Kostenlos

Осенняя поездка в прошлое

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Какое же мнение сложилось у него о Ленине, тогда в конце 60-х годов после Хрущёва и при раннем Брежневе?

Ленин философ конечно неважный. Философские его работы написаны суконным языком, малопонятным, например «Материализм и эмпириокритицизм». Стратегически на перспективу его взгляды тоже были достаточно смутны, например «Государство и революция», где он пытался, не совсем удачно, определить основы будущего социалистического общества. Да и в национальном вопросе он ратовал за полную самостоятельность наций, а к чему это привело, показал насильственный развал Советского Союза, когда верхушки наций развели народы по собственным, так сказать, «независимым» государствам. Это примерно, как если бы жилой благоустроенный многоквартирный дом распилить на отдельные квартиры и растащить их бульдозером по участку при доме, поделив конечно и этот участок на части. Без удобств, в грязи, но зато отдельно.

А вот тактик Ленин был гениальный. Он часто повторял наполеоновский лозунг: «Нужно ввязаться в бой, а там видно будет». И в этих боях он видел дальше и действовал лучше всех других, что и обеспечило его победу. Неважно, почему он стал революционером: хотел отомстить за брата или боролся за идеалы коммунизма и т.д., важно, что он спас страну и народ от гибели, а история такова.

К началу Первой мировой войны в 1914 году, Россия была отсталая, нищая страна. В ней проживало 160 млн. человек, из них: 3 % господ и зажиточных (купцов, фабрикантов, попов, кулаков и т.д.); при них -10 % лакеев; еще 2 % – рабочие; а остальные – это крестьяне, ведущие натуральное хозяйство – что вырастили, то и съели.

Этих крестьян окончательно добили реформы Столыпина. Из каждых пяти лет царствования Николая II два года были голодными, иногда голодало до половины населения страны и люди гибли миллионами, так что советский «голодомор» 1933 года – это вполне рядовой дореволюционный голод при «батюшке» царе.

Надо сказать, что голод 1933года был последним при Советской власти с массовой гибелью людей и спровоцирован он саботажем кулаков против коллективизации сельского хозяйства. Кстати, в 1931-33гг в США был тоже массовый голод с гибелью от 5 до 7 млн людей и связан он с кризисом капитализма, при этом, продовольствие в США было, но уничтожалось, чтобы цены не снижались. Но голод 1933 года в СССР подается в печати как изуверство большевиков, а о голоде в США – в то же время, нигде ни звука: такова нынче свобода слова!

Ввязавшись в войну, царский режим к февралю 1917 года окончательно рухнул и Николай II Кровавый отрёкся от престола за себя и за своего сына. Другие члены царской семьи не захотели этой работы – царствовать в России и страна оказалась без руководства.

Незаконная Государственная дума, которая уже дважды, законно, была распущена царём ещё до его отречения, собралась и незаконно избрала Временный комитет. Этот комитет, также незаконно, избрал Временное правительство: тогдашних демократов, которые называли себя социалистами, кадетами, эсерами и прочими.

Это был незаконный захват власти буржуазией, переворот, но переворот своих, а когда потом эту шайку выгнали большевики, то мировая «капиталистическая общественность» заклеймила большевиков за свержение якобы законного Временного правительства. Интересно, что и сейчас в Российском уголовном кодексе есть статья за попытку государственного переворота, а вот за сам переворот статьи нет. Поэтому Ельцин, совершив переворот в 1993 году не наказан, а с почестями провожен на тот свет, в один из кругов ада, где он, наверное, радостно встречен, как предатель, вечной пыткой по усмотрению чертей.

Но тогда, в марте 1917 года, большевики не только не имели никакого влияния, но и мало кто о них слышал. Это уже потом, в истории КПСС, роль большевиков была написана на бумаге одной из главных в этой пьесе о революции.

Ленин умело боролся за влияние большевиков на народ и повёл дело к захвату власти: сначала мирным путем, а когда не получилось, то и вооружённым восстанием, тем более, что «Временные» своими действиями всячески способствовали большевикам и уровень тех демократов был не выше нынешних: к чему не прикоснутся – всё превращается в труху. Вот их деяния за полгода, после захвата власти с марта по октябрь 1917 года:

расстреляли почти всех жандармов и многих полицейских, что привело к разгулу преступности;

ввели уполномоченных комиссаров при командирах воинских частей, что нарушило управление войсками на фронтах и привело к дальнейшим поражениям и отступлению армии;

ввели комиссии (продотряды) с комиссарами во главе по изъятию хлеба у крестьян силой, что вызвало массовое недовольство крестьян;

организовали концлагеря для недовольных – куда сажали без суда и следствия;

сохранили помещичью собственность на землю;

провозгласили продолжение войны до победного конца.

