Иван Петрович вспомнил об одной истории. В этот год к ним в городок приехала большая группа молдаван и чеченцев: парней и девушек – учиться в профтехучилище. Чеченцы, освоившись и разделившись на группы, начали грабить и бить прохожих, однажды досталось и Ивану. Он шёл один к кинотеатру, была зима, темно и тут подскочили чеченцы – давай деньги, получив отказ, сбили его с ног и стали пинать, стараясь попасть по голове.
Ивану чудом удалось подняться и забежать в дом, потом через огороды он выбежал на другую улицу, оттуда в вечернюю школу, где учились его друзья и уже с командой они кинулись искать этих налётчиков. И вскоре, действительно, Иван узнал одного из нападавших, подбежал и в морду, тот на землю и стал ползать и просить прощения, а остальные три – четыре человека стали отнекиваться, что их там не было. Чеченец ползет, а тогда у них не били лежачих, что делать? Иван стал мочиться на налетчика, а гордый горец, поливаемый мочой, всё просил прощения. И Иван понял, что горячность горцев и их гордость проявляются только когда сила на их стороне, а так они трусливы и подлы. Из-за угла – это да, а один на один – кишка тонка. Через тридцать лет война в Чечне всё это подтвердила.
И ещё. После групповых налётов кавказцев и избиений ногами лежащих на земле и у городских ребят испортились нравы – плохое передаётся быстро, стали появляться групповые нападения, пинками наносили серьезные увечья, чего никогда не было раньше.
Этих приезжих, милиция быстро переловила и пересадила – тогда ещё никто не слышал о национальной розни, совершил преступление – отвечай, русский ты или чеченец и одно дело – когда подрались местные ребята между собой один на один: разбили носы – и никаких претензий друг к другу нет. И другое дело, когда человека испинала ногами толпа приезжих туземцев до переломов и сотрясения мозга. В общем, порядок в городе быстро навели, в том числе и с помощью местных ребят.
В такой жизни незаметно наступила весна, и напомнил о себе военкомат: Ивану пришла повестка на учёбу, здесь же, на радиомастера на два месяца. Собрали группу из двадцати человек и, приехавший из города, офицер два месяца учил их радиоделу. По окончанию, в мае месяце, Иван уже числился призывником первой очереди и не мог без разрешения военкомата никуда уехать. А как же учёба: хотя он к ней и не готовился и всё подзабыл? И вот в июне пришла повестка о призыве в армию, хорошо, что за две недели. Иван на работе оформил отпуск, собрал документы, деньги и уехал в Москву, сказав матери и бабушке, чтобы никому не говорили, куда он уехал и зачем. Они так и сделали.
Приехав в Москву, Иван поселился у знакомой его бабушки – тёте Наташи, жившей с матерью в самом центре Москвы на Цветном бульваре в маленькой двухкомнатной квартирке старого дома, недалеко от старого московского цирка. Комнатки были примерно семь и десять квадратных метров, а из удобств туалет, газ и холодная вода.
Тётя Наташа была дочерью профессионального революционера, училась в Кремлёвской школе вместе с детьми Сталина, но её отца репрессировали, а она окончила какие-то курсы и потом всю жизнь проработала библиотекарем.
Иван впоследствии иногда навещал её, она жила уже одна на маленькую пенсию, что-то около пятидесяти рублей, но умудрялась сводить концы с концами и даже регулярно ходила в кино на дневные сеансы. Последний раз они встречались в 1980-ых годах – тете Наташе, наконец, дали хорошую квартиру у метро «Новослободская» и Иван помог перевезти вещи. Детей у неё не было, как и мужа, но тут же нашлись какие-то родственники – претенденты на квартиру, может и Ивана считали таким же. Родственники были неприветливы и больше с тётей Наташей, как он её называл, Иван Петрович не встречался.
А тогда, летом, Иван прожил у тёти Наташи около месяца, как смог подготовился к экзаменам, сдал документы опять в авиационный институт, получил общежитие на время экзаменов и перебрался туда. Встретив знакомых, таких же неудачников прошлого года, они поселились вместе, в одной комнате и стали сдавать экзамены не забывая, впрочем, знакомиться со столичной жизнью. Экзамены Иван сдал хуже, чем в прошлом году, получил три по физике, но был трудовой стаж два года и на всякий случай он отказался от общежития, что оказалось излишним и в дальнейшем создало некоторые трудности. Но надо было поступать, тем более что правила приема опять изменились.
