– Не бойся, я… – Имя утонуло в воспоминаниях, остался лишь ласковый голос. – Я отведу тебя в новый дом. – Ласково и несколько томно сказал человек.
Он ласково положил ему свою руку на костлявое плечо и помог подняться под руку. Человек подал Канцлеру свою руку, что б тот сумел на неё опереться и пойти. «Пошли, у меня машина здесь рядом» – сказал высокий мужчина и тогда Канцлер сделал свои первые шаги за день. Он подобно ребёнку стал заново учиться ходить. Ноги совсем отказывались делать какие–либо движения, да и штаны, которые были на несколько размеров больше и не давали сделать нормальный шаг. Но Канцлер всё, же пошёл. Он сделал тогда свой первый шаг навстречу новой судьбе.
Будущий полноправный правитель вспомнил, как тот спаситель буквально выхаживал его каждый день, не сам конечно, а нанятые им врачи и обслуживающий персонал. Но он сам часто навещал его. И в то же время тот добрый человек разделял желание Канцлера отомстить верховным лордам. Если врачи поддерживали его физическое состояние, то неожиданный благодетель оказывал моральную поддержку, неделями натаскивая на месть. Он его познакомил с узкой группой военных, которые разделили праведное стремление правителя Рейха уничтожить лордов. Канцлер тогда почувствовал неимоверную поддержку, будто у него выросли крылья за спиной. И через семь дней он был готов к встрече с олигархатом Рейха. Он принял их условия, но уже тогда выхаживал план мести, но прежде всего он помнил помощь, ему оказанную, и даже не думал её забывать.
Когда Лорд–Магистрариус своими усилиями и благородным рвением буквально спас канцлера от алчущих амбиций и пастей развращённых лордов империи, тогда ему доверился правитель. Но когда, же сам глава имперской бюрократии собственноручно сдавал на суд Канцлера буквально тысячи отступников, то только тогда правитель увидел в нём друга. Как не прискорбно бы это звучало, но у Канцлера не было настоящих друзей. Были коллеги, покорные последователи, любящий народ и верные знакомые, но истинных друзей нет. Он никому не доверял, а смерть жены настолько сильно терзала ум, рассудок и душу Канцлера, что с ним было просто опасно находиться. И порой в гневе от этой потери под горячее сердце, и расколотый ум могли попасться десятки людей, ставшие жертвой паранойи правитель, но Лорд–Магистрариус не боялся этих вспышек безумия. Он всегда находился рядом, что бы ни произошло и постоянно был готов самую безумную историю или мысль своего Канцлера. Если и кем был этот человек для Канцлера, то только другом, как и считал сам правитель.
– Невиновен, – сделал конечный вывод Канцлер, вновь обратившись к пустому кабинету, вспомнив те дни, когда Лорд–Магистрариус подставил ему своё плечо, вытянув будущего правителя из пучины безумия и мрака, если не самой смерти.
Глава двадцать четвёртая. Тараканье королевство
На следующее утро.
На улице неимоверно жарко, будто всюду палили из обогревателей или сразу зажглось полтора небесных светил. Солнце стояло в зените, раскаляя воздух до такой степени, что им было невозможно дышать. Ветра не было вообще, ни малейшего лёгкого его дуновения, несмотря на то, что рядом было пускай и во всех возможных отходах, но всё–таки море.
Командор тяжело, сквозь кряхтения, боль и стоны, проснулся. Его нелёгкое пробуждение сопровождалось характерным и тяжёлым стоном, вкупе с пронзающей всё тело изматывающей болью. Практически всё тело, от пальцев ног до мышц груди жутко болело, буквально изнывая от дикой, в некоторых местах тела пульсирующей боли. Но сильнее всего давления, покалывания и сама тяжёлая боль раздавалась в боку. Эта жуткие режущие ощущения адским пламенем терзали весь правый бок, сковывая буквально каждое движение. Командор, попытавшись повернуться на правый бок, дико вскрикнул и инстинктивно метнулся на левый, отчего боль ещё сильнее начала пульсировать по всему телу.
С тела парня обильно, можно сказать, градом стекал пот, впитываясь в желтоватые бинты старого типа и попадая во все возможные ранения на теле Эстебана, отчего весь кожный покров буквально горел от боли. Всё тело Командора было в глубоких, вплоть до костей, ранениях и рассечениях плоти до маленьких ран и царапин, буквально усеявших половину тела мужчины. И все эти ранения подобно адскому оркестру резонировали с болью в мышцах и костях, доставляя ещё больше неприятных ощущений. Эти старые, эпохальные, ещё марлевые, бинты перематывали части рук, левую и часть правой ноги и весь торс, придерживая крепкую, гипсообразную повязку на правом боку.
