Девушка, которая взрывала воздушные замки

Спонгберг, которая часто оказывалась единственной женщиной в мужском окружении, славилась тем, что не тратит время на формальности и гламурные фразы. Она объявила, что шеф регионального полицейского управления находится в командировке, на конференции Европола в Мадриде. Ему уже сообщили об убийстве полицейского, и он прервал свою поездку, но назад ожидается лишь поздно вечером. Затем она обратилась к начальнику отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями Андерсу Перссону и попросила его коротко охарактеризовать ситуацию.

– С момента убийства нашего коллеги Гуннара Андерссона на дороге в Носсебру прошло чуть больше десяти часов. Мы уже знаем имя убийцы – Рональд Нидерман, но у нас по-прежнему нет его фотоизображения.

– В Стокгольме есть его фотография двадцатилетней давности – нам предоставил ее Паоло Роберто, – но от нее мало толку, – сказал Йеркер Хольмберг.

– О’кей. Как известно, он угнал полицейскую машину, которую обнаружили утром в Алингсосе. Она стояла в переулке, примерно в трехстах пятидесяти метрах от железнодорожной станции. В течение утра никто в этом районе не заявлял об угоне машин.

– Какие меры предприняты?

– Мы проверяем поезда, прибывающие в Стокгольм и Мальмё. Объявлен общегосударственный розыск и оповещена полиция Норвегии и Дании. На данный момент около тридцати полицейских непосредственно занимаются расследованием, так что мы начеку.

– И что же, никаких следов?

– Пока нет. Но типа с такой специфической внешностью, как у Нидермана, не так уж и сложно будет опознать.

– А кто-нибудь знает, как состояние Фредрика Торстенссона? – спросил один из инспекторов отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями.

– Он находится в Сальгренской больнице. Получил тяжелые травмы, примерно как после дорожно-транспортного происшествия. Невозможно представить себе, что такие увечья можно нанести человеческими руками. У него переломы ног и ребер, и к тому же поврежден шейный позвонок. Есть риск, что он может остаться частично парализованным.

Все на несколько секунд задумались о плачевной ситуации с коллегой, а потом Спонгберг обратилась к Эрландеру:

– Но что же на самом деле случилось в Госсеберге?

– В Госсеберге случился Томас Польссон.

В зале раздался дружный стон.

– Неужели не найдется какой-нибудь смельчак, который отправит его на пенсию? Он ведь просто настоящее стихийное бедствие.

– Я очень хорошо знаю Польссона, – сказала Моника Спонгберг. – Но в последние, скажем, два года, я не слышала, чтобы кто-нибудь на него жаловался.

– Тамошний начальник полиции – старый приятель Польссона и, скорее всего, прикрывал его. Возможно, даже из лучших побуждений. Скорее всего, он пытался ему помочь, и я говорю это без всякой иронии. Но сегодня ночью Польссон вел себя настолько неадекватно, что некоторые из его коллег даже подали рапорты.

– Что конкретно он натворил?

Маркус Эрландер метнул беглый взгляд на Соню Мудиг и Йеркера Хольмберга. Ему явно не хотелось выпячивать дефекты в работе своей конторы перед столичными коллегами.

– Самым диким кажется то, что он велел коллеге из технического отдела заняться инвентаризацией дровяного сарая, где мы обнаружили этого типа – Залаченко.

– Инвентаризацией? – переспросила Спонгберг.

– Да, то есть ему хотелось точно знать, сколько там поленьев. Чтобы корректно составить рапорт.

Все потрясенно замолчали, а Эрландер поспешно продолжил:

– Сегодня утром стало известно, что Польссон принимает, по крайней мере, два психофармакологических препарата – «Ксанор» и «Эффексор». На самом деле ему полагается находиться на больничном, но он скрывал свое состояние от окружающих.

– О каком состоянии идет речь? – строго спросила Спонгберг.

– Чем именно он болеет, я, естественно, не знаю – это врачебная тайна. Но препараты, которые он принимает, являются, с одной стороны, сильными антидепрессантами, с другой – стимуляторами. Так что сегодня ночью он просто-напросто перебрал с таблетками.