Набрав в институты производственников в прошлом году и убедившись, что после перерыва в учёбе, эти студенты учатся не совсем удачно, в этом году устроили пропорциональный раздельный конкурс: и у стажников и у школьников конкурс был одинаковый, кажется, пять человек на место, но итоги конкурса подводились отдельно, а в прошлом году брали всех стажников, кто сдал экзамены хотя бы на тройки.
Сдав последний экзамен 15 августа, Иван со своими знакомыми расслабились, поехали в Сокольники, там выпили, повздорили с местной шпаной и в итоге попали в милицию, где, установив их личности, всем выписали штраф – каждому по тридцать рублей и предложили в трёхдневный срок покинуть Москву. Поскольку у Ивана с собой паспорта не оказалось, пришлось с милицией поехать в общежитие – там и выяснилось, что он поступающий в институт. Хотя Иван и сказал, что провалил экзамены и завтра уезжает домой, но менты обещали сообщить в институт. Так что о зачислении можно было забыть. Вот так, собственная дурь создаёт очередные проблемы.
Действительно, на следующий день Иван сообщил в приёмной комиссии, что уезжает домой и если его зачислят, то пусть сообщат домой по адресу. А на вопрос, почему уезжает, сказал, что всё равно при зачислении надо будет увольняться с работы, а он был в отпуске, и выписываться с места жительства.
Понятно, с каким настроением Иван вернулся домой. Матери сказал, что ждёт результатов из института, но конечно никто не поверил, все думали, что опять провалился на экзаменах. А тут ещё и от военкомата надо было прятаться – пришли ещё повестки о призыве и скоро должны были начать розыск за уклонение от армии. Так прошло две недели и лишь в начале сентября пришло извещение из института о его зачислении. Никто не верил, да и Иван тоже, но получилось!
Уволился с работы, а вот в военкомате его не хотели снимать с учёта, говорили: мы тебя призывали в армию раньше, чем ты поступил в институт, да и уезжать тебе было нельзя. С трудом, но удалось уговорить военкома не ломать судьбу и, оформив все документы, числа седьмого сентября Иван выехал в Москву. Начиналась новая жизнь. А квитанция на штраф пришла позже и, как всегда, за его проступки расплатилась мать.
Внук «врага народа», несправедливо расстрелянного в 1937 году, по делу, сфабрикованному пятью офицерами из НКВД, приехал из деревни в Москву. И без протекций, но и без преследований властей, поступил на бесплатное обучение в один из престижных, того времени, институтов страны, которая тогда называлась СССР и получил доступ к знаниям, которые были в основном секретные и связаны с ракетно-космической техникой.
Приезжая в последние годы на родину, Иван Петрович видел, что получение высшего образования, для таких – каким был он, стало практически невозможным. Надо платить за обучение, а если удалось поступить на бесплатное обучение, то где и на что жить? Таковы прелести капитализма, но об этом позже.
XXXVI
Годы учебы в институте состояли из учебы и каникул, которые Иван всегда старался проводить дома, поэтому, его жизнь проходила так.
Приехав в Москву, Иван снова остановился у тёти Наташи, пошёл в институт, получил замечание за опоздание к началу учёбы и направление на уборку картошки в Подмосковье под Истру, где работала группа студентов, в которую он был зачислен. На электричках и попутных машинах добрался до деревеньки, где работали его будущие однокашники. В группе оказалось две девушки – Тани и двадцать три парня в возрасте от 18 до 25 лет. Уборка картошки дело знакомое, а совместная работа быстро сближает, поэтому к окончанию этого трудового семестра в начале октября, студенты были уже достаточно знакомы, чтобы учиться вместе.
Вернувшись с картошки в Москву, надо было устроиться где-то жить: от общежития Иван отказался, перестраховавшись. Встретив знакомого по поступлению, они объединились и сняли недалеко от института угол в двухкомнатной квартире, где проживали: мать – пенсионерка и дочь – школьница, да ещё пёс – овчарка. Жилье стоило по восемнадцать рублей на человека, при этом, в комнате спала и хозяйка – за перегородкой. Они перебрались на квартиру и приступили к учёбе. Каждый студент знает, что первый семестр самый трудный: всё новое, другая организация учёбы, множество дисциплин, преподаватели и т.д., так что свободного времени не оставалось совсем: учёба, подготовка, да и с питанием надо было устраиваться.
