Kostenlos

Кому в лицее жить хорошо

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Поэтому я нагружала себя английским максимально, как могла. В какой-то момент, ближе к новому году, я перегорела. Я написала контрольную за полугодие по английскому на шаткую четверку, и мне было очень грустно из-за этого. Результаты в классе были сильно лучше. Я полностью завалила аудирование. В грамматике были ужасно глупые ошибки. Я расстроилась и долго не могла себя заставить снова сесть учить язык.

Однако, спустя пару месяцев, во мне проснулась страсть к языкам. Я резко захотела заговорить на английском как носитель и выучить еще французский, немецкий, чешский. Меня преследовало это желание, и было очень больно каждый раз, когда я до позднего вечера сидела за одной только ромашкой, а потом осознавала, что у меня ни на что не осталось времени и что уже стоит идти спать. Я ставила себя цели по языкам: десять слов в день. И не выполняла их. Я почти никогда столько слов не учила. И корила себя за это. «Какая я ленивая, нужно это сделать и всё. Это же так легко». Но потом снова все равно не садилась и не выучивала нужные слова.

Еще для меня проблемой оказалась дорога до новой школы. Моя прошлая была в пяти минутах ходьбы от моего дома, а тут мне пришлось ехать полтора часа (я живу в области). Я вставала в 6:30. Это было ужасно. Раньше я в 7:30 еле-еле просыпалась. Собиралась час. В 7:20 надо было выйти, чтобы приехать почти впритык к урокам. Я ехала на электричке, потом на метро. На моем направлении всегда ужасно много людей с утра – все едут на работу в Москву. Я стою сорок минут в переполненном вагоне. Потом пересадка в метро – всего на десять минут, но нужно идти с большим потоком людей в какие-то проходы… ты сонный, вокруг толпы народу, все шумят, стучат обувью, а еще со всех сторон шум поездов и большого города… потом еще 15 минут идти до школы. К декабрю я была мертвой. И меня убивало не столько количество уроков и учебы, сколько именно дорога. С утра – вставать непривычно рано, идти к станции. Я вообще жуткая соня. В не учебное время я обычно сплю до одиннадцати или двенадцати. А тут – 6:30. Братья еще спят – им вставать только через час. Я тихо, стараясь никого не разбудить, привожу себя в порядок и готовлю себе еду. Обычно еще надо приготовить заранее братьям, так как они сами ничего нормально не сделают, а мама встанет позже них и сразу пойдет на работу.

Я всегда ужасно сонная. С мучительной тоской я пью чай, потом собираю тихо рюкзак и иду окаменевшими ногами к станции. Там много людей. Холодно. Противные люди, которые заполонили весь перрон. Даже нет такого места, где меньше людей, чтобы туда встать. Ветер. Самонадеянно забытый шарф плачет дома. Безумно хочется в теплую постель. Я представляю, как зайду в переполненную электричку и буду вдыхать запахи плохо пахнущих людей, как буду стоять все сорок минут без возможности сесть и как ближе к концу, слушая: «следующая станция…», не буду чувствовать ног. А потом будет метро: придется мертвыми ногами прорываться к выходу, с толпой людей и мутным сознанием куда-то спускаться, подниматься, поворачивать, проходить. Придется стоять на проходе, надеясь, что тебя не толкнут и не обругают, полчаса искать свою проездную карточку в кошельке. После этого – эскалатор… толпиться в очереди, недоумевая, почему тупые люди не встают по обе стороны… все-таки решить обогнать всех людей и пройти, чувствуя себя Богом, слева.. потом слушать грубые возгласы и ощущать толкания людей, которые хотят пройти своим быстрым резвым шагом… неужели они не хотят спать? Неужели им обязательно идти?

