Камень. Книга восьмая

Глава 1

Все было как в бреду: и подъехавшая скорая помощь, врачи которой буквально силой вырвали у меня из рук Викторию, и их профессионально сосредоточенные равнодушные лица, на которых через какое-то время проступило дежурное сожаление, свидетельствующее о том, что они, увы, бессильны…

И опять беспросветное отчаянье со рвущимися изнутри рыданиями…

Из этого состояния, близкого к истерике, меня вывели дед Михаил и дядьки Григорий с Константином, оттащившие упирающегося меня от машины скорой помощи. Они при этом что-то говорили, объясняли, уговаривали, но слушать их, а тем более вслушиваться, желания никакого не было. Кроме того, я разбирал только отдельные слова – так пронзительно свистело в ушах.

Появление колдунов «Тайги» встретил равнодушно, впрочем, как и дворцовых во главе с Михеевым, двигавшихся по какой-то странной, напоминающей синусоиду, траектории…

Нахер всех!..

И дядьев нахер!..

Вырвавшись из-под их навязчивой опеки, вернулся к скорой, отодвинул в сторону врача и заглянул внутрь машины…

Спокойное, умиротворенное лицо Вики, её огненно-рыжие волосы, разметавшиеся по белоснежной простыне на каталке… Сколько раз я видел ее такой, только на нашей кровати…

Господи, сделай так, чтобы Вика опять проснулась!!! Чтобы просто мне улыбнулась!!! Чтобы потянулась, как делала всегда по утрам, и заговорила со мной!!!

И опять меня начинают душить подступающие рыдания…

Как же так???

Неужели это мне не снится???

Как так???

Неужели эта тварина Бирюков всё-таки успел осуществить свою угрозу и в последний момент убил Вику?

Или она, валяясь без сознания на заднем сиденье, после моей атаки на еб@ного колдуна и удара машины о забор, оставшись без доспеха, повредила себе шею???

И именно мое необдуманное поведение стало причиной смерти девушки???

А какая сейчас, в пиzду, разница?

Алексей, хоть себе-то не лги, Вика в любом случае погибла из-за тебя!

Только лично ты виновен в смерти девушки.

Только ты.

Лично.

И никто другой.

Господи, как же я с этим дальше жить буду? Как???

Прости меня, Викуся! Прости!!!

Смотреть на девушку долго не смог – мешали подступивший к горлу комок рыданий, выступившие слезы и дикий стыд перед Викой…

Отвернувшись, смахнул слезы и внезапно разглядел очертания этой проклятой машины с Бирюковым «за рулем»…

Что там эта гнида мне про девушек говорила? Мол, погорю я на бабах?

Алексия!!!

Как же я мог о ней забыть?

А если Бирюков и Алексию успел?..

Накатила волна холодной ярости, и я, скрежеща зубами, прошипел:

– Ну, сука, ты у меня в любом случае так просто не соскочишь…

***

– Коля, я приказал своим ребятишкам и колдунам «Тайги» всё оцепить и никого левого не подпускать, ваш Михеев с остальными дворцовыми пока вне игры, еле на ногах держатся… – докладывал в трубку князь Пожарский. – А как ты думаешь? Лешка все еще в шоке, от тела Вяземской далеко не отходит… Что?.. Да не знаю я, где твой хваленый Кузьмин!.. И где Белобородов не знаю. Обожди…

Главу рода Пожарских от доклада отвлёк противный звук рвущегося металла, это Алексей вырвал у двери скорой помощи боковую ручку, которую тут же раздраженно отбросил в сторону. Если до этого лицо внука было бледным от горя, то теперь основными эмоциями на нем выступали сосредоточенность и злость. Кроме того, от молодого человека буквально на физическом уровне повеяло раздражением, волна которого дошла и до сыновей князя, и они отпрянули в стороны от Алексея, уже успевшего сделать пару шагов по направлению к аварийной машине.

– Деда, – молодой человек внезапно остановился, – срочно звони моему отцу, пусть тот разыщет Алексию и убедится, что с ней все в порядке. – И он пошел дальше.

Оказавшись рядом с «Ладой», Алексей отмахнулся, и водительскую дверь снесло далеко в сторону, а старый князь, уже начавший догадываться о намерениях внука, прошептал:

– Нет, Лешка… – и остался стоять на месте.

