Однажды парень принес коробку печенья, постучал и ушел. Коробку он вырезал вечерами, получилась прелестная, кружевная вещица. Муна ахнула, когда отец протянул ей коробочку с привязанным сверху цветочком. Внутри была записка, в которой говорилось, что печенье пек он сам, но под пристальным контролем сестры. Конечно, девушка была тронута и счастлива. Ни за кем так не ухаживали, как за ней. Никому не присылали голубя из детских сказочек, коробочки такой красоты, да чтоб мужчина сам печенье сделал! Только одно сильно огорчало ее, гибель лучшей подруги. Муна не успела узнать, что Лина перестала быть ей таковой сразу, как Эг выбрал ее в жены. Она считала, что девушка не навещает ее по причине последних событий. Но однажды все должно было закончиться, они обязательно встретились бы, и долго-долго болтали! Хотя Муна испытывала чувство вины, ведь она будет дважды замужем, а у Лины шансов быть женой практически никаких. И все же ей не хватало ее подружки, она была уверена, что та обязательно будет за нее рада. Вернее, была… рада.
Прошло три дня с того момента, как мужчины ушли на поиски. Люди начинали шептаться, что можно и не ждать назад. Муна сидела в своей комнате мрачнее тучи. Она вертела в руках пустую коробку и думала о неизбежном. Ей не было страшно не выйти замуж. Она пережила бы это, она спокойно проживет без мужа в доме отца. Конечно, он не будет счастлив, но зато она сможет помогать матери с новорожденными, радоваться за сестер, когда те выпархнут из дома, дождется, когда Лир приведет в дом свою половинку, и будет нянчить их малышей. И все будет прекрасно. Пусть лучше так, чем новые смерти отцов, мужей и Эга. От грустных раздумий ее оторвал стук в дверь. Вошла Ларси, никогда не дожидавшаяся приглашения. Не потому что она не знала, как себя следует вести, просто характер у нее был трудный.
–Да, милая? – обратилась Муна.
–Просто… Грустишь?
–Да, – вздохнула старшая сестра.
–Я тут подумала… Пусть у тебя будет платье, как ты хочешь. Какая мне вообще разница, что одеть. Я еще и так прекрасна, вряд ли какая-та тряпка будет меня украшать больше обычного, скорее я ее.
Муна улыбнулась, слушая своенравную, самоуверенную сестру. Ее это не отталкивало, наоборот, ей нравилось, что Ларси такая. Она, поди, не позволила бы распускать руки мужу, еще б сама огрела так, что мало не покажется. Ребенка б защитила, она б точно смогла. Не то, что она, размазня.
–Не стоит, – Муна погладила Ларси по гладким шелковистым волосам, – я пойду в черном.
–В черном? На свадьбу? Ты что! – Ларси аж задохнулась от возмущения.
–В память о Лине, – пояснила Муна.
–Ты в своем уме? Это, конечно, печально, ужасно, но это же очень важный день. И так!
–Я одену белый пояс, как и планировала. Я почти закончила. Хочешь посмотреть?
–Да, давай, – обескуражено промолвила младшая.
Муна протянула ей расшитый жемчугом и бисером пояс. Жемчуг был местный, в озере водились раковины, в которых вырастали нежно-розовые или золотистые бусинки. Бисер был во многих семьях. Его бережно отпарывали со старой одежды и перешивали на новую. Откуда он взялся у прабабушек – неизвестно, но сейчас им почти не пользовались. В основном невесты что-то и расшивали для предстоящего события. Ведь каждой хотелось быть самой красивой и самой нарядной.
–Красиво. Правда, очень. – Ларси со вздохом протянула пояс обратно сестре. Причудливые цветы переплетались с изящными узорами, создавая по истине небывалую красоту. – Я так не умею.
–Умеешь, ты все умеешь делать очень хорошо. Просто ты младше, – утешила сестра.
–Наверно, – промямли Ларси.
–Если не пригодится, я тебе, хочешь, отдам?
–Ты что? – Муна аж подпрыгнула от испуга, так громко вскричала Ларси. На нее даже страшно смотреть было. Болотные глаза словно позеленели и метали молнии в сестру. – Как ты можешь так думать?
