новый этап.

– Привет, – с некоторой заминкой произнесла Клавдия и в растерянности замолчала.

– Я тебя от чего-то оторвал? – спросил Савва.

– Нет-нет, – поспешно сказала она.

Позавчера, когда они сидели в кафе и гуляли по парку, общаться с ним было легко. Темы для разговора находились сами собой. Возможно, причиной тому был бокал вина, а может, атмосфера царящего вокруг праздника. Но сегодня многое изменилось. Их разделяли улицы, дома, люди со своими проблемами и судьбами – целая стена, которая снова сделала простое общение невозможным.

– Ну что, готова работать? – неожиданно спросил Савва.

– Как? – не поняла Клавдия.

– Не как, а над чем. Над имиджем своим работать готова? – переспросил он.

– Ты это серьёзно?

– А ты думала, я шучу? Напрасно. У меня же с чувством юмора напряг. Так что, если ты не очень занята, собирайся, и приступим.

– Что для этого нужно? – спросила Клавдия.

Она и не заметила, как стена исчезла и ей снова было с ним легко.

– Только твоё желание. Можешь через час подъехать на «Октябрьскую»?

– Могу. А куда пойдём?

– В Центральный дом художников на выставку истории французской фотографии.

– Я думала, ты собираешься менять мой имидж, – усмехнулась Клавдия.

– Именно это я и собираюсь делать. Так что, идёшь?

– Да, – согласилась она, прежде чем вспомнила, что надо предупредить маму. Та очень удивится, если, придя с работы, не застанет дочери дома. Клавдия была завзятой домоседкой. Впрочем, маме можно позвонить.

Нажав кнопку отбоя, Клавдия ещё некоторое время сжимала телефон в руках. Кто бы мог подумать: она идёт с парнем на выставку. Конечно, это не настоящее свидание, но всё же и не экскурсия с мамой и её подругами.

Клавдия посмотрела на часы. Скоро у мамы должен быть перерыв между лекциями. Словно в ответ на её мысли, зазвонил телефон.

– Клюшка, как ты там? – раздался знакомый голос.

– Ма, я как раз хотела тебе звонить. Я собираюсь на выставку французской фотографии.

– Вот как? С каких пор ты интересуешься фотографией? – удивилась Антонина Павловна.

– Мы с Наташей идём, – солгала Клавдия, и сама удивилась тому, как легко ложь слетела с языка.

– Хорошо. Когда вернёшься домой, позвони. У нас двое преподавателей заболели, и мне придётся их подменить, так что буду не раньше десяти. У меня вечерники, – предупредила она.

– Не волнуйся. Ничего со мной не случится.

Клавдии было неловко, что она обманула маму, но, с другой стороны, она ведь не на свидание идёт. Если мама узнает, что она собирается на выставку вдвоём с парнем, то вообразит невесть что. Она же не видела Савву.

Клавдия влезла в мешковатые джинсы, натянула кроссовки, и тут её взгляд случайно упал на зеркало. Она вспомнила, как Савва попросил её снять очки и распустить волосы. Несколько мгновений она колебалась, а потом оставила всё, как есть. Так она чувствовала себя гораздо увереннее.

Клавдия не слишком верила в то, что Савва собирается сделать из неё фотомодель. Сказка о Золушке годилась для кино. В реальной жизни разыгрывались другие, куда более прозаичные сюжеты.

Всю дорогу Клавдия раздумывала: снять очки или нет. С одной стороны, ей хотелось угодить Савве, а с другой – показать, что ей безразлично, что он о ней думает. Конечно, он снова станет пенять на то, что она делает из себя чучело. Если скажет хоть слово, нужно развернуться и уйти. Она себя не на помойке нашла.

Когда Клавдия добралась до «Октябрьской», она была, словно ёж, готовый при малейшем прикосновении свернуться в клубок и выставить иголки, но Савва её удивил. Он не подал виду, что ему не нравится её зализанная причёска и старомодные очки.

– Привет! Ты точная, как часы, – радостно сказал он.

