Игра снайперов

– Платили всегда одинаково, переводом из швейцарского банка. Судя по последней отгрузке, он до сих пор в Южной Сирии, далеко от войны.

– Думаете, это Джуба?

– Да. У этих патронов есть одна неприятная особенность. Они слишком тяжелые. А значит, он не может купить миллион штук зараз, чтобы хватило на всю жизнь. Приходится каждые несколько месяцев брать небольшую партию. Если он поддерживает себя в форме и в любую минуту готов выйти на оперативный простор, без регулярных поставок ему не обойтись. Ясно, что покупатель один и тот же: имена получателей и адреса отгрузки разные, но оплату совершают одним и тем же способом. Теперь понимаете, насколько ценна эта информация? Это, конечно, не точный адрес, но нам известен город. Последний раз патроны отправились в Южную Сирию, в город под названием Ирия. Он точно там. Где-то в тех местах, неподалеку от пунктов службы международной доставки и, очевидно, с ведома местных властей.

– Но это и вправду не точный адрес. У вашей информации нет практической ценности.

– Согласна, но можно найти человека, который выяснит дату следующей поставки, найдет пункт прибытия и посмотрит, кто будет забирать груз. Если слежка не выведет на того, кто мне нужен, всегда можно поспрашивать у местных. Наверняка кто-то обратил внимание на обеспеченного одиночку, живущего в пустыне и постоянно стреляющего из винтовки.

– Вряд ли, – возразил Боб. – Если он и правда такой умный, у него есть осведомители по всему городу. Стоит задать пару вопросов, и он тут же сменит позицию, а заодно усилит меры безопасности, чтобы не допустить новых проколов. Может, перестанет пользоваться этими патронами или же найдет другого поставщика. Он наверняка недоволен тем, что уже много лет вынужден иметь дело с «Саут стар». Вы обращались с этой информацией в ЦРУ?

– Нет. Они вышибли меня из стольких стран, что это даже не смешно. Называют меня «Балтиморской сумасшедшей». Еще бы, от меня сплошные неприятности. Меня даже внесли в список нежелательных авиапассажиров, но я научилась путешествовать по поддельным документам. Поэтому – никаких электронных писем, звонков или уведомлений. Просто взяла и явилась, рассчитывая на ваше понимание. Чувство стыда мне несвойственно. И я к ним не пойду. Хочу действовать так же, как всегда. То есть самостоятельно. У меня еще осталась родня, и я располагаю значительными средствами. Но все нужно сделать быстро, ведь его легко спугнуть, и он часто переезжает с места на место. Я неплохо его изучила, так что можете верить моим словам.

– Понятно. – Боб задумался. – И вы решили, что я сумею приехать в Сирию, найти его и уничтожить?

– Теперь вы в курсе дела и, надеюсь, измените отношение к моей просьбе. Могу устроить вам фальшивый паспорт превосходного качества, предоставить надежного гида и переводчика. Вы проведете в Сирии не больше нескольких дней. Нужно разыскать его и выкурить из убежища. Один выстрел, один труп. Дело не только правое, но еще и выгодное. К тому же вы окажете всем большую услугу.

Разумеется, все пройдет не так, как задумано. Но покончить с Джубой, увидеть в прицел, как он сходит с лица, получив пулю, сделать так, чтобы он канул в Лету… Заманчивое предложение. Спору нет, это правое дело, но все равно так поступать нельзя.

– Нет, – сказал он. – Я за такое не возьмусь. Это не военная операция, а обычное убийство. Не правосудие, а месть. В ней нет никакой ценности – ни стратегической, ни информационной. Допустим, его смерть поможет уберечь каких-нибудь дипломатов, но меня это мало волнует.

– И я никак…

– Погодите. Я не говорю, что отказываюсь вам помочь. Вы, миссис Макдауэлл, та еще штучка. Американка из пригорода, сама себе ЦРУ. Переиграли профессионалов, да и нервы у вас покрепче, чем у них. Понимали, что вам придется несладко, что вас могут убить, но не остановились. Вы решительная дама, я таких уважаю. У вас, как говорится, железная хватка.

