«Откровения о…». Книга 1. Порочная невинность

Глава 30

Комната с мебелью – сто – сто пятьдесят тысяч, в зависимости от площади и этажа. Голая – от восьмидесяти. Но видимо мой настрой на чудо и надежда на «Иегова помогает тем, кто идёт за ним» уже начали творить чудеса. Возле телефона-автомата висело свеженькое, ни разу не оторванное объявление «Сдаю комнату» Я позвонила. Мне ответили, что меблированная комната на третьем этаже сдаётся всего за восемьдесят тысяч в месяц. Правда, сразу на полгода. Я тут же закричала – Беру!!! С трудом дождалась вечера, поехала на встречу. Было так страшно, что её возьмёт кто-то другой!

Едва я зашла на площадку, и не успела даже позвонить, как дверь открыла беременная женщина лет тридцати, спокойная, улыбчивая. Попросила вести себя потише, так как в зале спит малыш. Быстренько показала мою комнату, объяснила, что квартира мамина, но скоро они заберут её в новый дом, а квартиру выставят на продажу. Вот отсюда и срок в полгода – нет смысла сдавать комнату разным людям, уж проще одному до самого финала.

Нырнув в тёмный зал, переговорив там полушёпотом с мужским голосом, она вынесла мне расписку, я отдала ей четыреста восемьдесят тысяч, получила ключ и помчалась домой – собирать вещи.

Сегодня-завтра хозяйка вывозит из комнаты личное барахло, а послезавтра с утра, ну ладно, после технаря, я живу в нормальных условиях! Вот оно, счастье!

По пути не удержалась, позвонила Ленке.

– Да! – строго рявкнуло в трубке, и я машинально вытянулась по стойке смирно. – Да, слушаю!

Аккуратно, словно боясь, что меня заметят, нажала рычаг. Долбануться можно… Если он просто по телефону так разговаривает, то можно представить, как орёт, когда бывает недоволен Ленкой. И вот ведь что интересно – я, при своей нищете, могла, невзирая на мамкины вопли, заупрямиться, собрать шмотки и уйти, а Ленка при всей её состоятельности – нет. Наверное, это хреново, когда есть что терять?

Зашла на телеграф, позвонила бабушкиным соседям, попросила позвать её к телефону.

За пять минут разве наговоришься? Но я узнала главное – чувствует она себя сносно, уже вовсю воюет с матерью, по поводу неверного ухода за птицей, полотенчиков, лежащих не на своих обычных местах и всякой другой ерунды… В общем, в дом вернулась дееспособная хозяйка и это меня очень обрадовало. Ещё она сказала, что лекарства пока есть, но через пару недель нужно будет докупить Ноотропил и что-то там ещё. И чтобы я не вздумала брать его на свои деньги! Она пришлёт перевод, как только получит пенсию. Я легко согласилась, а по дороге домой зашла в аптеку и купила всё, что надо. «Завтра снова позвоню соседям, попрошу, чтобы сказали матери – пусть в среду встретит автобус из города, передам с ним лекарства. И записку ей напишу, что переехала жить на квартиру, и объясню, что если вдруг её это не устраивает – всё равно не надо выносить бабушке мозг. Вот вернётся, тогда и обсудим»…

Дома застала умильную картину – Толик, читающий мои вчерашние журнальчики. Внимательно так, заинтересованно. Кста-а-ати… Ему, как человеку увлекающемуся, может и не вредно пообщаться с этими милыми тётушками? Вдруг пить бросит… А как человеку легко увлекающему за собой, так и вдвойне полезно, вдруг и мать, глядя на него, сподобится?

***

В день переезда все мозги Ленке прожужжала. Она, вроде, была рада за меня, но при этом какая-то сама не своя. Оно и понятно, с одной стороны папаня в кои-то веки завис дома, отчего обе бабы – и Ленка и Нелли Сергеевна сходили с ума, а с другой – за всё это время, практически сидя под домашним арестом, она так ни разу и не увидела своего ненаглядного Димона. Даже из окошка.

И по дороге из технаря только о нём и ныла, задерживая меня, прося пройтись ещё, поговорить. Я рвалась переселяться, а она мне про распрекрасного юношу! Как некстати.

– А вдруг он съехал, а я даже не в курсе? – ныла она.

