Одесская школа

Ева

Я – психолог. Несколько лет назад работала в больнице. Одной из пациенток, моей героине предстояла серьёзная операция. Ситуация усугублялась тем, что у женщины были серьёзные проблемы с сердцем. Операция была опасна для неё, но отказ от хирургического вмешательства неизбежно привёл бы к самому печальному исходу.

Во время достаточно долгого подготовительного периода меня пригласили, чтобы поддержать эту пациентку и стабилизировать её психологическое состояние. В этом действительно была необходимость: женщина переживала депрессию, появились панические атаки.

Когда она впервые вошла в мой кабинет, я увидела перед собой хрупкую симпатичную женщину небольшого роста. У неё была грива рыжеватых волос и большие грустные глаза чайного цвета, обрамлённые лучиками мелких морщинок. Она тихо улыбнулась и представилась: «Ева». Хотя Еве шёл шестой десяток лет, я не стала настаивать на том, чтобы обращаться к ней по отчеству. Ева, так Ева.

Поначалу беседа не клеилась. Ева вежливо отвечала на вопросы, но её ответы оставались односложными, было видно, что женщина полностью погружена в себя, в свои невесёлые мысли и, возможно, не верит в то, что «разговорами» можно что-то изменить.

Я понимала, в каком шоковом состоянии она находилась. В её жизни было одновременно несколько кризисных ситуаций: возрастной кризис, потеря близких и привычного круга общения, смена места жительства. Сверх этого, а возможно, как результат перенесённых потрясений – тяжёлая болезнь, страх грядущей операции, неопределённость в будущем и, как это нередко бывает в подобных случаях, финансовые трудности, отсутствие поддержки. Как не загрустить?

Передо мной стояла задача помочь человеку обрести опору, найти внутри себя волшебную соломинку, держась за которую можно переплыть этот бушующий океан и обрести твёрдую почву под ногами, а также определиться, в каком направлении идти дальше по этой почве, наметить новые пути.

Легко сказать, правда? Человек закрыт. С чего же начать? Пытаясь разрядить обстановку, я осторожно пошутила. Тут же глаза Евы потеплели, она бросила мне в ответ меткую весёлую фразочку. Мы поняли друг друга и посмеялись. Оборона Евы рассыпалась, а сама она стала постепенно раскрываться, как цветок, причём, цветок необычный и яркий.

Когда у Евы появилось доверие ко мне, она смогла, наконец, со всей искренностью говорить о себе. Я обратила внимание на то, что, рассказывая о детстве и юности, Ева, как будто, становилась другим человеком. В речи она начинала использовать специфические словечки и выражения. В ней вдруг оживал какой-то неубиваемый юморист-импровизатор, в глазах не оставалось и следа от тоски, а на лице всё чаще появлялась улыбка.

Оказалось, Ева была одесситкой: она родилась в Одессе, в Одессе выросла и провела юность, то есть, сформировалась в этой среде как личность. В бытовом и, тем более, в официальном общении об этом совершенно невозможно было догадаться. Ева Альбертовна была интеллигентным, хорошо образованным человеком и в обычной речи не позволяла себе «вольностей» просторечных, тем более, жаргонизмов. С ней было интересно общаться на самые разные темы: на всё у неё был свой взгляд, своё обоснованное мнение.

Я попросила Еву отпустить себя и перестать контролировать свою речь, жесты, поведение:

− Ева, позвольте себе всё! Не ограничивайте себя. Погружайтесь в воспоминания, переживайте всё снова, называйте всё своими именами без страха и упрёка, говорите о своих чувствах, говорите о своих желаниях!

Через какое-то время я попросила Еву рассказать и о своих мечтах.

− О мечтах? Вы таки шутите!

− Ева, мы с вами очень плодотворно поработали: обнаружили множество корней психологических проблем, о которых раньше даже трудно было догадаться, устранили внутренние блоки, изменили негативные установки и нашли внутренние ресурсы для движения вперёд. Теперь Вы чувствуете себя совершенно другим человеком.

Но знаете, какой ещё есть дополнительный и неожиданный результат? В процессе нашего общения мне пришлось создать целый словарь-разговорник одесского языка Вашей юности, а записи Ваших глубоких погружений в подсознательное больше похожи на художественные рассказы, чем на протоколы психолога. Понимаете? Это же идея! Это же – почти готовая книга!