–Но… – растерялась Муна, – их давно нет. О чем мне еще думать?
–О том, как узнать: где он, что с ним, может, ему помощь нужна, – свирепо бросила Ларси.
–Но как…
–Башкой своей горемычной! – Ларси уже стоявшая возле кровати резко развернулась и пошла к двери, немного не дойдя, развернулась и очень зло сказала:
–Была б я на твоем месте, сама б уже искать пошла. Все лучше, чем, «если что», остаться под одной крышей с отцом, который спит и видит, как бы от нас всех избавиться!
–Не говори так! – вступилась Муна. – Он, – но Ларси уже хлопнула дверью, не дождавшись ответа, – изменился…
Муна села и зарыдала. Что это такое было. О чем тут толковала, а точнее верещала сестрица. Куда она пойдет, к Зверю в лапы? Что тогда с мамой будет… Как она может узнать, где он. Жив ли… В это самое мгновение, когда Муна жалела Эга, саму себя, Ларси и все-всех-всех, кто хоть немного заслуживал жалости в окно влетел Ёл – голубь Эга, точнее теперь Муны. Он утром улетал кормиться, размять крылья, и всегда возвращался примерно в это время. Его можно было вызвать свистом, который издавала свистулька, так же сделанная Эгом.
–Ёл… – девушка вытерла глаза. – Ёл! Ёл! Яхонтовый мой! Как же я о тебе-то не подумала. Иди сюда, голубчик. Как же я рада, что ты есть у нас.
Муна схватила ошарашенную неожиданным припадком любви птицу и стала целовать и кружиться.
–Так, сейчас. Я кое-что напишу Эгу, а ты, слушай внимательно, отнесешь ему. Эга дома нет. Понимаешь, нет его дома. Его надо отыскать. Ты ведь справишься? – Муна с сомнением посмотрела на, уставившегося на нее, голубя. Кто его знает, понимает он чего или просто глазами лупает, и голову на бок склоняет. Но он был последней надеждой девушки.
Она прикрепила коротенькую записочку к лапке голубя. Шепнула знакомое ему: «Эг» и добавила: «будь осторожнее», и выпустила птицу в открытое окно.
***
Голубь вернулся к вечеру с цветочком в клюве. Уже через час об этом знала вся деревня. Люди выдохнули некоторое напряжение, засевшее в сердцах после ухода отряда старосты. Особенно родные ушедших.
К обеду следующего дня Ялли и мужчины вернулись в деревню. Собрания решено было не созывать, так как ничего они в лесу не выходили. Разошлись по домам.
***
–Ну? – с нетерпение напали мать и брат на Эга, когда тот только присел. Фелиция подвинула ему тарелку ухи, и уселась рядом. Фенлюнс, уже пообедавший, тоже изнемогал от отсутствия информации.
–Ну вы поняли, почему мы так долго ходили, – родные кивнули. Было очевидно, что Эг будет водить тех такими тропами, чтобы со Зверем не встретиться. – В общем, Зверь, как его местные прозвали, сейчас спит, но уже не так крепко как раньше. Во-первых, он понемноне за горами сезон дождей, то есть его любимое время: гром, молнии и все прочее. Гнездо его за водопадом. Там под водой есть пещера. Поэтому Селену и выловили в озере. Я, честно признаться, долго не мог его место найти. Водил, водил старосту, тот, конечно, думал, что сам путь выбирает. А я чувствую – впустую. В какой-то момент, даже испугался, уж не утратил ли я силу. А когда возле воды крутились, чую: что-то есть. Но еле уловимое. В общем… – парень замялся. – Короче, не волшебством я его нашел. Сам полез посмотреть…
–А остальные? – воскликнула мать.
–А что остальные, усыпил, разумеется. Знаю, опасно, рискованно, но… Нужен был результат.
–И что, ты, прямиком, к нему в ту пещеру влез? – испугалась Фелиция.
–Не совсем, я как под струей водопада прошел, сразу все почувствовал. Словно вода его закрывает. Защита магическая.
–Это очень странно, – задумалась женщина. – Хотя бы потому, что магия падающей воды очень сильная и не всем дана. Всякое Зверье не может заставить воду охранять его.
