– Жаль, Гидеон, конечно, что ты не приходил ко мне с сыном в гости… Ты же Эксодий? – спросил Ланс, заплетая косу на своих алых волосах, а Эксодия словно поразило молнией: "Я не представился!"
– Простите мои манеры, Ланс Халливель, я… – не успел Эксодий собраться с мыслями, как смех Ланса перебил его.
– Да я шучу, малец. Каждая птица щебечет твоё имя. – после этой шутки Ланс оторвал седой волос и протянул его Эксодию – По твоим беглым глазам я заметил, как ты хочешь зайти издалека, но такие дали для меня слишком, ты уж прости старика. – на этот жест с волосом Эксодий не понимал как ответить, посему просто взял волосок с протянутой ладони, отчего Ланс улыбнулся – Спасибо тебе! Могу я попросить тебя сразу перейти к делу? Зачем ко мне пришёл, птенец?
– Так и быть, Ланс, простите мою неловкость, но вопрос серьёзный. Я хочу, чтобы вы выслушали меня!
– Конечно, птенец. Ты меня простил, и я тебя прощу! Говори.
– Ваша племянница Фиора… Мы… – слова его прервал стук в дверь и знакомый женский голос: "Можно мне войти?", и Ланс разрешил ей, после чего в гостевой зал вошла Фиора в таком непривычном для Эксодия образе, что абсолютно все мысли испарились. Простой стиль гуатти Фиора не использовала дома, оставаясь вашаком даже внешне. Её плащ с узорами треугольников тянулся от плетёного обруча на шее аж до щиколотки; мешковатые бурые штаны с бахромой на коленях; к волосам со стороны ушей были прикреплены небольшие мандалы с вышитым узором голубых листьев, а на лице от одной скулы до другой рисунок белой полосы, означающий то, что вашак готов принимать гостей. И тогда она взглянула на Эксодия, что с открытым ртом разглядывал её странный, но такой красивый вид, и присоединилась к разговору.
– Дяденька, мы с Эксодием долгое время были хорошими друзьями… И сейчас у нас есть к тебе просьба.
– Присаживайся, совушка. Буду рад тебя послушать.
Хоть красота Фиоры и неожиданный её вид выбил Эксодия из колеи, но он нашёл в себе силы сконцентрироваться на вопросе и со всей серьёзностью и ответственностью заговорил, пока невеста стояла рядом с ним и улыбалась в предвкушении заветного "разрешаю" от дяди.
– Зная древние традиции и то, какие должности занимали ваши предки при дворе, я хочу взять вашу племянницу в жены. Она будет иметь все права королевы-консорта, а я лично позабочусь о том, чтобы Фиора была обеспечена всем, что ей только захочется! – Эксодий говорил уверенно и решительно, но Ланса его слова не убедили, и тот усмехнулся.
– Король! И Король богатый! Мы, Халливель, хоть и потомки купца, но разве золото привело Золотого Быка сюда? Голди Халливель хотел лишь мира и покоя, так скажи, Эксодий, имеешь ли ты такое богатство?
– Ради Фиоры я готов сделать клан самым спокойным местом на всём Ховаке!
– И для этого ты ищешь силы? И силы всепоглощающей? – слова эти вогнали Фиору в тупик, а улыбка с лица её спала, ибо знание Ланса об их изучении природы мощного войдерума могло поставить крест на одобрении миролюбивого дяди, но Эксодий воспрял и вспомнил последние слова матери.
– Вы помните Рьяну Айтилла, Ланс?
– Конечно, Эксодий. Она была близким другом нашей семьи.
– Само милосердие, господин Ланс. И именно благодаря ей я в поисках. Я делаю невозможное для неё и народа, который улыбнётся со мной. И войдерум плазмы поможет миру в Ламмере наступить!
Ланс умолк и вспоминал Рьяну, и, чувствуя её дух в сыне, его окутало доверие и теплота, с которой жена Гидеона приходила когда-то в гости. Лицо Эксодия было полно решимости, а голос был настолько же громогласен и уверен, насколько был у покойного отца. Ланса поглотили сомнения и страх. Вдруг он ошибается насчет Эксодия? Вдруг после этого брака всё станет только хуже? Прямо сейчас вашак хотел верить в лучший исход, но предупредил Эксодия:
– Эксодий… этот войдерум – жуткая сила, с которой мои и твои деды совершали жестокие набеги на дворцы и сжигали всё на своём пути. И даже если были бы живы родители Фиоры, они бы предпочли предать эти знания забвению… Мне страшно представить, что будет с гуатти и вашаками, если ты с Фиорой обуздаешь войдерум плазмы… – Ланс метался в сомнениях, пока Эксодий не встал с кресла и запротестовал.