Стоишь на перроне и представляешь: после эскалатора придется бежать к вагону подходящего метро и пробираться к двери, толкая людей, слушая бурчания и возмущения: «Куда лезет?», «А можно аккуратнее?» и пытаясь подавить голос совести. Несколько секунд – пытаешься не обращать внимания на осуждающие взгляды. Потом еще один квест: выйти из вагона, протолкавшись к выходу (потому что за несколько станций тебя прижимают к серединному положению между дверьми), спрашивая у каждого: «Вы на следующей выходите? А вы? А вы выходите на следующей? Извините, вы не выходите на следующей?» И кивать на вопрос: «Выходите ли вы на следующей?». И даже выплывая из вагона на крыльях запахов людей, слышать, как новое поколение выходящих готовится: «А вы выходите на следующей?» И видеть на выходе жадные лица людей, которые со звериным нетерпением ждут, пока все выйдут из вагона, чтобы кинуться в двери и успеть зайти перед их закрытием.

Ты стоишь на перроне, представляешь всё это, и тебе абсолютно искренне хочется броситься под электричку. У тебя даже шатается тело и кружится голова, потому что ты слишком поздно лег. Сейчас предстоит еще долгая дорога. Я вот так стояла в декабре и чувствовала себя морально вымотанной. Как будто ты кисленький красивенький лимончик, который полностью выжали.

В день на дорогу уходило примерно 3 часа. Я вначале думала: «Ничего, буду учиться, слушать подкасты или читать что-нибудь!» Читать почти невозможно – тебе некуда даже рюкзак деть, не говоря уже о книге. Люди очень плотно окружают и в метро, и в электричке. И еще в большинстве случаев ты не хочешь ничего читать. Ты хочешь стоять, досыпая, слушая музыку и больше ничего. Если вдруг тебе удается прислониться к стене, сиденью или поручню – ты просто спишь, стараясь сделать музыку такой громкости, чтобы она позволяла находиться в состоянии полудремы и одновременно с этим заглушала звуки людей, окружающих тебя. Еще ты пытаешься так повернуться, чтобы твой рюкзак был в максимальной безопасности. Тебе часто мерещатся мошенники. Не знаю, может, у кого-то такого нет, но у меня бывает часто. Особенно в метро. Особенно если кто-то бросит на мой рюкзак взгляд, а я это замечу.

Поэтому вот все эти романтические поездки с книжкой, кофе и все дела – полная брехня. Не знаю, наверно, такие люди действительно есть, но лично у меня на кофе денег нет, а если бы и были – купить кофе для того, чтобы разлить его на входе в вагон – такая себе идея. А книжку ты в жизни почитать не сможешь в забитом вагоне. А по субботам, когда в электричке немного меньше народу и у тебя такая возможность есть, ты не будешь хотеть ничего читать – ты будешь хотеть спать или валяться на пляже под солнышком. Ну или тебе нужно будет прочесть какой-нибудь параграф из учебника, который ты не успела прочесть вечером. И ты вспомнишь об этом в метро. Резко откроешь глаза и будешь заспанными очами вглядываться в параграф, пытаясь что-то понять. Так что никакой романтики. Только урон здоровью и толпы, толпы, бесконечные толпы людей.

Когда много учебы и других проблем, часто хочется отдохнуть, погулять с кем-нибудь. Но уже в сентябре я, как и говорила выше, столкнулась с той самой проблемой богатых ребят. На фоне моих отношений с родителями медленно развивались другие – с новыми одноклассниками. Раньше у меня почти не было друзей – и вот, шестнадцатилетняя девочка пытается их себе найти. И у нее не получается.

В тот день, когда я познакомилась с компанией ребят, с которыми обсуждала Бодрийяра, мы болтали очень долго. В итоге все решили пойти пообедать в ресторан, который находился недалёко от школы. Я собралась вместе с ними. Мы шли, не прерывая споров и разговора. Параллельно я со многими познакомилась. В компании оказались классные и интересные ребята: и мальчики, и девочки. Мне, привыкшей к гопникам, хулиганам, легкомысленным и тупым девочкам, к ученикам, которые ничего не хотят в своей жизни, кроме бухла, тупых шуток и секса, было удивительно погрузиться в общество одноклассников. Вместо детей, у которых в головах нет абсолютно ничего, я познакомилась с такими же на вид детьми, но у них уже была и цель, и мысль. Я осознала, что они по-настоящему жили, в отличие от ребят с моего двора и из моей прошлой школы. Там ни у кого не было будущего, да и еще меньше человек вообще хотели какого-то будущего.