–Да, я тоже об этом подумал, – признался Эг.
–Но кому понадобилось защищать Зверя от магов, которых тут нет… Ну, как должны все думать – промолвил Фенлюнс.
–Вопрос, – подтвердил Эг.
–Ворон! – вспомнил Фенлюнс.
–Какой ворон? – встрепенулась Фелиция.
–Помнишь, я рассказывал о вороне, который наблюдал за нашей с Бодом дракой.
–Дааа. Вы думаете, нас засекли? Неужели во дворце переживают за судьбу какой-то там деревушки в глуши. Если б они присматривали за местными жителями, то знали бы и о беде, случившейся тут. Прислали ли бы своих на помощь. Хотя… – женщина пожала плечами, погрузившись в свои мысли.
–В любом случае, у нас много вопросов, ответов пока нет. Нужно быть осторожнее. Нам нельзя пока действовать. Стоит притаиться, – закончил Эг. – Что скажете?
–Это, конечно, тяжело, учитывая, что еще будут жертвы. Но, похоже, ты прав, мы не можем рисковать. Иначе и нам троим несдобровать, и пол деревни, если не всю, зачистят как сообщников и помощников в колдовстве. Тогда жертв будет гораздо больше.
–Я «за». Нам на время нужно выкинуть все волшебные дела из головы и заняться насущными вопросами: свадьбами, работой, безопасностью, – согласился Фенлюнс.
Глава 10. Свадьба
Ялли предлагал односельчанам отменить пышное празднование союза Эга и Муны. Но людям хотелось веселья. Желание праздника перевешивало даже страх перед возможной опасностью. Однако, несколько семей все же отказались прийти.
Весь день в доме Фелиции кипела работа. Сула распорядилась и прислала несколько взрослых поварих, и человек десять девчат разного работоспособного возраста. У Сулы был такой же балаган, как и у Эриды, и еще несколько добровольно вызвавшихся помочь женщин. Погода стола чудесная: жара немного спала, по небу ходили легкие облачка и дул прохладный ветерок. И работа возле костров и, наскоро сооруженных на улице, печей была не столь невыносима. Мужчины расставляли столы, покрывали желтыми полотнами, что имелись у каждой хозяйки. Детвора не занятая в помощи взрослым, украшала заборы, деревья, кусты бумажными гирляндами, что всю последнюю неделю делали в школе. Получилось не так много, как хотелось, ведь детворы, умеющих уже делать что-то стоящее своими руками, в школу ходило не так много. Ну и бумагу сэкономили, что тоже было хорошо. Производство бумаги в деревне не было самым важным делом, поэтому производили по мере необходимости с небольшим запасом.
Другие носили цветы из палисадников в кувшинах, расставляя на столы.
После трех на столах появились первые блюда. Дети-подростки быстро расставили посуду, снесенную из всех домов по улице, где стояли столы, и сели отгонять насекомых, заодно таская чего повкусней.
Вскоре за столами уже голосил народ, лилось вино, велись веселые разговоры. Во главе стола сидел Эг, ожидая Муну. Справа от него сидел Фенлюнс, за ним Фелиция, потом семейство старосты. Слева от Муны должно было сидеть семейство Рана, но пока там хозяйничали двойняшки, присматривая за Лиром, бабушка Ратима и родители Рана.
Никакой особенной церемонии не было принято. Главной инстанцией, соединяющей двух брачующихся, был главный на месте. В Ричконе, разумеется, это был староста. Он объявлял всем собравшимся о том, что молодые теперь муж и жена, произносил что-то наподобие тоста, и шел пир на весь мир.