Эстебан попытался открыть глаза, но почему–то это было сложно, очи будто слиплись под непонятной густой клейкой массой. Но, всё же, приложив больше мучительных усилий, он смог открыть зеницы, но ничего не увидел. Густая пелена стояла перед глазами, а в сами глазные яблоки стал сочиться гной, доставляя ещё болезненные ощущения, чуть ли не прожигая глаза.
Вдруг на непонятном ему языке прозвучали какие–то слова, пересилив стенания Командора. Следующие, что он почувствовал, это как ваткой, смоченной каким–то непонятным и сильно пахнущим раствором, ему протирают глаза. И через несколько мгновений его зрение прояснилось. Он смог оглядеться, хотя глаза будто горели, что мешало даже моргнуть.
Командор увидел, что лежит на старой раскладушке, со уже полностью пожелтевшим бельём. Его обтягивают старые бинты и всё тело изранено мелкими и глубокими ссадинами и порезами. Он увидел, что лежит в маленьком и убогом помещении. Эта была небольшая деревянная комнатка. Стены были представлены старыми досками, с бесконечными щелинами между друг другом, через которые и лился яркий свет. Крыша была сделана из дырявого старого эпохального шифера, который то и дело мог посыпаться или развалиться от своей ветхости.
Перед ним на стуле сидела старая женщина с седыми длинными волосами, по виду негретянка. Она была одета в старые на половину выцветшие лохмотья, буквально тысячей тряпок окутавшие её. В её руках была та самая ватка, смоченная раствором.
Как только парень открыл глаза и стал что–то несвязно мямлить, женщина положила ватку на стол, который стоял возле раскладушки, взяла посох, рядом лежащий, встала и тяжело поковыляла к выходу.
Оказалось, что Командор лежит на втором этаже кого–то строения. Как только женщина спустилась, он услышал, как на первом этаже идёт разговор на непонятном ему языке. Но через несколько мгновений разговор спал и послышался громкий топот по лестнице.
С первого этажа поднялся высокий негр. Он был одет старый военный жилет, шорты и сандалии. По его телу сбегали ручейки пота, а тело блестело, подобно тому, как блестит яблоко, натёртое воском. Черты его лица были острыми, но в, то, же время не теряли грубости и суровости. Глаз не было видно из–за солнцезащитных очков. Негр подошёл к Командору, сложил руки на груди и с ужасным акцентом заговорил:
– Очухался, гад, – м некоторой толикой призрения, но со странной улыбкой сказал мужчина.
Командор был ошеломлён, что находится здесь, спасенный, а не убитый. Любопытство было настолько сильно, что пересилило боль и слабость Командора:
– Почему ты меня не убил, тебе ж было бы проще? – тяжело, кряхтя, выдавил из себя Командор.
На лице чернокожего мужчины появилась широкая улыбка.
– Я тебе уже говорил. Как это говорится, по–вашему, у нас с вашими вождями сделка. Вот. У ваших гадов в плену есть наши люди, и мы хотим их вытащить.
Командор вспомнил его. Это тот человек направлял ему пистолет в лицо и пытался допрашивать.
– Ну и как вы это сделаете? – тяжко задал свой вопрос Командор.
– Мы уже связались с твоими лидерами, они прибудут в течение часа, вороний призрак.
– А, как ты связался с ними? – резко, сквозь боль в груди, спросил Эстебан.
– Мы нашли не разбитую рацию, в твоей… м-м-м… броне. Включили её. А дальше всё как обычно. На той стороне связались со своими вождями и начали э–э–э, как вы говорите… переговоры.
– Подожди… – Начал, но не успел договорить Командор, как негр его резко прервал, сморщив лицо в гримасе нетерпения, яро выпалив:
– А–а–а замолчи! Мне некогда отвечать на твои вопросы. Мне нужно командовать отрядом. На все твои вопросы ответит наш проповедник. Он лучше разумеет, по–вашему, чем я.
После этих резких слов он развернулся и вышел, что–то громко и звонко рявкнув на первом этаже.