А мы шли, громко переговаривались, как будто стараясь перекричать друг друга. Кто-то периодически шутливо делал замечания: «Чего вы так кричите? Вон на вас полицейский подозрительно смотрит. Думает, революционеры идут» или «Не так громко! Вы моего друга, бомжа Саню, только что разбудили». Споры были действительно ожесточенные. Могла ли я до этого подумать, что возможно идти вшестером по улице в центре, когда вас окружают старинные дома и собянинская брусчатка, и очень эмоционально, с резкими жестами, выражать свое согласие или не согласие с философскими или социологическими концепциями Бодрийяра? Нет, не могла.

Мы пришли в ресторан и быстро нашли подходящий столик (ресторан был рассчитан в том числе на большие компании). У нас оставалось примерно сорок минут на обед. Нам дали меню. Цены там были весьма приемлемые. Я подумала, что могу себе это позволить и заказала какое-то блюдо за 350 рублей. Ребята знали, куда шли – еду приготовили быстро. Все начали активно есть. Но я обнаружила, что блюдо я заказала самое не удачное – салат был маленьким и совсем не питательным. Я сидела ужасно голодная, медленно ела его и слегка выпала из общей беседы, потому что мне было жутко грустно.

Я начала корить себя за неудачно заказанное блюдо и за 350 рублей, которые я на него потратила.

У меня даже спросили, все ли у меня хорошо – с настолько грустным лицом я сидела. Но я отшутилась, сказала, что у меня всё прекрасно. Однако обратно к школе я бежала вместе со всеми абсолютно морально разбитая. Этих денег, которые я потратила на салат, мне должно было хватить надолго, минимум дня на три. Плюс к этому я оставалась такой же голодной, а предстояли еще уроки. Я забежала в магазин возле школы, купила Аленку по скидке, и на ходу съела ее, чтобы хоть как-то насытиться. При этом я немного опоздала на урок, за что тоже на себя злилась.

На следующий день я с утра в метро встретилась с девочкой из этой компании. Она радостно со мной поздоровалась, мы начали о чем-то разговаривать. Как только мы вышли из метро, направились к кофейне. Девочка хотела купить там себе кофе. У меня не было денег. Мне пришлось сказать ей, что я не люблю кофе, хотя это неправда. Я стояла возле витрины, пока заказ моей знакомой делался, и смотрела на тортики и на стаканчики с кофе. У меня были деньги на кофе – мама дала мне их вечером. Но я понимала, что больше до конца недели она мне не даст. И я не могу из-за этого потратить 180 рублей на одно небольшое кофе. Но оно стояло и манило меня ужасно. Оно будто говорило: «У тебя же есть деньги, купи меня, купи-купи. Вот стоит твоя подружка, она уже купила кофе. Ты тоже можешь. Давай же, ну? Что тебе мешает?»

 

Возможно, это кажется смешным, но на самом деле это было трудным психологическим испытанием для меня. Если бы я не вошла в кофейню, то ничего бы не было – я бы не подумала о кофе, не увидела его и маленькие вкусные тортики на витрине за стеклом. А когда ты непосредственно находишься перед ужасно искушающими вещами, ты смотришь на них (или даже не смотришь, тут без разницы) и думаешь: «Они так близко. А я такая голодная. Я так замерзла. Как было бы классно купить кофе». Но ты не можешь. Ты ничего не можешь, как говорит тебе твой мозг. Однако, самая большая проблема – иметь при себе деньги, которые нельзя потратить на то, что у тебя перед глазами, особенно если ты голодная и замершая, а перед глазами вкусняшки и кофе. Наверное, кто-то скажет, что это ерунда и я гиперболизирую. Возможно. Но я просто такой человек. Мне это действительно трудно. Трудно с этим справиться. Иногда я как будто чувствую, что мне нужна помощь: кто-то должен за уши оттащить меня от витрины, вывести из ресторана. Я сама не могу – меня одолевает миллион эмоций, и все они негативные. А моя знакомая стоит передо мной, пьет горячее кофе из кружки и рассказывает о чем-то. Сзади стоят в очереди люди – и все за чем-нибудь вкусным. Все она счастливы. Эта мысль появляется сразу, и ее невозможно убрать.