Клавдия смущённо улыбнулась в ответ. Все заготовленные слова оказались ненужными. Решимость поставить Савву на место сменилась лёгким разочарованием, что все обещания насчёт создания имиджа оказались простым трёпом.

– Ты увлекаешься фотографией? – спросил Савва.

– Нет.

Савва сделал вид, что не замечает её скованности. В этой девчонке было слишком много комплексов. Прежде чем удастся создать из неё что-нибудь приемлемое, нужно, чтобы она открылась, стала более доверчивой. Савва почувствовал азарт, как скульптор перед бесформенным куском глины, из которого собирался вылепить шедевр. Он продолжал:

– Напрасно. Фотография – увлекательная штука. Кстати, у меня неплохой фотоаппарат. Как-нибудь сходим, пофоткаем вместе. Тебе понравится.

Клавдии польстило, что он собирается и дальше встречаться с ней. Они подошли к Центральному дому художников. На газоне перед зданием стояли полуабстрактные, но довольно занятные скульптуры. Клавдия с интересом огляделась. Она была здесь только один раз очень давно. Они с мамой ходили на выставку кукол.

Клавдия хотела заплатить за себя, но Савва не позволил и сам взял билеты. Он уверенно провел её мимо живописных бутиков, где можно было купить всё, начиная от картин и кончая изделиями народных промыслов, к широкой лестнице, ведущей на второй этаж.

Лабиринт ширм разделял просторное помещение на небольшие, уютные зальчики. Народу было немного. Ценители фотографии разглядывали снимки, развешанные по стенам в аккуратных рамочках. Первая экспозиция представляла фото начала прошлого века. Посреди зала стоял древний фотоаппарат на деревянном треножнике. Из-под чёрной накидки с любопытством выглядывало фиолетовое око объектива, похожее на глаз хамелеона.

Старинные снимки на толстом картоне, в углу которых красовался вензель с названием ателье, производили странное впечатление.

Всех этих мужчин с тросточками и дам с раскрытыми кружевными зонтами давно уже не было в живых. А в тот далёкий миг, когда их запечатлел фотограф, они ещё строили планы, переживали и радовались, ссорились и мирились. Особенно популярны были семейные портреты, где всё семейство, включая толстощёких карапузов на коленях у чадолюбивых родителей, усердно пялилось в объектив. Позы и выражения лиц так часто повторялись, что Клавдия скоро потеряла к фотографиям интерес.

Видя, что она заскучала, Савва увлёк её дальше:

– Здесь есть потрясающие чёрно-белые снимки. Настоящее искусство. Знаешь, мне вообще кажется, что с приходом цветной фотографии ушла её изысканность.

– А мне нравятся яркие снимки. В жизни и так много серого, – сказала Клавдия.

– А чего же ты тогда выряжаешься в серое? – спросил Савва.

– Это практично, – отрезала Клавдия, дав понять, что не желает обсуждать эту тему.

– Понял. Проехали. Не хочешь чёрно-белые, пойдём смотреть на модерн, – предложил Савва.

Миновав несколько залов, они вошли туда, где были развешаны работы современных фотографов.

– Что тебе больше всего нравится? – спросил Савва.

Клавдия осмотрелась. Здесь фотографы представали, скорее, как художники, каждый со своим видением мира. Вот узкая улочка какого-то южного городка. От окна к противоположному балкону протянулись бельевые верёвки. На переднем плане развеваются на ветру, словно флаг повседневного быта, белые кальсоны. А вот бушующая красками картина стадиона, лица болельщиков расписаны под триколор французского стяга. А рядом райский уголок: изумрудная зелень и струящийся меж камней ручеёк, такой прозрачный, что в нём видна мелкая рыбёшка.

Клавдия показала на него.

– Вот.

И тут её внимание привлекла соседняя фотография. Снимок обращал на себя внимание не яркостью и живописностью, а непонятностью. То ли решётка, то ли оконный переплёт. Молочно-белые квадраты в чёрной раме. А на них будто застывшие капли. Приглядевшись, Клавдия поняла, что это ступни.