***
Ялли поднялся – все затихли, завертели головами, а потом повернулись в другую сторону стола. Оттуда шли виновницы торжества, сопровождаемые родителями. Отец вел Муну, Флоэнна – Ларси. Девушки, как и положено, смотрели вниз, не обращая внимания на собравшихся, внимательно рассматривавших девиц. По столу прошел одобрительный шепот в пользу выбора цвета платья Муны. Хотя и так вся деревня уже знала, что оно будет черным в память о подруге. Ларси же не могла не вызывать восхищения: стройная, статная, утонченная. Она была словно воплощением некой прекрасной мечты. Синее платье с белым жемчужным поясом и таким же расшитым воротником, заботливо подготовленные заранее и подаренные Муной сегодня утром, делали ее похожей на принцессу. Разумеется, принцесс никто никогда не видел в Ричконе, но все без сомнения сказали бы, что именно так и должна выглядеть особа царской крови. Ратима, посмотрев на Ларси, не сдержала слез. Она была очень похожа на свою мать. Тогда, на свадьбе Рана и Флоэнны, все тоже диву давались с красоты и статности невесты. Однако, Фелиция, глянув на невестку, напряглась. Что-то в ее чертах, в ее движениях было знакомо, и в то же время… Да еще так хорошо уложенные наверх волосы. И впрямь не хватало короны. Женщина не могла понять. Ей не хотелось смущать девушку в столь непростой для нее час, поэтому она решила присмотреться к ней потом. Конечно, она видела Ларси уже неоднократно, но как-то ничего особенного не замечала.
Ларси.
Ран подвел дочь к Эгу, та, не поднимая глаз, встала рядом. Отец отошел в сторонку. Ялли поднял стакан:
–Сегодня в нашей деревне особая свадьба. Таких не было сколько я помню себя, и думается мне, что и не бывало, а дай государь. Я не стану пересказывать то, что всем известно, напоминать вам события, которые предшествовали этому союзу и оставили глубокие шрамы на наших сердцах. Но я счастлив присутствовать со всеми вами на этом чудесном событие. И пусть свадьба Эга и Муны станет не просто соединением двух людей в одну семью, а праздником ежегодно отмечаемым всей деревней, как символ счастья и избавления от ужаса. Я искренне надеюсь, что все наши проблемы решатся так же просто и необыкновенно, как сегодняшняя свадьба девушки, которой не приходило и мысли, что у нее будет все хорошо.
Все захлопали в ладоши, кто-то засвистел, а дети счастливо заголосили. Праздники народ любил, лишних не бывает.
Ялли очень хотелось сказать о чуде, о вере. Он много думал, и все больше приходил к выводу, что «ересь» больше похожа на правду, чем то, чему не можешь дать объяснения. Но побоялся. Постарался сказать так, чтоб народ против себя не настроить, но и чтоб смысл его истинного послания дошел до односельчан. Хотя, староста был почти уверен, что люди и без того начинают задумываться над всем происходящим и сомневаться в реальном существовании «ереси», но в лоб нельзя. Да и к чему может привести осознание действительности. Ни к добру, это точно. Поэтому он пока только много думал, с Сулой советовался. Она всегда была на стороне мужа. Всегда поддерживала. И за последнее время ей досталось чуть ли не больше всех остальных. Ялли видел, как жена на глазах поседела, из недавно бодрой активной женщины, все делавшей с легкостью и улыбкой, она стала молчаливой, грустной. Дела делались так же быстро, но Сула не была прежней. Та ночь и гибель дочери сильно подкосили женщину. Староста испытывал мучительное угрызение совести. Нельзя было говорить, того, что он сказал. Нужно было за волосы затащить Лину в ее спальню, и пусть бы верещала до утра. Но нет. Он сделал иначе. За что теперь не мог простить себя. Сула же, видимо, считала виновной себя, и от этого дома теперь было зябко и неуютно. Ялли очнулся, услышав громогласное:
–Эна фили! Эна фили!8
Это означало, что жених должен поцеловать невесту. Как правило, это было редкостью. Поскольку любви среди брачующихся, как правило, не было, то жених целовал невесту в щечку, а то и просто обнимал, похлопывая по плечу, как друга. Но народу и этого казалось достаточным. Эг же встал, Муна автоматически поднялась следом за мужем. Эг промокнул салфеткой губы, резко обхватил опешившую девушку, наклонил и поцеловал так, что народ ахнул. А кто-то из детей решил проявить знания арифметики:
– Один, два, три… – мать шикнула на сорванца и тот замолчал. Но его идея понравилась другим. И с разных сторон послышалось:
–Четыре, пять, шесть.