– Я не геройствую. Просто нужно как-то пережить эту боль. У меня не было никого, кроме Томми.

– Значит, вот что я сделаю. И обойдемся без ваших денег.

– Нет, погодите…

– Согласен, вы правильно сделали, что не пошли в ЦРУ. Там полно идиотов, считающих, что они разыгрывают долгую партию. Привыкших считать себя повелителями хаоса. Они не стали бы убивать этого парня. Начали бы за ним следить, смотреть, на кого он выведет. Если на важную персону, то, наверное, продали бы эту информацию. Или похитили бы того человека и допросили с пристрастием. Короче, намудрили бы и обязательно ударили в грязь лицом. И не для того, чтобы остановить джихадиста, нет. Только для того, чтобы подсидеть коллегу из соседнего кабинета, который по-другому смотрит на все это. Там же полный бардак. Представьте себе восьмой класс средней школы, где учитель – размазня, а детишки один хитрее другого.

Дженет промолчала. Судя по всему, она пришла к такому же выводу.

– Вот что я предлагаю, – продолжил Боб. – Я знаю одного влиятельного человека в «Моссаде». Мы с ним не встречались, но несколько лет назад он заведовал одной операцией, и та в некоторой мере пересекалась с моими собственными делами. В общем, он ко мне присмотрелся, и так уж вышло, что я, сам того не ведая, оказал ему серьезную услугу. Откуда я это знаю? Моя дочь работает в Тель-Авиве корреспондентом «Фокс ньюс». Этот моссадовец вышел на нее, они подружились, и он время от времени подбрасывает ей информацию. Думаю, с помощью дочери я сумею заручиться его поддержкой. Подозреваю, что «Моссад» тоже имеет зуб на вашего Джубу. В отличие от наших ребят, израильтяне принимают все близко к сердцу. Давайте-ка я съезжу в Тель-Авив и попробую их заинтриговать.

– Я оплачу ваши расходы.

– Знаете что? Я богатый человек, хоть и не понимаю, как такое вышло. Трачу свое богатство только на винтовки да время от времени вожу супругу в «Крекер баррел». Почту за честь внести свою лепту в уничтожение Багдадского снайпера. А вы расплатитесь со мной тем, что сядете ровно и сделаете так, чтобы вас больше не били. И не насиловали.

Глава 3

Южная Сирия, окрестности Ирии

Один и тот же сон. Он снился Джубе уже много лет и будет сниться до конца жизни, и Аллах не избавит его от этого сна, ведь он сам его послал, чтобы Джуба сохранял ясность мысли, не расслаблялся, не забывал о том, сколь суров выбранный им путь и какую цену предстоит заплатить за триумф.

Во сне он сидел в укрытии. Перед ним американцы, к плечу прижат приклад винтовки Драгунова, цевье покоится на стене, или на упавшей колонне, или на буфере автомобиля, палец лежит на спусковом крючке, глаз смотрит в оптический прицел.

Он видел это много раз. Американцы мечутся в поисках укрытия. Шлемы у них песочного цвета, формой напоминают черепаший панцирь, есть выступ для защиты задней части шеи. Как они вообще могут двигаться в такой экипировке? Похожи на крестоносцев, не хватает лишь свободных белых туник с тамплиерским крестом. В броне, с ранцами, со всевозможным оружием, они отправились в очередной Крестовый поход, и Джуба прекрасно знал, чем все это закончится: он видел, как пылают дома, как людей сжигают на кострах, как оскверняют мечети, как насилуют женщин, как грабят города, как над землей Мухаммеда воцаряются боль и отчаяние. И не важно, что все это было десять веков назад. Времени нет, как нет понятий «тогда» и «сейчас».

