Это был кустарный кирпичный заводик, где кирпичи делались практически вручную по следующей технологии: в смеситель насыпалась глина с песком, они перемешивались, смачивалось водой, и эта масса выдавливалась, как паста из тюбика, и от неё отрезались куски по толщине и форме кирпича. Этот кирпич – сырец немного подсыхал здесь же под навесом и потом они – разнорабочие грузили сырец на вагонетки, отвозили в сарай для окончательной подсушки, складывали его в штабеля так, чтобы сквозняком продувало каждый кирпич. Подсохнувший кирпич опять грузили на вагонетку и отвозили к обжиговой печи.
Печь представляла собой круглую яму в земле, глубиной метра три и метров шесть в диаметре. Яма была выложена по краям тем же кирпичом, а с одной стороны делался подкоп для топки. В эту яму особым образом укладывался кирпич – сырец, вперемешку с каменным углем, потом верх ямы закрывался железными щитами и засыпался землёй. В топке разжигались дрова, огонь проходил по всем лабиринтам печи, и поджигал уголь, а дым выходил наверху в оставленное отверстие. Всё разгоралось, отверстия оставлялись совсем маленькие, и уголь горел примерно неделю. Внутри печь раскалялась и кирпич обжигался.
Когда всё выгорало, печь сверху открывалась и остывала примерно неделю. Потом остывший, но ещё горячий кирпич грузили на вагонетки и увозили на склад. Грузили кирпич по штуке в руку, а переносили для укладки по четыре – пять штук, прижав к животу и поддерживая снизу руками. Обожженный кирпич весит три килограмма, а сырец – пять килограмм. Вот такая «легкая» работа для подростка: погрузить штуку кирпича на тележку, перевезти, и уложить в штабель или в печь стоило одну копейку. Заработок за день пять – семь рублей.
Проработал Иван там два месяца, так что август оставался ещё и для каникул, а там опять школа: седьмой класс – выпускной в неполной средней школе.
К началу учёбы в седьмом классе, мать сделала попытку взять Ивана к себе в семью. Они получили отдельный дом и жили уже без свекрови, втроём: мать, муж и их сын – младший брат Ивана. И вот через год мать уговорила мужа, чтобы Иван жил с ними.
Дом был небольшой, примерно 6х4м, состоял из кухни и комнаты. Иван с братом спали на кухне, причём Иван на раскладушке, которая утром убиралась в сени. Пожил он там месяца три – четыре, со стороны отчима была откровенная неприязнь, и своё раздражение он срывал на матери.
Однажды он при Иване ударил мать, тот вмешался, началась ссора, отчим мог бы и Ивана избить, но если бы это получило огласку, то отчиму, как члену партии и руководителю, пришлось бы отвечать, причём серьезно. Иван пообещал, что убьёт отчима, если он ещё тронет мать, ушёл к бабушкам и там остался жить, иногда навещая мать, а отчим, кажется, больше не поднимал руку на мать.
В начале учёбы оказалось, что его 7-Б класс сильно изменился по составу. Тогда неуспевающих оставляли на второй год в том же классе, их двоечники остались в шестом классе, и вот таких отставших из седьмого класса в их седьмом классе из пятнадцати учеников было восемь. Эти вполне взрослые 17-18 летние парни и девушки, со своими интересами, ходили в школу только по воле родителей, и с 13-14– летними одноклассниками у них не было общих интересов. Они ходили на вечерние сеансы кино, на танцы в клуб, а Иван со сверстниками всё ещё носились по дворам да на каток, который сами и расчищали от снега на речке.
Впрочем, в кино на вечерние сеансы Иван иногда тоже попадал через заднюю выходную дверь, которая закрывалась на крюк изнутри. Когда сеанс начинался, они осторожно открывали дверь, отворив крюк снаружи железной полоской, и стараясь не шуметь, где и ползком, пробирались на свободные места. Дежурный сотрудник кинотеатра, конечно, выводил, кого успел заметить, но некоторым удавалось остаться и досмотреть «взрослый» фильм. Подобные проделки были и в школе, поэтому, весной, сдав выпускные экзамены, Иван получил свидетельство об окончании семилетней школы с отличными оценками по всем предметам при удовлетворительном поведении.