– Что это? Ноги?

– Да. Пол из матового стекла. Вид снизу, – сказал Савва.

Теперь, когда смысл снимка открылся, он завораживал ещё больше. В нём таилась загадка.

– Пожалуй, эта фотография – самая интересная, – уверенно произнесла Клавдия.

– Что и требовалось доказать. Чёрно-белое видение мира. В искусстве это придаёт остроту. Ты не безнадёжна.

– Спасибо на добром слове. Ты что, позвал меня сюда, чтобы протестировать мой интеллект? Согласна, я дура, а ты о-очень умный.

– Не обижайся. Вообще-то я собирался показать тебе нечто другое.

Савва взял её за руку и повлёк назад. Они остановились перед чёрно-белым женским портретом. В снимке не было ничего примечательного, как, впрочем, и в самой женщине. Невыразительная внешность. Таких фотографий можно найти сотни в каждом семейном альбоме.

Клавдия пожала плечами.

– Ну и что? Если это очередная проверка, считай, что я её не выдержала. Я не понимаю, чему тут нравиться. Обычный снимок.

– А женщина? Тебе она нравится?

Девушка придирчиво оглядела портрет.

– Так себе.

– Между тем это знаменитая Коко Шанель. Женщина, от которой мужчины сходили с ума.

Клавдия посмотрела на фотографию с куда большим интересом.

– Это и есть Коко Шанель? Такая… – Клавдия не сразу нашла подходящее слово, – …никакая. Что в ней все находили?

– Шарм и внутреннюю уверенность, что она красавица. Внешность – ничто. Важно, как ты себя ощущаешь. До тех пор пока ты считаешь себя пугалом, все будут о тебе того же мнения. Усекла?

– По-твоему, если я решу, что я неотразима, все прямо обалдеют от моей красоты? У людей что, зрение упадёт?

– А ты попробуй и увидишь.

– У меня со зрением всё в порядке. И с головой тоже.

– А по-моему, нет. Ты сплошной клубок комплексов. Тебе от них надо избавляться.

– Это как? Свободная любовь, что ли? – язвительно сказала Клавдия, вспомнив мамины уроки и рассуждения, что всем парням нужно только одно – затащить девчонку в постель. Теперь понятно, для чего умные рассуждения об имидже и приглашение на выставку. Да ещё и за билет заплатил. Щедрый какой!

– Решил, что такая, как я, будет рада отдаться любому? Что на меня никто не позарится, артачиться не буду?

– Ты что? Я же совсем не об этом, – опешил Савва.

– Знаю я, как не об этом. Что ты мне этой Шанелью тычешь? Она развратная.

Губы у Клавдии задрожали. На глаза навернулись слёзы. Она хотела убежать, но, неловко повернувшись, потеряла равновесие и ударилась лбом о стену, едва не сбив висевшую там фотографию. От собственной неловкости, боли и унижения она в бессилии опустилась на пол и, не сдерживая слёз, зарыдала. Савва присел рядом.

– Выслушай меня, пожалуйста. Я не думал ничего такого. Честно. Если хочешь, я никогда даже пальцем тебя не коснусь. Кто вбил тебе в голову всю эту чушь? Ты классная девчонка. Я просто хочу, чтобы ты сама это поняла. Почему ты мне не веришь?

Он все говорил и говорил. Его голос действовал на Клавдию успокаивающе. Обида и злость мало-помалу отступили. Савва обнял её за плечи и, утешая, гладил по волосам, совсем как это делала мама. Клавдия не находила в этом жесте ничего предосудительного. Она тихонько всхлипнула и затихла. Ей так хотелось верить в сладкую ложь, будто он может сделать из неё принцессу.

Внезапно Клавдия опомнилась, что они в зале не одни. В пору было провалиться от стыда. Она поспешно встала.

– Пойдем отсюда.

Они почти бегом покинули выставку. Клавдия остановилась, только когда Дом художников остался позади. Достав бумажный платочек, она шумно высморкалась.