На ощупь винтовка была великолепной, а Джуба знал толк в винтовках. Прицельная сетка застыла в полной неподвижности, значит рука его по-прежнему верна. Он совмещал угольник с целью, оценивал расстояние, делал поправки – выше, ниже, правее или левее, если дул сильный ветер и по линзе хлестал песок. Затем потянуть палец к себе, спусковой крючок слегка сопротивляется, не дергать, не теребить, движение доведено до автоматизма. Смерть приходит к цели в образе тяжелой пули болгарского производства, а Джуба чувствует толчок в плечо и видит в окуляре смазанную картинку, но после отдачи организм тут же восстанавливает равновесие.

Предсказать поведение человека при попадании невозможно, каждый реагирует по-своему. Кто-то замирает, кто-то противится прикосновению пули – прикосновению самой Смерти. У одного на лице гнев, у другого – покорность судьбе, у третьего – облегчение, но все уходят в мир вечного сна.

Ему снилось, что вокруг множество целей, хотя наяву такого почти не бывает. Морские пехотинцы, одеревеневшие от страха, прячутся повсюду: в трещинах полуразрушенных зданий, в дверных проемах, в разбитых автомобилях – где угодно, лишь бы оказаться подальше от праведной ярости снайпера, но весь мир – в его смертоносной власти, а винтовку направляет сам Аллах, угольник находит неверного, и палец посылает в него тяжелую пулю, и сетка прицела не дрожит. Раньше, отправляя неверных в место, уготованное для них Аллахом, Джуба считал их, но потом сбился со счета.

Сон всегда заканчивался одинаково. Всякий раз Джуба видел собственную судьбу. Выискивая цели, он наконец замечал за пороховым дымом человека: даже не силуэт, а смутное пятно. Затем ждал, пока ветер не подхватит дым и не унесет его прочь, но секундное промедление оказывалось роковым. Во сне Джуба видел то, что однажды увидит наяву, видел равного ему стрелка, затаившегося среди развалин. В руках у снайпера – винтовка с сошкой и оптическим прицелом. Вспышка, неровно очерченное световое пятно – та доля секунды, когда в гильзе сгорает порох, – и Джуба понимает, что это конец.

Услышь меня, Аллах, я служил Тебе всем своим существом. Смиренно прошу: отпусти мне грехи и прими меня в Джаннат.

Он знал, что умрет именно так, рано или поздно, ведь за ним охотились уже много лет – сперва израильтяне, потом иранцы, курды, русские и, наконец, американцы. Его жизнь заберет снайпер, такой же искусный, как и он сам.

Он вздрогнул и проснулся – как всегда, весь в поту, обуреваемый паникой. Ночью в пустыне тихо. Он скатился с койки, подошел к окну, взглянул на бескрайнюю равнину. Вдалеке, на другом ее конце, горел фонарь полицейского участка. Охранники внизу не издавали ни звука, хотя предполагалось, что один из них стоит в карауле. Проверять незачем, сегодня ничего не произойдет.

Но он никак не мог прийти в себя. Наверное, ему не давало покоя то, что будет, – такое случалось даже после стольких лет: чисто биологическая реакция организма, молитва здесь бессильна. Он подумал, не покурить ли гашиша, но решил не делать этого, чтобы утром сознание оставалось ясным, а реакция – молниеносной.

Вместо этого он сосредоточился на даре свыше, на моменте своего торжества, когда Аллах наконец воздал ему за все, чего он лишился, за весь позор, унижения и отголоски вечной боли.

Он задумался об автобусе.

Глава 4

Тель-Авив

Свэггер отыскал условленное место – кафе примерно в миле и от пляжа, и от гостиницы, с открытой верандой на самом солнцепеке. Едва он сел за столик, как подбежал официант, и Свэггер заказал чай со льдом: он недолюбливал этот напиток, но ему велели заказать именно чай со льдом. Какое-то время он сидел и думал, что одна опергруппа сейчас рассматривает его в бинокль, а вторая изучает прохожих на предмет потенциальной угрозы. Но ни взрывов, ни автоматных очередей не раздалось. Никто ничего не заметил. Никто и бровью не повел.

Наконец из кафе вышел мужчина:

– Сержант Свэггер? Разрешите представиться, Гершон Гольд.