Встал вопрос, что делать дальше и на семейном совете, в составе матери и бабушек, было решено, что Ивану нужно поступать в местный сельскохозяйственный техникум. Там за четыре года обучения давалась специальность механика по сельхозмашинам и средне – техническое образование, с которым можно было поступать и в институт, правда после двух лет обязательной отработки по распределению. И главное: успевающим студентам платили стипендию 160 рублей в месяц. А если идти учиться в среднюю школу в восьмой класс, то за год обучения надо было платить 150 рублей – эту плату на следующий год отменили.
У Ивана каких-либо желаний «выучиться» на кого-то не было, и он пошёл в техникум: за стипендией и учиться на механика.
Сдал документы, приняли без экзаменов, как отличника, но чтобы уже без баловства на занятиях – под его обещание.
Так закончились школьные годы Ивана Петровича и началась его юность.
XXIX
Путь Ивана Петровича от дома детства к дому юности был недолог и пролегал вдоль берега речушки. Много лет назад, ещё до его рождения, эта речушка, повинуясь человеческой воле, остановила свой бег у многочисленных дамб и переездов, перегородивших её русло. В годы его детства вода в реке ещё оставалась чистой и прозрачной, однако рыба водилась уже только озерная: карась и гальян. Прабабушка рассказывала ему, что раньше, когда река ещё текла, в ней водились щуки, окуни, плотва и другая речная рыба.
Всё детство Ивана Петровича прошло на берегах этой речки. Летом в ней купались дети и взрослые, зимой ребята расчищали лёд от снега и получался каток, на котором мальчишки с азартом играли в клюшки – слова «хоккей» они тогда ещё не знали, хотя игра была та же самая. Из изогнутой ветки березы вырезалась клюшка, а шайбой служил кругляшок, отпиленый от тонкого ствола березы. Коньки были без ботинок и привязывались сыромятными ремешками к валенкам – вот и вся экипировка тогдашнего юного хоккеиста.
Иван Петрович подошел к берегу речки и остановился у места их детского купания. За минувшие полвека река тоже состарилась и превратилась почти в болото. Речную гладь покрывал сплошной слой мелкой болотной водоросли – ряски, от которой река казалась покрытой чешуёй. В редких местах, свободных от ряски, проглядывала бурого цвета вода, сквозь которую виднелись тянущиеся со дна вверх гирлянды водорослей. Берега плотно заросли камышом, который уже пожелтел в преддверии близких заморозков и сухо по-осеннему шелестел от легкого ветерка сегодняшнего по-летнему теплого дня. От воды тянуло холодком – ночи стояли уже прохладные, запахом гниющей тины и тухлой воды.
Да, нынешним ребятишкам уже не искупаться летом в этом болоте и не покататься зимой на коньках по замерзшей тине. А ведь прошло всего полвека и, остановленной людьми, речушки не стало – вместо неё тухлое болото. Так и человеческая жизнь: если есть у человека стремление, цель – то его жизнь течет светлым потоком, обтекая на своём пути все препятствия, неприятности и горести, а если целей и стремлений нет, кроме существования, то жизнь превращается в стоячее и вонючее болото, даже при материальном благополучии и достатке. Нет, не хлебом единым сыт человек, нужны ещё и цели в жизни и главное – это движение к цели, которое не позволяет остановиться до самого конца человеческой жизни.
Цель – это и есть смысл жизни каждого человека и у каждого она может быть своя, только не надо сводить смысл жизни к достижению богатства любой ценой, как сейчас учит всех пропаганда мерзавцев. Материальный достаток может быть результатом или средством достижения цели, но никак не смыслом жизни человека. Если смысл жизни человека заключается в деньгах, то это уже не человек, а маньяк, который ради своего психоза готов топтать человеческие судьбы и свою личную жизнь – пока не достигнет животного удовлетворения от денег и тогда, он превращается свинью, довольно похрюкивающую в своей вонючей куче денег. И такие маньяки – свиньи захватили страну, людей и теперь пытаются всех превратить в скот, жаждущий поесть, попить и совокупиться – только животные желания и ничего человеческого.
Вот почему, во времена его детства окружающие люди были открыты, доброжелательны и отзывчивы – не было в них жажды наживы любой ценой. Поэтому и лица людей были чисты и светлы, хотя и жили все они, как оказывается, со слов нынешних негодяев, в тоталитарном государстве, где нельзя было даже пошевелиться – якобы сразу уничтожались опричниками власти. Конечно, и в те времена были и стяжатели, и скопидомы, и предатели, но они умело маскировали свою сущность и составляли меньшинство.
