Глава 41
о том, как потоп в квартире может помочь матери выполнить свои родительские обязанности перед сыном
В последнее время меня начало грызть непреодолимое чувство вины перед сыном. Ведь за всё время, пока он ходил в детский сад, я ни разу не была у него на утренниках. Я не видела ни одного его выступления и не разделила с ним радость детского праздника. Особенно мне было стыдно за своё отсутствие на празднике, посвящённом Международному женскому дню, когда все дети танцевали со своими мамами.
– И только я танцевал вместе с Максимом, потому что его мама тоже не пришла, – заключил своё повествование сын, и моё сердце сжалось от боли.
Какая же я мать, если по моей вине ребёнок должен испытывать неловкость вместо радости, как остальные дети!
И тогда я пообещала сыну:
– Сынок, в следующий раз я обязательно приду к тебе на праздник. Во что бы то ни стало. Обещаю тебе.
И я была полна решимости сдержать своё слово, но только сделать это было совсем непросто. Ведь все предыдущие утренники я игнорировала не потому, что мне было наплевать на собственного ребёнка. Я совершенно искренне пыталась на них попасть, но меня просто не отпускали. Особенно тяжело стало при Вороновой, которая не отпускала меня не только на детские утренники, но и на родительские собрания ни к дочери в школу, ни к сыну в детский сад. Что, впрочем, совершенно не мешало ей посещать все детские утренники своей дочери и ходить на все родительские собрания, а также отпускать других сотрудников нашего отдела, имеющих детей, на эти мероприятия. Щипачёва, к примеру, она даже отпускала на свидания с девушками. Мне же Воронова всегда отвечала одно и то же:
– А работу твою кто в это время делать будет?
– Я! Кто же ещё? – всегда говорила я в ответ. – Приеду после утренника и всё сделаю! А если понадобится, то я готова даже задержаться после окончания рабочего дня, чтобы всё доделать.
– Тебе и без того придётся задержаться после шести, – отвечала Воронова, – потому что у меня для тебя есть новые документы. Поэтому отправляйся на своё рабочее место и продолжай работать, пока не получила взыскание за халатное отношение к своим должностным обязанностям.
И я возвращалась за компьютер и продолжала отвечать на многочисленные письма, составлять конкурсную документацию, готовить отчёты, пытаясь этой бесполезной и рутинной работой заглушить в себе чувство вины перед сыном. И мне это удавалось до тех пор, пока мой ребёнок не рассказал мне о танце с другим мальчиком на празднике, посвящённом 8 Марта.
И вот приближался Новый год и очередной утренник в детском саду. Каждый день я мысленно готовила пламенную речь, которая была призвана убедить Воронову проявить человечность и отпустить меня на праздник к сыну.
Я дотянула до последнего дня, надеясь на какое-нибудь чудо, которое помогло бы мне в этой ситуации. Например, Воронова могла бы уйти на больничный или уехать в командировку, и тогда мне было бы несложно отпроситься у Миронова, который всегда лояльно относился к решению подобных вопросов.
Но чуда не произошло. Воронова сидела в своём кабинете как скала, которую невозможно сдвинуть с места человеческими силами. Её приверженность к работе, за которой она пряталась от семейных проблем и пустоты собственной натуры, служила забралом, скрывавшем её истинное лицо, создавая иллюзию значимости и занятости. И теперь мне предстояло идти к Вороновой, чтобы попытаться добиться у неё разрешения прийти завтра на работу чуть позже, потому что у моего сына в детском саду будет проходить утренник, посвящённый Новому году.
И вот я сидела за рабочим столом, собираясь с духом и снова перебирая в уме те слова, которые необходимо было произнести в разговоре с Вороновой, чтобы отстоять свою позицию и в то же время случайно не вызвать её гнев. И в это момент зазвонил городской телефон.
«Кого ещё нелёгкая сподобила позвонить мне под конец рабочего дна?» – недовольно подумала я и взяла трубку.
– Привет, Катюшка! – услышала я в трубке голос своей подруги Маши, и от сердца сразу отлегло.