– Я не собираюсь покушаться на чужое этой силой и лишать жизни невинных! Но если кто-то возжелает сжигать наши поля, валить стены и подвергать насилию мой народ, я не оставлю от них ничего. Но я буду стараться всеми силами сохранить мир, построенный моим отцом с таким тяжелым трудом! И уж поверьте, я знаю историю вашего народа. Золотой Бык мечтал о том дне, когда гуатти и вашаки станут братским народом, и наш с Фиорой брак тому будет символом! Разве вы не желаете этого, Ланс Халливель?
В такие ситуации язык Эксодия всегда был подвешен, ведь судьба его народа – это то, чем жили покойные родители, влияние которых для нашего героя было незыблемо. Этот искренний поток мыслей о вашаках и гуатти убедил Ланса, и тот ничего не мог ответить; и когда все разногласия в голове решились, тот успокоился и с радостью за свою племянницу ответил: "Ты будешь для неё хорошим мужем, а для меня достойным Королём." После этого Фиора от радости поцеловала в щеку дядю и, обняв Эксодия, спросила:
– К какому часу будет наша свадьба?
– Как это, "к какому часу"?
– Ну что ты, Эксодий, любовь моя? – кокетливо удивилась Фиора, глядя в недоумевающие глаза жениха, пока Ланс, смеясь, всё ему не объяснил.
– Разве ты не знал? По традициям вашаков: если парень сделал предложение, то свадьба должна быть сразу на следующий день!
Так всё и случилось. На следующий день Эксодий рано утром созвал совет магистров с предложением организовать в час дня свадьбу, которая укрепит дружбу двух рас, на что получил от них согласие. Дахий Айтилла был на ней свидетелем и приносил для пары кольца; Эксодий стоял у алтаря в ожидании Фиоры, зная, что та оденется в традиционный наряд вашаков. Как сама Фиора говорила: "Родимые перья мне дороже роскошных платьев и драгоценных камней." Эта фраза дошла до клана Сура и стала там крылатой, а сами вашаки из этого племени пришли в Айтилла на церемонию, чтобы увидеть важнейший момент в истории отношений народа гуатти и вашаков! Но уже через одно кольцо на клан Сура настигнет напасть, которая поставит на уши всю Ламмеру…
Глава 6 "Кровавая черта"
4 эра, 55 кольцо
Между Виллионом и Хондруфером вовсю шла война четвертой эры, и хоть Ламмера была отрезана и непричастна к событиям северных стран, эта война сыграет не последнюю роль в грядущих событиях, что начались через одно кольцо после признания Фиоры Халливель полноправной королевой-консортом. И покой в Айтилла не мог продолжаться настолько долго, даже с приходом Фиоры, что от заботы к народу очень быстро удостоилась титула Алая Матерь.
Ко дворцу Айтилла пришёл Дахий, облаченный в латные доспехи. Лязг металлических пластинчатых сапог сопровождался медленными шагами Эксодия, что шел к нему навстречу. И когда король увидел суровое и серьёзное лицо брата под открытым забралом, Эксодий заговорил первым:
– Рад тебя видеть, брат, но, боюсь, в таком настроении ты пришёл со мной не для светских бесед. Что привело тебя сюда в боевом облачении?
– Ваше Величество, неделю назад я и мои люди отправились в клановый дом Сура, чтобы завербовать их искусных лучников и затем отправить их в гарнизон замка Грюнбельт. Но по прибытию нам пришлось дать бой… – после этих слов Эксодий насторожился и вслушивался в каждый звук брата, что неторопливо и без паники выходил у него из губ. – На племя напали, и то были не просто мародёры или разбойники с большой дороги. Это были организованные и сильные мохавиды7 и мамелюки8 Лакшата. Все из них были шандийцами, но гербы со щитов были стёрты. Мои люди сумели отбить нападение вместе с охотниками Суры, но не удалось никого поймать в плен и допросить. Однако, брат, я уверен, это были воины Лакшата!
– Нет, Дахий! – занервничал Эксодий и стал ходить из стороны в сторону и всё обдумывать. – Это могли быть и дезертиры, нельзя бить сгоряча!