Сейчас всё это приписывается большевикам – очередная ложь режима. Этого достаточно, чтобы понять, почему большевики, по некоторым данным без единого выстрела, так легко захватили власть в октябре. Под лозунгами: «Мир народам», «Земля крестьянам», «Фабрики рабочим».

Большевики незаконно свергли незаконное Временное правительство, так как царь Николай II, отрекшись, не оставил законных способов восстановить власть в России. Да и сами Романовы (до коронации Михаила в 1613 году – Захарьины) пришли к власти в России в смутное время в результате интриг и подлогов, даже сменив фамилию, но это уже другая история.

Царя Николая II народ прозвал «Кровавым» за все расстрелы, виселицы и бедствия им причинённые, но сейчас церковь и режим объявили его «святым великомучеником» лишь бы опорочить большевиков. А проклинаемого церковью, царя Ивана IV народ прозвал только «Грозным», так как он сводил счёты, в основном, с боярством (типа нынешних губернаторов) и церковью для укрепления Государства Российского.

Мировая капиталистическая «общественность» и зажиточные классы России (3%) и их лакеи, конечно, были возмущены, что «чернь» пришла к власти, развязали интервенцию и гражданскую войну, три года стреляли, вешали и пытали людей и разрушали страну, но большевики, опираясь на поддержку народа, выстояли, победили и сохранили целостность России под руководством Ленина.

Тогда Иван Петрович многого, конечно, не знал, но читая Ленина, особенно его переписку, поражался точности решений, быстроте действий и бескорыстной преданности делу революции. Ленин убеждал соратников в правоте своих решений, объяснял вновь, если его не понимали, и только с третьей попытки действовал жёстко и властно в интересах дела. Иногда и ошибался, но не считал зазорным признать и исправить свои ошибки.

А сейчас? Якобы президент страны – ДАМ, ведёт какое-то заседание руководителей и на попытку одного из них что-то сказать, обрезает: «Ваше дело слушать и исполнять, мои слова отлиты из гранита». Куда там царям и вождям! Уже появилось и выражение по этому поводу: «Ну ты и сказал! Как отлил!». В общем, люди всё понимают, но силы уходят на добывание средств существования: примерно, как северные олени добывают копытами мох ягель из-под снега, а в это время чукчи режут их по мере надобности.

Но вернёмся к армейской службе. По гарнизону Иван Петрович ходил с томиком Ленина под мышкой, титульной обложкой наружу, поэтому встречные командиры частенько заранее переходили на другую сторону, чтобы не ввязаться в дискуссию с ним по вопросам марксизма – ленинизма. Вдобавок, замполит полка, подполковник, учился заочно в военно-политической академии, Иван Петрович давал ему свои рефераты и конспекты, их переписывали и отправляли в академию, где они вполне успешно засчитывались замполиту, за что тот, взамен, покрывал некоторые его проступки.

Например, такой. Лето, воскресенье, офицеры-призывники собрались на рыбалку, и Иван Петрович, как оружейник, подготовил пороховые заряды глушить рыбу. У городка протекала речка Оша, небольшая, метров десять ширины, но в глубоких омутах водилась рыба, а в километре от города речка образовывала широкую заводь, которая служила местом купания горожан.

Офицеры подъехали туда, отошли вверх по течению метров триста, посидели, попили портвейна, а Иван Петрович взял да и бросил заряд в омут. Взрыва было не слышно, но берега вздрогнули, всплыла оглушённая рыба, а на пляже раздались крики и люди, как пингвины, выскочили на берег. Взрывная волна по воде дошла и туда и ощутимо ударила, потом туда доплыла и оглушённая рыба, там были и другие офицеры с семьями.

В понедельник, перед строем полка, Иван Петрович получил выговор от командира, а положена была гауптвахта, но заступился замполит. И о гауптвахте. Она находилась в Смоленске, офицеру была положена отдельная камера, что не всегда было в наличии. Однажды, один из офицеров-призывников был послан на гауптвахту на десять суток. Дней через пять начштаба полка звонит туда: как там наш офицер, как себя ведет, а ему отвечают – такого нет.