– Лен, ну у вас же вообще ничего не было! Вас даже хорошими знакомыми назвать нельзя. Просто случайный парень из соседнего подъезда, чего ты убиваешься-то так? Ну съехал и съехал – забудь!

– Знаешь что… – она остановилась и посмотрела на меня с неожиданной злобой. – Когда ты тут рыдала по своему старпёру, у меня как-то хватило ума помалкивать, о том, что я по этому поводу думаю, да? Вот и ты помалкивай, ясно?

– Хорошо, – я тоже завелась с полоборота. – А ты больше не называй его старпёром! Это вообще не твоё дело, сколько ему, ясно?

Ленка закатила глаза, демонстративно цокнула, давая понять, какая я дура, и вдруг, не предупреждая, сменила маршрут.

Немного ошарашенно понаблюдав, как она переходит дорогу в неположенном месте – возбуждённо отмахиваясь от сигналящих машин, а в какой-то момент даже показав вслед вишнёвой девятке средний палец, я плюнула на всё и тоже пошла своим путём.

***

Вещей набралось на две сумки – огромный клетчатый баул «челночник» и мою неизменную спортивную. А ведь думала, почему-то, что у меня и нету-то ничего! Когда уже пёрла и отступать было поздно, поняла вдруг, что, например, подушку с одеялом, можно было бы принести отдельной ходкой, а весенние вещи и вовсе, когда весна придёт.

Еле доволокла. Руки устали, слегка дрожали, даже дверь открыть не получалось. Правда потом, полчаса спустя, когда я уже и передохнула, и тысячу раз попыталась вновь – всё равно не справилась. Попросила о помощи мужчину, спускавшегося сверху. Он тоже не смог. Больше того – еле вынул ключ из скважины.

– А вы уверены, что он от этого замка? Хм… тогда странно. Очень туго выходит, как будто не родной. Вы извините, мне надо идти.

Он ушёл, я попробовала ещё. Пальцы болели, одолевало отчаяние.

А потом на этаж поднялась бабка. Осмотрела меня подозрительно и скрылась в соседней квартире. Вот, блин. Надо было поздороваться – через стену жить, как-никак. Но та и не думала оставлять меня надолго, уже через минуту выглянула снова.

– Ты к кому?

– Здравствуйте, я квартирантка. В смысле, комнату сняла вчера, и вот, не могу открыть дверь. Вам не оставляют запасной ключ или, может, вы знаете, как с этим замком обращаться?

Бабка суетливо закрылась, но тут же снова выглянула, через махонькую щель и дверь её теперь была «на собачке»

– Я сейчас милицию вызову! Обнаглели совсем, среди белого дня уже! Иди отсюда!

– Ну куда я пойду, я теперь здесь живу! Я деньги заплатила, у меня вот, – вынула из паспорта сложенный вчетверо лист, – расписка есть! Сейчас… – раскрыла его. – Иванова Марья Ивановна, дочка хозяйки, я с ней договаривалась!

– Какая ещё Марья Ивановна? У Томки сын один и тот помер три года назад!

– Ну подождите… Светленькая такая, лет тридцать. Беременная. У неё ещё ребёнок маленький есть, он спал как раз…

– Иди! Иди! Нет тут никакой Марьи Ивановны! И хозяйка уже месяц почти, как у сестры в Нягани… – Замолчала, вдруг, тараща на меня глаза, видимо поняв, что сболтнула лишнего, и заорала с новой силой, уже на весь подъезд: – Иди отсюда, сейчас в милицию позвоню! Всё! Всё, я иду звонить! – А сама так и стояла, прикрываясь от меня дверью.

– Подождите, вы хотите сказать, что в этой квартире уже месяц, как никого нет? Но как же… – Я заглянула в расписку. – Ну вот же, написано… – И побежала по строчкам уже внимательнее, а там всё по форме, не придерёшься. Прям хоть каждую букву читай! – Смотрите сами: Я, Иванова Марья Ивановна, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, паспорт: серия: двенадцать тридцать четыре, номер: пятьсот шестьдесят семь, восемьсот девяносто… – И, уничтоженная, я замолчала.

– Ну? Чего ты? – требовательно окликнула соседка. – Адресом что ли ошиблась? Вот и я говорю – нет тут никого! Иди отсюда!

Я кивнула и, не найдя силы подхватить баул на плечо, волоком потащила его вниз по ступенькам.