– О господи, – Спонгберг с трудом удержалась, чтобы не выругаться. Она помрачнела, как туча, вернее, как та буря, которая на рассвете накрыла Гётеборг. – Пришлите Польссона ко мне! И немедленно!

– Теперь сделать это будет не так-то просто. Утром у него началась истерика, и его увезли в больницу с диагнозом переутомление. Нам просто-напросто катастрофически не повезло, что на дежурстве оказался именно он.

– Я хотел бы уточнить, – сказал шеф отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями. – Ведь именно Польссон арестовал ночью Микаэля Блумквиста?

– Он составил рапорт и обвинил его в оскорблении, упорном сопротивлении сотруднику полиции и незаконном ношении оружия.

– А что говорит сам Блумквист?

– Он не отрицает, что оскорбления имели место, но утверждает, что действовал в целях необходимой обороны. Он объясняет, что лишь пытался помешать Торстенссону и Андерссону самостоятельно арестовывать Нидермана, поэтому и употреблял резкие выражения.

– А свидетели есть?

– Полицейские Торстенссон и Андерссон. Честно говоря, я ни на секунду не поверю в обвинения в упорном сопротивлении. Это обыкновенное встречное обвинение с целью предвосхитить жалобу со стороны Блумквиста.

– Неужели сам Блумквист смог в одиночку скрутить Нидермана? – спросила прокурор Агнета Йервас.

– Под угрозой применения оружия.

– Значит, у Блумквиста было оружие… Тогда его задержали по делу. Но где он раздобыл оружие?

– Об этом Блумквист отказывается говорить, пока не посоветуется со своим адвокатом. Но Польссон арестовал Блумквиста как раз в тот самый момент, когда тот пытался сдать оружие полиции.

– Могу я внести неформальное предложение? – осторожно спросила Соня Мудиг.

Все взгляды устремились к ней.

– Я много раз встречалась с Микаэлем Блумквистом во время расследования, и у меня сложилось впечатление, что он, хоть и журналист, но вполне трезвая и здравомыслящая личность. Очевидно, решение о возбуждении дела будете принимать вы… – Она посмотрела на Агнету Йервас, та кивнула. – В таком случае я полагаю, что вы не станете ему инкриминировать оскорбление и оказание сопротивления, это было бы по меньшей мере неразумно.

– Возможно, вы и правы. Но незаконное ношение оружия – серьезное преступление.

– Я бы пока отложила обвинения против Блумквиста. Ведь он самостоятельно расследовал эту историю – шаг за шагом – и на несколько шагов опередил полицию. И для нашей репутации, и в интересах дела будет гораздо полезнее сотрудничать с ним, сохранив хорошие отношения, чем дать ему возможность раскритиковать полицию в средствах массовой информации.

Она замолчала.

Через несколько секунд Маркус Эрландер откашлялся. Раз уж Соня Мудиг рискнула выступить, то и ему не следует отсиживаться.

– Я тоже так считаю. Блумквист и мне кажется здравомыслящим человеком. Я даже просил у него прощения за то, как с ним обращались сегодня ночью. Он, похоже, готов забыть про этот эпизод. И вообще он держится с достоинством. Он вычислил место жительства Лисбет Саландер, но отказывается его называть. Он не боится дискутировать с полицией… Учитывая его позицию и его авторитет, любое его заявление в масс-медиа прозвучит не менее весомо, чем любые инсинуации со стороны Польссона.

– Но ведь он отказывается передать полиции информацию о Саландер?

– Да, он считает, что нам придется добывать информацию у нее самой.

– А о каком оружии идет речь? – спросила Йервас.

– О пистолете «Кольт тысяча девятьсот одиннадцать Гавернмент». Номер серии неизвестен. Я отправил пистолет на экспертизу, и мы пока не знаем, использовали ли его в каких-либо инцидентах на территории Швеции. Если окажется, что да, тогда это меняет дело.

Моника Спонгберг подняла карандаш.