– Сэр, – кивнул Боб. – Присаживайтесь.

Мужчина сел за столик. На нем, как и на Свэггере, были солнцезащитные очки и тонкая белая рубашка с короткими рукавами и расстегнутым воротом. Свэггер был в бейсболке «Арканзас рейзорбэкс», а Гольд – в пляжной шляпе с черной ленточкой. Образ дополняли черные брюки, начищенные кожаные туфли и часы «Брайтлинг» на зеленом ремешке. Лицо его было молочно-белым, как куриное яйцо, рот невыразительный, губы чопорно поджаты. Редкий образец. На его надгробии напишут: «Жаль, что пришлось уйти с работы».

– Спасибо, что согласились поболтать, – сказал Свэггер. – Надеюсь, вы не сочтете эту беседу пустой тратой времени.

– Читал ваше фэбээровское досье, – отозвался Гольд. – Вы принесли немало пользы. Я же просто клерк, офисный работник. От меня не требуют подвигов. Тем не менее я привык думать, что в какой-то мере полезен своей стране.

– Дочь говорит, что в «Моссаде» к вам приклеилось прозвище Джордж Смайли^[2]. Насколько я понимаю, это означает «знаменитый разведчик».

– Вроде того. Но не могу похвастаться ни красавицей-женой, ни энциклопедической памятью. И я, в отличие от Смайли, не циник, а скромный пилигрим. Кстати говоря, у вас выдающаяся дочь. Думаю, вы очень ею гордитесь.

– Так и есть.

Гольд кивнул:

– Давайте к делу.

– Здесь безопасно? Могу ли я назвать имя из разряда секретных?

– Вообще-то, нас окружают молодые люди из контртеррористического отдела. Они обожают подобные задания.

Прежде чем начать, Свэггер сделал глубокий вдох.

– Позвольте спросить, вам известно имя Джуба? Я говорю о Багдадском снайпере.

Не выказывая удивления, Гольд откинулся на спинку стула. Он был совершенно спокоен, но его выдали лицевые мышцы. На мгновение – лишь на мгновение – они напряглись. Совсем чуть-чуть. Мало кто способен такое заметить.

– Крайне любопытный господин.

– И весьма набожный, – добавил Свэггер.

– Должен предупредить, что нам уже не первый год подбрасывают различные сведения о Джубе, и почти все они не выдерживают критики. И сам Джуба, и те, кто за ним стоит, знают, как обеспечить свою безопасность. Его имя окутано дезинформацией: ложные следы, недостоверные разведданные, фиктивные сообщения о том, что его где-то видели, и так далее. Мы сворачиваем в один переулок, в другой, в третий и всякий раз упираемся в тупик. Джубе есть что нам рассказать – и я не сомневаюсь, что мы его разговорим, – но он скорее не человек, а мифическое существо. Фантом.

– Хотите сказать, меня облапошили? И все это – очередная уловка, чтобы «Моссад» махнул рукой на Джубу?

– Или обманный маневр. Полной уверенности нет. Допустим, нам нашептали, что Джуба сейчас там-то и там-то, мы заглатываем наживку, бежим туда, а он тем временем орудует в совершенно другом месте. Такое уже бывало, и не раз.

– Другими словами, в этой игре я дилетант и доверия мне ноль.

– При всем уважении на нынешнем этапе ни о каком доверии и речи быть не может.

– Что ж, тогда позвольте поведать вам историю об одной выдающейся даме.

– Я весь внимание.

Свэггер вкратце пересказал ему одиссею Дженет Макдауэлл, в прошлом – домохозяйки из пригорода, а ныне – женщины, способной внедриться куда угодно и заткнувшей за пояс целое ЦРУ. Человек из «Моссада» слушал внимательно и не перебивая, лишь время от времени потягивал воду с лимоном. Наконец он спросил:

– И все это есть на бумаге? Копии документов, фотографии упомянутых вами людей, доказательства ее… хм… злоключений? Другими словами, вы провели хотя бы минимальную проверку?