Серия: 12 34, номер: 567 890… Как лохушку какую-то. Дурочку инфантильную. Четыреста восемьдесят тысяч. ЧЕТЫРЕСТА ВОСЕМЬДЕСЯТ, блядь! Хоть с моста башкой об лёд прыгай, честное слово.

***

Снова, заливаясь соплями и слезами, пёрла сумки. Теперь уже обратно. Проходя мимо телефонных будок, не удержалась, набрала Машкову.

– Да! – опять отец. Да что за нафиг, он даже мне уже начал надоедать, не то, что Ленке и её мамане… – Да, слушаю!

Я всхлипнула на вздохе и решилась.

– Здравствуйте, а можно Лену услышать?

Снова всхлипнула.

– Кто спрашивает?

– Это… одногрупница, – снова всхлипнула. – Людмила.

На самом деле я не ревела, оно как-то само уже всхлипывалось, а я просто не могла это контролировать. Отходняк. В трубке повисла тишина, потом возня и, наконец, Ленкин голос:

– Алло?

– Лен, привет, это я.

– А, Кать, привет…

– Стоп, стоп! Я уже сказала, что я Люда.

– А, Люд, привет, не узнала тебя, богатой будешь… Погоди, ты что плачешь?

– Ага, от смеха. Хочешь и ты посмеяться, в тему богатства, так сказать? Меня только что кинули на пол ляма.

Пауза.

– Ну, вообще не смешно.

– Да вот же… – я судорожно вздохнула. – Ты извини, я… мне нужно было поговорить с кем-то. Тебе не сильно влетит?

– Да пофиг… Ты в милицию обращалась?

– Нет. Там всё так глупо получилось, Лен… Стыдно даже в милицию идти. Развели, как лохушку. Сама виновата.

– Знаешь, что, пол ляма на дороге не валяются, тем более в твоём положении! Ноги в руки, и в милицию быстро! Пока по горячим следам.

– Да какие горячие, двое суток уже прошло. Я тебе завтра расписку покажу, Лен… Её в рамочку и в кабинет делопроизводства, в качестве наглядного пособия по профнепригодности. Экономист хренов, блин… так стыдно! А ты говоришь – в милицию.

– Стыдно, когда хрен видно! Ты откуда звонишь? Давай я попробую вырваться, встретимся у стадиона, а? Только набери меня ещё через часок, вдруг не получится.

***

В задумчивости стоя у светофора, я даже не сразу поняла, что заставило меня вздрогнуть. Потом уже, перейдя дорогу, сообразила – в тот момент мимо проехал чёрный джип. КАЖЕТСЯ. Оглянулась на транспортный поток, но куда там! Настоящий подтопленный муравейник – так и снуют, так и мельтешат.

Наваждение, психоз. Словно Мухосранск стал вдруг столицей, и в него со всей страны ломанулись чёрные джипы, ага. Да и, допустим, появился бы Денис снова, и что, я бы повторила набег на грабли?

Как знать…

Тащила баул и вспоминала, как в тот давний злосчастный день несла в пункт приёма две сумки с пивными бутылками. Ненакрашенная, взлохмаченная октябрьским ветром, в стрёмных джинсах почти на два размера больше – матери кто-то отдал… А он сначала промчался мимо, потом притормозил, и, дождавшись пока поравняемся, поехал – медленно-медленно, заигрывая, шутя через открытое окно. Весь искрился хорошим настроением. В честь дня рождения друга, наверное, ага. А может, и слегка под мухой уже. У него, кстати, тогда не джип был, а какая-то другая машина. Так вот, я, между прочим, тоже не собиралась знакомиться с ним, а уж тем более, заводить отношения! И согласилась прийти в клуб исключительно, ради того чтобы отстал поскорее и не позорил перед прохожими!

Но часа через полтора встретились в заброшке с Ленкой. Курили, болтали. Я не без скрытой гордости рассказала о назойливом крутом прилипале и его приглашении, а Машкова, в своей прямолинейной манере заявила, что я дура. «Да причём тут Савченко?!» – воздевая руки к обвалившемуся потолку увещевала она. «Вы уже почти три года дружите, а толку? Да и потом, тебя кто-то просит отчитываться перед ним? Ну и всё! Дура будешь, если такой шанс упустишь, Кобыряка! Чего тебе терять-то, родные общажные пенаты?» Она же, сбегав домой, припёрла мне свою итальянскую юбку. А вот спросить колготки я тогда постеснялась, поэтому и поехала без них…

И вот я вспоминала всё это, и удивлялась – из каких мелочей и случайностей ткутся судьбы! Не поставил бы Денис затяжку на Ленкину юбку – в ту проклятую субботу я встретилась бы с ним самим, а не поехала на его базу с Рыжим и Серым. И, кто знает, как сложилось бы тогда?