– Агнета! Тебе самой придется решать, инициировать ли предварительное следствие в отношении Блумквиста. Я бы предложила дождаться отчета экспертов. А пока нам пора двигаться дальше. Этот тип Залаченко… что вы в Стокгольме о нем знаете?

– В том-то и дело, что до вчерашнего дня мы ровным счетом ничего не слышали ни о Залаченко, ни о Нидермане, – ответила Соня Мудиг.

– Мне показалось, что вы разыскиваете у себя банду сатанисток-лесбиянок, – сказал один из гётеборгских полицейских.

Кое-кто из присутствующих улыбнулся.

Йеркер Хольмберг опустил глаза, и отвечать пришлось Соне Мудиг.

– Между нами говоря, у нас в отделе есть собственный Томас Польссон, и история с бандой сатанисток-лесбиянок всплыла как побочный след, и именно по его инициативе.

Затем Мудиг и Хольмберг с полчаса рассказывали о сведениях, которые удалось раздобыть в процессе расследования. Когда они закончили, за столом надолго воцарилось молчание.

– Если насчет Гуннара Бьёрка все подтвердится, то СЭПО это дорого станет, – подытожил заместитель начальника отдела по борьбе с особо опасными преступлениями.

Все присутствующие дружно закивали.

Агнета Йервас подняла руку.

– Насколько я понимаю, ваши подозрения в основном построены на предположениях и косвенных уликах. Но меня как прокурора беспокоит ситуация с реальными доказательствами.

– Мы понимаем, – сказал Йеркер Хольмберг. – В общих чертах мы представляем себе, что произошло, но у нас имеется целый ряд вопросов, на которые следовало бы получить ответы.

– Насколько я поняла, вы занимаетесь эксгумационными раскопками в Нюкварне, под Сёдертелье, – сказала Спонгберг. – О скольких же убийствах, собственно говоря, идет речь?

Йеркер Хольмберг моргнул.

– Мы начали с трех убийств в Стокгольме, по подозрению в которых разыскивалась Лисбет Саландер: были убиты адвокат Бьюрман, журналист Даг Свенссон и докторантка Миа Бергман. В лесу, возле склада под Нюкварном, на данный момент обнаружены три захоронения. В одном из них мы нашли расчлененные останки известного наркоторговца и вора. В могиле номер два находится пока не опознанная женщина. Третью могилу мы пока еще не успели обследовать, и, похоже, она самая старая. Помимо этого, Микаэль Блумквист обнаружил связь последних событий с убийством проститутки из Сёдертелье, о котором стало известно несколько месяцев назад.

– Значит, вместе с полицейским Гуннаром Андерссоном в Госсеберге речь идет по меньшей мере о восьми жертвах… Это просто устрашающая статистика. Неужели мы подозреваем во всех убийствах Нидермана? Тогда он просто самый настоящий отморозок и серийный убийца.

Соня Мудиг и Йеркер Хольмберг обменялись выразительными взглядами – теперь им придется до конца отстаивать свою версию. Слово взяла Соня Мудиг.

– Нам пока не хватает доказательной базы, и тем не менее я и мой шеф – инспектор уголовной полиции Ян Бублански – в целом согласны с Блумквистом в том, что первые три убийства совершил Нидерман. Это означает, что Саландер невиновна. Что касается могил в Нюкварне, то можно сказать: Нидерман связан с этим местом, и об этом свидетельствует похищение Мириам By – подруги Лисбет Саландер. Без сомнения, ей уготовили место в четвертой могиле. Но здание склада принадлежит родственнице главы мотоклуба «Свавельшё МК», и, пока останки не идентифицированы, делать выводы преждевременно.

– А вор, которого вы опознали…

– Кеннет Густафссон, сорок четыре года, все знали его как наркоторговца. Начиная с подросткового возраста, был не в ладах с законом. Интуиция подсказывает мне, что речь идет о каких-то внутренних конфликтах. Мотоклуб из Свавельшё причастен к самым разным преступлениям и, в частности, к дистрибуции метамфетамина. Люди, не поладившие со «Свавельшё МК», вполне могли лечь на это кладбище. Но…

– Но что?