Полагаю, тут следует отступить от моего разговора с подругой и дать читателю некоторые пояснения, чтобы было понятно, почему я вдруг вздумала вести личные разговоры на своём рабочем месте, в то время когда этой самой работы, по моим же словам, у меня был непочатый край.
Несмотря на то, что работа в Корпорации «Делай то, что не делают другие!» отнимала у меня уйму времени, которого у меня не оставалось даже на семью, я никогда не считала, что моя жизнь – это только работа. Кроме семьи, у меня были друзья, общение с которыми в последнее время, к сожалению, сократилось до минимума. Но после того как Воронова ввела моду задерживать меня допоздна на рабочем месте, и, если я пыталась уйти домой сразу после шести, то просто вручала мне новую стопку с документами и говорила: «Да, я стерва!», стало понятно, что единственный способ не сдохнуть на работе – это немного её задвигать. Днём делать это было нереально, разве что устраивать небольшие перерывы на несколько минут, чтобы перекинуться несколькими фразами с Уколовым и Полюшкиным, которые всегда старались подбодрить меня и поднять настроение. Но после шести, когда весь основной народ расходился по домам, и на рабочих местах оставались лишь отпетые трудоголики вроде Миронова, либо самодуры вроде Вороновой, и тех, кого они вынуждали сидеть вместе с ними, можно было лишь делать вид, что работаешь, забросав свой рабочий стол документами, что было совершенно нетрудно, а также оставив открытым на экране компьютера проект какого-нибудь письма, чтобы неожиданный визитёр не смог застать врасплох. И просидеть таким образом часа полтора-два, а потом с чистой совестью и исполненными днём документами заявиться к начальству, показав свою работу. И был шанс, что после такого проявления служебного рвения тебя отпустят домой.
Вопрос состоял лишь в том, что делать эти полтора-два часа, если не хочешь напрягать свою голову, а смотреть в окно – не вариант? И я придумала, чем можно заняться. Я стала обзванивать всех своих друзей и родственников, которым было удобно в это время общаться со мной. Мы беседовали за жизнь, и это хоть немного отвлекало меня от того безобразия, которое творилось вокруг.
Возобновив таким образом все свои прежние знакомства, я вновь почувствовала, что моя жизнь не ограничивается только стенами Корпорации, и это хоть немного укрепляло мой моральный дух, позволяя верить, что все переживаемые мной трудности носят временный характер.
И вот сегодня, когда мне на рабочий телефон позвонила одна из моих подруг, заранее зная, что я всё ещё страдаю на работе и буду рада немного пообщаться, я и в самом деле очень обрадовалась.
– Привет, Машуня! – сказала я в ответ. – Рада тебя слышать!
– У тебя снова завал? – спросила подруга.
– Да, но это полбеды. Завтра у сына утренник в детском саду, и нужно идти к Вороновой, чтобы отпроситься, но, боюсь, она снова меня не отпустит, да ещё и оскорбит в придачу.
– А ты и не ходи к ней! Я научу тебя, как поступить в этой ситуации, – сказала Машуня, и я вся обратилась в слух. – Ты ведь ещё не говорила Вороновой, что тебе нужно будет завтра идти на утренник? – уточнила Маша.
– Нет, – подтвердила я.
– Вот и хорошо. Сегодня вечером уходишь домой, как ни в чём не бывало. А завтра утром звонишь Вороновой и говоришь, что у тебя дома трубу прорвало и ты ждёшь сантехника. А сама спокойно идёшь к сыну на праздник.
– Ты предлагаешь мне соврать? – удивилась я.
– А сама-то ты как думала поступить?
– Подойти к Вороновой и попытаться объяснить ей по-человечески, – неуверенно ответила я.
– И сколько раз ты уже подходила к ней с подобными просьбами? – поинтересовалась Машуня.
– Много, – тут же ответила я.
– И сколько раз она тебя отпускала?
– Ни разу.
– Так почему ты думаешь, что сегодня всё будет иначе?
– Не знаю, – замялась я. – Вдруг сегодня у меня получится?
– А если не получится? – продолжала отстаивать Маша свою точку зрения. – Завтра ты уже не сможешь рассказать ей байку про потоп в своей квартире, так как она сразу смекнёт, в чём тут дело.