А ещё судьбы ткутся из глупостей и умностей. Вот послушалась бы своей совести, а не Ленкиного совета – так и вообще в ус не дула бы теперь, не вздрагивала от каждой чёрной машины, не задыхалась бы от раскаянья…

Да только как отличить-то одно от другого, когда по ночам мне до сих пор снились море и горы – светлые, полные воздуха и надежд сказки, в которых я побывала наяву? Разве это всё того не стоило?

***

Ленка опоздала на полчаса.

– Я уж думала не придёшь всё-таки, что обломали в последний момент.

– Да фигня. Допрос с пристрастием, вынос мозга, и я совершенно свободна. Но ты, знаешь, тоже молодец – «я Людмила»!

– А какая разница, вообще, Катя, Люда? Одногрупница и всё. Что даже так нельзя?

– Да отцу-то пофиг, он всё равно не знает никого, но если мать берёт трубку, то лучше Катя, ага? – Помолчала, думая о чём-то. – У неё, похоже, новый любовник, прикинь? Дорогу сегодня перехожу – нате вам, едут. На девя-я-ятке… – возмущённо потрясла раскрытой ладонью. – Долбануться можно, надо же так опуститься!

Я тоже помолчала. Странно это как-то – запалив мать с любовником возмущаться только тому, что машина небогатая… Мне, наверное, не понять. Постаралась перевести тему:

– А если отцу пофиг, чего допросы устраивает?

– А у него слух знаешь, какой! Как пёс на наркоту, на «милиция» среагировал. И давай – кто, куда, зачем, почему… Пришлось, короче, рассказать вкратце, в чём дело. Ну, просто не было другого выхода.

– Ну и ладно. Наплевать, если честно. Стыдно только, что подумает, что я тупой будущий экономист.

– А, да, он, кстати, поржал над этим.

– Зашибись… А ты говоришь, в милицию. Чтобы в меня там пальцами тыкали? Вот расписка, полюбуйся.

Подошли под фонарный столб, Ленка побежала глазами по строчкам и тут же засмеялась:

– Ну, бля-я-я, Кобыркова! Мозги у тебя есть? Ты что, не читала, прежде чем деньги отдать?

– Я читала текст, цифры не смотрела.

– А паспорт? Жопой что ли сверяла?

– Я не сверяла. У неё ребёнок спал в комнате, она забыла паспорт вынести, я не стала напрягать… – И запнулась под Ленкиным уничтожающим взглядом. – Ну да, да, я тупица! И, если честно, ненавижу экономику, бухгалтерию и бумажки вообще. Зато у меня способности к рисованию! И вообще хорошая обучаемость и успеваемость!

– Люд, забудь! Школа кончилась, жизнь началась. Аттестатик свой засунь куда-нибудь и тоже забудь. Уж насколько я тупая была по всяким там биологиям, физикам, химиям и геометриям, а экономику распробовала, наконец, спустя семестр. Увлекательная штука, между прочим! Люблю, когда всё бумажка к бумажке, неожиданно, да? Знала бы раньше, после девятого бы в технарь пошла. Вот и ты, видать, распробовала, только в другую сторону.

Я пожала плечами.

– А что делать? Не в «Пед» же мне идти? Не, Лен, нефиг теперь уже хернёй страдать, стерпится – слюбится. Тем более на таких шишках опыт быстро приходит.

– Н-да уж… Короче смотри, есть знакомый мент, можно как-то неофициально у него узнать, как вообще ситуация, дохлая или нет. Пол ляма – это даже меня жаба душит, а уж тебе и подавно надо хоть попытаться. У тебя хотя бы что-то из денег осталось?

Я мотнула головой:

– Лекарств набрала позавчера. Хотя, около полтинника что-то наскребу, конечно, но на этом пока всё. Ну и оставшиеся шмотки в субботу загоню. Так приценилась в прошлый раз – тысяч четыреста должно выгореть, хотя, конечно, жалко за такую цену отдавать, в магазине они гораздо дороже стоили. Импорт! Тебе, кстати, не нужна курточка из искусственного каракуля? Вообще от настоящего не отличить!