Может быть, эти его мысли просто ностальгия по прежним временам детства, как всех убеждает пропаганда рвачей и выжиг? Но вот же река его детства, которая превратилась в болото, потому что заброшена и нет за ней никакого ухода. Так и люди сейчас заброшены и каждый сам по себе. А тогда, по весне, люди открывали перемычки и пробивали дамбы и вешние потоки воды промывали русло реки, уносили ил и застоявшуюся воду вниз по реке и прочь из городка.
Так и общие дела людей по созиданию великой страны в те далёкие времена промывали человеческие души, делая их светлее и чище.
Размышляя, Иван Петрович продолжил свой путь по прибрежной улочке. Вдоль берега реки стояли те же дома, что и полвека назад, только некоторые из них покосились под грузом прошедших лет, а два-три дома стояли заброшенными без жильцов. Удивительно, как быстро ветшает деревенский дом, если в нем никто не живёт. Люди живут в доме и постоянно и незаметно что-то подправляют в нём, ремонтируют, и дом тоже старается сохраниться лучше и подольше. А нет никого в доме, и он как бы сникает, сереет и плесневеет, ставни окон обвисают, забор и ворота наклоняются, крыша начинает протекать и вскоре вместо человеческого жилья остаются только руины, которые догнивают на месте дома, если соседи не разберут эти останки на дрова.
Впрочем, на родине Ивана Петровича не принято было разбирать заброшенные дома и этот обычай, по-видимому, сохранился – видно, что дом давно заброшен, но никто не стал его разбирать. Наверное, соседи ещё помнят, кто здесь жил, вот и не трогают дом – как память о тех, кто ушел в мир иной или уехал из этих мест. Однако, зачем заниматься гаданием куда делись люди проживавшие в этих заброшенных домах – городское кладбище увеличилось втрое за последние двадцать лет демократической власти. Спрос рождает предложение: нужны места на кладбищах – власть эти места представляет в городах за деньги, а здесь ещё бесплатно – такая вот забота о людях.
Улочка, по которой он шёл, загибалась вдоль речки и далее снова выпрямлялась перед истоком речки из озера. Эта речка-речушка, шириной метров десять втекала в озеро на краю городка и вытекала из него уже в самом городе, деля его на две части. Он подошел к истоку речки из озера и встал на мостке, переброшенном через исток. Перед ним открылась гладь озера с зарослями камыша по его берегам и в середине, с островками водорослей на поверхности воды. Да, озеро тоже состарилось. Исток реки был засыпан земляной дамбой с бетонной трубой для стока лишней воды из озера в весеннее половодье. Медленный слив воды через трубу не очищает ни озеро, ни речку, вот они и состарились за недолгий человеческий век вместе с людьми и из-за этих самых людей, которые нарушили естественное течение воды.
Было ещё одно последствие, пагубное уже для всего городка. Воды речки остановились, подземные ключи, стекавшие в реку, заилились, и ключевая вода стала подниматься к поверхности земли – почти до самого верха. Поэтому, тут и там в канавах на улицах и в ямах во дворах стояла гнилая вода, в огородах стал расти камыш, в домах в подполье тоже стояла вода и сюда уже не упрячешь на зиму урожай картошки и овощей со своего огорода. Конечно, люди приноравливались: герметизировали свои подвалы от воды, но это не решало проблему в целом.
Надо было чистить русло реки, чтобы вода ушла из города, но на это у местных властей не было средств, как и на всё другое тоже. Но районная администрация уже с трудом умещалась в большом трёхэтажном здании, да ещё разные городские конторки были разбросаны по всему городу, а в центре расположились два новых, огромных для городка, здания каких-то банков. Бизнес пришел и сюда, отнимать у людей последние средства к существованию, а этими последними средствами оставались только пенсии стариков.