− Идея… Вы полагаете, сейчас это будет кому-то интересно? Жизнь так далеко ушла вперёд. Я ведь и сама думала, что всё забыто, всё в прошлом. Если бы не терапия, не психоанализ, я бы и не знала, что внутри меня так много Одессы… живёт…

− Вот именно, Ева! Живёт! И поддерживает Вас! Эта любовь даёт Вам силы, веру и свет надежды! Так поделитесь этим с другими! Пусть кто-то тоже вспомнит свою Одессу-маму и поймёт, что к этому источнику всегда можно прийти и «брать воду жизни даром»! А кто-то, возможно, откроет для себя вашу Одессу того времени впервые.

Попробуйте! Это счастье – возможность выразить себя в творчестве.

И уговорила…

Ева полностью погрузилась в работу. День и ночь она писала свои воспоминания, которые мы договорились совместно выпустить в виде небольшой книги с приложением – хулиганским и ужасно смешным словарём «одесского языка».

По этим материалам мы также продолжали психоаналитическую работу, но дело уже шло легко. Тот мир за окном, который ещё недавно казался Еве серым и враждебным, теперь заиграл яркими красками, повсюду для неё разливался тёплый свет Одессы далёкого детства. Повсюду – потому что источник этого света был внутри неё самой.

Теперь Ева смотрела в будущее с надеждой и энтузиазмом. Наконец, мы отобрали материалы для печати, я занялась правкой и поиском редакции для выпуска небольшого тиража нашего совместного творения, а Ева, полная радостных надежд, была направлена на операцию.

Она улыбалась, когда её увозили на каталке, и махала мне ручкой, как будто уплывала куда-то по волнам на белом теплоходе. Потом её положили на холодный хирургический стол, крепко привязали руки и ноги, сделали укол, и анестезиолог накрыл её лицо маской.

Всё.

Во время операции её сердце остановилось. Реанимация была безуспешной…

Только я знаю, куда Ева полетела, когда остановилось её сердце: прикоснуться к сырой стене своего старого дома на Молдаванке, к гладкому булыжнику мостовой, к нежным душистым веткам цветущей акации и катальпы, к тёплым стволам платанов. Пролететь насквозь Пассаж и Горсад, арки Оперного театра и Колоннаду на Приморском бульваре. Обнять Пушкина и Дюка, и через Потёмкинскую лестницу – в порт, к морю. Туда, где на линии горизонта море сливается с небом. И выше… и выше… и выше… в самый яркий свет, который пребудет вечно.

Фрагменты воспоминаний и рассказов Евы – перед вами. В каждой строчке – она. Она и её мама, Одесса.

Внутреннее пространство

Не помню, как я здесь оказалась – внутри большого полутёмного помещения, сквозь стены которого проросли корни какого-то дерева: светлые, голые, но, определенно, живые.

То ли глаза стали привыкать к сумраку, то ли стало светлее, но постепенно появлялись очертания окружающих предметов. Где же источник освещения? Обычно, вверху. И точно: сверху льётся мягкий свет, и почему-то не оставляет ощущение, что светящееся нечто – тоже живое, мало того – мыслящее существо.

Здесь уютно. Спокойно так, что не хочется покидать это место. Очень тихо… Откуда-то снизу доносится равномерный мягкий стук, но он только успокаивает, есть ощущение, что с ним надёжно. Всегда мечтала о комнате без углов, а эта комната какая-то вся обтекаемая, как очень комфортабельная пещера. Вокруг много книг – в книжных шкафах, на письменном столе, и просто на ковре стопками. Наверное, так выглядит рай для меня. Вот старые фотоплёнки, виниловые пластинки, видеокассеты, аудиокассеты, альбомы с репродукциями и гравюрами, а вот – альбомы с фотографиями. Запылились уже…

Я зачем-то тянусь к самому дальнему, самому запыленному альбому. Долго же к нему никто не прикасался! И почему же именно он, как будто, позвал меня?

На тёмно-синей обложке наклеен пожелтевший листок с надписью «Одесская школа». Я открываю альбом – и всё вокруг утопает в свете яркого летнего солнца, слышен крик чаек, шум набегающей волны, и легкий ветерок приносит такой родной, с детства знакомый запах – запах моря.