Дежурили они по очереди: неделю один – неделю другой. Завтрак и ужин был за дежурным, а обедали в институте в столовой – там дешевле. Стипендия была тридцать пять рублей, обед тридцать – сорок копеек, так что без помощи из дома, с учётом квартплаты, было не обойтись и матери, как могли, помогали им, а могли они немного.
Тем не менее, первый семестр учёбы в институте для Ивана закончился вполне успешно, удалось даже сдать экзамены досрочно на четыре и пять, и числа десятого января он улетел домой на каникулы, до седьмого февраля – почти на месяц. В те времена, студентам зимой, давалась скидка на авиабилеты на 50% и перелёт домой, и обратно в Москву обошелся ему в сорок рублей – чуть больше стипендии. Сейчас, конечно, никаких подобных скидок нет, и такой перелет обойдется в двенадцать – пятнадцать тысяч рублей при стипендии, если она есть – одна тысяча шестьсот рублей. Почувствуйте разницу, как говорят одесские евреи, живущие в Москве.
Месяц каникул не прошёл даром. Была знакомая девушка Вера, которая работала фельдшером после медучилища в ближнем селе около городка. Она только начала работать, жила одна, знакомых не было. И Иван полгода прожил один в Москве без родных и друзей. Их свело вместе одиночество и свои дружеские отношения, по крайней мере – Иван, они приняли за нечто другое: вступили в брак, официально оформив свои отношения.
Этот поступок оказался крупной ошибкой и не принес счастья обоим. Но тогда Иван думал иначе: он уехал учиться дальше, а Вера смогла вернуться к родителям в город, где и продолжила свою работу. Иван, конечно, не мог помогать материально, но и от неё не брал ни копейки, так что фактически семьи, как материальной ячейки общества (по Энгельсу) у них никогда не существовало. В общем, случилось то, что случилось.
Учёба в институте продолжилась в том же ритме. Первый курс Иван окончил успешно, стал настоящим студентом и уехал домой на летние каникулы, которые провел у матери и у родителей жены. Бабушка к этому времени уже продала свой дом, у руин которого и стоял сейчас Иван Петрович, потому что прабабушка умерла в сентябре сразу после отъезда Ивана на учёбу в возрасте 96 лет. Друзья Ивана остались здесь, учились, работали и, как сами говорили, тянулись за ним и вполне успешно.
XXXVII
На втором курсе, вполне освоившись с учёбой, Иван начал искать возможности приработка к стипендии. Мать оказывала ему посильную помощь со скандалами от мужа, и всё равно с учётом платы за квартиру, вернее за место в комнате, средств было маловато. Случайно он нашёл работу киномехаником в школе рабочей молодежи (ШРМ), недалеко от места жительства, за сорок рублей в месяц. Работа заключалась в следующем: два – три раза в неделю, по вечерам он показывал учебные фильмы в этой ШРМ по различным предметам. Оказалось, что учебная районная фильмотека располагала очень приличным фондом специальных учебных фильмов, которые можно было показывать как объяснение тем по истории, биологии, физике и другим предметам. Учителям удобно и ученикам понятно, а киноаппаратуру Иван изучил в школе в шестом – седьмом классах в кружке и получил удостоверение киномеханика, которое и пригодилось.
В этой школе Иван и проработал четыре года с записью в трудовой книжке, так что потом было не понятно: учился ли он на дневном отделении института или всё же работал киномехаником в ШРМ. В дополнение к ШРМ, Иван умудрялся ещё постоянно подрабатывать, временно или разово, и в других местах. Например: две зимы работал кочегаром в угольной котельной с работой целые сутки раз в неделю; грузчиком на ж/д; в холодильниках мясо – рыба; на складах; в речном порту; рабочим сцены в малом театре (на подмену); рабочим в комбинате питания на Арбате; дежурным слесарем в ЖЭК и ещё, наверное, где-нибудь – все места не вспомнить. При такой загрузке времени на учёбу почти не оставалось, он посещал самые необходимые занятия с постоянными выговорами за пропуски – иногда доходило до 300 часов пропусков за семестр – примерно половину занятий Иван пропускал.