И я стою, улыбаюсь и отвечаю что-то своей знакомой, а в груди – паника, грусть, забитость. Мы покидаем кофейню, доходим до школы, заходим в раздевалку – там девочка с здоровается с ее знакомым и начинает с ним разговаривать. Я внезапно чувствую себя убитой, растерзанной, растоптанной. Девочка не обращается ко мне, ничего у меня не спрашивает, ничего про меня говорит. Мне становится обидно. Не знаю, что это – ревность, наверно. Ужасно глупая ревность. Мне совершенно не хочется подходить к девочке и вторгаться в их разговор, как сделали бы те, кто хочет продолжить общение. А мне хочется уйти, убежать, спрятаться или наоборот, идти, гордо подняв голову с мыслью: «Ну и общайтесь там, больно вы мне нужны». Какая-то глупая защитная реакция наступает. Я хочу сразу уйти в себя: сидеть, читать, рисовать, писать – только чтобы показать всем этим людям, что… чтобы им ничего не показывать. Я начинаю злиться, причем совершенно не обоснованно, на свою знакомую. Из-за этого, ничего не сказав ей и ее другу и даже не посмотрев в их сторону (а точнее кинув туда злобный взгляд), я ухожу из раздевалки искать свой класс.

Если бы я не испытывала такие ужасные эмоции на ровном месте, если бы подошла к ребятам и нормально поговорила бы с ними, то всё было бы гораздо лучше. Быть может, мы скоро бы подружились с ними. Я же еще вчера так хотела общаться с этими ребятами. А сейчас что? Эх! Просто обижаюсь на них просто так и убегаю.

Обида – это вообще моя проблема. Я ее прекрасно вижу и осознаю, но что с ней делать – если честно, не знаю. Как-то контролировать ее у меня никогда не получалось. Если кто-то говорит с другим человеком, а не со мной – у меня в груди совершенно независимо от моего мозга (так как им я думаю другое), зарождается обида и начинает меня грызть.

Вот представьте, ситуация: я стою, беседую в кругу ребят – нас человек 6, еще парочка стоят чуть подальше, слушают нас, вставляют свои комментарии. И меня в любой момент, когда говорю не я, может начать резко грызть обида и желание уйти, уйти, уйти, уйти, уйти, сбежать как можно дальше. Почему? Я не знаю! Эта эмоция просто рождается и не уходит. Она настойчиво грызет меня.

Мне кажется: ой, это не те люди, с которыми я хотела бы общаться. Ой, они одеваются не так, как мне нравится. Ой, мне неуютно. Мне кажется, что на самом деле мне почему-то становится страшно. Но почему? Это идет даже не из подсознания. Это идет откуда-то глубже. Я стою, и сама себе порчу впечатления от беседы. Все ребята стоят, нормально общаются. Я тоже очень хочу так, но меня внутри грызет вот эта вот непонятная обида. Она мешает мне трезво оценить обстановку: алло, ты просто стоишь и просто что-то обсуждаешь вместе со всеми, как и каждый из этих ребят напротив тебя. Зачем ты сразу хочешь сбежать куда-то?

Я испытывала такие эмоции в 16 лет. Они кажутся мне детскими: такие странные, поистине детские заморочки. Но вот, они живут со мной, и как их прогнать, как устранить? Я думала: «Мне нужен психолог. Хочу походить к психологу». Многие мои знакомые и косвенные знакомые говорили, что это им помогло что-то в себе перебороть. Но тут я сталкивалась с двумя проблемами.