Я хочу идти туда, в солнце и море! Но что-то не пускает меня, как какая-то навязчивая мелодия. Она тянет назад своими бесконечными повторениями, и наконец, я просыпаюсь от звука будильника. Перед моими глазами море и чайки, но это лишь рисунок на обоях в моей комнате, а за окном – снег. Много снега.

Ностальгия

Память все чаще стала уносить меня на десятки лет назад, в тёплое, полное моря и солнца одесское детство.

Психологи говорят, что с возрастом долговременная память выступает на первый план, а кратковременная ухудшается. Но нет, моя − не ухудшается: все логины и пароли для входа на сайты помню, очки не ищу.

Зла, правда не помню: приходится записывать. Старая шутка, да, но – правда. Раньше не записывала: смотришь теперь в прошлое, а там – только хорошее. Так же не бывает! Так же – неисторично, нереалистично. А что, если найду не только хорошее…

Что, если найду?..

Зачем же из тёмных глубин памяти снова всплывают воспоминания и, подавая руку один другому, выбираются на свет, словно гоголевские утопленницы в майскую ночь?

Значит, ностальгия всё-таки существует, вот оно что… Тоска по утраченному. По потерянной родине. По прошлому, которого не вернуть. По отношениям, основанным на общности. По безусловной любви. По верной дружбе. По беспричинной радости. По всемогущей юности, у которой впереди вся жизнь. По тем «бесстыжим» голым платанам, к которым можно прикоснуться. По морю, которым можно «подышать». По старой булыжной мостовой, по которой можно пройти теперь только в своём воображении.

Получается, всего этого сейчас нет в моей жизни, а потребность есть, и потребность эта так настоятельна, что оживляет тени прошлого, заставляя верить в то, что они живы… и я жива… ибо что есть жизнь?

Екатерина, отцы-основатели и потёмкинцы

Так, про Одессу же вначале, про маму…

Центр Одессы – это сердце города, та историческая часть, которая застраивалась по инициативе Хосе де Рибаса, указу Екатерины II и плану Франца де Волана.

Память об этих исторических личностях призван был увековечить монумент основателям Одессы или «памятник Екатерине», как называли его одесситы. Он был торжественно открыт в 1900 году. Событие было приурочено к столетию со дня смерти А. В. Суворова, сыгравшего необычайно важную роль в деле освоения Новороссийского края. Но судьба памятник ждала сложная, впрочем, как и саму красавицу Одессу.

Памятник выглядел так: Екатерина Великая на вершине монумента попирает ногами турецкий флаг, символизируя, что этот берег, Хаджибей, отвоеванный у турок, навсегда теперь принадлежит России. Ниже находились четыре ключевые для города фигуры. Это – Григорий Потёмкин, Хосе де Рибас (Иосиф Дерибас), Франц де Волан и Платон Зубов.

Поза и жест императрицы напоминают памятник Дюку де Ришелье – первый памятник в Одессе, к тому же, указующий жест Екатерины направлен в сторону порта и памятника Дюку (французский иммигрант-аристократ, прапраправнучатый племянник кардинала де Ришелье, внёс весомый вклад в развитие Одессы).

После революции, в 1920 году, памятник Екатерине и основателям города был снесён и долгое время на этом месте находился памятник Потёмкинцам. Все события моего повествования происходили именно в эти времена, когда от Потёмкинской площади начиналась улица с именем Карла Маркса, а не Екатерининская, параллельно ей шла улица Ленина, а не Ришельевская, а Преображенская называлась улицей Советской Армии. Мы родились и выросли в Одессе того времени.

Потёмкинцы – это именно те взбунтовавшиеся в 1905 году матросы, о которых создан легендарный немой фильм Сергея Эйзенштейна "Броненосец "Потёмкин". Фильм с драматичными сценами расстрела мирных людей на лестнице, ведущей в порт, которая и до сих пор и называется Потёмкинской, с детской коляской, которая катится вниз по лестнице и красным знаменем в конце чёрно-белого кинофильма (раскрашивали каждый кадр вручную).

Моряки продержались на постаменте более 40 лет, но затем были отправлены в такой угол, куда экскурсии не водят и редко какой турист сможет забрести – на спуске, возле входа в порт.

Памятник же Екатерине и основателям города вернули одесситам в 2007 году, причём, четыре фигуры основателей Одессы были сохранены именно те, что стояли с 1900 года.

«Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал», как сказали бы в Одессе. В декабре 2022 года под покровом ночи памятник Екатерине и основателям снова снесли, но уже не коммунисты, а украинские власти.