Эстебан остался лежать в одиночестве. Он пытался прийти в себя и вспомнить основные моменты, но ничего не приходит в голову. Последнее, что зиждилось в его памяти, это как его тащили к какой–то машине, а потом тьма. И следующее в памяти это болезненное и жуткое пробуждение, будто он проснулся в аду. Командор пытался подсчитать, сколько он в бессознательном состоянии пролежал в этом месте. Но ничего не мог вспомнить или понять, ибо мысли просто вязли в сознании. Командор не понимал, где он сейчас находится, что происходит вокруг. Он знал лишь, то, что он является предметом банального торга.
Вдруг со стороны лестницы послышались более лёгкие шаги. Парень насторожился, он не знал, кто к нему поднимается. Через несколько секунд на втором этаже стоял странного вида человек.
Он был среднего роста, того же, что был и Командор. Смуглая кожа, глубокие карие глаза, чёрные брови, короткая, но густая борода. Это был араб. Он был облачён в белую, немного запятнанную тунику, подвязанную обычной старой верёвкой. Через плечо весела самодельная коричневая мешковатая сумка. В его руках была палка, навершие которой было представлено проволокой, загнутой в форме полумесяца. Этот человек подошёл к постели Командора. Подойдя, он без акцента в голосе заговорил:
– Здравствуй, вороний призрак, я Малик.
Командор сквозь пронзающую и жуткую боль смог немного подняться и занять сидячее положение. Его грудь пронзила адская боль, но он смог её подавить, хотя лицо слегка исказилась в гримасе боли. Поднявшись, он, кряхтя от боли спросил:
– Малик… кхм… Почему вы меня называете…кхм… «Вороний призрак?»
– Потому что вы, ну ваше воинство цветом своей брони похоже на воронов, предвестников гибели и в то же время вы скрытны и неуловимы, подобно призракам из древних легенд.
– Ну, если я у вас… кхм… то значит не так уж мы и не неуловимы, – с лёгкой улыбкой, натянутой сквозь боль, выговорил Командор.
Малик в ответ улыбнулся и произнёс:
– Нам твои лидеры сказали, что ты не воин.
– Это так, – тяжело вымолвил Командор и приложил руку к своему больному боку.
Малик грустно посмотрел на это. Он потянулся к своей тканевой выцветшей бежевой сумке и открыв её, он вынул оттуда маленькую пластиковую бутылку. Судя по множественным царапинам на бутылке ей было уже много лет. В сосуде плавает обычная, немного мутная вода. Затем он из сумки вынул две белых таблетки и протянув таблетки и бутыль воды Командору, он мягко и заботливо изрек:
– Вот выпей, это тебе поможет.
– Что это? Снотворное? Цианид?
– Обычное, но довольно эффективное обезболивающее.
– Откуда оно у вас? – С особой дотошностью спросил Эстебан. – Я после него жив останусь?
– Неважно, главное, что оно есть и что оно тебе сейчас нужно. А насчёт здоровья не беспокойся… наш командир хочет получить выкуп за тебя, а значит нужно беречь твой зад, как «Сердце Африки».
Командор не стал спорить с Маликом. Боль, которая адским огнём разливалась по телу, было невозможно терпеть. Он взял таблетки лихорадочно трясущимися ладонями, закинул их в горло и запил мутной жидкостью, после чего отдал бутыль обратно. Вода пробежала облегчающим потоком по глотке, даруя хоть какое–то освежение и облегчённость, несмотря на то, что боль всё ещё полыхала по всему организму.
– Что со мной произошло? – Уже более твёрдо спросил Эстебан.
Малик положил руки на пояс и отошёл в сторону окна без стёкол с деревянной рамой, которое в этой маленькой комнатке находилось по правую сторону от раскладушки.
– Когда тебя принесли сюда, ты был сильно изранен. Наши лекари, осмотрев тебя, сказали, что тебя перелом одного правого ребра и ушиб нескольких. У тебя было несколько вывихов и трещин, а так же потянуто и надорвано несколько мышц. Так же ты был весь в ссадинах и царапинах. Твоя броня была полностью разбита, хотя благодаря ней ты и выжил, когда на тебя сложилась постройка. Ну, мы стали тебя лечить, только у нас с гипсом и чистыми бинтами сильный дефицит, поэтому мы сделали тебе жесткую повязку, об остальном позаботятся твои лидеры. Так же, когда ты лежал, мы через некоторое время заметили у тебя на глазах подгноения. Наша знахарка сказала, что это конъюнктивит, похоже, бетонная пыль и крошка попали тебе в глаза, когда тебя вытащили из здания. И она решилась тебя лечить. Ты кстати её видел, это она сообщила о твоём пробуждении.