Но работа позволила ему отказаться от помощи матери на постоянной основе: если она хотела и могла, то иногда присылала денег на покупку чего-то, например костюма или пальто и теперь у Ивана никогда уже не было так, что до стипендии еще два дня, а покушать не на что. Соответственно, в свободное время можно было сходить в кино, театр, кафе и даже ресторан, например «Загородный», где вполне прилично можно было провести вечер за три – пять рублей с человека.
Учёба шла как бы параллельно и с переменным успехом, однако стипендию Иван получал всегда и до двоек дело не доходило.
После второго курса, он, вместе с большинством группы, поехал в Сибирь на стройку железной дороги Абакан – Тайшет, в составе студенческого строительного отряда, практически как комсомольцы – добровольцы. Глухая тайга, просека, на которой делалась насыпь и укладывались рельсы, вечером песни у костра, походы в соседние лагеря студентов из других вузов, новые знакомства, конечно и с девушками – в общем, романтики хоть отбавляй.
Домой тогда Иван не поехал, некогда, да и жене написал, что зря они всё это затеяли, лучше развестись, но если она против развода – то пусть всё остаётся как есть. Она, конечно, была против, осенью приехала разбираться в Москву, и могла даже устроиться на работу. Но Иван к семейной жизни был не готов, и ей пришлось уехать обратно, а до конца, из-за своей нерешительности, он дело не довёл. Это как хвост обрезать собаке – сразу или по частям. Вот таким мучительным способом, по частям, Иван и разрушал отношения с женой.
На третьем курсе, некоторые студенты из общежития женились или просто переехали жить к знакомым женщинам и Иван переехал жить в общежитие на освободившиеся места, но без официального оформления, нелегально. Легально мест вроде бы и не было – уехавшие сохраняли места за собой – на всякий случай. И такие случаи происходили, студент возвращался в общагу и если на его месте жил кто-то, то нелегальщику приходилось перебираться в другую комнату на очередное свободное место. Так Иван и мотался два года до официального получения места в общаге на пятом курсе.
Жизнь в общежитии это уже не жизнь одиночки на квартире, а коммуналка, где все одинаково правы и всё на виду. В комнате, метров двадцать проживали четыре – пять человек, кроме кроватей: общий шкаф для одежды и утвари; стол для еды и занятий; стулья или табуретки. В шкафу была и кое – какая посуда: стаканы, чайник, тарелки, ложки – вилки, сковорода и одна – две кастрюли. Кухня и умывальник в конце коридора, туалет в другом конце, на кухне газовые плиты. Вот, пожалуй, и всё. Стоимость проживания с заменой белья раз в десять дней – один рубль тридцать копеек в месяц.
Готовили еду студенты редко: завтрак и ужин в буфете, здесь же на первом этаже за тридцать – сорок копеек. Обед в столовой института стоил столько же, так что бытом они себя не обременяли. Поздно ночью можно было сходить в буфет троллейбусного парка, неподалёку, и съесть там горячую сардельку с винегретом, чаем и задубевшими пирожками с повидлом, за те же деньги. Помнится, на спор, один студент съел за пятнадцать минут пятнадцать пирожков всухую. Сейчас, когда показывают по телевизору обжирающихся сосисками в тесте американцев, Иван Петрович вспоминает и успехи студентов института – в аналогичном деле ещё сорок лет назад.
Но это быт, а как же учёба? А учёба шла как-то сама собой, как дело необходимое, но не совсем нужное. Каких-то особых привязанностей к специальности у Ивана не появлялось, а то, что знания пригодятся в будущем – это понимание было абстрактным. Вообще он человек конкретного дела. Работал слесарем по разборке автомобилей – старался делать это быстро и как нужно. Работал токарем – старался сделать деталь быстрее и качественнее, а нравится работа или нет – такого для него не существовало. Вот пример. Две зимы на третьем и четвёртом курсах Иван подрабатывал кочегаром в котельной по отоплению нескольких жилых домов. По штату должны были работать три кочегара в смену на четыре печи. Поскольку они студенты, то в ЖЭК решили достаточно и двоих. А студенты, в свою очередь, решили работать по одному, но зато раз в неделю.
Это был поистине каторжный труд. В течение суток надо было постоянно подвозить на тележке уголь из кучи во дворе и забрасывать его в топки – за смену пять – семь тонн. Дважды за смену надо очистить каждую печь от шлака – это самая тяжёлая и горячая работа и вывезти шлак во двор. Отдых десять – пятнадцать минут после загрузки печей, а тут ещё местные алкаши в мороз придут греться в кочегарку: от них стакан портвейна – трудно отказаться.