Во-первых, мои родители к психологам относятся очень негативно и ни за что в жизни меня туда не отправят. Даже если я очень попрошу. Они не отправят из-за своих принципов. Может, скажут что-то вроде: «Зачем тебе психологи, поговори с нами». У меня нет каких-то больших проблем в общении с родителями: наоборот, я привыкла рассказывать им о свои проблемах. Они вполне нормально воспринимают мои переживания, но я хочу просто выплакаться кому-то, выплеснуть эмоции. Родители не подходят, я не хочу их грузить этим, не хочу, чтобы были какие-то последствия. Просто. Выплакаться. Я чувствую, как эмоции бурлят внутри меня, и если я давлю на них, то ничего хорошего не выходит. Я вроде бы о них забываю, но они всё равно остаются, и как только я вспоминаю, они накатывают огромной волной. У меня сразу такое ощущение, что если я сейчас позволю эмоциям выйти наружу, то буду рыдать где-то несколько часов. Поэтому я была уверена, что психолог мне поможет. Я никого не грузила бы этим, потому что выслушивать – его профессия. И еще мне не давали бы советы. А если давали, то такие, легкие, и принимая или не принимая их, я бы никого не обижала. Мне надо было просто вырыдать это всё. Просто проговорить – не на бумаге или где-то еще, а губами, ртом, с живым человеком передо мною: сказать, что меня тревожит, сказать в подробностях, как я говорю это сейчас.

Многие мои знакомые так и делали. А у меня не было этой возможности. Не было никак. Потому что, во-вторых, у меня не было личных денег хотя бы на один сеанс с нормальным психологом. Скажем так, личных денег у меня вообще почти не было. А те, которые были, оказывались «мамиными» всегда, когда она о них узнавала. А я, так как люблю и доверяю ей, часто говорила про «мои» деньги, которые я накопила. А она говорила, что это ее деньги и иногда забирала их. И это было ужасно грустно. Пресловутое отсутствие денег угнетало меня всю мою жизнь, сколько я себя помню. При этом я испытала ужасно неприятные эмоции, которые часто мешали мне жить в дальнейшем, в том числе заниматься или общаться с близкими. И это не только про беседы в кругу компании ребят, где я начинаю чувствовать непонятную и непреодолимую обиду. Это еще про отношения с родителями, которых я, несмотря ни на что, люблю.

Однажды в моей жизни произошел такой случай. Меня знакомые девочки позвали походить вместе с ними на танцы по хип-хопу. Я всегда мечтала научиться танцевать именно в таком стиле, так как чувствовала внутри себя стеснение, которое было трудно преодолеть. И я верила, что танцы помогут мне раскрыться, раскрепоститься, развить свою внутреннюю «девочку». Это был как будто шанс исполнить мою мечту. Курс стоил 4500. У меня всего накопленных было 2000.

Когда я рассказала про танцы и свое материальное положение своему парню, он сказал, что может дать мне 2500 в долг. Мы договорились, что я верну ему сразу, как смогу. Я, чуть ли не рыдая о счастья, согласилась. Я знала, что смогу накопить или попросить у мамы часть чуть позже, когда ей придет зарплата.

Я на утро сходила, положила все наличные себе на карту в банкомате. Когда возвращалась домой, мама встретила меня и попросила сходить в магазин, купить продуктов. У нее не было с собой денег, и она, спросив, есть ли у меня что-то на карте, попросила заплатить этими деньгами. Пообещала отдать. Я сходила в магазин и купила всё, что надо, потратив 300 рублей (а на карте у меня лежало ровно 4500 для танцев). Когда я пришла домой, мама не вернула мне эти 300 рублей.

Я безумно разозлилась на нее и на весь мир вокруг. Мне стало невыносимо грустно, я захотела рыдать. Или даже нет – рыдать я не хотела, мне просто было очень грустно. Но я постаралась себя сдержать. Я чувствовала, что моя злость не оправдана, что глупо будет срывать ее на маме. Я не хотела этого делать. Мама такого не заслуживала. Не заслуживала моей глупой злости. Тем более – что за чушь, из-за ста рублей испытывать такие эмоции. Всего сто глупых рублей. Но они решали исход воплощения моей мечты.