Полвека назад, обустройство таких удаленных от центров районных сельских городов было одинаковым по всей стране, а именно: здесь располагались небольшие предприятия по обслуживанию сельского хозяйства района, а таким сельским хозяйством были колхозы и совхозы. Эти районные предприятия занимались ремонтом сельхозтехники, строительством на селе, переработкой продукции и снабжением сёл и деревень промышленными товарами, которые завозились из городов. Обычно в таком городке были: молочный завод, мясокомбинат, стройтрест, элеватор и мельница и какие – то филиалы промышленных предприятий областного центра – если в городке были свободные рабочие руки – о безработице тогда никто не слышал и не думал. Всё организовывалось так, чтобы райцентр как можно меньше зависел от поставок продовольствия и товаров из больших городов. В свою очередь, обеспечивая деревню своей продукцией: маслом, сыром, колбасой, хлебом и т. д. Иван Петрович помнил, что в детстве все конфеты, пряники, печенье лимонад и мороженое были местного производства – даже пиво, как он узнал позднее. Излишки продукции увозились в город, для чего существовала автоколонна, а взамен из города завозились промышленные товары, одежда, обувь и бытовые товары – всё это вместе называлось «мануфактура». Поэтому, такие городки нахлебниками у страны не были, а напротив, обеспечивали большие города продовольствием и хозяйственными товарами местных промыслов.
Но захватившая страну мразь, уничтожила колхозы и совхозы и централизованное снабжение деревень мануфактурой, отдав всё это на откуп спекулянтам, тогда и все предприятия таких городков стали не нужны, как и люди, работавшие там. Все стали безработными, кроме торгашей и власти, а податься некуда – в городах то же самое, та же безработица, отсюда и нищета. Только Москва и несколько больших городов, как клопы сосут жизненные соки из страны и перекачивают их за рубеж. Но и в этих городах средства производства оказались в руках немногих, а остальные живут на подачки в виде маленькой зарплаты или находятся в прямом услужении этих, выращенных властью, так называемых собственников, присвоивших народное достояние. Например, кучка людей присвоила недра земли, качает оттуда нефть и газ, полезные ископаемые и переправляет добычу за рубеж на свои счета, но реклама, не стесняясь, называет ГАЗПРОМ народным достоянием. И так во всём – одна ложь.
Рассматривая знакомые улочки и дома, Иван Петрович незаметно подошел к дому своей юности, но дома уже не было – на месте дома был пустырь заросший камышом. Ещё два года назад, в его последний приезд сюда, остатки дома стояли и смотрели пустыми глазницами окон на озеро, а сейчас не осталось ничего – только в его памяти.
XXX
В этот маленький домик, состоящий из комнаты и кухни, он перебрался с бабушками летом, сразу по окончанию семилетней школы. По настоянию родственников и не сопротивляясь их воле, он поступил в местный сельскохозяйственный техникум, куда его приняли без экзаменов как отличника.
Лето после окончания семилетки было свободным, один месяц он поработал на стройке разнорабочим и на заработанные деньги в августе поехал в гости к своему дяде, брату матери, который проживал здесь же в области, но в другом городке, примерно в 250 км отсюда.
Это была первая самостоятельная поездка Ивана, да и вообще, первый выезд за пределы района. Правда, после пятого класса он ездил в пионерский лагерь на Иртыше летом на месяц, но тогда их везли взрослые, а теперь он ехал самостоятельно на автобусе, с пересадкой в большом городе.
К дяде он добрался без приключений: его село – это райцентр, ещё меньше их городка, с теми же условиями жизни. У дяди был сын около семи лет и с ним Иван ходил купаться на реку, которая протекала через это село. Дядя работал радиомастером по ремонту радиоаппаратуры – телевизоров тогда ещё нигде в области не было.
После работы, дядя обычно ездил на мотоцикле на рыбалку на окрестные озёра или на охоту на уток, которая открылась в середине августа, и брал Ивана с собой. Уток была тьма, каких-то ограничений на их отстрел не было, поэтому за один день можно было отстрелять и двадцать и пятьдесят уток – были бы патроны. Иван провёл у дяди три недели и вернулся домой к началу учебного года в техникуме.
Учащийся техникума уже назывался студентом и из двадцати учащихся его группы, человек пять были, как и Иван: пятнадцатилетние подростки после семилетки, а остальные – это уже взрослые парни отслужившие армию, поработавшие в сельском хозяйстве и решившие получить нужную им специальность механика.
Оформив все документы, они проучились два дня и были направлены на уборочную в совхоз, за сорок километров от городка в большое село – это было родное село его прабабушки Дуни, но тогда Иван этого ещё не знал.