Стали искать: нигде нет, а на десятый день, этот офицер является в часть и говорит, что мест на гауптвахте не было – он жил в гостинице, утром приходил, опять мест нет, вот он и ждал, а время проводил в своё удовольствие, пока не закончились деньги. Проверили, так всё и оказалось. С тех пор сначала обеспечивали место на гауптвахте, а уже потом отправляли наказанного офицера с сопровождающим. А тот хитрец так и не посидел на гауптвахте – командир решил, что это отдых, а не наказание.

Бывало, с томиком Ленина и с сослуживцами Иван Петрович переходили взлётную полосу аэродрома и там, в деревне Алексино, можно было спокойно попить пива или вина – главное чтобы вдруг не объявили тревогу и не опоздать на машину для отъезда домой.

Из такой жизни выделялись дни дежурств по комендатуре или патрулированию в городке. Перед дежурством – утром инструктаж у начальника штаба, потом отдых и вечером начало дежурства на сутки. В течении суток много обязанностей: звонки, отправка машин в часть, практически сутки на ногах без сна– то солдат пьяный, то свет отключат, то драка – за всё отвечает дежурный.

 

Патрулирование по городу тоже имело свои особенности. Патруль – это офицер и двое солдат, все вооружены, офицер – пистолетом, солдаты – ножами. Задача ходить по городу по маршруту, проверять документы у солдат или если офицер выпил, и его задержала милиция, то надо забрать его из милиции и проводить до дома. Утром надо было взять оружие в части, потом инструктаж у начштаба, где он говорил, что делать и как себя вести и всегда упоминал: помните о том случае?

А случай заключался в следующем. Патруль зашёл в клуб, где были танцы, офицер отпустил солдат в зал потанцевать, остался один, в это время в фойе завязалась драка, стали бить и офицера, он достал пистолет и застрелил одного из нападавших. Дело квалифицировали как нападение на патруль и офицера наказали переводом в другую часть, так как он не должен был стрелять в помещении.

И вот начальник штаба всегда инструктировал так: напали на тебя в клубе, кинотеатре или ресторане – ты его выведи на улицу и там застрели, тогда будешь прав. И ведь верно, тогда всё будет по закону, вернее по уставу караульной службы.

Вот в таких условиях службы прошли осень и зима, а весной следующего года в апреле начались общевойсковые учения «Двина», где участвовал и их полк, который перебросили в Белоруссию, под Бобруйск.

Недели две прошли в переездах и перелётах, а в те времена был такой порядок – куда самолёты, туда и вооружение для них, а с этим вооружением и кто-то из их команды. Даже если один – два самолёта улетают куда-то в ремонт или по другой надобности, всё равно следом, на вертолётах везут ракеты и Иван Петрович на этих ракетах в грузовом отсеке. Если какая авария с вертолётом, ракеты, конечно, взорвутся и как говорится, кусочков не останется.

За службу налетаться пришлось немало. А на учениях «Двина» летчики полка отлетались как надо и отстрелялись хорошо и всех кадровых офицеров полка наградили юбилейной ленинской медалью и офицеров – двухгодичников: Ивана Петровича и его товарища тоже – единственных из 30 таких же офицеров. Лётчики тогда летали много, не менее ста часов в год на лётчика – истребителя. В полку в неделю было два лётных дня, хватало и керосина для полётов, и самолётов и лётчиков.

Это сейчас, выпускник лётного училища приходит в часть, прослужит несколько лет, дослужится от лейтенанта до майора, так и не совершив ни одного самостоятельного вылета – нет керосина, нет самолётов исправных. В те годы военная авиация получала до 500 самолётов и вертолётов в год, сейчас 10-20 штук, куда всё делось? Где деньги? Они у Абрамовичей и Фридманов.

Сразу после учений Ивану Петровичу пришлось направиться в госпиталь, проверить здоровье. Что-то было не так, а в чём дело непонятно. Он связывал это с психологическим состоянием – служба это временно, а что дальше – ни кола, ни двора, отсюда и угнетённость, слабость и т.д. Госпиталь был в Смоленске, он провел там целый месяц на диете – пока проверялся, всё оказалось в норме, кроме нулевой кислотности желудка.