– Но Эксодий, если не действовать быстро, наши союзники могут потерпеть больше потерь! Что случится, не будь моего отряда рядом?!
– Если поторопимся с выводами, и те будут ошибочными, то навлечем беду не только на нас, Дахий, но и Суре достанется не меньше! – пот стекал со лба, понимая, в каком опасном положении сейчас не только Эксодий, а целых два клана.
– Помнишь, Эксодий, как ты в детстве говорил отцу, что отомстишь за наш народ? Неужели ты забыл? Неужели ты закроешь глаза на их действия? Где твоя гордость, Эксодий?!
– Усмири свой пыл! Хоть мы и братья, я не потерплю такого отношения. А теперь слушай внимательно, Дахий. – устремил свой суровый взор в нервные глаза Дахия, и тот мгновенно покорился – Я потребую созвать совет правителей и тогда мы проясним всё! Если Ракеш или кто-то из его вассалов на самом деле стоит за нападением на Суру, мы примем меры…
После нескольких дней было принято решение созвать совет во дворце Лакшата, где присутствовал Эксодий Айтилла, Ву-Перо, которого к тому моменту звали Красный Орёл, и Ракеш Али. Всех долгое время волновало то, почему его жена, Малика Лакшата, являясь полноправной султаной, находится в тени своего мужа и никак не ведет государственные дела. Вся суть в том, что во времена зарождения клана Лакшата, первым султаном была женщина. И впоследствии в традициях шандийцев укоренилась передача фамилии от матери к сыну и от жены к мужу. Испокон веков женщины управляли султанатом, но по необъяснимым причинам Ракеш мало того, что взял власть полностью в свои руки, так ещё и не принял фамилию Малики. Сама эта одиозная фигура от этих фактов заставляла смотреть других правителей и даже сам народ Лакшата на него с подозрением и опаской. И только самому Ракешу и Малике известно, каким образом он сохраняет власть в султанате, где всегда истинными правителями были женщины.
И именно этот шандиец гордо восседал за круглым столом в окружении красоты своего дворца, где украшенные арабесками9 колонны держат овальные капители круглых килевидных арок, что пестрили яркими цветами и золотом. И что для Эксодия, что для Красного Орла комната была невероятно богато обставлена; казалось, будто во всей Зикамере не найдётся настолько же роскошного дворца. Из-за такой красоты было тяжело сконцентрироваться, а сам Ракеш видел эти изумлённые лица и смотрел на них свысока, явно гордясь своим величием. Пока в один момент Эксодий не начал: "Ракеш Али, что вам известно о нападении на Суру?" Сам Ракеш с улыбкой провёл рукой по длинной жесткой бородке и, сверкая кольцами с огромными камнями на каждом пальце и нахмурив толстые густые брови, произнёс:
– Об этом я знаю много, и, раз вы так усердно добивались моего присутствия на совете, понимаю я больше вашего.
– Так, значит, это вы послали отряд на клан?
– Может быть. У меня столько дел… Тяжело в них запомнить мелочи, сами понимаете, государи. Может я послал людей, может, это был кто-то из халифов, а может и вовсе никто в Лакшата этого не делал. Я уже не вспомню…
Ракеш начал откровенно издеваться над Эксодием и Красным Орлом. И продолжалось это чуть ли не пол часа. Эксцентричный Ракеш намеренно бесил неопределёнными ответами и старался вывести государей из себя. Слишком долго от него тисками вытаскивали четкого ответа, пока самому Ракешу это не надоело, и настроение его и запал куда-то пропадали. Тогда он, сверкая алыми глазами с чёрным макияжем под веками, сказал:
– А-а-ай… Ай! Мы тут уже одно и то же мусолим битый час, и всё из-за грязных вашаков. Скажите спасибо, что вашу жалкую деревушку, которую вы называете клановым домом, не сожгли подчистую! Почему я вообще должен вас выслушивать и терпеть?! – Красный Орёл после этих слов старался держать себя в руках и ответить максимально сдержанно, пока не повернулся в сторону Эксодия от грохота его кулака об стол – сын Гидеона не выдержал такой наглости и вспылил.