– Но я так не люблю врать! – пыталась я оправдаться.
– А кто любит? Воронова сама загнала тебя в такие рамки, что ты вынуждена защищаться любыми способами. Сама подумай, кому лучше соврать: Вороновой, которая каждый день измывается над тобой, или же сыну, своей кровиночке, который любит тебя и ждёт на завтрашнем празднике? Решай, кого ты можешь подвести, а кого – нет!
И я поняла, что Машуня была права. Воронова сама загнала меня в такой угол, что выбраться из него с помощью честности и порядочности было невозможно. Или я заставлю себя пойти на эту маленькую ложь или же буду продолжать мучиться чувством вины перед сыном, а мой мальчик будет снова один на детском празднике, в то время как другие дети будут вместе со своими родителями радоваться Деду Морозу и подаркам, которые они от него получат.
– Но ей нужны подробности, – сказала я подруге, после того как приняла нужное решение. – Понимаешь, Воронова очень любопытна, к тому же любит всех проверять. И когда я сообщу ей об аварии в квартире, она начнёт у меня интересоваться всеми подробностями потопа, чтобы проверить, говорю ли я правду.
– Не волнуйся, – начала успокаивать меня Машуня, – подробностями я тебя обеспечу.
И она рассказала мне, как бывает, когда в квартире с трубы слетает вентиль и вода хлещет на пол. И чем больше она мне рассказывала об этом, тем сильнее росла моя уверенность в правильности выбранного решения. Я поступлю именно так, как сказала Машуня, и тогда и волки будут сыты и овцы останутся целы.
По совету подруги я ни словом не обмолвилась ни Вороновой, ни кому бы то ни было ещё из нашего отдела о завтрашнем утреннике в детском саду. Как ни в чём не бывало, я ушла домой и уверила сына, что завтра непременно буду у него на празднике. И мой зайка так обрадовался, что все остатки сомнений, которые ещё оставались в моей душе на этот счёт, улетучились.
Мы легли спать. А утром я отвела сына в детский сад, а сама вернулась домой, чтобы начать хитроумную операцию по дезинформированию вредной начальницы. На часах было всего лишь двадцать минут девятого, и рабочий день ещё не начался. Но звонить следовало именно сейчас, потому что если я сделаю это позже, то будет непонятно, каким образом я узнала об аварии в своей квартире в то время, когда должна была уже быть на работе. Этот шаг лишал меня временного запаса, так необходимого мне сейчас, но требовалось быть максимально достоверной. И поэтому прежде чем набрать номер телефона Вороновой, я решила создать у себя в квартире обстановку, максимально приближенную к той, которая мне была нужна. Я зашла в ванную и включила кран на полную мощность, после чего позвонила Вороновой.
– Наталья Николаевна, – встревоженным голосом произнесла я, едва услышала её ответ в телефонной трубке, – у меня дома серьёзные проблемы! С трубы сорвало вентиль, и в квартире сейчас потоп. У нас рядом с домом идёт стройка, поэтому постоянно отключают то воду, то свет. И сегодня на ночь тоже отключали воду, а когда утром включили, трубы не выдержали, и сорвало вентиль. Я уже вызвала сантехника, и пока он не пришёл, сижу и вычерпываю воду с пола. Поэтому я немного задержусь сегодня.
– Да, мне это знакомо, – на удивление понимающим тоном ответила Воронова. – Ладно, убирай там воду и жди сантехника.
Закончив разговор, я чуть не подпрыгнула от радости! Как всё хорошо получилось! А главное, как Машуня угадала, какую причину следует сообщить Вороновой, чтобы та позволила мне опоздать на работу, не пригрозив увольнением? Вот только утренник в детском саду начинался лишь в десять утра, и мне нужно было продержаться до этого времени, продолжая играть роль потерпевшего кораблекрушение.
Чтобы не терять времени зря, я занялась домашними делами, но нельзя было недооценивать Воронову. Какую бы правдоподобную песню я ей не спела, она любит всё проверять и контролировать, поэтому приблизительно через полчаса мой мобильный телефон зазвонил снова.