Всю их группу поселили в пустующую деревенскую избу: хозяева построили рядом новый дом. Староста группы – лет двадцати пяти, Дмитрий стал и бригадиром, а хозяйка избы стала их поварихой от совхоза. Она получала продукты со склада в счёт будущей зарплаты студентов и готовила еду. Завтракали и ужинали студенты дома, а обедали в поле на полевом стане вместе с механизаторами: трактористами и комбайнёрами.
Была возможность у Ивана приглядеться и к своей будущей профессии механика. Кстати, хозяин избы тоже окончил этот техникум и его диплом висел в рамке на стене в горнице нового дома, а сам он работал конюхом – возил на лошади бочки с водой, фляги с молоком с ферм, сено. На недоуменные вопросы студентов, почему не работает механиком, отвечал, что не хочет мотаться с утра до ночи по полям и мастерским и отвечать за все поломки техники.
В совхозе они работали целый световой день, никто уже не спрашивал, сколько кому лет – нужно было работать как все. А работы были разные: закладка силоса, подвоз сена на зиму к фермам, уборка зерновых. Ивана поставили работать копнильщиком на комбайн. Что это значило? Трактор тянет комбайн, который косит пшеницу и обмолачивает зерно. Сзади к комбайну прицеплен бункер, куда подаётся солома после обмолота: эту солому надо было вилами разбрасывать по всему бункеру и когда он наполнится доверху, нажать на рычаг – бункер открывается, и копна соломы вываливается на землю. Но не всегда это получается, и тогда надо прыгнуть в бункер и, упершись ногами, вытолкнуть копну так, чтобы не попасть самому под зубья створок, а сверху сыплется шелуха и солома. Потом надо догнать комбайн, снова залезть на бункер и продолжать работу. В общем, за день Ивану приходилось столько набегаться и наработаться вилами, что еле ноги тянул: всё – таки ещё подросток пятнадцати лет.
Поэтому, после ужина сразу спать. Но особенно не разоспишься – изба кишела клопами, которые охотились на студентов. Как только гасили свет, а это была керосиновая лампа, клопы вылезали изо всех щелей деревянной избы, целыми колоннами ползли вверх на потолок и с потолка падали вниз на лежавших на полу людей: вот и думай после этого, что у клопов нет ума.
В таких условиях, без жалоб и претензий, они отработали вполне успешно пять недель, под видом болезни сбежали только двое, а остальные получили почётные грамоты и заработанные деньги. Вернулись в городок начинать учёбу в техникуме. На заработок в пятьсот рублей Ивану удалось одеться вполне прилично по тем временам.
Первые два курса учёбы в техникуме – это те же школьные предметы, плюс слесарное, токарное и кузнечное дело и спецпредметы: растениеводство и земледелие.
Учёба с взрослыми, к детским шалостям не располагает, и поведение Ивана в техникуме стало вполне приличным. Учились, как и работали тогда, с одним выходным днём в неделю – воскресеньем. Учёба давалась ему легко, кроме физкультуры. Дважды в неделю были занятия физкультурой, которые зимой в Сибири заключались в двухчасовой лыжной пробежке на десять или пятнадцать километров и всегда с зачётом. Тяжёлые несмазанные лыжи и мороз не располагали к этому виду спорта, поэтому Иван, лет пятнадцать после техникума, не становился на лыжи по своей воле.
После занятий он обычно приходил домой, бросал портфель, перехватывал что-нибудь на обед и убегал к однокурсникам в общежитие или на их съёмные комнаты в частных домах. Там текла вполне взрослая жизнь: его считали своим, иногда угощали и вином и сигаретами. Сигареты не пришлись Ивану по вкусу, а вино, не сразу, но прижилось и многие его нелепые поступки в дальнейшем были связаны с алкоголем.
Компанией однокурсников часто ходили в женское общежитие техникума в гости. Девушки учились в техникуме на агрономов, зоотехников и бухгалтеров: это были в основном 15 -16-ти летние девушки, поступившие в техникум сразу после семилетки, а к окончанию техникума многие из них выходили замуж. Общаться со сверстницами было достаточно просто, и если завязывалась дружба, то можно было сходить в кино или в клуб на спектакль или на танцы.
Надо сказать, что эти отношения очень редко доходили до интимных или, как сейчас говорят, до секса. В этом случае, как правило, вступали в брак по достижению восемнадцати лет – иначе девушке позор: могли даже и ворота дёгтем измазать, если она жила дома или сообщить родителям, если она жила в общежитии – в деревне ничего скрыть невозможно. Иван тоже принимал участие в посещениях женского общежития, тогда же начались и его встречи с девушками, о чём следует сказать подробнее.