– Угу, спасибо за заботу, но у меня есть курточка из натуральной норки. А, кстати, тётка та, которая в ЦУМе отдел держит, как думаешь, она в курсе, что ты больше не блатная? Может, наведаться к ней под шумок, приодеться? Чтобы было, что продавать потом?

– Охренеть у тебя фантазия, Лен! Чтобы меня за это в канаве прикопали? Нет, спасибо! Я лучше семечками торговать пойду.

– Хм… Ну если так, то какой смысл размениваться на семки, когда можно сразу что-то крупнее брать? Наприме-е-ер… – задумалась, – например парфюм, косметика? А что, просчитать затраты на дорогу до Москвы и обратно, узнать цены на товар там и здесь. На разнице, говорят, можно неплохо нагреться. Мотаться, конечно, придётся много. Зато потом поднакопишь и поедешь в Италию или в Турцию – там вообще всё копейки стоит. А там, глядишь, и откроешь отдел в ЦУМе, прямо напротив этой своей тётки блатной! Сама принарядишься, поднимешься. Прикинь? Придёт туда этот твой батя и охренеет, все локти обкусает. А ты не ведись, тогда, цену сразу себе назначай нормальную!

– Лен, хватит, а? Во-первых, она торгует женской одеждой и если он туда и придёт когда-нибудь, то только для того чтобы нарядить свою новую тёлку, а во-вторых, коммерция это всё-таки не моё. Я бы пошла куда-нибудь, где работа с людьми, но стабильность и чёткий круг обязанностей.

– Ага, уборщицей в магазин, я поняла. – Ленка резко повернулась ко мне. – Не вздумай, Кобыркова, ясно? Смотри мне, узнаю – прибью! – Раздражённо закурила, но после пары затяжек выбросила сигарету. – Короче, пошли, позвоню Андрею, а то, может, ещё и эти деньги вернуть получится, чем чёрт не шутит?

***

Потом, с трудом найдя место, где примоститься, мы с ней сидели на скамейке в парке возле стадиона и пили пиво. Вокруг валялись горы веток – последние дни как раз проходила массовая опиловка деревьев, и парк был похож на место военных действий. Фонари подсвечивали эти неопрятные кучи, делая тени резкими и тревожными. Даже какими-то мистически-опасными, словно бы могильными курганами. Да ещё и прохожих почти не было. Даже не верилось, что всё это успеют убрать до весны.

– А ты в курсе, что на месте парка на улице Мира, ну, того что у привокзальной площади в центре, поняла где, да? – там до войны был храм какой-то. – Неожиданно, видимо проникнувшись окружающей обстановкой, выдала Ленка. – Его восстановить хотели, ну как восстановить, с нуля построить, конечно, но по старым чертежам. Уже расчистили всё от деревьев, бетона, там, всякого… Но потом эту землю продали под рынок. Прикинь? Под рынок! Намоленное место!

Я покосилась на неё с подозрением:

– Не думала, что тебя такое заботит. А потом, ну какое оно намоленное? Если храм был до войны, то это сколько лет уже прошло! У вокзала тем более… Ты представляешь, вообще, что там, в этом парке, происходило все эти годы? Ну ладно, не все, но даже последних пяти хватит выше крыши, начиная от общественного сортира под открытым небом, и заканчивая наркопритоном. И вообще, бог не велел строить церкви и поклонятся крестам. Знала об этом?

Ленка аж поперхнулась.

– Ты чего, в Иеговы подалась?!

– Сразу прям подалась! Просто поговорила, почитала журнал. Всё логично у них, я тоже считаю, что сын и бог не могут быть едиными.

– Это, чтоб ты понимала, американская секта, Люд! – неожиданно рьяно возмутилась Ленка. – Мне отец про них рассказывал. Ходят, в уши дуют, юлят, примазываются, а потом родственнички узнают, что бабуська перед смертью квартирку отписала какой-нибудь духовной «сестре» или «брату». Вот и всё. А, и ещё взносы они собирают на развитие конторы. Так сказать – с каждой пенсии по копеечке. И ведь нехилое бабло поднимают на этом! Кстати, может, тебе секту создать? Чем не работа с людьми? Нет, серьёзно! Недаром говорят: хочешь быть богатым – создай свою религию.