– Ты думаешь, я дура?

– Угу. При стольких недостатках должно же у тебя быть хоть одно достоинство, – улыбнулся Савва.

– Как это? – не поняла Клавдия.

– Ну даже классики говорили, что ум в женщине – это недостаток. Соответственно глупость…

– Так, по-твоему, я дура? – с вызовом спросила Клавдия.

– Ну вот, опять не в точку. Я же тупой, намёков не понимаю. Замётано: ты умная, – улыбнулся Савва.

Он был забавный. Клавдия застенчиво улыбнулась:

– Я дура. Прости. Не знаю, что на меня нашло.

– Всё в порядке. На самом деле это нормально. Просто ты всю жизнь жила, как будто в скорлупе. Она так приросла к тебе, что стала панцирем, второй кожей. А теперь её надо сломать, чтобы наружу выпита ты настоящая.

– Я и есть настоящая.

– Нет, ты играешь не свою роль. Помнишь, как у Шекспира: «Надень личину, и личина прирастёт». Так вот на тебя надели не твою личину. Я просто хочу снять маску.

– Ты красиво говоришь. Но это всего лишь слова.

– Вначале было слово. И потом Шекспир – это же гениально! «Надень личину, и личина прирастёт». А что, если сделать наоборот? Ты когда-нибудь мечтала стать актрисой?

Клавдия покраснела, как будто её застали за чем-то постыдным. В детстве она иногда представляла себя артисткой, хотя при её внешности мечтать об этом было смешно. Савва сделал вид, что не заметил её смущения.

– С сегодняшнего дня попробуй играть роль очень симпатичной девчонки. А я буду твоим стилистом. Идёт?

Идиотское предложение. Не хватало стать всеобщим посмешищем. Она помотала головой:

– В универе меня засмеют.

– Ну если хочешь, можешь для всех оставаться прежней. А мы с тобой будем играть в театр. Согласна?

Она на мгновение задумалась. Что она теряет? В мегаполисе маловероятно встретить кого-нибудь из знакомых.

– Не знаю. Может быть, – неопределённо сказала она.

Глава 8

– Я очень красивая. Я отлично выгляжу. У меня всё получается. Я знаю себе цену. Все в восторге от меня.

Почти месяц Клавдия, как заклинание, твердила эти фразы. Не то чтобы она верила, что превратится из гадкого утёнка в лебедя. Она трезво смотрела на вещи и скептически относилась к энтузиазму Саввы сделать из неё нечто симпатичное. Скорее, это было игрой, в которой каждый исполнял свою роль. Савва вообразил себя психологом, а она ему подыгрывала: каждый день по пять минут улыбалась своему отражению, а когда мамы не было дома, несла чушь про собственную неотразимость.

Поначалу Клавдия чувствовала себя полной идиоткой. Если бы кто услышал, как она себя нахваливает, в пору было сгореть со стыда. Постепенно чувство неловкости ушло, и она стала замечать, что утренний ритуал поднимает настроение. Правда, красавицей она себя так и не ощутила, но, произнося заученные фразы, она думала о Савве, и ей было приятно осознавать, что она хоть кому-то нравится.

Клавдия держала знакомство с Саввой в секрете. Мама не одобрила бы их дружбы. Она слишком болезненно относилась к парням. В отношениях с Саввой не было ничего предосудительного, но для маминого спокойствия Клавдия решила скрыть, что у неё появился друг. Это было не трудно. Антонина Павловна была заведующей кафедрой, читала лекции на дневном и вечернем отделениях, готовила абитуриентов к поступлению и проводила дома гораздо меньше времени, чем на работе.

Больше откровенничать было не с кем, хотя с Наташей они по-прежнему считались подругами. Наташа даже не заметила, что между ними пробежала чёрная кошка. Она была так занята собой, что не обращала внимания на чувства вассалов. Клавдия удивлялась своей слепоте. Только теперь она осознала, что их дружба существовала лишь в её воображении. Прежде разрыв с Наташей стал бы настоящей трагедией, но Савва сделал его безболезненным.