– Все здесь, в этом портфеле. Более того, я нанял частного детектива. Только смотрите не проболтайтесь, если будете общаться с миссис Макдауэлл. У меня были к ней те же вопросы, что и у вас. Все бумаги проверил мой друг, отставной агент ФБР, а он свое дело знает. Дженет сдала оба экзамена на отлично. В две тысячи десятом году ее скулу действительно раскололи на четыре части, и следующие семь месяцев миссис Макдауэлл провела в больнице, но кости все равно срослись неправильно. Деньги поступили от родственников, от бывшего мужа и от продажи недвижимости. У этой женщины долгов на два миллиона, и всему этому не видно ни конца ни края, так что ее будущее весьма туманно.

– Короче говоря, вы в ней не сомневаетесь. Вы не против, если мы тоже все проверим?

– На здоровье.

– Итак, допустим, она – та, за кого себя выдает. Но это не повод ей доверять. Как знать, вдруг мы имеем дело с очередной игрой Джубы, разработанной каким-нибудь гениальным сотрудником Министерства разведки Ирана? Поверьте, там есть такие, я могу назвать несколько имен. Вся прелесть в том, что иранцы могли выйти на эту женщину во время ее скитаний и подсунуть ей дезинформацию. Она поверила – ведь ей надо верить, что ее мальчик будет отмщен, – и теперь играет на руку нашим противникам.

– Ну да, пожалуй, – согласился Боб. – Хотя… Если бы иранцы знали, чем она занимается, то не стали бы устраивать такой балаган. Прострелили бы ей голову, и дело с концом.

– И еще один сомнительный момент. Вы уверены, что она не работает на ЦРУ и действует без ведома вашей разведки?

– У меня почти не осталось там связей, но сейчас в ЦРУ такая неразбериха, что им не до миссис Макдауэлл. Может, какой-нибудь местный гений сделал ставку на ее самобытность – а Дженет действительно уникальная женщина, – но пока что всех в Управлении корежит от одного ее имени.

Гольд кивнул.

– Давайте я наведу справки, – наконец сказал он. – И перезвоню вам через день-другой. А вы пока развлекитесь, отдохните. Я запишу все на счет «Моссада».

– Спасибо за любезность, но предпочту платить за себя сам, чтобы оставаться материально незаинтересованным лицом. Могу позволить себе это. Зачем оставлять все богатство детям?

– Ха! – Гольд на мгновение прищурился. – И правда, зачем?

Два дня Свэггер вдыхал ароматы Тель-Авива, любовался видами, восхищался женщинами, наслаждался вездесущей атмосферой праздника, проводя время под девизом «Живи сегодняшним днем». Такое настроение, как он помнил, царило в Сайгоне, когда все понимали, что конец близок, и веселились на полную катушку. Наверное, в Трое дело обстояло примерно так же. Свэггеру нравилось пить гранатовый сок с содовой на веранде гостиницы: с одной стороны синело Средиземное море, с другой – виднелись невысокие горы, утыканные тысячами жилых домов, и над всем этим величаво садилось солнце. Сирены он слышал нечасто, взрывы – и того реже. Лицо его загорело, и походка сделалась разболтанной, как у местных.

Вечером третьего дня зазвонил телефон.

– Завтра в девять за вами заедут, – сказал незнакомец и повесил трубку.

И действительно, в девять утра у гостиницы остановился черный «ситроен» с мальчишкой-водителем.

– Мистер Свэггер?

– Он самый.

– Прошу.

Поколесив по улицам, автомобиль выехал в пригород. Через некоторое время Боб увидел матово-черное здание кубической формы, неумолимое, как декорация из научно-фантастического фильма. Он понял, что перед ним штаб-квартира «Моссада», шестиэтажная стеклянная постройка, рядом с которой всегда чувствуешь на себе чей-то взгляд, но знать не знаешь, что творится внутри.

Охранники тщательно изучили его документы, просветили все тело и даже проверили бирки на одежде. Мальчишка не отходил от него ни на шаг. Наконец он привел Свэггера в обшарпанный конференц-зал на шестом этаже, где ждали Гольд и другие официальные лица.