Взрослые переглянулись. Все были веселы и счастливы. И с радостью подхватили счет. Девушки от смущения прятали лица в ладони, но подсматривали сквозь пальцы. Такого, и правда, в деревне еще не бывало. Женщины смотрели с завистью. Мишель и Сонетти, забыв о скромности, смотрели, открыв рты. Пока им не помогли их захлопнуть бабушки, недовольно взирающее на происходящее.
На двадцати пяти Эг отпустил пунцовую Муну. Помог сесть и налил вина в стакан. Муне было ужасно неудобно перед всей деревней: у всех на виду! Но, с другой стороны… Такого у нее не было. Бод ее особо и не целовал ни разу, все говорил, что с такой ни один нормальный мужик не захочет целоваться. Оказывается, захочет, еще и как. Молодая пригубила немного вина, покраснела еще больше, но и полегчало сразу. Она выдохнула, расправила плечи и подумала, почему это, собственно, она должна стесняться. Ее мужчина – как хочет, так и целуется. Эти мысли тут же встретили другие мысли: «Это я так думаю? Наверно, это вино так действует. Ой, ну и пусть! У меня же свадьба!» Краска постепенно сошла с лица Муны, оставив приятный розовый цвет. До конца праздника она прибывала в чудесном настроении, всем улыбалась, шутила и с большой нежностью смотрела на новоиспеченного мужа. Тот в ответ улыбался ей.
***
Немного после небывалого поцелуя, Ялли объявил всей деревне, что Эрида выказала желание взять Ларси на воспитание перед будущей женитьбой своего сына Фенлюнса на дочери Рана и Флоэнны, и что родители не возражают. За последними событиями и предстоящей свадьбой, будораживших мозг всем односельчанам, мало кто знал о Фенлюнсе и Ларси. Вначале все, вроде слышали, что парень выбрал ее, но потом все так закрутилось, что стало не до слухов и сплетен.
Местных вновь удивили. Фенлюнс и Ларси поднялись по просьбе старосты. Тот дал добро, пожелал Ларси быть послушной дочерью Эриде, доброй сестрой Эгу, и в будущем стать прекрасной женой Фенлюнсу, в чем он, Ялли, вообще не сомневается.
Люди вновь наполнили стаканы и выпили. Пили много. Поводов было предостаточно. Вспомнили ушедших, порадовались за молодых, пошушукались о воспитании девочки в доме свекрови, и о том, как должно быть счастлив Ран.
Как стемнело, народ был уже настолько веселый, что принесли из ближайших домов музыкальные инструменты, и началось веселье.
–Пойдем танцевать! – весело сказал Эг жене.
–Танцевать? – испугалась Муна. – Я не умею.
–Так я научу! Пошли!
Муна покорно встала и пошла за мужем.
–Пошли тоже! – перекричал шум Фенлюнс, обращаясь к Ларси.
–Что?
–Пошли…
–Я поняла! Я в смысле – не прилично! – так же кричала Ларси в ответ.
–Иди дочка. – сказала севшая недавно рядом мать. – Все знают, что он твой будущий муж. Никто не осудит. Тем более жить под одной крышей будете. Иди.
–Но я не умею. У нас никто не танцует! – растерялась девушка.
–Муна тоже не умела, а смотри, как славно пляшет! Удивительно!
Ларси посмотрела на сестру и испытала то ли зависть, то ли стеснение, а еще подавила смешок, но решилась. Если уж такая как Муна смогла, то и она точно сможет.
Люди весело болтавшие небольшими компаниями, стали вытягивать шеи, посматривая на танцующих. Несколько, особенно развеселившихся мужей, потянули своих жен. Те сопротивлялись, но не долго. Через некоторое время пол деревни энергично отплясывало небывалые танцы, не хватало лишь бубна и костра. Но людям было все равно. Было весело, легко, проблемы на время заглушили вино и музыка, отчего не расслабиться и не дать телу подвигаться в ритме ночи.