За этот месяц, на молочной диете он отощал окончательно и решил ехать в часть – чуть ли не умирать. После госпиталя в армии было положено две недели отдыха, которые он и провёл дома – здесь питание домашнее, никакой диеты, плюс портвейн за встречу, за то – сё: глядь – стало лучше. Знакомый военврач сказал, что не надо употреблять натурального молока и дело пошло на поправку.

И ещё одно обстоятельство. В авиационных частях традиционно употребляли много спирта, который полагался для производственных нужд. Этот спирт, достаточно хорошего качества, экономили, а потом употребляли внутрь и офицеры, и прапорщики и даже солдаты – при случае. Был этот спирт и у них в подразделении, он применялся при проверках ракет и конечно оставались излишки. Бывало, офицеры идут на обед, немного махнут разбавленного спирта, закусят сухариком или просто снегом и в столовую уже приходят готовыми к приёму пищи. Также и в конце дня. Многие так и спивались, а Ивану Петровичу оказалось, что спирт нельзя, вот здоровье и пошатнулось. Пришлось отказаться от спирта и дело пошло на поправку.

В июне у них родился сын, появились постоянные дела и семейные заботы. Стало не до внутренних переживаний и сожалений: ребёнок и его здоровье главнее, тем более первый ребенок, в воспитании которого нужно было принимать непосредственное участие, а родители они были молодые и неопытные, родственников поблизости не было и всё решали сами, по своему разумению. Даже имя целый месяц не могли придумать. Поэтому Иван Петрович пошёл в загс, назвал сына тоже Иваном и признал своё отцовство – формально его прежний брак ещё сохранялся на бумаге. Впрочем, вскоре он получил развод, после которого сын получил отца, а дочь его лишилась.

Лето было в разгаре, они успешно или не очень проходили курс молодых родителей, а служба шла своим чередом.

В июле полк получил новую технику – самолёты МИГ-23, вместо МИГ-21. Тогда перевооружение производилось целыми полками, и поставить в полк сорок новых самолётов не составляло проблем. Лётчики уже прошли курсы обучения, а вооружение осталось прежним, так что Ивану Петровичу переучиваться не пришлось. Получение новой техники было обставлено как торжественное мероприятие. Личный состав полка был выстроен на аэродроме, прибыл министр обороны маршал Гречко со свитой, командующий авиацией и ещё толпа всяких генералов.

Все стояли и ждали прилёта самолётов. За министром обороны чуть сзади стоял полковник с подносом в руках, на котором стоял графин с водой. Было жарко: вдруг маршалу захочется попить, вот тогда полковник и подаст водичку.

Появились самолёты и один за другим пошли на посадку. Часть самолётов пилотировали лётчики полка, а часть летчики с завода – изготовителя. Всё заполнилось грохотом двигателей, потом стихло, министр поздравил всех с получением новой авиационной техники, сел в самолёт и улетел, а командующий авиацией обошёл строй полка, тоже поздравил всех, потом солдат увели, остались одни офицеры в строю и тогда генерал стал обходить и спрашивать каждого: нет ли каких жалоб и пожеланий.

Оказывается, так было принято проводить командирский смотр. Кто-то жаловался, что не присваивают очередное звание, кто-то просил квартиру, кто хотел перевестись в другую часть – все эти просьбы записывались сопровождавшими офицерами и, как оказалось, по всем им был дан ответ в письменном виде, а за или против – это уже кому как повезло.

Подошла и очередь Ивана Петровича, он представился генералу: «Инженер – лейтенант Домов». Надо сказать, что все офицеры были в парадной форме: погоны у лётчиков были золотистые, у наземного состава – серебристые. У лётчиков уже все училища были высшие, а техническому составу высшее образование давала только академия, в которую тогда принимали после нескольких лет службы в частях, поэтому офицера-лейтенанта с ромбиками на груди о высшем образовании не могло существовать в принципе.

Генерал обратился к командиру полка и спросил, кто это такой. Командир ответил, что это офицеры, призванные в армию на два года после института. Генерал ещё спросил: как этот офицер служит и командир ответил, что нормально. Тогда генерал спросил Ивана Петровича: не хочет ли он остаться в армии кадровым офицером. Тот ответил уклончиво, что не думал ещё об этом. Генерал спросил партийный ли он и, услышав ответ, что нет, повернулся к командиру полка и приказал ему: принять этого лейтенанта в партию и оставить его служить кадровым офицером.