XXXI
На первом курсе техникума у Ивана появился первый юношеский интерес к девушкам. В те, уже далёкие времена, деревенские мальчишки избегали общения с девочками, даже в играх, а если кто-то дружил с девочками, то таких мальчишек дразнили разными обидными словами. Порнографии и пропаганды секса тогда не было: всё происходило естественным путём и, по мере взросления, у подростков появлялся взаимный интерес к противоположному полу. Но и этот интерес обычно ограничивался дружбой, робкими прикосновениями друг к другу и очень редко доходило до поцелуев: неумелых и быстрых, украдкой от всех. Если поцеловались, то пара считалась чуть ли не женихом и невестой, хотя подросткам и было лет по 15-16, не больше. Именно этого возраста достиг и Иван. К тому же он был студентом и общался среди взрослых однокашников, у которых были уже взрослые отношения с девушками, обычно заканчивающиеся женитьбой.
В деревне все на виду, и если пара вступала в интимные отношения, то это мгновенно становилось известно всем окружающим, потому что уединиться этой паре было негде – так устроена деревенская жизнь.
Известно, что во время войны немцы на окупированной территории, перед отправкой девушек в Германию на принудительные работы, устраивали им медицинский осмотр и свыше 90% девушек оказывались девственницами. Тогда кто-то из немецких руководителей сказал, что народ с такой нравственностью победить нельзя. Поэтому сейчас пропаганда секса и всяческих извращений ведётся постоянно и повсеместно, чтобы расшатать и уничтожить нравственные основы русского народа.
Но тогда, ничего этого не зная, Иван стал робко и украдкой поглядывать на девушек в техникуме и на улице. Конечно, ему и раньше нравились некоторые девочки ещё в школе. Так, в пятом классе у них появилась новенькая девочка
по имени Лена, которая приехала с родителями из города. Она была всегда аккуратно причесана и опрятно одета, чем отличалась от местных девчёнок, которые не очень следили за своей внешностью. Лена сидела за партой, впереди и сбоку от Ивана и ему был виден только её профиль и розовое ушко, просвечиваемое солнечными лучами. На переменках Иван старался выскочить в дверь одновременно с Леной и, от прикосновения к ней , он краснел и немел, но на Лену это не производило никакого впечатления. Её внимания он так и не заслужил, может потому что хулиганил и частенько срывал уроки, а такой аккуратной и примерной девочке это не могло нравиться. Месяца через два, она исчезла из их класса так же внезапно, как и появилась – он даже не запомнил её фамилию.
Запомнить чьё-то имя или фамилию было для Ивана Петровича проблемой на пртяжении всей жизни: при знакомстве он тут же забывал и имя и фамилию этого человека и потом мучительно общался с ним так, чтобы не обращаться по имени. Пожалуй, интерес к этой Лене и был его единственным детским влечением к девочке.
Сейчас в отношениях полов пропагандируется вседозволенность и непостоянство: всё можно и пусть молодежь меняет партнеров – именно партнеров, а не увлеченных друг другом юноши и девушки: глядишь, и найдут потом, своего постоянного сожителя и, может быть, вступят в брак.
При этом, мужчина должен быть настойчив, беспринципен и беспощаден к девушке, добиваясь от неё интимных отношений, а добившись, не следует долго поддерживать эти отношения – чтобы не привыкать. Потом, нагулявшись, можно будет поискать и постоянную партнершу и даже оформить брак – если есть какая-то выгода.
Девушка же должна уступать мужчине, подчиняться ему, а вступление в интимные отношения рассматривать как вполне обычное дело, типа попить чаю, и переспать – это ещё не значит познакомиться и подружиться.
Но ещё писатель Мопассан заметил, что женщина любит, по – настоящему, только своего первого мужчину, который её совратил, а потом она любит уже саму любовь. Именно поэтому, во времена юности Ивана Петровича, девушка, имевшая с кем-то связь и не вышедшая за него замуж, считалась порченной для семейной жизни – в деревне ей невозможно было выйти замуж, и она годилась только для мужского баловства. Это являлось общим правилом, но были и исключения.
Поэтому, деревенские девушки блюли свою честь до последнего рубежа обороны и добиться от них взаимности, без вступления в брак, было практически невозможно. Именно такие девушки и появились в окружении Ивана.