Я зашла на балкон с кружкой чая, чтобы хоть немного успокоиться, и плюхнулась на диван, который там стоял. Ко мне подошла сестра и села рядом с мороженым. Начала мне что-то говорить. Я разозлилась и на нее. Она меня жутко бесила. Меня раздражало, что я не могу запереться где-нибудь одна и спокойно подумать, остыть, понять, что не стоит так волноваться. Я поджала колени и опустила на них голову, стараясь себя сдержать, стараясь спрятаться и успокоиться. Сухо ответила что-то сестре, и мне стало за это немного стыдно. Что же я за плохой человек – сестра хочет поговорить со мной, а я ее вот так вот жестоко игнорирую, как будто пренебрежительно отвечая на ее вопросы и комментарии. После этого сестра на меня обиделась, и, я думаю, в памяти у нее четко отложился этой случай. Я сидела, и у меня в груди все жгло. Я даже ни о чем не думала – но в груди сидела какая-то ужасно большая обида непонятно на что. Я даже не могла логически объяснить причину этого чувства. Мне просто было плохо, грустно, обидно.

Между тем, пока я сидела на балконе, мама положила мне на стол 300 рублей (за те, которые она мне не додала с утра) и сообщила мне об этом. Я перестала на нее злиться, осознав, что она сейчас сделала, чтобы дать мне эти 300 рублей. Я чуть не заплакала от осознания свое глупости, жалкости, жестокости. Наверно, было бы лучше, если бы заплакала – мне стало еще больнее в груди. Потом мне стало безумно жалко, что моей маме вообще приходится возвращать мне 300 рублей, чтобы я могла записаться на танцы. Мне стало безумно стыдно, что я трясусь над ста рублями и испытываю из-за их отсутствия такие эмоции, такие чувства. Это же так глупо, так тупо, так недостойно. Но между тем я понимала, что эти сто рублей составляют путь к моей мечте – записаться на танцы. И от этого мне стало еще грустнее.

Я изо всех сил старалась не обижаться на маму, мне было очень стыдно. Но обида все равно приходила. Обида складывалась из всего, что я испытала в этот день. Надо было еще идти класть деньги в далёкий банкомат. Не знаю почему, но на меня и это давило. Я сидела, вот действительно, как раздавленная. Горечь, обида, боль, неприятно сосущее томление в груди. Из-за него я не успела сделать домашнее задание по английскому. Просто не могла. Не могла сесть и делать что-то. Мне хотелось повалиться на кровать и смотреть в потолок. Хотелось осознать, что злиться не надо, что эта обида – глупая. Я прекрасно понимала это. Но клеточки моего тела не понимали. Они всё бились, бились, бились… И мешали мне даже делать домашнее задание. Потом у меня были проблемы из-за этого. Из-за какой-то противной обиды.

В итоге я пошла на свои танцы. Но отношения с мамой были сложными. После этого случая я чувствовала на себя тяжесть вины за слишком пренебрежительное отношение к ней. Меня добил следующий случай: когда мама купила себе новую одежду и стояла, мерила ее перед зеркалом, а я подошла и, сказав, что одежда сидит классно, напомнила ей, что мне нужен спортивный костюм, мама так посмотрела на меня. Она такими глазами на меня смотрела, что я захотела разрыдаться и обнять ее. Она смотрела виноватым, смущенным взглядом, как бы говоря: «Я что, позволила себе купить две юбки, когда моей дочери нужна была какая-то одежда? Да как я могла!» И ее взгляд просил прощения и скромного, потаённого разрешения оставить все-таки юбки себе. Это было так, с какой-то стороны, жалко, а с какой-то грустно, мило, любяще. Я почувствовала себя неимоверно виноватой. Я уверила маму, что ничего такого я в виду не имела, и что это не срочно (хотя это было очень срочно).

Вот примерно такими у нас были отношения с мамой. И сколько проблем в них было из-за недостатка денег! Но не только в них. Отношения с ребятами у меня страдали очень сильно из-за этого. Например, девочки, с которыми я познакомилась в начале года на уроке обществознания, как-то позвали меня пойти посидеть в ресторан. Я, зная свое искушение потратить деньги, которых у меня и так не было, отказалась. И дальнейшее общение у нас с ними не сложилось. Все девочки, которые пошли в ресторан, передружились, я постоянно видела их вместе в течение года. А со мной они просто здоровались и все. Одна из них даже забыла, что мы когда-то с ней общались. И так было со многими компаниями.