А Алексей уже выдернул тело колдуна из машины и, держа голову трупа левой рукой за волосы, рубанул ребром ладони правой руки покойного по шее…

Хруст позвонков… Отлетающее в сторону тело колдуна… Разлетающийся во все стороны темный в поздних сумерках фонтан дымящейся на морозе человеческой крови… И спокойно стоящий с головой в руках великий князь Алексей Александрович, по доспеху которого медленно стекали вязкие черные капли…

Про рядам охраны рода Пожарских и Романовской дворцовой полиции пронесся общий вздох, бойцы начали истово креститься, кто-то, особенно впечатлительный,  стал громко молиться, а молодой человек, не обращая ни на кого внимания, поднял оторванную голову колдуна, из которой продолжала вытекать какая-то жидкость, пристально посмотрел в открытые остекленевшие глаза, выругался, потом тяжело вздохнул и пошёл обратно к скорой, сунул в салон микроавтобуса отрубленную голову, упал на ступеньки дверного проема и содрогнулся в беззвучных рыданиях…

– Коля, ты меня слышишь?.. Алексей только что этому… Бирюкову в буквальном смысле голову оторвал, – спокойным голосом сообщил императору князь Пожарский. – И принес голову колдуна, если так можно выразиться, к ногам Вяземской. Сейчас Лешка на ступеньках скорой опять сидит, рыдает… И если хочешь знать моё мнение, Виталику Пафнутьеву здесь лучше пока не появляться. Так что присылай на разбор бригаду под руководством левого сотрудника, да и сам пока внука не беспокой. Еще Лешка просил Алексию разыскать и убедиться, что с ней все в порядке… Да, Коля, я тебя понял, за Алексеем мы проследим. Конец связи.

Князь, не убирая телефона в карман, жестом подозвал бледных сыновей и раздраженно заявил:

– Соберитесь уже, господа офицеры! Бошек оторванных ни разу не видели? Гриша, следи за Лёшкой, чтоб он больше глупостей не натворил, – старик переместил строгий взгляд на младшего сына, – а ты, Костя, принимай командование над всеми бойцами, в том числе и над колдунами с дворцовыми. Что делать, знаешь.

– Есть! – кивнули оба младших Пожарских.

– А я пока насчёт коньяка для Алексея распоряжусь и на телефоне побуду.

***

– Согласен с тобой, отец, Пафнутьева сейчас к Алексею подпускать нельзя, сорваться может. Да и Лебедева, кстати, тоже, – вздохнул цесаревич. – Надо бы Печорским сообщить, возьмешься?

– Да, – кивнул император. – А Нарышкину ты позвони, и Орлову тоже. И вот ещё что, Саша, надо бы как-нибудь так извернуться, чтобы Алексей на похоронах не особо… отсвечивал, а то сам понимаешь…

– Не понимаю, – вскинулся тот, – тут уж у Алексея вообще крышу может сорвать по полной программе.

– Согласна с Александром, – влезла в разговор императрица. – Внук при таких раскладах может выкинуть все что угодно, Коля. У меня есть на этот счёт свои соображения – Вяземская-то бывшая валькирия, а значит, моё присутствие на похоронах будет вполне уместно, да и ее отношения с Алексеем давно ни для кого не являются секретом, вот я за ним и прослежу.

– Тоже верно, – пробормотал император. – Хорошо, тогда я прямо сейчас звоню князю Печорскому, а ты, Саша, генералу Нарышкину. И поехали уже… на место происшествия, родичи Вяземской ни в коем случае не должны заподозрить, что к смерти девушки мы имеем хоть какое-то отношение.

– Отец, ты это серьезно? – поморщился цесаревич.

– Пусть только попробуют намекнуть, – император нахмурился, – а если еще и посмеют о вире заикнуться… – он сжал кулаки.

– Мальчики, не ссорьтесь, – вздохнула Мария Фёдоровна, – у нас и так теперь с этим происшествием проблем выше крыши. Коля, когда мы демонстративно предъявим Печорским обезглавленный труп батюшки Бирюкова, уверяю, у них сразу пропадёт всякое желание тебе хоть какие-нибудь намёки делать.