Я рассмеялась:

– Да легко! Только давай и ты со мной. На кассе сидеть будешь.

Ленка усмехнулась, задумчиво глотнула пива.

– Не получится. Меня отец убьёт сразу же, а зачем тебе мёртвый кассир? Ты лучше в нормальную церковь сходи и с батюшкой поговори про этих своих Иегов. Серьёзно. Пока не завербовали окончательно.

Ночью я думала над этим разговором и приятно удивлялась Ленке. Как-то она последнее время меняется в лучшую сторону. То ли взрослеет, то ли влюблённость в этого её Димона так работает, то ли папане надо чаще бывать дома и навешивать им с матерью люлей. А Нелли Сергеевна, конечно, та ещё штучка! Строит из себя святошу, непогрешимую, блин, звезду, а сама… И, главное, дочка в курсе! Как это у них, интересно, происходит – Ленка молчит о любовниках мамаши, а мамаша молчит об абортах дочки… Долбануться можно, какой симбиоз!

Глава 31

Андрей оказался очень высоким, немного нескладным, с острым кадыком и лучистыми, прозрачно-голубыми глазами. Молодой, лет двадцать пять, наверное. Про такого и язык не повернётся сказать – мент. А если и милиционер, то не меньше, чем добрый дядя Стёпа. Он был в штатском, весь такой опрятный, ухоженный. Судя по кольцу, жена расстаралась.

Мы зашли в кафе «Лакомка», он угостил меня чаем с пирожным и внимательно выслушал. Изучил расписку, порасспрашивал, периодически кивая. Когда я заикнулась о мужском голосе в тёмной зале, заинтересованно подался вперёд, но перебивать не стал. Наконец я умолкла, ожидая вердикта, а он ещё раз осмотрев расписку спросил:

– Кто-то ещё, кроме тебя и подозреваемой, брал документ в руки?

– Лена. Ну, может, тот мужчина из другой комнаты. А вообще – откуда я знаю, где этот лист валялся до того? Это же не мой.

– Угу. Я могу взять его с собой?

– Ну… Если надо, то конечно. Но вообще, ты мне скажи, это того стоит? Не дохлое дело?

– Конечно, нужно обратиться, вдруг есть ещё эпизоды, может, эти мошенники уже в разработке. И в любом случае, нужно будет описать подозреваемую, оставить адрес места происшествия. А на счёт перспективности дела и шансов на возврат денег – я уточню. Ты не волнуйся, я расписку не потеряю.

– Сегодня третьи сутки уже пошли. Не поздно? В смысле – ты же пока уточнишь, ещё время пройдёт. Может, я прямо сейчас заявление какое-то напишу или ты хотя бы подскажешь, как это делается? Я и бумагу с собой взяла.

– Давай я сначала уточню.

– Ну ладно… А ещё я думала, может уже есть какие-то сведения о них, может, я не первая, кого кинули?

– Пока не знаю. Уточню.

Ну, в общем, туда-сюда и выяснилось, что он, в общем-то, не совсем мент. Вернее милиционер, конечно, но не тот, который мне был нужен. Андрей был конвоиром. Само собой, какими-то знаниями он обладал, но, увы, специфика его деятельности, не обязывала знать, как точно пишутся заявления о мошенничестве. Зато у него были знакомые в милиции и, конечно, он действительно мог «уточнить» у нужных людей все детали. А ещё, он открыл мне глаза на то, что я счастливица. Ведь если бы я обнаружила подлог прямо там, в квартире, то не известно ещё, что сделал бы со мной тот голос из тёмной залы.

Андрей на всякий случай списал мои паспортные данные, законспектировал суть происшествия и обещал уже сегодня к вечеру сообщить о результате.

Когда он садился в свою небесно-голубую, словно подобранную под цвет глаз «шестёрку», я чуть не всплакнула. Как подросток-переросток на трёхколёсном велосипедике. А вообще очень трогательный, вежливый, нежный какой-то. Конвоир? Пфф… Сложно представить. Интересно, где Ленка его откопала? Не может быть, что бы их связывало что-то личное. Просто небо и земля.