Гольд не потрудился их представить: разве важно, как кого зовут? Здесь были мужчины с бородой и без бороды, но лица у всех были одинаково угрюмыми. Похоже, за последние несколько лет эти люди разучились улыбаться. У каждого в руках была папка. Гольд, судя по всему, руководил всем.

– Сержант Свэггер, сейчас мы с коллегами зададим вам несколько вопросов. Это необходимо, чтобы убедиться в вашей честности и эффективно спланировать дальнейшую работу. Некоторые вопросы покажутся вам неприятными и даже возмутительными. Не исключаю, что они действительно будут такими. Я попросил коллег распределить между собой роли адвокатов и прокуроров. Мы не намерены проявлять неуважение, поэтому прошу не обижаться на наши выпады. Особенно на выпады Коэна.

– А кто из вас Коэн? – спросил Боб.

– Коэн – это я, – ответил невысокий мужчина с дерзким взглядом и неопрятной эспаньолкой.

– По некоей загадочной причине наш директор терпит Коэна, невзирая на его ущербное чувство юмора. Возможно, держит его в качестве примера для остальных: мол, смотрите, во что может превратиться человеческое существо. Итак, начнем. Коэн?

– Эта миссис Макдауэлл… вы ее пялите? – спросил Коэн, и Свэггер сразу понял, во что вляпался.

– Нет, – ответил он.

– Когда-нибудь представляли ее обнаженной?

– Вы шутите?

– Какая у нее грудь, большая или маленькая?

– Понятия не имею.

– Вы бы назвали ее чувственной женщиной?

– Как по-вашему, горе – это что-то чувственное?

– Сколько людей вы убили?

– Ох. Слишком много. Не считал. Но любой из них имел возможность убить меня. И убил бы.

– Вам нравится убивать?

– Мне нравится стрелять. Это мое призвание.

– Вы помешаны на оружии?

– Я уважаю свои винтовки, и они служат мне верой и правдой. У нас в семье принято защищать общество с оружием в руках, и кроме того – я много об этом думал и пришел к однозначному выводу: стрельба приносит мне удовлетворение. Это дело моей жизни, и когда я подолгу не стреляю, мне кажется, что чего-то не хватает. Но я не занимаюсь сексом со своими винтовками.

– Вы затеваете все это, чтобы вдоволь настреляться, верно?

– Об этом я тоже думал. Возможно, вы правы. Но после службы в Корпусе морской пехоты я всегда и везде старался исправить ошибку или восстановить в правах кого-нибудь вроде себя, если этот человек совершил подвиг, о котором все забыли.

– Вы маньяк-убийца?

– Нет, я не псих. Меня всегда интересовало огнестрельное оружие и его возможности – а они, как и мои собственные, лучше всего раскрываются в самых чрезвычайных обстоятельствах. У меня нет потребности убивать, и я никогда не мечтал о том, что застрелю кого-нибудь.

Вопросы сыпались один за другим и на первый взгляд не были связаны между собой. Свэггеру казалось, что он попал под перекрестный огонь. Как и предупреждал Гольд, самые неприятные вопросы задавал Коэн.

– Кто такой, по-вашему, снайпер: убийца или солдат?

– Солдат. Я никогда не убивал безоружных людей, я не получаю удовольствия от убийства, и мне за это не платят. Деньги мне приносит ветеринария, лечение лошадей. Обожаю этих животных. У моей супруги есть способности к бизнесу, а у меня – хорошая репутация, поэтому мы процветаем. Я человек обеспеченный, деньги мне не нужны.

– Миссис Макдауэлл вас чем-то зацепила. Чем именно?

– Своей болью. Мне доводилось терять близких людей в подобных обстоятельствах. Никто из них не заслуживал такой смерти, но иногда это случается – по недоброму капризу судьбы. В общем, ее боль мне знакома.

– Вы не считаете, что эти чувства могли затуманить вам разум?