Генерал не имел представления, что заставить человека служить всю жизнь в армии уже нельзя и, как бы сейчас не клеветали на Советскую власть, но человек, в СССР уже сам выбирал свой путь. С этого времени и до конца службы, Ивану Петровичу постоянно предлагали написать рапорт и остаться в армии. Сулили всякие блага, а именно: сразу очередное звание, квартиру, майорскую должность – т.е. через три – четыре года уже майор, но он так и не согласился, а может быть и зря – бытовые проблемы были бы сразу решены.

Откуда берутся такие генералы, объяснялось действующей системой подготовки офицеров. В училища шли выпускники школ по направлениям военкоматов. Кто поступал, тот после училища служил в войсках и ждал разнарядки в академию. Ежегодно в части приходила разнарядка по специальностям в академию из расчёта двух человек на одно место обучения, например, на сто мест по специальности направляется двести человек, чтобы был конкурс. Приходит заявка в часть, кого пошлёт командир? Хороший специалист и ему нужен, поэтому, посылали не нужного: от которого хотели избавиться таким образом. Эти двести человек собираются на сборы, где их готовят полтора – два месяца к экзаменам – потом сдаются экзамены. Кто лучше сдал того и зачисляют. А если, например, все дураки? Тогда, из двухсот дураков, отбирают сто лучших, иногда и не сдавших какой-то экзамен – даже на тройку. Потом, эти отобранные учатся, кое-как заканчивают академию и возвращаются в части уже командирами, часто туда же откуда их направили и если тот командир, кто их направил, всё ещё служит в этой части, то хватается за голову: думал избавиться от негодного, а получил назад, да ещё и с повышением. А дальше примерно такой же отбор – так дослуживаются и до генералов.

В заботах о ребёнке прошло лето, потом отпуск, в который удалось съездить и к матери и с ребёнком к сестре жены в гости на Урал. А вернувшись в часть, Иван Петрович сразу же был отправлен на очередные учения под Волгоград: там под Ахтубинском был лётный полигон, где авиационные и ракетные части проводили учебные стрельбы, подошла и очередь его полка, при этом руководству страны – СССР планировали показ новой авиационной техники, так что военных нагнали много.

Офицеров разместили в казармах, а солдат в палатках на окрестных полях – бахчах, усеянных арбузами. Все объедались этими арбузами до расстройств желудков, лётчики летали и стреляли, остальные делали своё дело и учения шли в заведённом порядке. Помнится, проблема перед сном – куда деть свой пистолет? Под подушку – может упасть с двухъярусной кровати вниз, оставить на себе – мешает спать, а положить рядом – есть опасение, что кто-нибудь возьмёт из другой части, а утеря оружия – это серьёзный проступок.

Потом на учениях разбился самолёт другого полка, показ техники отменили, и через две недели удалось вернуться домой.

Наступила осень, служить оставалось полгода, а куда потом – полная неизвестность. По службе Иван Петрович несколько раз был в Кубинке, оттуда ездил в Москву к знакомым, пытался за что-нибудь зацепиться, но не удавалось.

Служба шла, были и дежурства и патрули. Вспомнилось о дежурствах по полку. Тогда офицерам приходилось посещать и солдатские казармы. Солдат в полку было чуть больше, чем офицеров и все они прошли полугодичную подготовку в школах младших авиационных специалистов – ШМАС, поскольку необученного солдата к самолёту или вооружению допустить нельзя, а за технику отвечают офицеры. Так вот, среди солдат в те годы какой-то дедовщины не было, в том числе в их полку и вспомогательных частях – стройбат, рота охраны, т.к. не было причин для вражды. Конечно, при дембеле, отслужившие солдаты менялись формой с новобранцами – всем хотелось появиться дома в новой форме, но даже и здесь договаривались.

Офицеры, призванные на два года общались с солдатами на равных, за что не раз получали замечания от командиров, что офицеры должны держаться обособленно от солдат, а вот потом, на гражданке и становитесь равными. Может отсюда и пошло расслоение армии на касты, потом на группы: по стажу службы, национальности и т.д., а отсюда рукой подать и до вражды, тем более, что офицеры предпочитают сейчас не вмешиваться в солдатские отношения, хотя и должны.