По дороге домой я зашла в библиотеку. При всей всплывшей вдруг нелюбви к экономике, добровольно взятые обязательства по реферату об анализе современного рынка никто не отменял. К тому же на факультатив по немецкому мне край как требовался словарь.

Устроилась в читальном зале. Написав о рынке, спросила что-нибудь об истории города, и в замечательном, полном старых фотографий издании нашла тот храм, о котором говорила Ленка. Красивый. С пятью куполами и высокой колокольней. В тысяча девятьсот шестнадцатом году достроили, в восемнадцатом освятили, а уже в тридцать втором за ненадобностью взорвали и разбили на этом месте парк. Странное, страшное, смутное было время. Очень похожее на современность. Только тогда городу вместо храма понадобился парк, а сейчас – вместо парка и возможного храма – очередной базар. Бизнес, ничего личного. Может, вставить это в реферат об экономике современного рынка?

Когда подошла сдавать книги, пришлось подождать и даже немного помочь – библиотекарь подшивала свежие газеты. Придерживая расползающуюся кипу, пока непослушные старые пальцы пытались просунуть в махонькие дырочки бечёвку, я наткнулась на полосу с объявлениями о работе. Целый список приглашений: Девушки в сферу услуг, З/П почасовая – сразу; кладовщик, с опытом работы; помощник бухгалтера с опытом работы; продавец с опытом работы; водитель автобуса с опытом работы; расклейщик объявлений с опытом работы… и вдруг – «Требуется менеджер-администратор в спортивный клуб. Требования: девушка до 25 лет, симпатичная внешность, хорошая фигура. Умение работать с людьми. Кастинг. Обучение»

Первая реакция – Да ну, я и администратор? Да ещё и кастинг какой-то? Пфф… Но телефонный номер сам собою врезался в память, и где-то в подсознании приятно защекотало фантазиями – вот я такая, красивая, хожу по спортклубу и администрирую. Что значит администрировать, это в целом понятно, но причём тут симпатичная внешность и хорошая фигура? Опять же, хорошая фигура это что, девяносто – шестьдесят – девяносто, или просто нормальная тоже сойдёт? А ещё, это же наверняка с утра до вечера, как быть с учёбой? Да и вообще волнительно. Боярская была бы хорошим администратором – что умение себя подать, что внешность… А я что, девочка из трущоб, провонявшая «эликсиром»

И всё-таки, чертовски заманчиво!

В общем, не удержалась и позвонила с первого же попавшегося на пути автомата. И правильно сделала – этот самый кастинг был назначен на послезавтра.

От волнения даже во рту пересохло. Но с другой стороны, а вдруг? Да к тому же, под сидячую задницу вода не течёт, хочешь жить – поднимай её и начинай шевелиться.

***

Андрей действительно приехал вечером прямо ко мне в общагу. Велел собираться и, как истинный конвоир, «доставил» в отделение, свёл с нужным человеком, помог написать заявление. Потом отвёз обратно и уже возле самого дома выдал, вдруг, что не отказался бы от чая. Я страшно смутилась, но не делать же вид, что не поняла намёк…

Посадила его в кухне караулить чайник, а сама – к тёте Зине, клянчить, нет ли у неё чего-нибудь сладенького. Получила горсть карамелек и кучу расспросов. Потом, конечно же, она и сама припёрлась. Покрутилась, бросая любопытные взгляды и удалилась.

Андрей оказался лёгким собеседником. Смотрел проникновенно, понимал с полуслова, и я не уловила ни одного признака того, что его шокирует окружающая обстановочка. А уже перед самым уходом нас застукала Барбашина. Вот не знаю почему, а иначе и сказать-то нельзя. Именно «застукала».

Сначала она офигела, а потом ехидно разулыбалась. И я прямо-таки увидела картину, как она нашёптывает Савченко о том, что у Кобырковой очередной хахаль. Вот, казалось бы – почему это пришло мне в голову? Спрашивается, какое мне дело до Савченко, какое Барбашиной дело до меня? Но мыслишка появилась и ничего уж тут не попишешь. И даже интересно стало, как Лёшка на это среагировал бы, учитывая, что у самого-то новые бабы дольше пяти дней не держатся. Ну, не считая Барбашиной, конечно… Но тут совсем непонятно что происходит. Даже бесит.

***

На следующий день Андрей пришёл снова. Я уж обрадовалась, думала, может, поймали мошенников? Но он просто сообщил, что заявление приняли к рассмотрению.