Фелиция довольно смотрела на сыновей. А что ей, собственно еще и надо! Вон как скачут! Молодые, счастливые. Может, ну ее, эту борьбу. Ведь можно просто жить тут, слиться с деревенской жизнью. Волшебница сразу отогнала от себя эти утопичные мысли. Они никогда не смогут слиться с этой жизнью. Как? Они сделаны из другого теста, они не умрут, когда придут сроки, хотя слова Эга о том, что ей еще придется… Ну, ладно. Это еще так, неизвестно. Они не смогут оставить деревню на растерзание Зверя. Они найдут способ вернуть жизнь в лес, воду в реку. Она пока не знает как, но это удастся. А потом однозначно придется ждать гостей из столицы. И это будет страшно, Эг прав. И народ должен быть подготовлен. Их задача не просто заставить поверить людей в правду, и научить их делать эту правду, раскрыть их потенциал. Вырастить новых, молодых волшебников. Их задача – сохранить эти чудесные места с его прекрасными жителями, ибо те, в конечном счете, всего лишь орудие для достижения странной цели, придуманной тремя уставшими от скитания волшебниками.
Раздумывая о будущем, Фелиция постепенно отпустила взглядом детей и уставилась в неопределенную точку. Она сидела некоторое время с расфокусированным вниманием, а потом неожиданным образом заметила сову. Птица восседала на ветке дерева на соседнем участке, чуть поодаль от праздника и с интересом рассматривала происходящее и Фелицию. Женщина и птица встретились взглядами. Конечно, совы от многих других представителей животного мира могут смотреть людям в глаза, но не так, как эта. У этой совы глаза были обычные, а вот взгляд. И Фелиция четко отследила момент, когда птица всполошилась, что слишком долго и откровенно смотрит в глаза женщины, неумело отвела глаза, потом только повернула голову, ну, небывалое дело для совы! Заерзала, снялась с ветки и улетела прочь. Птица, несмотря на ее странное поведение, не насторожила волшебницу, не было в ней ничего злого. Скорее, она заставила ее улыбнуться. Ее больше интересовала Ларси и бисер. В такой глуши, такая роскошь! И это было необычное стекло, а очень качественное. В том, что бисер передавался по наследству – женщина не сомневалась, но вряд ли обычный бисер. Простой бисер продают на прилавках в городах, и он не способен сохраниться так хорошо. Как правило, там половина бракованного изначально, а остальной крошится со временем. Людей особо не балуют радующими глаз ремеслами. Все по необходимости. А блеск и роскошь – только дворцовые. Народ должен быть скромен. Возможно, бисер продал какой-нибудь… человек, оказавшийся тут в незапамятные времена. Или купил на него место в деревне… И тут Фелицию осенило.
–Ялли! А когда основали Ричкон? – не мешкая, обратилась она к старосте.
–Эм, – староста растерялся от неожиданности, – Так я точно не скажу. А тебе чего такие вопросы лезут в такую чудную ночь, – удивился мужчина.
–Не знаю. Сидела, смотрела на молодых, на людей. Хорошо так, ну и как-то пришел вопрос… – почти честно ответила Фелиция.
–Ну, если будет интересно, можно архив глянуть. В школе хранится. Там учителя ведут записи основных событий в деревне. Сходи завтра. Моран тебе покажет. А, может, она и сама знает.
–Спасибо, Ялли! – просеяла волшебница.
Староста пожал плечами, что, мол, тут такого.
Тем временем приближалась полночь. Тонкий месяц слабо светил на чистом небе. Молодые давно наплясались и запыхавшиеся сели продолжить трапезу. Ларси как-то ожила после танцев, оттаяла к Фенлюнсу. Многие, особенно с малышней, уже разошлись. Другие только собирались, а третьи даже не думали прекращать веселья. У кого-то лилась красивая кантилена, несколько сильных хорошо поставленных голосов подхватили мотив. Но далеко за полночь песни становились все протяжнее и печальные. Вскоре несколько деревенских псов подхватили за унылое пение на свой собачий лад. Стало не по себе. Фелиция пыталась поговорить с Сулой, она понимала, что творится у той на душе. Но было шумно, и разговор не задался. Волшебница позвала ту к себе на чай в свободную минутку. Сула обещалась прийти. Тем более у них было неотложное дело: приближались роды Лукреции. Фелиция хоть и снабдила девушку всякими чаями, чуть поколдовала, но ситуация, действительно, была тяжелая. Каким-то образом девушка напилась настою с Чумачкой Черной, и волшебница переживала лишь за ребенка, зная, что девушка постепенно угаснет сама, и ничем ей не поможешь. А попал ли яд к младенцу, пока оставалось неизвестным. Еще тогда, обнаружив у Сулы сушеную траву, женщина сразу от нее избавилась, чтобы Сула не видела. Но хозяйка даже не кинулась ее искать. Фелиция подозревала, что все не так случайно и просто. Но времени, заняться этим, попросту не было.