На его взгляд, после кирпичного завода, работа как работа, но некоторые не выдерживали. Однажды, загрузив печи, Иван ждал сменщика, его нет, смена в восемь утра, а уже полдевятого. Подбросив угля, побежал в общагу, разбудил сменщика, тот проспал, иди, а он: «Не пойду больше работать, я устаю, хорошо тебе, ты отработаешь, пивка выпьешь и как огурчик на занятия, а я целый день потом болею» так и не пошёл. Смены нет, Иван вернулся в кочегарку и отработал ещё сутки.
Вот так и с учёбой: надо учиться – он учился, а что будет дальше, потом разберёмся. Специализацией его группы была прочность: надо было научиться рассчитывать прочность ракет (можно и самолётов), чтобы они не разрушались, но и не были слишком прочными, а, следовательно, и тяжелыми. Чтобы рассчитать, надо спроектировать конструкцию, хотя бы схематично, знать нагрузки, условия полёта и ещё много чего другого. Такая работа требовала тщательности и безошибочности расчётов и большое спасибо всем преподавателям института, которые в то время учили не бездумному запоминанию, а именно умению думать, сопоставлять, анализировать и на этой основе находить лучшее решение. Именно это и пригодилось Ивану в полной мере в последующей жизни, а знания можно пополнять всю жизнь и самостоятельно, чему, кстати, тоже учили.
Преподаватели были в основном двух типов: пожилые профессора с академическими знаниями и высокой культурой и молодые доктора и кандидаты наук, почти ровесники, которым посчастливилось принять участие в самом начале развития ракетно-космической отрасли знаний и вложить свой вклад в это развитие. Это были такие же инженеры, на которых учился и Иван, но им удалось применить полученные знания на практике, развить эти знания и защитить диссертации, а по воспитанию и культуре эти молодые преподаватели почти не отличались от студентов – старшекурсников. Многие из них также окончили этот институт на пять – десять лет раньше.
Такое сочетание опытных и молодых преподавателей, как оказалось потом, было весьма полезным для освоения теории и практики авиационного и ракетного инженерного дела, умения мыслить и претворять свои мысли в реальные проекты. Недаром выпускники института 60-х годов считались хорошими специалистами, устраивались в любых отраслях промышленности и успешно работали в НИИ, КБ и на заводах.
Кроме учёбы и работы у студентов того времени были ещё спорт и культура.
На первых двух курсах были обязательные занятия физкультурой два раза в неделю или занятия в спортивных секциях по интересам. Иван выбрал спортивную секцию бокса – тогда советские боксёры были лучшими, да и в жизни, помня свои драки, это было полезно. Занимались боксом три раза в неделю – один раз утром и два вечером, кое-что начинало получаться, тогда Иван купил боксёрские перчатки. Его приятель по квартире тоже ходил в ту же секцию бокса, поэтому они устраивали тренировки и дома на веранде.
Домик, где они снимали жилье, был маленький, с верандой и садом, и жили в нём три семьи, так что место было, в том числе утром можно было пробежаться вокруг квартала таких же домов. Иногда при таких пробежках встречался Булганин – он был одно время министром обороны СССР, но потом Хрущёв отправил его в отставку и он жил где-то неподалёку. Это был степенный старик, который неторопливо прогуливался по посёлку – один или с женой, в общем, с какой-то женщиной.
После утренней тренировки на втором курсе были занятия по философии, которые очень интересно вёл молодой преподаватель и вот сидит Иван на этих занятиях, лицо от ударов перчатками горит, под глазами синяки, как у енота пятна, какая тут философия. Так однажды и сказал преподаватель: «Посмотрите на этого студента: какой ему нужен Спиноза или Кант – вот морду кому-нибудь набить и все его мысли.» Два года Иван так позанимался, провёл даже несколько боёв, но дальше дело не пошло – времени нет, а пропустил тренировку, да не дай бог пивка выпил, потом пришёл, партнёр на тренировке тебе лицо начистит и до следующего раза. Пришлось бросить, но навыки остались и иногда помогали.