– Да как ты смеешь такое говорить?! Мы решаем этот вопрос так долго только из-за твоего легкомысленного отношения к делу, и раз твоей смазливой роже так хочется всё закончить, говори, Ракеш Али, не ты ли в ответе за нападением на клан Сура?! – после этого действия все находящиеся в комнате телохранители и слуги насторожились, а Эксодий сверлил суровым взглядом Ракеша так, будто прямо сейчас убьёт его, но султан не испугался.
– Не забывай, в каком месте находятся ваши горделивые головы и кланы, шакалы. Сейчас вы в тени секир мамелюков Лакшата, так что советую тебе следить за словами, сиротка Эксодий. – от этого Эксодий чуть было не взорвался от злости и встал со стула, а за Ракешем солдаты достали сабли из ножен.
– Проведи мы совет во дворце Суры, ты бы не разговаривал так дерзко, мерзавец! – накричал Эксодий, пока за ним смиренно наблюдал Красный Орёл и, обдумывая всё, что может произойти дальше, потянулся за кинжалом, чтобы успеть усмирить союзника. А Ракеш только посмеялся и ответил в приподнятом настроении.
– "Дворце"? За всю историю вашаки не сумели построить здание величественнее вигвама, и это вы называете дворцом? Страшно взглянуть на жилые дома в Айтилла! Неужели при вас всё стало настолько плохо? Видимо Гидеон настолько глуп, что позволил такому человеку править кланом.
Тогда Эксодий взглянул на Красного Орла: его непреклонное выражение лица не показывало никакой злости или обиды. Все нападки Ракеша были для него не больше, чем просто набором звуков. Однако, понимая, к чему всё ведет, достал кинжал и, сделав небольшой укол на пальце, на своём лице кровью прочертил от одной скулы до другой прямую красную линию. На языке вашаков это предупреждение: если воины Лакшата снова нападут, такой же терпимости от самого миролюбивого народа Ламмеры снова им не снискать. Этот жест был намного внушительнее слов, отчего Ракеш умолк и в ужасе поддался спокойному и в то же время хищному взгляду Красного Орла. А закончили эту процессию слова Эксодия: "Ты ответишь за злодеяния и будешь на коленях просить прощения, целуя пяту каждого вашака, которого оскорбил своими гнусными речами, Ракеш Али!" После чего Ракеш велел своим людям проводить их из столицы, и те вернулись к своим клановым домам с огромным грузом мыслей и страхов о предстоящем будущем.
Фиора встретила Эксодия в покоях, он держался за голову и продумывал дальнейшие действия, пока слова матери о мире сражались с сегодняшними мерзкими речами Ракеша Али. Она подошла к нему, чтобы узнать, что случилось сегодня, и Эксодий ответил:
– Мы на пороге войны, Фиора, и кажется мне, мирного решения не будет…
– Что бы не случилось и какие решения ты не принимал, я всегда буду на твоей стороне, любовь моя. И я верю, что ты поступаешь по чести.
Фиора обняла его и утешила, а на следующий день по улицам гремела весть о том, что ночью Сура пережил повторное нападение и отбился от разделённого надвое отряда шандийцев, что на этот раз не прятал гербы.
Глава 7 "Песок теплится под лучами, пока не обожжет пяту"
Войну было не миновать, и после второго вторжения на клан Сура, Красный Орёл стал собирать войска, а за ним и Эксодий. За каждого убитого шандийцами гуатти король рвал и метал целый отряд Лакшата. Он вёл своё войско крайне агрессивно, захватывая один за другим крепости, пока вашаки искусно проникали в тыл врага, схватывая их в кольцо. Ракеш Али был ужасным стратегом, оттого проигрывал войну, что сам навязал. Долгое время он жил в окружении богатства и ласки прекрасных дам, а военное дело не изучал вовсе. Это была одна из причин, почему Эксодий получил от шандийцев кличку "Прах Пустыни". Каждый полководец, услышав эту кличку, впадал в ужас. И как можно понять, в этой войне Лакшата терпела сокрушительное поражение и была близка к битве в столице, пока внутри кланового дома не наступил бунт: в 65-ом кольце мятежники под золотым знаменем и командованием Малики Лакшата свергли действующую власть, после чего законная султана этих земель встала во главе клана. И, казалось бы, проигрышную войну можно остановить, ибо главный её инициатор мёртв, но у Малики были другие планы. Для своего народа она решила стать тем самым человеком, что умеет творить чудеса и делать невозможное возможным – победить Айтилла и Суру. Малика легко предугадывала следующие ходы Эксодия и Красного Орла, сумев к концу 71-ого кольца отвоевать обратно свои крепости близ столицы, но малые города всё ещё были оккупированы. В этих же городах заседали рыцари Эксодия и уанбли10 Красного Орла, до которых доходили слухи об ужасающем полководце по имени Вахоц Бадави, что одним только взглядом способен вынудить большие отряды сдать оружие и крепость. Его армия многочисленна и ввергает в страх любого, даже самого бывалого ветерана войны. Безусловно, и до Эксодия дошёл этот слух, но тот не поверил о существования такого монстра и требовал от своих людей не вестись на байки шандийцев.