Они перезванивались каждый день и несколько раз встречались. Савва водил Клавдию то на выставки, то в театр, то на книжный развал, то просто по тихим улочкам в самом центре города. Клавдия не предполагала, что в сердце Москвы есть островки покоя. Без толпы город выглядел совершенно иначе. Каждое здание представало, как уникальное, хранящее свою историю. Савва рассказывал об архитекторах, стилях, судьбе прежних владельцев московских особняков. Он был ходячей энциклопедией интересных фактов.

Иногда Клавдия жалела, что Савва невысокого роста. Впрочем, для дружбы это не имело значения, а романтических чувств она не испытывала. Клавдия ещё помнила парня из автобуса. Может быть, потрясение, которое она испытала, увидев его, и называлось любовью с первого взгляда.

При встречах с Саввой она по-прежнему стягивала волосы в хвост и носила очки, но он будто не замечал этого. Клавдия подозревала, что обещание сделать из неё топ-модель всего лишь уловка, чтобы начать встречаться. Впрочем, она была не против. Её, как магнитом тянуло к Савве. Дело было даже не в его эрудиции. Только с ним она чувствовала себя остроумной и раскованной. Только с ним покидала броню, которой окружила себя с детства.

В пятницу Савва обещал показать ей Воробьёвы горы. В школьные годы Клавдия бывала там не раз. Их класс часто возили во Дворец детского творчества на Неделю детской книги и другие праздники. Но Савва считал, что города не увидишь, если ходишь в табуне.

Три дня Клавдия жила предвкушением этой поездки, но с утра стало ясно, что день для прогулки выдался не самый удачный. По закону подлости с ночи задождило. К полудню дождь прекратился, но тучи волглой полстью укрывали небо. Сквозь серую толщу не проглядывало ни единого голубого лоскутка. В воздухе висела водяная взвесь. Было сыро и промозгло.

Прежде в такую погоду Клавдию на аркане было не вытянуть на улицу, а сейчас она не могла дождаться окончания занятий, чтобы хоть в дождь, хоть в слякоть встретиться с Саввой. Что с ней такое произошло? Ведь не влюбилась же она, в самом деле! Нет, на этот счёт мама могла спать спокойно. Клавдия совсем по-иному представляла себе любовь.

Из тёмного окна вагона метро на девушку смотрело её отражение, похожее на негатив. Клавдия вспомнила фото знаменитой Коко Шанель. Ничего особенного, а считалась чуть ли не идеалом красоты.

Повинуясь неожиданному порыву, девушка расстегнула заколку. Густые волосы рассыпались по плечам. Она сняла очки и спрятала в карман.

Без них лица пассажиров казались слегка размытыми, как и отражение в стекле.

«Почти красавица. Все в восторге от меня», – с иронией подумала Клавдия.

Однако пик уверенности уже прошёл. В душу закралось сомнение. Может, не стоит ничего менять? Савва наверняка забыл, что собирался заниматься её имиджем. Ещё подумает, будто она намекает на его обещание. Рука безотчётно нащупала в кармане очки. Если бы Клавдии пришлось проехать ещё остановку, привычка одержала бы верх. Но поезд вырвался из тоннеля, двери вагона открылись и монотонный голос объявил: «Воробьёвы горы».

В отличие от подземных станций, эта казалась полной воздуха и света. Стеклянные стены создавали ощущение простора. Здесь никогда не было многолюдно. Вот и теперь всего несколько человек вышли из поезда. Клавдия беспомощно огляделась и полезла за очками.

– Тебя сегодня не узнать, – услышала она голос Саввы.

Клавдия стушевалась, поспешно достала очки и собиралась водрузить их на нос, но Савва её остановил:

– Э-э-э, нет. Постой. Я всё же чудом умудрился тебя узнать по твоему прикиду. Его ни с чем не спутаешь.

– Чем тебе не нравится мой прикид? – вскинулась Клавдия. Она не собиралась выслушивать его критику.