– Та проститутка, убитая в Сёдертелье… двадцатидвухлетняя Ирина Петрова.

– И что с ней?

– Вскрытие показало, что ее забили с особой жестокостью, причем такие травмы обычно наносятся бейсбольной битой или чем-то похожим. Правда, характер повреждений неоднозначен, и патологоанатом так и не смог точно определить, какой именно инструмент использовал преступник. Но, со слов Блумквиста, травмы Ирины Петровой вполне могли быть нанесены голыми руками…

– Это мог быть Нидерман?

– Вполне возможно. Но доказательств у нас пока нет.

– Ну, и как же нам действовать дальше? – спросила Спонгберг.

– Мне нужно пообщаться с Бублански, но, естественно, следующий шаг – допрос Залаченко. Мы выясним, что ему известно об убийствах в Стокгольме, а уж вы постараетесь задержать Нидермана.

Один из инспекторов гётеборгского отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями поднял палец.

– А можно узнать, что обнаружили на хуторе Госсеберга?

– Не так уж и много. Мы нашли четыре единицы стрелкового оружия. Пистолет «ЗИГ-Зауэр» в разобранном виде, подготовленный к смазке, валялся на кухонном столе. Польский «Пи-восемьдесят три Ванад» лежал на полу рядом с кухонным диваном. «Кольт тысяча девятьсот одиннадцать Гавернмент» – тот самый, который Блумквист пытался сдать Польссону. И наконец, «браунинг» двадцать второго калибра, который в сравнении с вышеперечисленным кажется чуть ли не детской игрушкой. Мы подозреваем, что в Саландер стреляли именно из него, поскольку она осталась жива после пулевого ранения в голову.

– Что-нибудь еще?

– Мы конфисковали сумку, в которой обнаружили примерно двести тысяч крон. Она находилась на втором этаже, в комнате, которую облюбовал Нидерман.

– Вы уверены в том, что это его комната?

– Там мы нашли одежду размера «икс-икс-эль». Залаченко носит вещи на три размера меньше, «медиум».

– А есть ли какие-нибудь доказательства связи Залаченко с криминальной средой? – спросил Йеркер Хольмберг.

Эрландер покачал головой.

– Конечно, все зависит от того, идентифицируем ли мы конфискованное оружие. Но, за исключением оружия и суперсовременных камер наружного наблюдения, мы не обнаружили у Залаченко ничего, что отличало бы хутор Госсебергу от любой другой фермы. Обстановка в доме спартанская.

Ближе к полудню в дверь постучал полицейский и передал Монике Спонгберг какую-то бумагу. Она подняла палец.

– Мы получили сигнал об исчезновении человека в Алингсосе. Двадцатисемилетняя медсестра стоматологического кабинета по имени Анита Касперссон выехала из дома в семь тридцать утра, чтобы отвезти ребенка в детский сад, после чего должна была прибыть на свое рабочее место к восьми утра, – но так и не прибыла. Она работает у частного стоматолога, который принимает пациентов примерно в ста пятидесяти метрах от того места, где обнаружили угнанную полицейскую машину.

Эрландер и Соня Мудиг одновременно посмотрели на часы.

– Значит, он имеет фору в четыре часа. Какая у нее машина?

– Темно-синий «рено» девяносто первого года выпуска. Вот номер.

– Нужно немедленно объявить машину в общегосударственный розыск. Сейчас Нидерман может находиться в любом месте между Осло, Мальмё и Стокгольмом.

После краткой дискуссии полицейские завершили совещание, поручив допрос Залаченко Соне Мудиг и Маркусу Эрландеру.

Эрика Бергер вышла из своего кабинета и прошествовала в редакционную мини-кухню. Хенри Кортес нахмурился и проводил ее взглядом. Через несколько секунд она вышла оттуда с кружкой кофе в руке, вернулась к себе и закрыла дверь.