Герб клана Лакшата (Империя Лакшата)
Так продолжалось до тех пор, пока Эксодий не ощутил странное чувство надвигающейся опасности, когда её вовсе не было. В оккупированный город слишком долго не приходили отряды Лакшата, но было принято решение оставаться и держать оружие наготове. Вскоре Эксодий получил весть от командира форпоста далеко от пустыни Унари: "Крепость близ городов Айтилла захватил Вахоц Бадави." Эта новость ошарашила Эксодия и Красного Орла: если враг сумел захватить крепость в такой дали от своих территорий, значит все линии обороны до неё были пройдены врагом. И раз он сумел пройти так много и остаться в силах захватить крепость, то взять близлежащие – лишь вопрос времени. Это вынудило Эксодия снять оккупацию и сразиться с Вахоцом, пока тот не ослабил границу Айтилла. Оставаться армии Красного Орла в городе шандийцев было бы слишком опасно, после чего вашаки заняли крепость и готовились к прибытию врагов, чтобы с лёгкостью их отбросить градом стрел.
Эксодий ждал перед собой крепости с поднятыми флагами гербов Лакшата, но путь его был с каждым пройденным километром всё страшнее и ужаснее не столько для самого короля, сколько для его армии, что лицезрела по пути рыцарей, осмелившихся сразиться против войска Вахоца. Трупы на поприще почти полностью засыпало песком, отчего воины случайно наступали на своих же мёртвых товарищей с хлюпаньем крови и треском порубленных и исколотых латных доспехов. Рыцари Эксодия теряли боевой дух и не желали продолжать путь по следу трупов к крепости, где восседает их убийца. Так королю пришлось вести армию всеми правдами и неправдами, уговаривая их нести службу достойно и уверяя, что под его командованием Вахоц Бадави будет уничтожен.
В один момент, когда пустыня Унари была пройдена, и на смену ей пришли равнины, вдалеке показалась многочисленная армия Вахоца, и это напугало Эксодия:
"За моей спиной была тысяча кавалеристов, две тысячи арбалетчиков и лучников, три тысячи пехотинцев и десятки моих верных подданых-вассалов, но как только я увидел вдали фигуру, похожую на их главнокомандующего, кровь в моих жилах застыла… То был животный страх… Я не разглядел ни его доспеха, ни верблюда, ни лица его. Но я полностью уверен: Вахоц Бадави, находясь в расстоянии не меньше километра, смотрел мне прямо в глаза. Я чувствовал это всем своим нутром: голова моя затрещала, а время будто замедлилось. Но мои люди не заметили ничего особенного, и благо, что всё так и обошлось. Ибо начни солдаты пугаться – победы не ждать."
После чего Эксодий отдал приказ капитанам сближаться к противнику плотным строем. Тогда король сумел увидеть в армии врага огромных боевых слонов, гигантских скорпионов, которых контролировали рядовые войдеры звука, и колесницы с лезвиями по бокам колёс.