 

Поэтому я стала прибиваться к «бедным» ребятам. Я уходила гулять с ними, иногда специально выбирая их общество, хотя меня звали на улицу не только они. Я прибивалась к компании «обычных», думая, что они сильно лучше, чем все остальные: мажоры и «избалованные» дети. Этот момент, на самом деле, очень трудно проследить. С одной стороны, я предпочитала общаться с такими же, как я, но при этом подсознательно очень хотела бы оказаться в компании «богатых».

Мои знакомые из бедных семей, которые не ходили в дорогой одежде, обедали багетами из пятерочки, а не салатами, супами и сандвичами в ресторанах, не печалилась по поводу своего материального обеспечения. Они жили и не теряли ни минуты этой жизни. Жаль, что я тогда так не умела. Но так получалось, что я очень часто забывала про существование таких ребят и будто подсознательно ставила их ниже тех, чьи родители много зарабатывали. Я это понимаю только теперь, тогда же я просто страдала.

К этим ребятам я относилась немного с пренебрежением, хотя сама была одной из них – такого же социального статуса, скажем так. Я общалась с ними, но не предавала их существованию, их чувствам, их целям такой же значимости, как ребят из состоятельных семей. Поэтому я чувствовала себя сволочью. В итоге я не смогла найти себе лучших друзей нигде – ни в одной из компаний. Мне из-за этого было грустно и одиноко. Когда я видела группы ребят, которые всегда были вместе, которые выкладывали совместные фоточки или делали общие проекты, я завидовала им. А зависть – это самое глупое и самое плохое чувство на земле. Оно даже хуже обиды и злости. Потому что оно слишком сильно на тебя действует. Я себе же ставила палки в колеса из-за этой зависти. Частично это было и из-за обиды тоже. А может быть, еще из-за страха – как тогда, в моем рассказе про беседу ребят в кругу.

Из-за моих переживаний я часто плакала. У меня были моменты в жизни, когда я осознавала себя глупой, ни на что не способной, излишне эмоциональной. Я видела столько классных ребят вокруг себя – и вот, в их общество каким-то образом затесалась глупая девочка из области. У меня снижалась мотивация что-либо делать, когда я осознавала уровень своей отсталости, моральной и умственной. У меня было столько книг, которые я хотела прочитать, а другие уже прочли. Столько статей, которые другие уже видели, а я нет. Столько подкастов, которые другие уже слушали, а я нет. Столько информации, о которой другие знали, а я нет. Я, примерно к февралю десятого класса, стала считать себя тупой и ни на что не способной. Я перестала активно заниматься, работала только на домашнее задание. Потому что я никак не могла примириться с мыслью о своей отсталости. Она меня преследовала. И только теперь, в одиннадцатом классе, я поняла, что мне нужно было заниматься, а не страдать – и тогда бы сейчас у меня все было гораздо лучше. А я тратила время на слезы и на попытки справиться со своими эмоциями. Я запиралась в туалете и плакала, но очень тихо, чтобы никто не узнал, что я плачу. Или я шла в душ и, стоя под льющейся водой, беззвучно рыдала. Мне было стыдно за себя, но двигаться вперед у меня просто не было сил. Это был адский бег по кругу.

Вечером я тоже часто не могла уснуть. Я лежала, уткнувшись в подушку и жалея, что я сплю в одной комнате с братьями и мне нельзя даже нормально порыдать. Я завидовала всем тем детям, у которых была их собственная комната. Какие вообще проблемы могут быть, когда есть собственное пространство, еще и закрытое? Такие ребята даже не представляют, насколько они счастливы. Мне приходилось поворачивать голову к стене и плакать. Слезы лились по моему лицу и затекали мне в ушки. Это было очень-очень грустно. Я плакала подолгу, и потом мертвая вставала с утра. Из-за нервов я несколько часов не могла уснуть по ночам. «Я самая ужасная». «Я пропащий человек». «На что я способна вообще в своей жизни?».