– А тебе он нравится? – вопросом на вопрос ответил Савва.

– Он практичный, – холодно сказала Клавдия.

– О мир людей, погрязших в прагматизме! Есть ли в нём место красоте? – с пафосом воскликнул он.

– Не паясничай.

Через стёкла было видно, что дождь разошёлся не на шутку. Погода явно не подходила для осмотра панорамы города.

– Кажется, наша экскурсия накрылась медным тазом, – вздохнула Клавдия.

– Да-а, ситуация. Ты без зонта?

– Я его редко беру. Мама говорит, у меня особый дар терять зонты.

– У меня тоже, поэтому я зонтом так и не обзавёлся. Пустая трата денег. Что будем делать?

– Не знаю, – Клавдия пожала плечами. Как всегда, не везёт.

– Зачем так печально? Нужно во всём видеть хорошее, – улыбнулся Савва.

– Ну да. Гуляние обломилось, зато в метро покаталась. Когда бы я ещё проехала по этой ветке? – с сарказмом произнесла девушка.

– Эврика! Ты гений! – воскликнул Савва. – Поедем на экскурсию по метро.

– Шутишь? – усмехнулась Клавдия.

– Я серьёзен, как никогда. Разве ты не слышала, что московское метро самое красивое в мире? Поедем, я тебе его покажу.

– Я его вижу по два раза на день. И надо сказать, это довольно сомнительное удовольствие.

– Ты видишь не метро. Ты видишь толпу. А метро – это поэзия. Это – сказка.

– Ненормальный, – покачала головой Клавдия.

– Нормальность – понятие относительное, как и всё в этом мире.

Савва потянул её к подошедшему поезду.

– И куда мы отправимся? – без энтузиазма поинтересовалась Клавдия, всё ещё считая затею Саввы нелепой.

– В бесконечность. Иными словами – по Кольцу.

Они доехали до «Киевской». Савва сделал картинный жест рукой и, подражая экскурсоводам, сказал:

– Эта великолепная станция прославляет дружбу русского и украинского народов. Обратите внимание на мозаичные панно. – Внезапно Савва отбросил пафосный тон и озорно улыбнулся: – Ты их когда-нибудь разглядывала?

– Так, мимоходом.

– А ты остановись и посмотри. Представь, сколько времени и труда понадобилось, чтобы из кусочков смальты сложить эти картины. От безразличия творчество умирает. Хотя бы кто-то хоть изредка должен оценить мастерство художника. Иначе все станции можно облицевать одинаковой плиткой, как общественные туалеты. Практично, но уныло.

Клавдия приняла последнюю реплику на свой счёт. Мало того, что сняла очки и распустила волосы, теперь ещё и гардероб поменяй! «Практично, но уныло».

– Ты намекаешь на мой прикид? – с обидой в голосе спросила она.

– Ни на что я не намекаю. Расслабься. Перестань искать подвох в каждом слове. Хочешь прикол?

Клавдия молча пожала плечами, всё еще не зная, то ли дуться, то ли она и впрямь ведёт себя глупо.

Савва подвёл её к большому мозаичному панно и объявил:

– Вот. «Борьба за Советскую власть на Украине».

– Ну и что? – не поняла Клавдия.

– Не видишь ничего прикольного? Смотри, какой красноармеец продвинутый.

Савва указал на солдата с рацией. Создавалось впечатление, что перед тем ноутбук, а в руках боец держит мобильный телефон.

Клавдия улыбнулась.

– В самом деле, прикол. Как будто мобильник. Никогда бы не заметила.

– Мы много чего не замечаем. Как насчёт доисторических животных?

– В каком смысле?

– В самом прямом. Метро ими просто кишит. Если не ошибаюсь, в метро около тридцати станций, где они встречаются, – объявил Савва.

– Опять прикол?

– На этот раз всё по-честному. Едем дальше по Кольцу.

Клавдия гадала, что же имел в виду Савва, но он только загадочно улыбался.