В один момент начался бой: все воины Эксодия были в пугающем трепете перед войском Вахоца ещё до боя, но когда они увидели сотни и десятки слонов и скорпионов, поняли, насколько серьёзная будет схватка. Вахоц не стал церемониться, посылать переговорщика или выстраивать сложные построения. Это стало ясно, когда на основную фалангу Эксодия ринулись слоны с наездниками-лучниками, но часть этих зверей осталась защищать пехоту. Войско Эксодия при натиске слонов отступалось и создавало интервалы, при которых удары слонов приходились в пустоту. Затем, когда Вахоц приказал вернуть слонов и пустить конницу, Эксодий приказал лучникам зажечь стрелы и пустить их в слонов на оборонительных линиях, и те, испугавшись, стали давить пехоту, которую ещё несколько минут назад защищали. Шандийские тяжелые мамелюки были ничтожными муравьями перед гигантскими слонами. Тех плющило огромными ногами напуганных зверей, а чешуйчатые доспехи превращались в груду металлолома. А то, что вылетало из-под ноги слона, когда тот поднимал её после давки солдат, выпячивало кости наружу треснутых доспехов, а органы, отлетая в разные стороны, иногда приземлялось на запуганные лица мохавидов. От этого ужасного зрелища многие люди Вахоца бежали прочь с поля боя и нарушали тем самым строй, но у главнокомандующего сильнейшей армией Лакшата на такие случаи был особый метод борьбы с трусостью солдат. В тылу армии располагалась фаланга самых кровожадных воинов Бадави – копейщики джилады, что нещадно вырезали каждого, кто осмелится бросить соратников и дезертировать. Трусов Вахоц Бадави подавлял не менее агрессивно, чем мятеж. Так выживших из его бойцов стало меньше, но сбежавших – ни одного. А со слонами Вахоцу пришлось справляться скорпионами, отчего самые сильные боевые единицы убивали друг друга.
Эксодий был несказанно рад такому исходу событий и боевой дух его солдат резко поднялся. Тогда он приказал пехоте приблизиться к основным войскам как можно скорее, чтобы добить оставшихся. Но король совершил ошибку. Победа над самыми сильными и малочисленными войсками вскружила ему и его людям голову, отчего Эксодий совсем забыл о колесницах Вахоца, что были только рады приближению пехоты. Так стремглав пролетели колесницы смерти, отрубая потерявшим бдительность воинам ноги лезвиями на колёсах. Гуатти кричали от боли и пытались подползти к своим ногам и оружию, что выронили из рук. Мучительная агония кривила их лица, и Эксодий воочию увидел, к чему приводят ошибки на поле брани. Ведь ему нужно было сначала выдвинуть вперёд копейщиков, но теперь его пехота умирает. После этой огорчающей мысли Эксодий приказал второй линии из копейщиков потихоньку двигаться к краям фаланги, образовывая круг, в который можно будет поймать кавалерию врага. Но пока происходило движение копейщиков, те видели, как лёгкая артиллерия добивает остатки пехоты, что отправил на смерть Эксодий. Некоторые не могли этого вынести и просто убегали из поля боя, пока оставшиеся в строю гуатти в ужасе дрожали, но выполняли команды. Вахоц всеми силами старался уничтожить боевой дух армии Эксодия, расстреливая из артиллерийских пушек уже мёртвых рыцарей прямо перед глазами его людей.
После того как часть конницы врага удалось схватить в кольцо и заколоть, начался решающий раунд в битве двух сильнейших армий Ламмеры – кавалеристы обеих сторон в построении клином ринулись друг на друга. Волны мечей, алебард, топоров и копий схлестнулись друг с другом. Всюду слышался грохот копыт и лязг металла, конечности всадников и животных падали наземь, обагрив траву кровью; люди кричали боевой клич и с гневом встречали врагов, разрубая им всё, до чего дотянутся, с такой ненавистью и безумием, с которым самые отъявленные убийцы не расправляются со злейшим врагом.
И в этом шторме битвы Эксодий Айтилла увидел Вахоца Бадави на верблюде в кольчужной броне. Самого грозного и безжалостного полководца Лакшата не было видно под неимоверно тяжелыми доспехами, а лицо его скрывала жуткая маска над кольчугой, прикрывающей каждый сантиметр тела. Можно было подумать, что внутри доспеха и нет вовсе никого, пока сам Вахоц не поднял саблю в сторону Эксодия, вызывая его на дуэль.
– Сразись со мной, Эксодий, Прах Пустыни. Я видел только одного человека, что не упал от ужаса при моём взгляде. Ты – тот, с кем я просто обязан сразиться, Эксодий!
– Не надейся на мою жалость, Вахоц. Хоть я ничего не знаю о тебе, я готов дать тебе честный бой.
После этого недолгого разговора Бадави сел на коня и между Эксодием и ним началась дуэль. Они взяли копья и ринулись на своих скакунах друг на друга. Этот удар должен был всё решить; Эксодий верил в свои навыки владения оружием и был полностью уверен в своей победе так же, как и сам Вахоц, что, жутко смеясь, летел в его сторону. Оба копья становились всё ближе к цели. Вахоц собирался повалить Эксодия с коня одним мощным ударом, но копьё Айтилла оказалось быстрее и ближе к цели. В глазах гуатти загорелась искра, а его окутало полное погружение и концентрация в одну лишь точку, а на наконечнике копья сверкнула маленькая молния. Однако Эксодий промахнулся и попал по маске, расколов её на две части, и та упала с лица Бадави.