Великий город из ничего

Безусловно, фигура Екатерины II – ключевая, однако, основная инициатива основания Одессы принадлежит де Рибасу. Недаром одесситы назвали в его честь целую Дерибасовскую улицу!

Хосе (Джузеппе) де Рибас, он же Иосиф (Осип) Михайлович де Рибас (отец – каталонец, мать – ирландка) уже в юные годы был офицером неаполитанской армии. В 1769 году познакомился с графом Алексеем Орловым, братом фаворита Екатерины II Григория Орлова, и был принят волонтёром на русскую службу. Позже стал капитаном действительной службы. В результате дослужился до чина адмирала.

Участвовал в русско-турецкой войне 1768 – 1774 г. г. Пользовался большим доверием Орлова, с его поручением в 1771 году впервые посетил Петербург. После этого ему доверили сопроводить Алексея Бобринского – десятилетнего сына Екатерины и Григория Орлова из Лейпцига на родину. Позже де Рибас был приглашен воспитателем в кадетский корпус на весь период обучения Алексея Бобринского.

В сентябре 1789 года турецкая крепость Хаджибей, на месте которой впоследствии была основана Одесса, была взята штурмом отрядом генерал-майора де Рибаса. Им лично и тайно разрабатывался и реализовывался план взятия крепости: производились разведывательные действия, чертились планы, намечались пункты, распределялись силы, чтобы нападение стало неожиданным, хотя наступать приходилось по открытой местности. Только когда план был разработан до мельчайших подробностей, о нём было сообщено Потёмкину и одобрение было получено. Что интересно, де Рибас привлёк к взятию Хаджибея казаков. Именно так, а не иначе.

Вот что пишет Александр де Рибас ("Старая Одесса", 1913 г.): "После разгрома Запорожской Сечи генералом Текелием в 1775 году, запорожцы разделились на оставшихся в России, из которых и было сформировано войско черноморских казаков, и на перешедших в турецкое подданство. Последние с семьями поселились под защитой турок, и многие, таким образом, очутились под стенами Хаджибея. Хотя между запорожцами, примирившимися с Россией и отказавшимися от нее, существовала вражда, эта вражда была чисто политическая, нисколько не мешавшая семьям запорожцев тяготеть друг к другу в силу кровного родства. Этим объясняется то, что черноморские казаки так хорошо были осведомлены обо всем, что делалось под Хаджибеем. Их лазутчики легко находили себе приют у тамошних сородичей". Специфика, однако.

Говорят, "Москва не сразу строилась". Одесса – тоже. С нетерпением ждал Хосе де Рибас решения по строительству нового города на Чёрном море. Высочайший выбор делался между тремя проектами: в районе Очакова, Кинбурна и нашего Хаджибея. План будущей Одессы составил сподвижник де Рибаса – инженер-полковник, голландец Франц де Воллан (Волан), с которым де Рибас построил еще ряд крепостей для защиты отвоеванных турецких земель. Фигура Франца де Волана также увековечена в памятнике основателям города. Он создал, как бы, тело исторической Одессы − с прямыми улицами, проветриваемыми морским ветром, великолепной архитектурой и удобным расположением главных объектов города.

В начале июня 1794 года был получен знаменитый рескрипт Екатерины II, датированный 27 мая, повелевавший вице-адмиралу де Рибасу приступить к основанию города на месте Хаджибея.

"И вот в Хаджибее закипела работа. Жители окрестных сёл, татары и малоросы, дружно с солдатами гарнизона принялись за осуществление великой мысли Екатерины. Казалась слишком смелою затея создать из ничего великий город и, вместе с тем, верилось в то, что для гения Екатерины и ее подвижников и невозможное станет возможным. Митрополит Екатеринославский и Таврический Гавриил, родом грек, призванный в Россию из Турции Потемкиным, узнав о постройке города на мусульманской территории, поспешил прибыть в Хаджибей, чтобы благословить начатые работы. Съехались сюда, как на диво, купцы, окрестные помещики, чиновники, представители таврического и херсонского генерал-губернатора графа Платона Зубова – мецената этого дивного предприятия… 22 августа 1794 года было положено основание Одессы"

(Александр де Рибас, Старая Одесса, 1913).

За каких-то 100 лет в голой степи не только вырос прекрасный российский город и порт, но и привлек 400 000 человек на постоянное место жительства!