«Краснопресненская» с колоннадой из тёмно-красного мрамора выглядела помпезно. Савва, ни слова не говоря, одну за другой осматривал колонны.

– Думаешь, за ними прячутся доисторические животные? – подтрунила Клавдия, следуя за ним по пятам.

– Смотри глубже. Внутри них. Кстати, вот и он! Отличный экземпляр. Раковина моллюска, который жил за много веков до нашей эры.

Белые прожилки на красном мраморе и впрямь походили на раковину, но это могло быть простым совпадением.

– По-моему, у тебя разыгралось воображение, как с ноутбуком у красноармейца, – улыбнулась Клавдия.

– Не веришь? Поехали, я тебе ещё покажу.

Они заскочили в подошедший поезд, доехали до «Белорусской» и на эскалаторе поднялись в вестибюль. Савва направился к турникетам.

– Мы выходим? – удивилась Клавдия.

– Нет. Просто здесь есть любопытный экспонат.

Клавдия сама увидела на мраморной стене закрученную в спираль раковину. Она чётко выделялась на красноватом фоне. Это не было рисунком или творением человеческих рук.

– Теперь веришь? – спросил Савва. – Раковина аммонита в разрезе.

Савва всё больше удивлял Клавдию.

– Откуда ты всё знаешь? – спросила девушка.

– Один друг увлекается палеонтологией. Он мне показал несколько экземпляров, а потом я стал сам искать. Иной раз занятно, особенно когда кого-то ждёшь в метро.

Клавдию кольнула ревность. Прежде она не задумывалась, что у Саввы может быть личная жизнь: друзья или девушка, которую он ждёт в метро. Инстинкт собственницы уже пустил в ней корни. Ей не хотелось делить Савву ни с кем.

– И многим ты показывал этих моллюсков? осторожно спросила Клавдия.

– Только тебе. Не поверишь, но обычно я не играю роли массовика-затейника. С тобой я вообще становлюсь другим.

«Я тоже», – подумала Клавдия, но промолчала.

Поиск следов ископаемых превратился в увлекательную игру. Они выходили на каждой станции и всюду находили навечно вмурованных в мрамор аммонитов, наутилусов, морских ежей и брюхоногих моллюсков. Савва сыпал названиями и рассказывал, как были устроены эти древние обитатели планеты. Наконец они пресытились этой забавой.

– Я не думала, что экскурсия по метро может быть такой интересной, – искренне сказала Клавдия.

– Ты ещё не знаешь, что я приберёг напоследок, – загадочно улыбнулся Савва. – На «Площади Революции» часто бываешь?

– Нет, а что?

– Тогда я покажу тебе место, которое обязан знать каждый студент.

Станцию украшали бронзовые фигуры советских героев. Воины с суровыми лицами, точно при выполнении боевого задания, притаились в арках-нишах. Савва мимоходом показал на красноармейца с револьвером:

– У этого бойца всё время револьвер воруют.

– Зачем? Боятся, что выстрелит? – усмехнулась Клавдия.

– Не знаю. Но три-четыре раза в год его обезоруживают. Не успеют приклепать новый, как его утаскивают.

Они подошли к пограничнику с собакой. Статую покрывала патина. Только нос пса был начищен до блеска.

– Рекомендую. Место паломничества студентов. Если хочешь успешно сдать экзамен, нужно потереть собачий нос, – сообщил Савва.

– И кто это придумал? – поинтересовалась Клавдия.

– Народное поверье. Говорят, помогает.

Путешествуя под землёй, они не заметили, как наступил вечер. Савва проводил Клавдию до «Кузьминок». По негласному правилу, от метро она шла одна.

По дороге домой Клавдия в который раз благодарила судьбу за то, что познакомилась с Саввой. С ним каждая встреча становилась праздником. Кто ещё сумел бы превратить катание в метро в приключение?

Уже возле самого дома Клавдия спохватилась, что идёт с распущенными волосами. Она поспешно собрала их в хвост. Лучше, если для всех она останется прежней. Только для Саввы она будет чуточку другой.