Иван Петрович вспомнил, что один солдат стал появляться с синяками на лице и руках и когда офицеры спрашивали: не бьют ли его, он отвечал, что нет. А сослуживцы говорили: чуть его тронешь, как у него синяк. Этого солдата отправили в госпиталь, у него оказалось редкое заболевание крови, вот и вся дедовщина.

Так незаметно военная служба подошла к концу. Вспоминая эти годы, Иван Петрович часто удивлялся, как много деталей осталось в памяти: всякие случаи, казусы и потом, встречаясь с такими же офицерами, они постоянно вспоминают это время. Но армейская служба создала и большие трудности в устройстве дальнейшей судьбы, так как, отслужив, эти офицеры возвращались из армии теми же выпускниками института, в то время как их товарищи по учёбе уже поработали по специальности два года, определились с перспективами и как-то устроили свой быт. А Ивану Петровичу пришлось всё начинать с нуля.

V

В апреле Иван Петровч демобилизовался из армии с выходным пособием в размере двухмесячной зарплаты и с военным билетом офицера запаса. Других документов не было: паспорт был сдан в военкомат при призыве, а удостоверение военнослужащего было сдано при демобилизации. Паспорт могли выдать по месту рождения или по месту призыва, или по месту работы, но на работу нельзя устроиться без документов. Получался замкнутый круг, и он решил демобилизоваться по месту призыва в Москву, хотя и знал, что права устроиться в Москве у него нет – потому, что нет постоянной прописки и жилья.

 

Жена с сыном и вещами поехала на Урал к сестре, а он с чемоданчиком поехал в Москву, где и остановился у однокашника – того самого Жоры из Ленинграда, который перебрался в Москву, женился и жил с женой в комнате коммунальной квартиры. В этой комнате за ширмочкой нашлось и для него место. Хотя в Москве у Ивана Петровича и были кое-какие родственники, но москвичи крайне неохотно принимали родственников, и в этом отношении дружба оказалась сильнее родственных связей.

Устроившись с жильём, он поехал в военкомат, откуда его призывали в армию. Там сказали, что его паспорт, который он сдал при призыве, уничтожен, а другой ему могут выдать там, где он принесет разрешение на прописку и будет потом прописан, причём и этот паспорт выдадут только после того, как военкомат перешлёт туда все документы о демобилизации из армии. И начались у Ивана Петровича поиски места работы, где бы ему дали какое-то жильё и прописку. Объехав все предприятия, где работали однокашники, он подключил знакомых, в том числе и профессора Голубева, который был руководителем его диплома. Тот предложил ему аспирантуру с общежитием, но здесь не было никаких перспектив устроиться с семьей. Надо сказать, что по документам Иван Петрович всё ещё числился холостым: потому что первый брак расторгнут, а второй ещё не оформлен. Это в итоге и помогло. Оказалось, что рабочим он бы мог легко устроиться на работу с предоставлением общежития, а вот инженером это было почти невозможно. Наконец, через партком института, используя личные связи, его знакомые подыскали предприятие, которое могло взять Ивана Петровича на работу – это был машиностроительный завод в городке Московской области, а делал этот завод авиационную технику.

Он поехал на завод на собеседование, его решили взять на работу, но было нужно направление из Министерства авиационной промышленности, как молодому специалисту – выпускнику института. Опять знакомые организовали такой документ, хотя все прекрасно знали, что никакой он не выпускник, так как уже отслужил в армии после института и эта служба засчитывается как отработка по распределению после института.

Завод оформил его прием на работу с предоставлением общежития и с этими документами Иван Петрович направился в паспортный стол милиции. Там начальник посмотрел документы и попросил паспорт для оформления прописки. Иван Петрович объяснил, что паспорта нет после армии и нужно оформить и паспорт и прописку. «Чего захотел, чтобы я ему паспорт выдал!»– сказал майор и отказал в прописке – ранее он здесь не проживал. И всё началось с начало. Только обращением в областное управление милиции, с помощью газеты «Комсомольская правда», удалось заставить этого майора выдать паспорт и оформить прописку. В те времена, газеты часто помогали восстановить законность, если органы власти на местах их нарушали. А сейчас эта газета поддерживает режим и пропагандирует секс, смакует насилие, защищает воров и т.д.