– Подожди, как ты узнал, что меня вытаскивали? – уже более легко спросил Эстебан.
– Об этом рассказывал наш командующий клановым корпусом «Серебряный песок», точнее тем, что от него осталось. Ты видел этого командующего. Он тебя сюда привёз и он с тобой сначала говорил.
– Этот тот злобный мужик?
– Хм, он тебя вообще сначала убить хоте, – бесстрастно ответил Малик.
– За что? – с недоумением спросил Командор.
– Так он планировал налёт на Сицилию. Собирал людей и технику, что б быстро пересечь море, что б вы не заподозрили, что у нас появилась техника, мы её держали разобранной в трущобах. А вы уничтожили почти весь корпус и уничтожили всю технику, тем самым разрушив его мечту.
– А что за техника? – не скрывая любопытства, вопросил Эстебан.
– Это было совершенство нашего конструирования, – немного восхищённо начал Малик. – Это были штурмовые боевые скоростные катера. Командующий достал их одного производственного района, что работает на западный синдикат. – Бесстрастно, но с дрожью в голосе сказал Малик.
– Не думаю, что ваши катера прорвались бы к Сицилии. Автоматическая система охраны периметра запустила бы протокол уничтожения нарушителей, и на ваши катера обрушился бы град ракет. – Бесстрастно и холодно пояснил Командор.
– Ну, тогда бы его мечта рассыпалась у Сицилии, а сейчас командующий считает тебя главным виновником крушения его, не свершившегося похода. – Легко сказал Малик.
Обезболивающее неимоверное быстро начало действовать. Тело постепенно становилось будто немного онемевшим. Похоже, это были сильные таблетки, быстро притупившие боль по всему телу. Боль понемногу отступала. Стало легче шевелить руками и ногами, даже грудь не обжигало при дыхании. И на этой радости Эстебан сказал, отходя от старой темы и желая проветриться, своему новому собеседнику:
– Ох, мне полегче, нужно немного пройтись.
– Ну, тогда пойдём, – улыбнувшись согласием, ответил на предложение малик. – К сожалению, из всей твоей одежды уцелели только ботинки. Остальное мы положили тебе под раскладушку.
Командор попытался встать. Тело с непривычки сильно неповиновалось, да и боль всё ещё отдалённая, но сильно притупившаяся, сковывала движения. Он всё же сумел встать, на занозистый деревянный пол из сухой и горячей древесины.
Только вот стоял он не твёрдо, постоянно пошатывался и старался придерживаться за раскладушку, чуть ли не падая. Ноги были слабыми, в них отдалённо чувствовалась боль, а стойка не твёрдой, отчего каждое мгновение Командор чуть не рушился на пол.
Эстебан, взявшись за раскладушку, смог выволочь из–под неё скомканную в непонятную твердоватую кучу одежду. Он тяжело, сквозь кряхтения и сопровождающую слабость поднялся и развернул этот комок. В грубые, домотканые и зашитые везде где только можно бесцветные штаны были завёрнуты его берцы и простенькая белая майка. Он стал одеваться, но и это даётся ему довольно тяжело. Мышцы сковывало от закостенелости после долгого сна, отчего все движения были нескоординированными, как у пьяного. Так же и боль, которая до сих пор, отдалённо, но всё же пульсировала то и дело передёргивала движение.
Что бы надеть на себя штаны, зашнуровать берцы и натянуть желтоватую белую майку Командору понадобилось чуть более десяти минут.
– Ну, я оделся, пошли, – закончив, сказал Эстебан.
– Пойдём, – вкрадчиво ответил Малик.
Малик и Командор спустились на первый этаж. Пола не было вообще, лишь сразу горячая земля, тепло которой чувствовалось даже через ботинки. Вокруг были только деревянные дырявые стены, никого убранства. Вместо дверей у стены, по правую сторону от Командора, был вырван кусок стены.
– Пойдём на улицу. – Сказал Малик, указав пальцем на этот проход.
Когда Командор вышел на улицу, то его сразу обдала волна неимоверной жары, такой концентрированной, что его покачнуло, а в больные глаза ударил такой яркий свет, что Эстебан на мгновение ослеп.