Ближе к утру все уже валились с ног. Детей постарше давно отвели по домам, а теперь и взрослые начали разбредаться. Убирать решили с утра, поручив старшей детворе под присмотром мужчин, пока те столы будут разбирать.
Староста с семьей откланялись и ушли. Семья Рана поднялась вслед за старостой. Фелиция с сыновьями и невестками переглянулись и тоже отправились домой.
Фелиция лично готовила комнату Ларси. Она испытывала к девушке особую теплоту, как к будущей жене сына. Как к своей приемной дочери, но больше ее волновала ее волшебная начинка, которая должна была раскрыться в их семье прекрасным свежим цветком. Она заговорила некоторые предметы в комнате девушки: гребень – на жажду знаний, зеркало – на видение будущего, кровать – на принятие дара. Все для того, чтобы Ларси, поняв, что с ней что-то происходит, не пугалась, не думала, что с ней что-то не так. То же проделали с предметами для Муны. По словам Эга, он не чувствовал в ней некого волшебного зерна, но в ней был огонь, присущий сильным волшебникам. И это было интересно. Огонь в сердце есть, а волшебства – нет.
–Так вот почему выбор пал на Муну, – сказала тогда раздосадованная мать, – простое любопытство. А я-то думала! Страсть! Любовь с первого взгляда! – улыбаясь, но с укором проговорила женщина.
–Страсть, мама, страсть! Страсть, какие булки! ммм…
–Фу, Эг, ну как так можно! – замахнулась Фелиция полотенцем на своего здорового детину.
–Мож, он другие булки имеет в виду, – развеселился Фенлюс.
–Какой кошмар! – волшебница всплеснула руками. – Кого я воспитала!
–Не хочу тебя расстраивать, но ты нас не воспитывала. Выросли как сорняки, в пути, в дороге, – трагично произнес Эг. Все засмеялись.
Увеличившаяся семья Фелиции вошла в дом. Ларси хоть и держалась, но было понятно, что стоит ей только положить голову на подушку, как девушка заснет. Фелиция проводила Ларси в комнату. Той комната однозначно понравилась, но сил, что-либо сказать, уже не было. Она села на край кровати, и обмякла. Фелиция аккуратно уложила невестку на подушку, подняла ноги, сняла башмаки, развязала и вытащила пояс. Укрыла простыней и некоторое время разглядывала лицо ничего не подозревающей красавицы, а потом и пояс.
Муна, оказавшись в их с Эгом комнате, сильно занервничала. Она была без сил, но тревожность, как ледяная вода зимнего водопада, открыла в ней второе дыхание. Эг прекрасно понимал состояние молодой жены, и не хотел травмировать еще больше, с ее и без того печальным семейным опытом. Он проводил ее в душ на улице, а потом, вернувшись в спальню, ушел сам купаться. Сказал, чтоб не ждала, может, он еще с матерью и братом поговорит о делах.
–Веселый, но трудный день, отдыхай, – сказал Эг, покидая спальню.