Кстати, по обращению Ивана Петровича и другим таким же случаям были приняты меры и перестали призывать выпускников в армию прямо из институтов. После окончания института выпускник направлялся на работу по распределению, устраивался, работал два – три месяца и лишь потом его призывали в армию, поэтому он мог вернуться, если хотел, на прежнее место работы. И паспорта перестали уничтожать, их брали на хранение, а после армии возвращали.

Ивану Петровичу на все эти хождения понадобилось полтора месяца и можно считать, что повезло. В результате его приняли мастером в сборочный цех и дали общежитие в бараке 30-х годов, где был только умывальник с холодной водой и туалет – скворечник на улице. Но ему нужно было как-то зацепиться и осмотреться, поэтому он был доволен и приступил к работе.

Работа мастером, конечно, не требует инженерной подготовки – достаточно техникума. Мастер в цеху это погоняло для рабочих и слуга для руководства цеха. Нужно получить задания от начальника цеха или его зама, организовать работу и контролировать исполнение, сдать продукцию ОТК и военпреду и оформить все документы на продукцию и на зарплату рабочим.

Месяца было достаточно, чтобы войти в курс дела. Сложнее всего было наладить взаимопонимание с рабочими: молодой мастер не очень воспринимался опытными слесарями – сборщиками авиационной техники, где требовалось мастерство и опыт. Но постепенно и эта проблема решилась – помог опыт работы до института и армия, правда пришлось перейти в общении на матерно-технический язык, иначе не понимали.

Помнится, как-то один слесарь работал с нарушением технологии, хотя на выходе деталь получалась почти такая, как нужно. Иван Петрович объяснил ему, почему нельзя нарушать технологию и к чему это может привести. Слесарь не сразу, но послушал, а уже потом в курилке сказал: «Вот ты мастер – инженер, всё мне объяснил, много знаешь, но как я могу тебя уважать, если ты получаешь зарплату в два раза меньше чем я?» и это было действительно так. В СССР ставка инженера была меньше чем тарифная ставка рабочего высокой квалификации, однако, путём надбавок и премий эта разница уменьшалась.

Получалось, например, работает рабочий, повышает свой разряд и получает больше, потом окончил институт, заочно, перешёл работать здесь же инженером и стал получать значительно меньше чем раньше. Никакой логики. Конечно труд рабочего тяжёлый, но только квалификация инженеров и учёных двигает прогресс и повышает производительность общественного труда. Вдобавок, множество должностей на заводах, не требующих институтского образования, занимали именно инженеры и экономисты с высшим образованием, например тот же мастер.

Всё это явилось причиной низких темпов роста производительности труда и медленного внедрения научно-технических разработок. Проще было, ничего не меняя, делать много лет одно и то же, выполняя план, спущенный сверху из министерства. Причём план надо было выполнять ежемесячно: от этого зависят премии. И вот: в начале месяца идёт раскачка, деталей нет и работа стоит, к середине месяца начинается работа, а в конце месяца начинается штурмовщина, когда сдаётся более половины месячной продукции.

Бывало, в последний день месяца часов в 11 вечера ещё не сданы 20-30 штук изделий из 200 за месяц и все бегают от мастера до замдиректора завода, чтобы протолкнуть эти изделия через ОТК и военпреда. Наконец в полночь или даже позднее, поставлены все печати и клейма о сдаче продукции, план выполнен и у начальника цеха отмечается выполнение плана распитием спирта, который, как и в армии, предусмотрен в технологиях. Да и на участке, рабочего можно было заставить остаться сверхурочно или выполнить какую-то работу только за кружку спирта или клея «БФ». Этот клей разводили водой, добавляли соли, взбивали, процеживали, и получался вполне съедобный спиртовой напиток. Так что в процесс производства Иван Петрович вполне вписался.

Теперь о быте. Примерно через месяц после начала работы он подыскал комнату в частном доме километров за тридцать от завода – там было дешевле, всего 15 рублей в месяц. Приехала жена с сыном, которого удалось пристроить в детясли, так как жена заболела и месяц провела в больнице.

Утром в 6 часов он брал малыша на руки и бежал на электричку, сорок минут езды, потом ясли и на работу. Там прокрутится весь день и в полпятого в ясли за ребёнком и в обратный путь. Потом накормить и уложить ребёнка спать, постирать детское бельё, наконец, самому перекусить и на отдых. И так месяц. Удалось найти жильё поближе, всего две остановки от завода на электричке, тоже в частном доме без удобств, но отдельно: кухонька и комната с печным отоплением.