Хенри Кортес даже не мог бы точно сформулировать, что его смутило. В «Миллениуме» работало не так много народу, и сотрудники редакции быстро сближались. Хенри уже четыре года работал на полставки и за это время журнал несколько раз переживал разрушительные ураганы – особенно в тот период, когда Микаэля Блумквиста присудили к трехмесячному заключению за клевету и журнал едва не обанкротился. На его памяти произошло убийство сотрудника журнала Дага Свенссона и его подруги Миа Бергман.

Во время всех этих катаклизмов Эрика Бергер держалась как скала; казалось, ничто не может вывести ее из равновесия. Хенри ничуть не удивился, когда Эрика позвонила и разбудила его рано утром, а потом поручила ему и Лотте Карим срочное задание.

Судя по всему, дело Лисбет Саландер сдвинулось с мертвой точки, а имя Микаэля Блумквиста склонялось в связи с убийством полицейского из Гётеборга. Больше никакой информации пока не было. Лотта Карим находилась в полицейском управлении и пыталась раздобыть хоть какие-нибудь сведения, а Хенри все утро названивал всем подряд и пытался разобраться в том, что произошло ночью. Блумквист на звонки не отвечал, однако благодаря некоторым источникам Хенри удалось восстановить примерный сценарий ночных событий.

Но Эрику Бергер, казалось, все происходящее вокруг ничуть не волновало.

Дверь к себе в кабинет она закрывала крайне редко – лишь когда принимала посетителей или напряженно работала над какой-то темой. В это утро посетителей у нее не было, и она не работала. Хенри несколько раз заходил к ней, чтобы сообщить о новостях, – и заставал ее в кресле у окна. Погруженная в себя, Эрика равнодушно взирала на людской поток на Гётгатан, и его сообщения она выслушивала рассеянно. Что-то ее тяготило.

Размышления Хенри прервал звонок. Открыв дверь, он увидел Аннику Джаннини. С сестрой Микаэля Блумквиста он встречался несколько раз, хотя и не мог бы сказать, что знает ее близко.

– Привет, Анника, – сказал Кортес. – А Микаэля сегодня здесь нет.

– Я знаю. Мне нужна Эрика.

Когда Анника вошла в кабинет, Эрика Бергер сидела в кресле у окна. Взглянув на посетительницу, она вернулась к реальности.

– Привет. А Микаэля сегодня нет.

Анника улыбнулась.

– Знаю. Мне нужен отчет Бьёрка о расследовании СЭПО. Микке попросил меня изучить его, чтобы впоследствии, возможно, представлять интересы Саландер.

Кивнув, Эрика встала и принесла с письменного стола папку.

Анника уже собиралась уходить, но, немного поколебавшись, передумала и села напротив Бергер.

– Хорошо, а что происходит с тобой?

– Я собираюсь уйти из «Миллениума», но пока не сказала об этом Микаэлю… не рискнула. Он настолько увлекся этой историей с Саландер, что мне так и не выпал удобный случай. Я и другим не могу ничего сообщить, не поговорив сначала с ним. Так что мне, конечно, не по себе.

Анника Джаннини прикусила нижнюю губу.

– Поэтому ты вместо него решила поделиться со мной… Но чем ты намерена заниматься?

– Я буду главным редактором газеты «Свенска моргонпостен».

– Вот это да! В таком случае мне следует тебя поздравить, а тебе не следует рыдать и рвать на себе волосы.

– Сказать по правде, я не планировала оставить «Миллениум» в таком раздрае, в таком хаосе… Просто мне сделали такое предложение, от которого я не смогла отказаться. Я хочу сказать, что такой шанс дважды не выпадает. Мне предложили эту должность как раз перед тем, как застрелили Дага и Миа, и мы просто сбились с ног. Я не смогла признаться. А теперь меня мучает совесть.

– Понимаю тебя. И ты боишься рассказать об этом Микке…

– Я вообще еще никому не рассказывала. Я думала, что начну работать в «Свенска моргонпостен» в конце лета и у меня еще будет время поделиться. А они теперь требуют, чтобы я приступила к работе как можно скорее.

Она замолчала и посмотрела на Аннику с таким видом, будто вот-вот расплачется.