Вне помещения воздух был настолько раскалён, что голову немного вскружило от жары. А от яркого солнца с непривычки заболели глаза. От этой волны теплоты и света он даже не сразу увидел, где находится.
– Ох, вот это жара. – Импульсивно сказал Эстебан.
– Понимаю, тебе тут было бы непривычно.
Командор сумел справиться с этой жарой. Он поднял голову и посмотрел на улицу. То, что он увидел, его несколько поразило.
Эстебан снова увидел трущобы, но взгляд на них уже был другой. Не военного человека, а обыденного человека без винтовки наперевес. Он увидел, как их видят каждый день обычные жители. Его уже не удивляли разбитые покосившиеся одноэтажные домики, сделанные из обычного мусора и хаотично расставленные. Парня не удивило, что люди спокойно прозябают в нищете. Его удивил уровень нищеты и то, что люди это спокойно терпят. Помимо жары его на улице обдало ещё и жутким смрадом и помойной вонью, что безраздельно царили на улице. Он увидел, как люди спокойно вдыхают этот смрадный воздух, как будто им всю жизнь дышали. «Вот чёрт, да так же оно и есть, они им всю жизнь дышат, но как?» – внезапно задал вопрос себе Командор. Он неожиданности он поморщил носом и приложил руку к лицу, пытаясь хоть как то закрыться от зловредного запаха.
– А–а–а… этот запах. Я надеюсь, ты к нему привыкнешь, иначе тебе здесь тяжко придётся.
– Есть место, где не так сильно… пахнет? – спросил Командор, мягко выделив интонацией последнее слово.
– Пахнет? – Будто издеваясь, спросил Малик, после чего сразу импульсивно ответил. – Да здесь воняет. – И более спокойно, поняв, неприспособленность Командора продолжил. – Ну не знаю где пахнет не так как везде. Хотя… мы можем пойти в храм, он как раз возле побережья, да и я там жгу благовония, которые мне привозят с юга.
– Пошли. – С тошнотворностью в голосе выдавил из себя Командор.
Эстебан и Малик пошли в тот самый храм. Их путь не был столь долог, но, то, что увидел Командор на этом пути, его сильно удивило. Он повидал, в какой жуткой нищете живут люди. Эстебан увидел по пути как девушка–арабка мыла в грязной и мутной воде свою одежду. Когда она её вынула из старого треснутого пластикового таза, то оказалось, что одежда была вся дырявая и рваная, только местами виднелись заплатки. Он заметил как старый дед, вместо того, что бы надеть нормальную майку, просто обмотался каким–то старым, грязным и дырявым куском ткани и подвязался леской. Так же он увидел, как мужчина просто вместо обуви примотал грязным и негодным скотчем себе к ногам два куска резины от автомобильной шины.
– Почему люди здесь не могут носить нормальную одежду, а носят кокой–то мусор? – поинтересовался Командор. – Это же жуть какая-то.
– Всё, что ты тут видишь и есть одежда. Женщины стараются одеть много тряпья, что б скрыть дыры и сильно не засвечивать тело, потому что нижнего белья у них нет или если оно есть, но только у самых богатых. А мужчинам в этом плане скрывать нечего. Да и если ты хочет увидеть нормальную одежду, то нужно ехать в центры синдикатов, ибо на отшибах континентальной цивилизации, подобный этому ты ничего хорошего не увидит.
Командор всё время раздраженно обращал внимание на бесконечное жужжание мух и действительно, над трущобами, в помойках, над людьми парили тучи мелких тварей и других, не самых приятных насекомых. И этот рой, будто нечестивый помойный ореол, окружал это поселение, став символом полнейшей нищеты.
Пока они шли, он увидел множество детей, бегающих по трущобам и беззаветно играющихся посреди нечистот. Причём дети были разных национальностей, характерных для северной Африки, но объединяло их одно – нищета и убогость. Они спокойно и весело гуляли со своими сверстниками посреди мусора и отходов. Дети беззаботно и весело копошились в помойках и на местах отходников. На ребятках не было одежды, изредка попадалось только лишь то, что прикроет нижнюю часть торса. Малик объяснил, что первую одежду, в этих краях, дарят ребёнку на десятилетие в подарок. Но поразило Командора не это. Дети были иссохшими от недоедания. На улицах бегали маленькие игривые скелеты, улыбавшиеся от игр с остальными ребятами, несмотря на жуткий голод, что адски мучил и жутко скручивал их животы. Рёбра можно было спокойно пересчитать, живот почти прилипал к позвоночнику, таз проступал на боках, а руки и ноги подобны спичкам, которые от лёгкого прикосновения готовы сломаться. Малик рассказал Эстебану, что не многие дети доживают до совершеннолетия и смерть от голода не самое страшное, что может случиться с ними в трущобах.