– Да, Наталья Николаевна, – ответила я в трубку.
– Как у тебя дела, Мещерякова? Удалось ликвидировать потоп?
– Да. Пришёл сантехник и перекрыл воду. Но оказалось, что у него нет с собой нужных инструментов, поэтому он снова ушёл. И я жду, пока он вернётся, чтобы закончить ремонт.
– Ладно, – ответила Воронова и положила трубку.
Ещё через полчаса она снова позвонила.
– Сантехник уже всё отремонтировал? – сразу же спросила она, едва я нажала на соединение.
– Не совсем, – ответила я, продолжая действовать по составленному Машуней сценарию. – Он только что вошёл в квартиру и собирается начать всё ремонтировать.
В ту же секунду Воронова сбросила звонок, а я стала собираться к сыну на праздник.
Едва я зашла в детский сад, как поняла, что телефон следует отключить немедленно, не дожидаясь ничьих звонков. В детском саду так шумно играла музыка, что я могла бы легко спалиться, если бы ответила на чей-либо звонок. Проще было объяснить случайно выключенный телефон, чем посторонние звуки, несоответствующие окружающей обстановке.
Поздоровавшись с сыном, я направилась в актовый зал, чтобы занять место. И когда праздник начался, я заметила, как сияет лицо моего мальчика, который всё выступление не сводил с меня глаз, и я поняла, как важно было для него моё присутствие. А я столько времени лишала его этого счастья! Мне снова стало стыдно, и я заплакала.
Я старалась аккуратно вытирать слёзы платком, чтобы не смазать косметику и заодно не привлекать к себе излишнее внимание других родителей. И надеюсь, мне это удалось, потому что другие родители тоже, как и я, не смотрели по сторонам, а следили за выступлением своих чад.
И как только праздник закончился, я подскочила с места и понеслась к выходу. Я быстренько подбежала к сыну и сказала ему, что мне нужно спешить на работу, после чего, расталкивая всех, побежала на улицу. И уже там я снова включила мобильный телефон и увидела на экране три неотвеченных вызова от Вороновой. Нужно было немедленно ей перезвонить, чтобы избежать возможных неприятностей, вызванных её гневом.
– Наталья Николаевна, у меня, оказывается, телефон разрядился. Я только сейчас это заметила, – начала я лепетать в трубку прямо на ходу.
– Мещерякова, мне плевать, что там сейчас творится в твоей квартире, но ты должна немедленно явиться на работу! Проси соседей, родственников, кого угодно, чтобы они дежурили у тебя в ванной, но чтобы через час ты уже была на рабочем месте! – не давая вставить мне ни слова, выпалила Воронова.
– Наталья Николаевна, я уже бегу на работу. Сантехник всё починил, поэтому я уже в дороге.
– Поторопись, потому что моё терпение иссякает, – ответила Воронова и бросила трубку.
Но мне было уже всё равно. Я успела побывать на празднике у сына, и теперь готова была к встрече с вечно недовольным начальством.
В тот день в разговорах с коллегами мне пришлось продолжать петь песню о затопленной квартире, чтобы кто-нибудь случайно не выдал меня начальству. А Воронова даже не поинтересовалась моими делами. Для неё я была лишь роботом, выполняющим необходимую работу. А мои личные и семейные проблемы её не касались.
Глава 42
о том, что если женщине всё время предлагать заняться сексом, то однажды она может согласиться
На календаре было 31 декабря, и в этот день, когда все нормальные женщины нарезают салатики и пекут пироги, я ни свет ни заря поплелась на работу. И естественно, кроме меня, горемычной, во всей Корпорации из женщин была только Ольга Жарикова, которой начальница также не разрешила провести этот день дома, хотя себе Воронова решила устроить выходной.
С самого утра многочисленные друзья и знакомые звонили мне на мобильный телефон, чтобы поздравить с праздником, и каждому из них я отвечала, что у меня, к сожалению, нет времени на разговоры, потому что я до сих пор на работе. И само собой, это вызывало у них чувство недоумения. Но мне было не до деликатности, потому что требовалось разгрести огромный бумажный завал, который создала на моём рабочем столе Воронова, словно постаравшись окончательно испортить мне и без того невесёлое предпраздничное настроение.