Под настроение, можно было сходить, здесь же в общежитии, в спортзал: в подвале потаскать штангу или просто размяться на тренажёрах. Вот и все занятия спортом для него в институте. А некоторые приятели Ивана занимались спортом профессионально: один стал мастером спорта СССР по боксу, были кандидаты в мастера по борьбе, гимнастике и другим видам спорта. С другой стороны, этому мастеру спорта СССР по боксу всё-таки по голове крепко побили перчатками, поэтому иногда он совершал неадекватные поступки. Так, однажды он на спор, на десять рублей, съел кусок хозяйственного мыла (200 грамм), вернее почти съел – осталось съесть совсем немного, но пена и пузыри пошли изо рта. Но победу ему засчитали.
В их комнате одно время числился член сборной команды СССР по гандболу – они его почти не видели. То чемпионат СССР, то сборы, то международные соревнования. Запомнился он тем, что на спор мог одной рукой обхватить сбоку и поднять две бутылки с пивом – ладонь как лопата. Он появлялся в сессию или после, брал зачётку и говорил: «Пойду погулять по институту». Там ему проставляли все зачёты и экзамены и он, возвратившись, говорил: «А я сессию сдал, чего и вам желаю» и исчезал до следующей сессии.
Спорт помогал учиться, и в жизни приводил к разным ситуациям. Как– то Иван шёл с приятелем – борцом: они попили пива, настроение хорошее, тёплый летний вечер, приятель и говорит: «Смотри Иван, какой здоровый негр идет». Тот отвечает, ну и что? «Как что, такого и бить приятно», и бац негру по скуле, негр, конечно, упал, а им пришлось быстро убегать дворами – ведь такую дурь никому не объяснишь и прощения не попросишь. А всё спорт виноват, сила играет. Тогда это было просто хулиганство, а сейчас «разжигание национальной розни русскими», но если наоборот, то ничего, негру или кавказцу можно.
Культурная жизнь студента того времени тоже была достаточно своеобразная. В основном, это посещение кино. У телевизоров тогда никто не сидел, да и не было их в общежитии, кроме красного уголка, где смотрели в основном спортивные передачи.
В кино собирались по несколько человек, находили афишу кинотеатров: выбирали фильм, сеанс и кинотеатр и ехали туда прямо к сеансу. Таких посещений было два – три в месяц, изредка выбирались и в театр или на концерт: хотя цены на билеты и были доступны, но театры как-то не пользовались в их студенческой среде особой популярностью.
Чтение книг также происходило по случаю: если кому-то попадала в руки интересная или популярная книга, то её передавали, пока она не терялась. Кстати, свободно можно было прочитать книги Солженицына, Платонова, Булгакова и другие, которые, якобы, запрещены и за чтение их можно было бы пострадать чуть ли не до тюрьмы. Всё это ложь современных пропагандистов капитализма.
Несмотря на режим секретности в институте, можно было познакомиться и с иностранцами и даже привести их в общежитие без всяких последствий и опеки КГБ. Кстати все студенты авиационного института 60-х годов прекрасно знали имена всех Генеральных конструкторов, в том числе и Королёва и других ракетчиков, были встречи в ДК с космонавтами, да и в группе Ивана учился родственник одного из первых космонавтов, но какого-то ажиотажа эти имена не вызывали, кроме уважения и почтения. О студенческой свободе того времени можно судить по следующему примеру.
В октябре 1964 года сняли со всех постов Никиту Хрущёва без объяснений. В институте начался стихийный митинг внутри территории с требованием объяснения причин. Сразу приехали какие-то партийные деятели собрали старост групп, объяснили им ход событий, а уже они довели до сведения студентов эту информацию, которая всех удовлетворила. Возмущение улеглось без всяких последствий для участников. Так что бессловесными винтиками студенты тогда не были и это тоже очередная ложь нынешнего режима.
Этим и отличаются те времена от нынешних. Тогда власти не всегда информировали народ, но никогда не лгали, кроме самого Хрущёва. А сейчас кроме лжи ничего нет, но при этом не хватает ума лгать согласованно, поэтому одни деятели говорят одно, а другие тут же их опровергают, причём всё это делается мелочно и злобно, да и сами нынешние, власть предержащие, такие же мелкие, невежественные и злобные, как и их пропаганда.