Пока они шли, Командор увидел, как улицу перебегала худая крыса, покрытая множеством язв и гнойных образований. Глаза крысы были покрыты какой–то желтоватой пеленой. Когда она почти перебежала улицу, то её подхватил какой–то худощавый высокий мужчина. Он сразу же, не задумываясь, свернул ей голову, да с такой силой, что хруст позвонков был слышен даже Командору. И то, что было дальше, до тошноты поразило Эстебана. Мужчина взял и откусил костлявые лапы у крысы, которые были покрыты гнойными нарывами, хруст костей, кровь с гноем, которые вытекали из губ едока, вызывали тошноту, но сильнее всего поразило Эстебана, то, что на лице поедателя «деликатеса» рисуется неимоверное удовольствие и смакование, будто он ест божественную амброзию. Командор немного приостановился и, смотря на Малика, он не понимал, почему его спутника так нормально на это смотрит, будто на его глазах подобная картина разворачивается постоянно, каждый день. Когда все четыре лапы были съедены, то парень опустил крысу, взяв её за почерневший хвост. И тут внезапно выбежала девочка, лет четырнадцати, одетая в какой–то свободный кусок ткани, совсем не похожий на одежду. Она подбежала и ловко выхватила крысу из рук парня. Но он оказался быстрее. Парень резко, почти молниеносно схватил её за длинные чёрные волосы и дёрнул к себе. От неожиданности она чуть было не упала. Девочка пыталась заговорить, но парень ей со всей силы, со всего маху ударил её тыльной стороне ладони по щеке. Силу удара была настолько сильной, что девушка упала на землю, она сплюнула кровь с несколькими окровавленными зубами, выбитых вместе с куском десны. Парень подобрал сказочное для этих мест лакомство – крысу и напоследок со всей силы пнул в живот девушку. Та со всей силы звонко и пронзительно вскрикнула от боли и взялась за брюхо, её лицо исказилось в жуткой гримасе боли, и из её рта обильно потекла кровь. Парень тем временем скрылся в трущобах с желанным трофеем в руках.
Шокировано смотря на всю эту картину, Эстебан не мог даже осознать всю бедноту этих мест. Он мог её только предполагать, особенно увидев, что человек ради больной, полумёртвой и сгнившей крысы готов убить другого человека. Никакая мораль в этих местах не действует. Это место абсолютный идеал социал–дарвинизма, где люди ради выживания готовы убивать друг друга.
– Пошли, поможем! – Взволновался Командор, понимая, что без помощи девушке долго не протянуть.
– Тут такое каждый день происходит, ей повезло, что он её не убил. – Сухо и спокойно сказал Малик.
– Твою мать, ты служитель своей церкви или нет, прояви милосердие, будь ты проклят, будь человеком, поможем ей! – Уже крича во всё горло, требовал Командор.
– Ну, пойдём. – Бесстрастно, но с толикой снисходительности согласился проповедник.
Они быстро подбежали к девушке. Из её рта текла кровь, образовав небольшую лужицу, в которой марались и без того засаленные и грязные волосы и лицо.
Подбежав, Командор и Малик склонились над ней. Из глаз девушки обильно потекли слёзы, она, молясь, обратилась к Малику на непонятном Эстебану языке. Даже скудных медицинских знаний хватило Командору, что б понять, что у девушки внутреннее кровотечение и наверняка порвана селезёнка.
– Её нужно срочно в больницу, иначе она и часа не протянет, – Смешав волнение и спешку в голосе, быстро выговаривал Командор.
– У нас нет больниц, – Сухо и будто непричастно к происходящему сказал Проповедник.
– Что?! – Одновременно с гневом и недоумением, рыча, крикнул Командор. – Проклятье! У вас есть медики!? – На нервах спросил Эстебан. – Вы же меня как–то выходили.
– У меня есть знакомый лекарь, сейчас я ему позвоню. Только я не обещаю, что дозвонюсь ему, сотовая вышка всего одна и она может быть опять сломана. – Снова, столь сухо и безразлично сказал проповедник.