– Точно, – раздраженно хлопнул себя по коленям Александр, – батюшка Бирюков! Отец, тебе ещё патриарха надо бы предупредить, чтоб он сидел в своей резиденции и даже не думал нос оттуда показывать.

– Это ты вовремя вспомнил, – кивнул Николай и встал, – всё, собираемся, звонить будем по дороге.

– Я тоже с вами поеду, – поднялась со своего кресла Мария Фёдоровна.

– Зачем? – недоумённо посмотрели на неё супруг с сыном.

– Затем. Ещё раз повторяю, Вяземская – бывшая валькирия, я обязана проявить уважение. Да и мои девочки не поймут, если я не поступлю подобным образом.

– Хорошо, – только отмахнулся император.

***

– Коля, что ты такое говоришь?! – возмущался в трубку Святослав. – Я просто обязан выразить свои соболезнования! Мы с тобой оба виноваты в смерти этой молодой девочки, но моя вина гораздо больше!.. Да не обвиняю я тебя, просто констатирую факт!.. Что ты сделаешь? Дворцовых своих пришлёшь?.. Ах для защиты?.. И для этого тоже? Твои дворцовые меня не остановят!.. Что? Голову оторвал? – уже не таким резким тоном спросил Святослав и перекрестился. – Ты прав, Коля, мое появление… не будет сейчас уместно. Ты уж держи меня в курсе, договорились?.. До связи.

Еще несколько минут патриарх просидел на стуле неподвижно, а потом опять схватился за трубку:

– Володя, мне только что звонил государь и сообщил, что наш с вами Олег Бирюков на Алексея Александровича покушался и, по ходу, убил Викторию Вяземскую, подругу великого князя… Как убил? Насмерть. И сам сдох, как последняя собака, да упокой господь его душу! И это еще не все, Володя, ягодки будут впереди! Когда врачи констатировали смерть бедняжки Вяземской, Алексей Александрович… совсем чуть-чуть вышел из себя и прилюдно оторвал покойному батюшке Олегу голову!.. Именно, великий князь все-таки решил продолжить собирать свою страшную коллекцию, о которой упоминал сегодня днем! И угадай, Володя, чьими головами он может заняться после потери такого близкого ему человека?.. Правильно, только в первую очередь моей, а потом уже вашими. Короче, слушай меня внимательно – сидите у себя, где вы там сидите, и пока великий князь не отойдет, не дергайтесь… Я как? Божьим промыслом и искренними молитвами. Ты меня услышал?.. Отлично! Государь обещал держать в курсе происходящего, так что… С Богом!

***

«Врученный» чуть ли не насильно дедом Михаилом коньяк не произвёл на меня никакого особого воздействия, только чуть затуманил мозги и притупил боль потери, да свист в ушах стал не таким сильным. И я равнодушно продолжил наблюдать за тем, как к особняку Пожарских съезжаются все новые и новые действующие лица, в том числе и сходу развившие бурную деятельность «чёрные» под предводительством незнакомого мне сотрудника канцелярии. Этот важный дядечка даже сумел отвести меня в сторону от скорой помощи под предлогом проведения необходимых следственных действий, а когда попытался задавать вопросы, был послан далеко и надолго с пожеланием не возвращаться из этих «прекрасных далей» без своего начальника, Пафнутьева Виталия Борисовича. «Важный» заверил, что «намек» понял и обязательно доведет информацию до господина Пафнутьева.

В следующие десять минут после соответствующих соболезнований пришлось кратко отчитаться о произошедшем приехавшим царственному деду с бабкой и отцу. Их осторожные заявления по поводу отсутствия моей вины и упреки в слишком уж эмоциональной реакции, выразившейся в вопиющем глумлении над трупом злодея, тупо пропустил мимо ушей и вновь сосредоточился на коньяке, вкуса которого, впрочем, совершенно не чувствовал.

К приезду Нарышкина и Орлова бутылка была пуста, и только я хотел просить деда Мишу послать за следующей, как подъехали Печорские. К скорой пропустили только князя и наследника, которые в мою сторону даже не посмотрели. За ними к микроавтобусу подошел и мой отец.