– Это значит, что дело не дохлое? – уточнила я. – Ну в смысле, деньги вернут?

– Да нет, ничего это ещё не значит. Просто теперь ты можешь быть уверена, что заявление не потерялось, и его уже увидели нужные люди.

Ни о чём, короче.

– Ээ… Ясно. Спасибо.

Улыбнулась, помолчала выжидающе. А Андрей всё не уходил. Тоже молчал и улыбался. Мне стало как-то неловко, и я обречённо вздохнула:

– Может, чаю?

Снова разговоры о погоде, интересные случаи из конвоирской практики, потом как-то плавно перешли к его жене. Беременная, я так поняла, месяцев семь – восемь. Зовут Маша, но лишь однажды назвав её по имени, Андрей вдруг перешёл на странное «Бу́бочка» Тут же выяснилось, что она самая-пресамая, единственная на всём белом свете! Что у них взаимная любовь с первого взгляда, идеальное совпадение характеров… И что она хочет развода.

И вот сидит передо мной этот дядя Стёпа по имени Андрей, смотрит пронзительными, похожими на огромные топазы глазами и чуть не плачет. И жалко его, и смешно, и невозможно не проникнуться ситуацией.

– Слушай, ну я не знаю… На тебя глядя сразу можно сказать, что ты женат, что жена у тебя хозяюшка. Ты такой… ну как сказать… ухоженный. Больше на молодожёна похож, если честно, но чтоб на грани развода… Не моё конечно дело, но причина-то какая? Люди же, наверное, просто так не разводятся? Тем более беременные.

Андрей кисло улыбнулся, дёрнул бровями.

– Да так… Боится, что ребёнку гены плохие передадутся.

– Эмм… Так уже передалось всё что можно. Рожать же скоро! – Я тоже не сдержалась от улыбки. – Может, у неё просто беременный психоз начался?

– А бывает такой?

– Ну, я сама-то не в курсе… Но в книжках пишут, что некоторых перемыкает, да. Гормоны, куда от них? Но потом, вроде, проходит, просто потерпите как-то, продержитесь до родов.

Андрей задумчиво скатал в трубочку фантик от карамельки.

– Главное же, что она всегда знала, я ж никогда не срывал – как тут скроешь-то? Да и зачем?.. И сама же она и говорила, что «сын не в ответе» и всё такое… Тем более, что это не отец, а дядя, да и тот не то чтобы прям конченый… Мать говорит, нормальный человек был, просто с самого детства своеобразный, нелюдимый.

Замолчал, но я почему-то чувствовала, что хотел бы продолжить разговор.

– Дядя, в смысле – брат матери?

Он кивнул. Я пожала плечом.

– Ну… Не сказать бы, чтобы прям прямая генетика… наверное. А почему БЫЛ? Умер уже?

Снова кивнул.

– Ясно. Ну а что с ним вообще не так было?

Поднял глаза:

– Наркоманил.

– Ааа… – я озадаченно уткнулась носом в стакан, делая вид что пью. Но не выдержала. – И что, как-то прям по-тяжёлому?

– Да нет, травка в основном. Да и то, он на зоне подсел на это, а до этого-то совершенно нормальным человеком был.

Я закашлялась.

– Мм… Как у вас интересно – ты в милиции, а дядя на зоне. Я думала так нельзя.

Андрей только отмахнулся:

– Дядя не считается близим родственником, поэтому…  Да и не за себя он сидел, там такое дело… – помолчал. – Ну, короче, не за себя.

– Как не за себя? По ошибке что-ли посадили?

Мотнул головой.

– Товарища прикрыл. Да там и срока-то того – трёшка в общей сложности, из которых год – в СИЗО, а потом и вовсе по УДО вышел. Ерунда.

– Ничего себе ерунда! Три года отсидеть за нефиг делать… Но я всё равно не понимаю, почему жену твою колбасит. Хотя… она же беременная.

– Да вот… Она почему—то уверена, что и меня когда-нибудь посадят и не хочет, чтобы ребёнок потом скучал по отцу. Даже ревёт, когда говорит об этом.

Я задумалась. Жизненного опыта у меня, конечно, маловато на такие темы, но «не хочет, чтобы ребёнок скучал» и «плохие гены двоюродного деда» – это вообще-то разные вещи, разве нет?