Он вынул старый и чёрно–белый телефон, но вокруг стало происходить что–то неясное. Из трущоб, подобно крысам, стали выходить люди в самых разных оборванных лохмотьях, похожих больше на мусор. Грязные джинсовые жилеты, потасканные брюки, порой просто куски ткани, примотанные по подобию туник, и ещё множество грязных с множеством заплаток висели на этих людях. Но все они были с одной мрачной схожей чертой. Эстебан заметил, что на их правой руке, у плеча, повязана красная повязка. В их руках было самое примитивное оружие: самодельные тески, столовые ножи, кастеты и даже порой попадались старые пилы, сделанные наподобие мечей, но нигде не было огнестрельного, даже примитивного стрелкового оружия, даже в виде самодельных луков и арбалетов.
Люди подходили медленно, потихоньку, настороженно, образовывая полумесяц и как бы давая уйти Малику и Командору. Проповедник спрятал телефон в сумку и схватил Эстебана за плечо.
– Пошли парень, мы ей уже не поможем, – сильно забеспокоился Малик, дёргая Командора.
– Что здесь происходит? – взволнованно вопросил Эстебан, взглянув на людей.
– Пошли, мы ей уже не поможем, а если сами не уйдём, то сегодня же предстанем перед богами. – Уже нервно и дрожа от волнения и нетерпения, требовал Малик.
Проповедник буквально силой оторвал Командора от девушки и за руку дёрнул его, что тот шёл. Эстебан понимал, что всё это не предвещает ничего хорошего и сам подчинился Малику со скрипучем сердцем покидая местность. Когда он уходил, то девушка сильно завопила, она буквально заревела, пронзительно крича на всю улицу. Из её глаз по смуглым щекам потекли реки горячих слёз, смешавшихся с озерцом крови у её головы. Девушка, чая последнюю надежду, протянула худые руки к уходящим, молясь, что б они не её оставляли здесь.
Когда они всё же отошли от девушки и набрали скорость, то Эстебан обернулся, что б взглянуть на бедняжку. Она спокойно лежала, по ещё щекам всё бежали ручейки слёз, а взгляд сделался обречённым, из него пропала жизнь. Люди с оружием подошли к ней вплотную и тут Малик внезапно развернул Командора на месте и пихнул его. Эстебан от такой неожиданности сильно опешил.
– Ты что творишь! Из–за твоего мягкосердечия мы чуть не отправились на закуску! – Возмущёно почти кричал проповедник.
– Да что здесь происходит!? Кто эти люди!? – в недоумении кричал Командор.
Малик взялся за голову, от тяжести общения с тем, кто не родился в трущобах и не был знаком с местными порядками, стоявшими уже несколько поклонений.
– Хорошо. Успокойся. Я расскажу. Эти люди, это… были последователи культа «Пожиратели плоти», которые не брезгуют и каннибализмом.
Вдруг Малика прервал громкий и пронзительный женский крик агонии, на который Командор отреагировал, сморщив лицо в гримасе отвращения к этому месту.
– Вы ничего не делаете с каннибалами?! – удивлённо спросил Эстебан.
– Понимаешь, они платят дань великой церкви, они находятся под её покровительством. Никакой синдикат или иная организация не имеют права перечить великой церкви и даже чихнуть без её разрешения не могут.
Командор понимал, что критика в адрес фанатичного представителя церкви не совсем будет разумна, скорее даже глупа, но тут к неожиданности Малик сказал:
– Я понимаю, ты готов проклинать нашу церковь за это, но никак по–другому в этом мире выжить нельзя. Мы не скрываем, в отличие от тех Пап Римских, давно существовавших, что наша церковь имеет свои пороки и грехи. Но она – залог нашего выживания. Нас там не тронули лишь по одной причине. Потому что я представитель церкви и нас не имели права не то, что коснуться, плюнуть в нашу сторону им запрещено. Я знаю, ты нас никогда не поймёшь.
Командор успокоился. Во всяком случае, эта девушка умерла бы от кровопотери и от убого уровня медицины в этом аду. Эстебан быстро смерился, что эту девушку было не спасти, но совесть всё, же сгрызала душу.
– Ладно, пойдём в твой храм, – тяжко сказал Командор, и они оба направились в неброское сероватое строение, знамя которого уже виднелось, гордо развиваясь над пристанью. – Надеюсь, ты мне объяснишь правила вашего царства.