Маленький миг: копьё Эксодия оказалось быстрее, а Вахоц упал с коня, стараясь закрыть руками лицо – он бросил копьё и скакуна, но король Айтилла сумел под блеском солнца разглядеть ужас во плоти.
"Я не мог смотреть более одной секунды в эту воистину густоту мрака, отвращения и ненависти. Но этой секунды было достаточно, чтобы навеки впечатать в моей памяти этого ужасающего врага и, побоюсь этого слова, – человека." – Так писал о лице Вахоца Эксодий, находясь в неописуемом ужасе.
Эта битва окончилась патом. Обе стороны понесли огромные потери, но Вахоц ещё долгое время не покидал окрестности дворца Лакшата. И только ему известно, что последовало тому причиной.
В это время Фиора была на сносях и оставалась во дворце Айтилла и вела внутренние дела, пока в один момент её не оповестил слуга о госте. Фиора Халливель впустила его на аудиенцию под присмотром стражи, ибо о нём не было неизвестно почти ничего; человеком он был ни гуатти, ни шандийцем, ни вашаком, а одежда его была совсем странной: носил он пёстрый цилиндр с вшитыми фигурками черепов из серебра, из-под которого свисали белые, словно иней, волосы; а всё тело закрывал плащ, сшитый из гербов и знамён разных государств, даже неизвестных доселе Фиоре. И в один момент из под его цилиндра бледные губы зашевелились, а хищные голубые глаза устремились в очи королевы, фиксируя каждое её движение и чувство.
– Ваше Величество, не найдёте ли мои следующие слова дерзкими, если то будет предложением и предложением выгодным?
– Так вы торговец из далёких земель? Тогда я готова вас выслушать. – спокойно разложила руки на мягкие подлокотники и приготовилась с интересом слушать.
– Чудесно, Фиора Халливель! Просто чудесно! Но это предложение не столь для государства, сколько для вас, Ваше Величество…
– Предлагайте, там и решим, дерзко оно или нет. – после этих слов неизвестный человек заулыбался и стал доставать один за другим медали.
– Если вы поможете Эксодию убить сотню человек, я отдам вам медаль. За тысячу – орден! – пока Фиора от испуга сжала ладонями края подлокотника, неизвестный с восторгом перечислял подробности, будто пребывая в экстазе от мысли о каждом убитом за медали. – А за миллион – величие, золото, власть. Всё будет вашим, Королева! Айтилла будет процветать и властвовать над всей Ламмерой! Ваш муж будет доволен вами, если поможете. – Фиора впала в ступор, а дыхание её стало прерывистым, но остановить его не решалась, даже отвести взгляд было тяжело: незнакомец просто не отпускал, и тот стал описывать каждую медаль. – Эта за битву за Турнадау: я потопил двенадцать галеонов эскадры Робина Ньюгейта и Уолтера Рэли, а с ними разорвало ядрами и унесло под воду тысячи моряков! – Фиора уже хотела закрыть глаза и ничего не слышать, но незнакомец достал из-под плаща орден с гербом Айтилла, сверкающий на свету золотой рамкой. – А эту я получил совсем недавно, когда твой любимый и могучий Король встретился с Вахоцом Бадави. Две мощнейшие армии Ламмеры встретились на поле брани, несколько тысяч людей схлестнулись в бою и, захлёбываясь в крови врагов, падали замертво… Я убил их! Мне положены награды, и я их раздаю! – незнакомец залился смехом, а его взгляд наконец оторвался от глаз Фиоры.
Только тогда она смогла приказать страже увести его, но напоследок незнакомец сумел сказать королеве пару грозящих слов: "Война уже постучалась в твою обитель, и не думай, что сможешь легко отделаться, Алая Матерь! Я не один, и за мной придёт Мортэ!"
Фиора Халливель была до смерти напугана, и когда Эксодий вернулся во дворец, то встретила его в слезах и всё рассказала о недавнем госте. Король счел его сумасшедшим и приказал страже не впускать кого попало, но Фиору до конца своих колец этот человек и некий Мортэ не оставлял в покое даже во снах.