Культурным мероприятием считалось также посещение пивной или ресторана. Денег это стоило тогда небольших, а сами эти мероприятия были достаточно редки, но в памяти откладывались, особенно если с последствиями. В ресторан попасть было свободно, в любой, а вот чтобы посетить пивную, хорошую, надо было отстоять очередь. Публика там конечно собиралась колоритная: студенты, рабочие, какая-то интеллигенция и так далее. Пиво шло под шпикачки или креветки, здесь же компании пели под гитару, кто-то мог сделать стойку на руках на столе на кружках и прочие удивительные поступки.
Особой популярностью пользовался подвальчик на улице Богдана Хмельницкого, недалеко от ЦК ВЛКСМ. Так и говорили, когда возвращались в общагу слегка навеселе, что были в ЦК ВЛКСМ и все знали, что это такое. На этой же улице находилась московская синагога и иногда, выйдя из пивной, студенты сталкивались с толпой правоверных евреев, которые отмечали какой-то свой очередной праздник. Верующие евреи и студенты – атеисты расходились всегда мирно, без погромов и пивных путчей.
Иногда посещение пивной совмещалось с посещением танцплощадки. Это происходило в парке Горького, где был пивной бар с чешским пивом и тут же рядом танцзал на две тысячи человек, куда съезжалась молодёжь, и не только она, со всего Подмосковья. Там можно было размяться и познакомиться, если не мешало пиво, и проводить девушку до дома, километров за сто на электричке, впрочем, как правило, без последствий.
В те годы можно было в одиночку посетить любой район Москвы и Подмосковья в любое время дня и ночи и не нарваться на грабителей или хулиганов, да и милиция не безумствовала, как сейчас. Иногда поздно ночью, когда метро уже не работает, Иван возвращался в общагу пешком, подъедут милиционеры на мотоцикле, поинтересуются, почему он идёт так поздно и, узнав, что студент, могли даже подвезти, если по пути. Можно ли сейчас представит себе такое? Конечно, нет, а ведь это были времена «тоталитаризма», как сейчас талдычит обслуга режима воров и плутократов, и вроде бы все друг друга должны были бояться и предавать, а за любое действие или инакомыслие должны были наказывать и репрессировать.
И насчёт инакомыслия. Никто из однокашников Ивана свои взгляды не скрывал, даже если они и расходились с официальной линией партии и правительства. Это была своего рода критика снизу, а это не преследовалось, впрочем, к сожалению, власти и не прислушивались. Кстати о стукачах -доносчиках. У них на курсе было несколько человек, которые, как выяснилось позднее, подписали соглашение с КГБ, где они обязывались после института служить в КГБ, за что им приплачивалась дополнительная стипендия.
Возможно, в виде тренировки, им давались задания сообщать о настроениях студентов, но пострадавших от этих «доносов» не было. Потом эти студенты достойно служили в КГБ на технических должностях в области специалистов по ракетной технике и давно уже находятся в отставке в званиях полковника. Встречаясь, они вспоминают своё вольное студенчество: без цензуры, предательств и преследований. Наверное, были и другие добровольцы КГБ, типа Путина, которые предавали всех и вся и в итоге, через двадцать лет погубили страну под названием СССР.
Ну а тогда ничего не предвещало гибели страны и в описанной студенческой жизни, Иван закончил четыре курса института и после технической практики на авиационном заводе, был призван на полтора месяца на военные сборы для получения офицерского звания. В те времена считалось, что специалист с высшим образованием должен иметь офицерские навыки, поэтому в большинстве институтов были военные кафедры, на которых обучали военному делу по близкой, к институтской специальности. Если такой кафедры не было, то по окончанию института, выпускник мужского пола служил рядовым один год, после чего ему присваивали офицерское звание. В авиационном институте, конечно, была военная кафедра, поэтому все студенты проходили военные сборы рядовыми в авиационных и космических войсках.
В казармах полка, где Иван с однокашниками проходил военные сборы, места не было, поэтому студентам поставили палатки, где и размещался их взвод из двух групп курса. Жили по распорядку полка, несли службу, как и другие солдаты: быт и питание общее, только командир у студентов был свой, из института. В общем, служба не мёд, но и ничего особо трудного не было. Главное привыкнуть к дисциплине, чему их успешно учили, а к технике особо близко не подпускали. По окончанию сборов, в полку студенты приняли воинскую присягу, после которой можно было и звание присваивать, но офицерское звание присваивали только с выпуском из института: вдруг студент не окончит институт, а звание уже будет – такое не допускалось.