В техникуме девушки учились на зоотехников и бухгалтеров, а в группах механиков были только мужчины, каковыми считали себя и подростки, такого же, как Иван, возраста. В техникуме и местной средней школе проводились вечера художественной самодеятельности с танцами и играми: здесь и можно было познакомиться с прилянувшейся девушкой.
Был ещё и городской дом культуры, где по субботам тоже проводились концерты и танцы, но для подростков вход туда был заказан: хотя паспортов и не спрашивали, но дежурный билетер подростков туда не пускал и Иван Петрович помнил, как он с товарищами смотрел сквозь окна на веселящихся внутри юношей и девушек. Конечно, там были люди и постарше – лет под тридцать, но они приходили туда компаниями и веселились в своём кругу, не обращая внимания на молодежь. В те времена, грань между поколениями была очень четкой и какие-либо отношения между молодыми людьми с разницей в возрасте более десяти лет были просто невозможны – окружающие не поняли бы и осудили.
Итак, мест для знакомства с девушками в городке было немного. Но Иван, как студент техникума, мог заходить с однокашниками в гости к техникумовским девушкам в общежитие. Кое-кто из старших их группы уже познакомился с девчатами из соседних групп, и они ходили в гости к ним в общежитие, прихватывая иногда с собой и подростков, потому что девчата тоже были разного возраста. Так и Иван, через старших товарищей познакомился с несколькими сверстницами и они, вместе с такими же юношами, ходили в кино или на вечера самодеятельности в школе и техникуме.
Иван вырос и жил вместе с бабушками и получил женское воспитание, потому что мужского примера для него не было. А женское воспитание – это нерешительность, неумение принимать правильные и обдуманные решения и совершать нелепые поступки, которые могут быть безвредными, а могут и изломать всю дальнейшую жизнь.
Познакомившись в компании с девушкой и оставшись с ней наедине, он не знал, что говорить ей и как себя вести. Девушка ждала от Ивана инициативы, а он, имея такой же нерешительный женский характер, ждал инициативы от неё. Проведя так несколько вечеров, им становилось скучно друг с другом, и они переставали встречаться наедине, так и не подружившись. Впрочем, в компании Иван вёл себя достаточно активно, привлекая внимание других девушек, встречи с которыми также заканчивались ничем.
Однако, опыт дело наживное и однажды одна бойкая девушка из техникума в их совместной компании проявила инициативу и Иван стал встречаться с ней как в компании так и наедине и у них завязались дружеские отношения, вполне целомудренные, но с горячими поцелуями при расставании. Надо сказать, что девочки в 15-16 лет обычно выглядят вполне сформировавшимися девушками, а их ровесники всё ещё остаются подростками, как по виду, так и по развитию. Таким же подростком был и Иван. Наверное, эта девочка выбрала его на будущее, потому что стала строить планы их совместной взрослой жизни после окончания техникума.
Обычно, мужчина выбирает только ту женщину, которая его уже выбрала или он должен внушить ей, что она сама его выбрала, даже если вначале был ей безразличен или и вовсе неприятен.
Женщину, как и крепость, можно взять или внезапным штурмом или осадой и нет таких женских крепостей, которые невозможно взять, что и делают ловеласы, посвятившие свою жизнь сластолюбию.
Нормальный мужчина ищет женщину – друга, спутницу: пусть и не на всю жизнь, но хотя бы на время, когда их связывают общие интересы и единство взглядов. Так и у Ивана с его девушкой были общие интересы, но не было единства взглядов на их совместную будущую жизнь, он совсем не представлял себе: какой жизненный путь выберет и с кем пойдет вместе по этому пути.
Это поняла девушка Ивана, и они перестали встречаться, оставаясь друзьями, потому что никакого зла друг другу не сделали и никакой обиды не причинили. Потом Иван потерял её из виду и года через два, случайно встретившись на улице, узнал, что она уже вышла замуж и живет вполне благополучно. И это весь его техникумовский роман, который и определил все его дальнейшие отношения с женщинами только на основе взаимности и духовной близости.
XXXII
В техникуме установили телевизор, который был единственным в городке и в ясную зимнюю погоду ловил телепередачи из центра. Телевизор был диковиной и иногда, вечерами, Иван с компанией ходили на коллективный просмотр телепередач.