– Нет, не считаю. Эта отважная женщина вполне реальна, как и ее боль. К тому же все, что она рассказала, – чистая правда.

– Зачем вы здесь?

– Я опасаюсь, что если она не увидит свет в конце тоннеля, то покончит с собой. Понимаю, что мы дошли – то есть она дошла – до той точки, где уже не обойтись без помощи государства. Нам нужны ресурсы, которыми мы не располагаем, и доступ к информации, которого у нас нет. Мы сделали все, что могли. Отправляясь в другую страну, миссис Макдауэлл всякий раз рисковала жизнью. Еще одно путешествие – и ее труп выудят из речки.

– Такое чувство, что это вы нас нанимаете, а не наоборот.

– Мне нужен Джуба. Остальное не имеет значения.

– Если мы решим работать с вами, – сказал Гольд, – вы должны будете принять наше условие: Джуба принадлежит нам, и наша цель не в том, чтобы всадить пулю ему в голову. Пользы от этого немного, если не вспоминать про Ветхий Завет…

– …В который не верит никто из присутствующих, – подхватил Коэн. На сей раз послышались смешки.

– Наша цель в том, – продолжил Гольд, – чтобы побеседовать с ним по душам. Узнать о его прошлом. Джуба – загадочная персона, он способен раскрыть множество секретов. В случае успеха нашего предприятия мы будем его судить, после чего он отправится за решетку и проведет остаток жизни в израильской тюрьме. Если вы застрелите его без веских на то оснований, то пойдете под суд за убийство. Он пролил море еврейской крови, но мы не жаждем расправы. Мы жаждем правосудия. Понятно ли это?

– Да, понятно.

– Вы согласны с этим условием?

– Да.

– Мы не мстители. Мы профессионалы. И ожидаем того же от вас.

Ну вот, пожалуй, и все. Оказалось, допрос длился шесть часов. Боб проголодался. Несколько секунд мужчины за столом совещались с помощью кивков и прочих жестов, после чего Гольд озвучил условия делового соглашения со всеми бюрократическими формальностями вроде контрактов, материальных компенсаций, страховки и уведомления родственников.

– Вопросы будут?

– Есть один, – сказал Боб. – Почему вы решили, что это дело заслуживает внимания? Что это не фальшивка и не дурацкая затея каких-нибудь дилетантов?

– Пятнадцатого января две тысячи четырнадцатого года один израильский бизнесмен – наш тайный агент, хорошо известный многим в этой комнате, – собирался вылететь из Дубая. Когда он вышел на посадочную площадку, его застрелил снайпер. Стреляли издалека. Впечатляющий выстрел, весьма заковыристый.

– Почему?

– Этот человек, как и мы, был уверен, что у него безупречная легенда. Он провел в Дубае две недели, решал разные вопросы. Его могли убить несколько раз, сделав простой, верный выстрел с близкого расстояния. Мы понять не могли, почему снайпер тянул до последнего, усложняя себе задачу. Но миссис Макдауэлл ответила на этот вопрос, подняв транспортные накладные «Саут стар». У Джубы кончились патроны. Он отстрелял свою ежеквартальную квоту, а без «болгарина» в магазине он и с места не сдвинется. Патроны поступили тринадцатого числа, и Джуба тут же отбыл в Дубай. Получив свои излюбленные боеприпасы, он сделал выстрел, куда более сложный, чем хотелось бы. Пулю нашли. Это действительно была болгарская тяжелая пуля, хотя поначалу мы не придали этому особого значения. А теперь стало ясно, чем объяснялась задержка.

– Итак, миссис Макдауэлл опять оказалась права. У нее есть список убитых во всех уголках земного шара – ваших, наших, каких угодно. Джуба берется за любую работу.

– Он неразборчив, – заметил Гольд. – К сожалению, нередко стреляет в наших людей. С завидным успехом. Впрочем, вы и сами знаете.

– Значит, у вас тоже накопились долговые расписки?

– Не то слово. Обычно от Коэна нет никакого толка, но сейчас он расскажет вам про автобус.