– Так что практически я работаю в «Миллениуме» последнюю неделю. После выходных я уезжаю, а потом… Мне нужен краткосрочный отпуск, чтобы подзарядиться. А с первого мая я уже в «Свенска моргонпостен».

– Что ж, давай представим себе, что тебя переехал автомобиль. Тогда журнал остался бы без главного редактора, и тоже без всякого предупреждения.

Эрика взглянула на нее.

– Но меня ведь не переехал автомобиль. Я была в полном здравии и упорно молчала несколько недель.

– Понимаю, что ситуация сложная, но мне кажется, что Микке, Кристер и все остальные справятся с ситуацией. И я считаю, что ты должна все им рассказать – прямо сейчас.

– Да, но твой чертов братишка торчит сегодня в Гётеборге. Он спит и не отвечает на звонки.

– Знаю. Мало кому удается так успешно избегать телефонных звонков, как Микаэлю. Однако тут речь идет не о вас с Микке. Я знаю, что вы проработали вместе двадцать лет или около того, что у вас складывались непростые отношения, – но тебе следует подумать о Кристере и прочих.

– Но Микаэль…

– Конечно, Микке взорвется. Но если он не справится с ситуацией после двадцати лет ваших отношений, тогда он не стоит того времени, что ты на него потратила.

Эрика вздохнула.

– Взбодрись. Позови Кристера и всех остальных. Немедленно.

Кристер Мальм явился на собрание, устроенное Эрикой Бергер в маленьком конференц-зале «Миллениума», в подавленном настроении. Его предупредили о собрании всего за несколько минут до начала, как раз когда он, по случаю пятницы, уже собирался покинуть редакцию пораньше. Кристер покосился на Хенри Кортеса и Лотту Карим; они тоже казались растерянными, как и он. Ответственный секретарь редакции Малин Эрикссон тоже ничего не знала, как и репортер Моника Нильссон, и маркетолог Сонни Магнуссон. Не хватало только Микаэля Блумквиста, который находился в Гётеборге.

«Боже, Микаэль ведь ничего не знает, – подумал Кристер. – Интересно, как он отреагирует…»

Эрика Бергер закончила свое выступление, и в конференц-зале воцарилась полная тишина. Мальм покачал головой, встал, обнял Эрику и поцеловал ее в щеку.

– Поздравляю, Рикки. Должность главного редактора «Свенска моргонпостен» – серьезный успех после плавания на нашей маленькой шхуне.

Хенри Кортес бурно зааплодировал. Эрика подняла руки.

– Стоп, – сказала она. – Сегодня я недостойна ваших аплодисментов.

Она сделала короткую паузу и обвела взглядом своих немногочисленных коллег.

– Послушайте, мне ужасно жаль, что все так получилось. Я еще несколько недель назад собиралась вам все рассказать. Но тут произошли эти страшные убийства, и мы потеряли голову. Микаэль с Малин работали как одержимые, и у меня просто не было подходящего случая. Поэтому так и вышло.

До Малин Эрикссон вдруг дошло, что в редакции не так уж и много сотрудников и без Эрики они вряд ли справятся. Бергер всегда казалась твердыней, к которой Малин всегда могла прислониться, стабильной и устойчивой в любых катаклизмах. Ничего удивительного, что этот «Утренний дракон» нанял ее на работу.

Но что же теперь будет? Эрика всегда была в «Миллениуме» ключевой фигурой…

– Есть некоторые моменты, которые нам необходимо обговорить. Я понимаю, что в редакции может возникнуть невротическая обстановка. Мне бы очень хотелось этого избежать, но ничего не поделаешь. Во‑первых, я оставляю «Миллениум» не полностью. Я остаюсь совладельцем журнала и буду участвовать в заседаниях правления. В то же время я полностью отказываюсь от права влиять на редакционную работу – иначе может возникнуть конфликт интересов.

Кристер Мальм кивнул. Он никак не мог опомниться.