–Хорошо, – промямли Муна. Конечно, она очень устала, переживала, как пройдет эта ночь. Да, она была в браке, но от этого было еще страшней: а каким будет Эг, а что должна делать она, чтобы ему понравиться, а как загладить свою вину, что она уже не девственница. Разумеется, он в курсе, но… Муна терзала себя ненужными, навязчивыми вопросами, которые отнимали много сил. Но ничего поделать не могла. Она хорошо помнила первую ночь с Бодом. Тогда она еще была наивной и ждала чего-то особенного, хотя слышала от других, что ничего там такого нет. Но ей, как и всем девушкам в нежном возрасте хотелось любви и тепла. Ни того ни другого с ней так и не произошло. Бод будучи более ли менее учтивым до свадьбы, напился так, что еле на ногах стоял. Ни о каком душе и речи не шло, он еле зашел домой, таща за руку свою суженную, завалил на кровать и, не обращая внимания на состояние перепуганной жены, отбил у той охоту раз и навсегда спать с ним в одной кровати. Однако, выбора у жены не было, и год, проведенный в браке, превратился для Муны в настоящую пытку. Сейчас все было иначе. И это тоже пугало женщину. Почему так. Почему он ушел, разве мужчинам нужно не бегом скорей залезть под юбку. Бод ей всегда так и говорил, чтобы была счастлива, что в женах оказалась, а то, если б в девках сидела, вся деревня б к ней бегала, и никто б не спрашивал: хочет или нет. Мужику надо – будь добра – прогнись! И Муна, почти верила. Ведь она знала, что Бод часто ходит в сарай к Лямке, Саце, девушкам, оставшимся без мужчин. Девушками – это подобие женщин, громко называть, но винить их нельзя. Они остались не пристроенными. Лямка, например, была по молодости вообще красавицей. Парни на нее так и заглядывались. Говорят, что была у нее любовь с кем-то, и они даже бежать хотели. Но родители парня крепко его скрутили, и он женился на положенной ему невесте. А та ухитрилась удержать мужа возле себя. Заботой, лаской, чистотой взяла, детей нарожала. И все. А Лямка с разбитым сердцем осталась дома. Потом к ней повадился какой-то женатик. Их тогда отец Лямки и застукал. Ну и отдал дочь как служанку в ту семью, откуда мужик был. Тот еще какое-то время погулял с Лямкой, да заболел и перестал ходить к любовнице. А там и жене донесли про бывшую связь мужа, и устроила та, бедной женщине, веселую жизнь. В общем, стала Лямка по возможности к спиртному прикладываться, по ночам сбегать из своего сарая к своим любовничкам. Красота быстро сошла с ее лица, хозяева особо за ней не присматривали, пороли иногда, если дела свои не выполняла.
Хотя, конечно, Муна знала скромных не замужних барышень. Она даже попыталась как-то возразить своему мужу, но потом очень пожалела об этом. С тех пор Бод стал регулярно распускать руки.
И вот сейчас, лежа в своей новой кровати, такая уставшая, она не может уснуть от роя мыслей жужжащих в ее голове. И как ни странно, самая назойливая была невероятной: «он женился на мне из жалости, в память о своей погибшей жене». И Муна залилась слезами. Она не знала, что за дверью стоит Эг и все видит, и слышит, что происходит в ее голове. Эг провел рукой, словно погладил девушку, если бы сидел с ней рядом, и она незаметно для себя заснула. Он вошел в комнату, присел с ней, долго смотрел в заплаканное и очень красивое лицо, вздохнул и еще несколько раз погладил ее по шелковым черным волосам. Тяжелые видения, в которые начала погружаться Муна, сменились легкими и светлыми картинками из ее возможного будущего. Там была ее деревня, такая, какую Муна помнила в детстве. Она кружилась босая на зеленой траве в цветном сарафане с большим беременным животом, по траве, смешно шагая, бродили их дети, Эг, полусидя, лежал в траве, с венков из синих цветов на голове и с нежностью смотрел на свою жену.
Эг, сидевший в реальности рядом, улыбнулся такому замечательно получившемуся сну и поставил блок на мысли жены, чтобы даже соблазна не было копаться в ее голове. Будем разбираться с тем, что имеем. Он и без того слишком много знал о ней.
Он вернулся на кухню к матери и Фенлюсу.
–Спит? – поинтересовалась Фелиция.
–Усыпил, – признался Эг. – У нее там столько всего было, одни ужасы и глупости.
–Ну, правильно, – одобрила женщина.
–Какие будут соображения, – поинтересовался Фенлюнс.
–Что за человек такой! – притворно вспыхнул Эг, – Свадьба не успела закончиться, а он уже о делах! А событие обсудить. Например, почему никто ничего не подарил молодоженам!