Приблизительно в семь часов вечера все сотрудники Корпорации, которым так же, как и мне, «посчастливилось» работать в этот день, стали расходиться по домам. И увидев меня, бегающую по этажам на шпильках высотой 10 сантиметров с кипами документов в руках, все недоумённо спрашивали:
– Катя, что это ты делаешь в это время на работе? Да ещё и не пьяная?
– Работаю, – отвечала я и бежала дальше.
Хотя, признаться, силы мои были на исходе. Ноги уже дрожали от усталости, а голова была как в тумане. Когда я смотрела на документы, то строчки рябили у меня в глазах, и я совершенно не могла собраться с мыслями, чтобы сформулировать нужные фразы. А ведь нужно было ещё как-то доползти до дома и приготовить праздничный стол, насколько это было возможно! Поэтому я решила оставить все свои рабочие дела в том состоянии, в каком они были сейчас, и идти домой, а уже после праздников на свежую голову всё доделать. И поскольку в настоящий момент из руководства юридического отдела на месте был только Миша Миронов, я направилась к нему.
– Миша, – измученным голосом проговорила я, когда зашла в его кабинет, – время позднее, может быть, я пойду домой?
– А ты все документы отработала?
– Нет. Но все срочные документы я исполнила.
В этот момент Миша посмотрел на свои наручные часы и произнёс:
– Катя, всего семь часов! Ты могла бы ещё часок-другой поработать!
– Миша, да у меня сил уже нет! Глаза ничего не видят, а голова совсем не соображает! Если я начну сейчас что-то делать, то наляпаю столько ошибок, что для того, чтобы их переделать, понадобиться больше времени, чем если бы пришлось исполнять документ с самого начала!
– Но я-то работаю! – привёл свой стандартный аргумент Миронов. – У меня-то сил хватает!
– А ты не сравнивай себя и меня! Ты – трудоголик! И чем больше ты работаешь, тем больше у тебя появляется сил. Для тебя работа является допингом. А мне нужны другие допинги.
– Ах, тебе нужен допинг? – произнёс Миронов, поднимаясь со своего места. – Тогда давай ко мне на стол, устрою тебе допинг!
Тут следует сказать, что фраза «давай на стол», произнесённая Мишей Мироновым, была его излюбленной фразой, адресованной женщинам-коллегам. Произносилась она с юмором и в тех случаях, когда кто-то из женщин жаловался на усталость, и оттого никто не воспринимал эти слова всерьёз, а многие даже подыгрывали Мише. Юлька Решетникова, например, как-то раз сказала ему:
– Дождёшься, Миронов! Возьму и соглашусь! Что тогда будешь делать?
В этот момент Миша растерялся и быстренько выпроводил Юлю из кабинета. Я же обычно отмалчивалась. Но в этот раз настроение у меня было слишком воинственным, чтобы не отреагировать на произнесённую шутку.
И хотя я категорически против интимных отношений с коллегами, к тому же у меня табу на взаимоотношения с женатыми мужчинами, но сейчас я была в таком обессиленном и одновременно обозлённом на весь мир состоянии, что ответила Миронову:
– Давай. Закрывай дверь, я согласна. Оба получим удовольствие.
Наверное, в тот момент Миронов понял, что я не шучу. Поэтому его лицо стало медленно заливаться краской, и он ответил:
– Иди лучше домой! А мне нужно работать.
Собственно, именно за этим ответом я и зашла в кабинет Миронова. Пожелав Мише счастливого Нового года, я вышла в коридор и побежала в свой кабинет, чтобы как можно быстрее выключить компьютер, одеться и убежать из здания Корпорации, пока начальство не передумало и не решило озадачить меня новой служебной проблемой.
Глава 43
«Здравствуй, Новый год!»