Я настолько свыклась с мыслью, что я самая тупая, что это стало плохо отзываться не только на моей самооценке в целом, но и на важных для учебы вещах. У нас в школе многие участвуют в каких-то олимпиадах. Ребята к ним готовятся и рассматривают их как хороший вариант поступления в ВУЗ. Но я из-за своей низкой самооценки решила, что не достойна участвовать в олимпиадах. У меня ничего не получится, я ничего не знаю. Как-то так я подумала и полностью проигнорировала все олимпиады.

Но в конце года я осознала, что мне надо было начинать готовиться в начале десятого класса, и тогда бы у меня был бы шанс выиграть какую-то олимпиаду в одиннадцатом, например. Особенно перечневую. Когда я это осознала, я поняла, насколько же неправильно я мыслила и продолжаю мыслить до сих пор. Никогда так не делай. Ты лучшая. Ты лучший. Бери и начинай сейчас. Если даже не выиграешь, ты будешь знать, что просто не дотянул. Но зато попробовал. Не струсил. Не отвертелся, сказав: «Да я самый тупой тут, какие олимпиады, ты что?».

Я всегда была слишком эмоциональной. Когда на меня в детстве родители повышали голос, вне зависимости от ситуации я сразу начала плакать. И остановить меня было очень трудно. Чем больше родители что-либо говорили, тем хуже мне становилось. Очень часто после того, как родители повысили на меня голос, я подолгу болела из-за пережитого. Нервы у меня всегда были не в порядке. А теперь навалилось еще и столько внешних и внутренних переживаний. Все эти «Я самая тупая» и так далее.

Тем временем десятый классс близился к своему концу, а я только начала узнавать о направлениях, которые можно изучать: история культуры, мировая художественная культура, социология, политология, экономика, право… Я примерно представляла, что мне ближе всего право, но все остальные направления мне тоже ужасно нравились, и я о каждом хотела подробно узнать.

Мне нужно было уже начинать активно готовиться к ЕГЭ, но мне только стал открываться для изучения мир! И я до сих пор на распутье, занимаюсь всем подряд: и ЕГЭ, и что-то остальное по интересам. Чтобы учиться в таком темпе, нужно определенное количество выдержки. А я ужасно ленивая. Я каждый раз заставляю себя сесть за уроки, прочитать статью или что-то изучить. Новая школа постепенно прививает мне любовь к учебе и самоорганизацию, но с последней у меня пока что большие проблемы. И на это тратятся долгие нервы и слезы. У меня бывают эмоциональные срывы, когда я совсем загоняюсь: не успеваю сделать всё, что планировала, не успеваю сделать даже домашку, осознаю, что слишком тупая. Корю себя за то, что не выучила это в предыдущие года. Самогрыз – плохо, лучше его избегать. Но я лежала, плакала в подушку, и мне такие умные мысли в голову не приходили. Тем более, даже если бы они мне пришли – у меня появился бы вопрос: а как справиться с проблемой? И мне никто не смог бы ответить.

Когда я приходила в школу ужасно расстроенная и грустная, после долгих (на самом деле, очень коротких) ночей, в которые я плакала, меня часто спрашивали: «Как ты?», «С тобой все нормально?», «Ты хорошо себя чувствуешь?». «Не надо», думала я, «не надо меня об этом спрашивать. Не нормально. Но я не могу вам ничего сказать. Не хочу вас грузить своими проблемами. Мне только позволь – и я вылью всю душу. А я не хочу, не хочу, не хочу, чтобы вы видели, как я это делаю. У меня не всё нормально – я рыдала полночи. У меня не всё нормально – я ужасно, ужасно тупая, и мне нужно столько всего сделать, чтобы хоть чего-то достичь! А вы смотрите на меня, и у вас, наверно, всё хорошо. А быть может, и не хорошо, но, скорее всего, у вас есть своя комната или деньги на кофе. Просто оставьте меня, пожалуйста». В такие моменты мне особенно хотелось уйти в самый дальний угол и раствориться там в неизвестности и темноте. Я люблю общаться с людьми, но тут это было очень трудно. Я сдерживала себя. Я говорила: «Все хорошо». Я отходила и пыталась занять себя чем-нибудь. Что-то читала, приближая себя по эрудиции к окружающим меня людям. А в это время у меня на душе было очень, очень грустно.