– Во‑вторых… Официально я заканчиваю работать здесь тридцатого апреля, но на деле мой последний рабочий день – сегодня. Всю следующую неделю, как вы знаете, я буду в отъезде – это планировалось давно. И я решила, что не стоит возвращаться, дабы побыть у руля еще несколько дней.

Она ненадолго замолчала.

– Следующий номер уже готов, он существует в электронном виде. Осталось только уточнить кое-какие детали. Он станет моим последним номером, после чего к работе приступит новый главный редактор. Свое рабочее место я освобожу сегодня вечером.

Все замолкли.

– Правление должно обдумать и решить, кто после меня станет главным редактором. Но и вам, в редакции, тоже надо это обсудить.

– Микаэль, – предложил Кристер Мальм.

– Нет. Только не Микаэль. Он станет самым худшим главным редактором. Он идеальный ответственный редактор, он умеет вести расследования и дотягивать бездарные статьи до стадии публикации. Но в должности главного редактора он станет настоящим тормозом для журнала. Главным редактором должен быть человек дела, активный и инициативный. К тому же, Микаэль склонен периодически сосредотачиваться на собственных проблемах и исчезать на целые недели. Он предназначен для чрезвычайных ситуаций, но совершенно непригоден для рутинной каждодневной работы. И вы все это знаете.

Кристер Мальм кивнул.

– Вы с Микаэлем прекрасно дополняли друг друга, и «Миллениум» держался за счет этого.

– Не только за счет этого. Вы помните, как Микаэль почти целый год просидел в Хедестаде? Тогда «Миллениум» остался без него. И теперь журнал должен точно так же обойтись без меня.

– О’кей. Что ты предлагаешь?

– Я предлагаю, чтобы главным редактором стал ты, Кристер…

– Ни в коем случае.

Кристер Мальм замахал обеими руками.

– …но поскольку я знала, что ты откажешься, то заготовила другую кандидатуру. Малин, ты станешь исполняющим обязанности главного редактора прямо с сегодняшнего дня.

– Я?! – воскликнула Эрикссон.

– Именно ты. Ты проявила себя как незаменимый ответственный секретарь.

– Но я…

– Просто попробуй. Я сегодня же освобожу свой стол. В понедельник утром ты сможешь перебраться в мой кабинет. Майский номер почти готов – мы над ним уже славно потрудились. В июне мы выпустим двойной номер, а потом у нас будет месяц отпуска. Если у тебя не получится, то в августе правление предложит кого-нибудь другого. Хенри, ты перейдешь на полную ставку и заменишь Малин на посту ответственного секретаря. К тому же, вам необходимо нанять нового сотрудника. Но это уже решать вам и правлению.

Она немного помолчала, задумчиво оглядывая своих коллег.

– И вот еще что. Я перехожу в другую газету. Конечно, с практической точки зрения «Свенска моргонпостен» и «Миллениум» не конкуренты, но я не хочу знать о содержании следующего номера ничуть не больше, чем знаю сейчас. Буквально начиная с этой секунды вы будете все решать с Малин.

– А история с Лисбет Саландер, как нам быть с ней? – поинтересовался Хенри Кортес.

– Это вам придется решать с Микаэлем. Я кое-что знаю о Саландер, но в «Свенска моргонпостен» материал не попадет.

Эрика чувствовала себя так, словно сбросила с души камень.

– Это всё, – сказала она.

Сочтя свою миссию выполненной, Бергер встала и без дальнейших комментариев направилась к себе в кабинет.

Подавленные тем, что их судьба так неожиданно и резко изменилась за столь короткое время, сотрудники «Миллениума» сидели, погруженные в молчание.

Через час Малин Эрикссон постучала в дверь кабинета Эрики.

– Послушай-ка!

– Да? – спросила Эрика.

– Сотрудники хотят кое-что тебе сказать.

– Что именно?

– Выйди к нам сюда, в гостиную.

Эрика встала и подошла к двери. Коллеги накрыли стол – торт и кофе.

– Я решил, что мы еще успеем организовать тебе настоящий праздник, – сказал Кристер Мальм. – Но пока придется ограничиться кофе с тортом.

Впервые за этот день она улыбнулась.