Домой я приползла, окончательно обессилев. Хотелось только одного – спать и никакого празднования Нового года. Муж тоже пропадал на работе. Но только он был там не потому, что трудился в поте лица, а потому, что пил там со своими коллегами. Это было не в первый раз, когда муж по собственной инициативе вызывался пойти работать в предпраздничный и даже в праздничный день, чтобы иметь там возможность напиться от души за спиной у жены. А придя домой подшофе, уже не нужно будет исполнять никаких домашних обязанностей, включая даже супружеский долг. Какой с пьяного спрос? Никакого! И потому мне приходилось одной влачить на себе и дом, и детей, и даже мужа.
Поэтому как бы сильно я не устала, но всё же заставила себя пойти на кухню, начистила картошки, порезала колбаски и сделала бутерброды с красной икрой, после чего сказала детям:
– Можете поесть, а я пойду и немного посплю. Разбудите меня около двенадцати часов. Или не будите. Как хотите.
И ушла в комнату спать. А дети остались сидеть на кухне и играть в компьютер.
Я же выключила мобильный телефон, чтобы неожиданные звонки не отвлекали меня от отдыха, и уснула.
Без двадцати двенадцать дочь разбудила меня.
– А я вам очень нужна? – произнесла я сонным голосом. – Может, я лучше посплю, а вы сами отмечайте Новый год!
– Мама! – недовольным голосом воскликнула дочь. – Это же Новый год! Ты хочешь всё проспать?
– Да, – ответила я.
– Поднимайся и пойдём за стол! – заявила дочь, и я нехотя поднялась в кровати.
Я пошла в ванную и умылась, а затем надела нарядное платье. Да, никакого праздничного настроения у меня не было, да и вообще никакого настроения не было. Больше всего на свете я хотела спать. И превозмогая себя, я вышла к детям и мужу, который сидел перед телевизором и мутным взглядом смотрел на экран. Я попыталась сделать вид, что мне весело, а дождавшись полуночи, мы выпили шампанское и пошли на улицу пускать петарды. И где-то в половине второго ночи я снова легла спать и уснула в ту же секунду, как только прислонила голову к подушке, несмотря на непрекращающийся ни на секунду грохот фейерверков за окном.
Такой у меня была встреча Нового года, и практически по такому же сценарию проходили все остальные праздники, а также другие дни.
Даже моя поездка в Европу, круиз по Рейну, о котором я говорила, и который всё же состоялся благодаря моему манёвру с подписанием документов на отпуск в последний день года за спиной Вороновой, не сильно прибавил мне сил. Я почти всё время спала, поднимаясь лишь покушать и сходить на запланированную экскурсию. Всё прошло как во сне, но в эти дни я хотя бы смогла поспать, и мне не нужно было бегать по магазинам и готовить три раза в день, чтобы накормить семью. А когда праздничные дни, как и мой отпуск, закончились, я снова вернулась в круговорот рабочих будней, которые нескончаемым потоком неслись у меня перед глазами, съедая дни, месяцы и годы моей жизни.
Я прибегала с работы и, если оставалось хоть немного сил, по-быстрому готовила детям и мужу поесть, а если сил совсем не было, то по пути заходила в рестораны быстрого питания или в пиццерию, брала еду на вынос и несла домой. А придя домой, иногда ужинала, иногда – нет, после чего ложилась спать. Иногда я засыпала сидя. Иногда – стоя. Мои силы были на исходе, но я держалась за эту работу, потому что она давала мне гарантированный и очень неплохой заработок. А если бы я решилась уйти из Корпорации, то мне понадобилось бы время, прежде чем я смогла бы найти себе другую подобную работу с приличным источником дохода. А этого времени у меня как раз и не было. Как и не было финансовой подушки, которая помогла бы продержаться мне и детям весь тот период, пока я не найду себе новую работу.
У меня даже не было возможности ездить на собеседования, так как Воронова не только не отпускала меня по личным делам, но и заставляла каждый день засиживаться допоздна. И даже выходить в выходные и праздничные дни. И у меня не хватало времени даже на то, чтобы почитать объявления о работе в Интернете.
Я не смотрела телевизор, не слушала радио, не сидела в Интернете. Я вообще не знала, что творилось в мире. Я занималась лишь бесконечной рутиной бумажной работой, которой заваливала меня Воронова, и не имела понятия о том, насколько меня хватит. Но подозревала, что ненадолго.