Не знаю, сколько Печорские пробыли в скорой, но для меня время как будто остановилось, а когда они вышли и молча встали прямо передо мной, я не выдержал и, не поднимая глаз, прошептал:

– Мне нет оправдания…

Князь с наследником продолжили молчать, и это молчание было красноречивее любых слов, а мучило еще сильнее… Я готов был провалиться сквозь землю, понимая, что отцу и деду Виктории, скорее всего, еще хуже, чем мне…

Наконец, князь вздохнул и спросил:

– Это его голова?.. – И махнул рукой в сторону скорой. – Он… Вику?..

– А какая сейчас разница? – И дернул плечами. – Все равно виноват я… А этот… Да что уж теперь…

Печорские даже и не подумали меня разубеждать, постояли ещё с минуту, по истечении которой князь опять вздохнул и сказал:

– Алексей, как бы то ни было, Виктория прекрасно знала с кем именно состояла в отношениях, и я уверен, что в свои последние дни она была действительно счастлива. Конкретно тебе могу сказать одно, будь достоин памяти моей внучки. – Старик вздохнул в третий раз. – И еще, Алексей, после проведения всех необходимых следственных мероприятий мы заберём Викторию в ее родной дом. О похоронах сообщим отдельно.

Фактически это означало, что меня до похорон в доме Печорских видеть не желают. Что ж, может, это и к лучшему – не представляю, как буду теперь смотреть в глаза родичам Вики…

Князь развернулся и с прямой спиной зашагал в сторону стоящих за оцеплением остальных своих родичей, а так и не сказавший мне ни одного слова отец Вики пошел следом.

Отчаяние навалилось на меня с новой силой, и я побрел обратно к скорой.

– Как ты, Лёшка? – сквозь свист в ушах услышал голос деда Михаила.

Когда он успел подойти? Впрочем, наплевать…

За спиной деда стоял мой отец и тоже демонстрировал желание знать ответ на этот вопрос.

– Как я? Не знаю… – и пожал плечами.

– Уже разговариваешь, и то в гору, – кивнул дед. – Мне какие-нибудь слова утешения надо сейчас говорить, или это бесполезно?

– Бесполезно.

– Что Печорские сказали?

– Что Вику домой заберут и о похоронах известят.

– Не пробовали тебя… виноватить? А то старший Печорский на эмоциях может…

– Не пробовали, – меня начал напрягать этот беспредметный разговор.

– Ты, Лешка, главное, не вини себя, – продолжил тем временем дед, – это судьба или, если угодно, Господь посылает тебе испытания…

– Убивая при этом моих близких? – поморщился я. – Обалденное испытание!

– И тем не менее… Я, Лешка, в свое время на войне кучу людей на верную смерть послал, да и в относительно мирные годы тоже. И со многими из этих людей дружил… Тоже, как и ты, терзался, поначалу спать не мог, да и сейчас они все мне во сне являются… Но рук я, Лешка, не опустил, стиснул зубы и продолжил жить дальше. Так уж устроена наша жизнь, и мы ничего с этим поделать не можем.

– Деда, ты же понимаешь, что это пустые разговоры… – отмахнулся я. – Лучше принеси мне еще бутылку коньяка. – И уселся на подножку скорой.

Дед переглянулся с отцом и кивнул:

– Хорошо.

И только они собрались уходить, меня как прорвало:

– Знаете, почему только я виноват в смерти Виктории? А я вам скажу! Помните то похищение Ани Шереметьевой? Те фотографии Вики и Леси, разбросанные по всей машине княжны? Этими фотографиями Тагильцев и Бирюков, суки рваные, конкретно давали мне понять, кто именно пострадает, если я вовремя не сдохну! А я, дебил малолетний, на это предупреждение тупо забил! Просто забил! Что мешало после этого конкретного случая отправить Викторию с Алексией куда-нибудь подальше от Москвы, как после похищения хотел сделать с Аней умный князь Шереметьев? Вот что мешало? А я вам отвечу! Просто меня все устраивало! Все нравилось! И не хотелось ничего в этой охеренной, чтоб ее, жизни менять! И думал я, как всегда, только о себе и ни о ком больше! Вот и довыеб@вался! А Вика сейчас лежит мёртвая, являя собой молчаливый упрек моей глупости, самонадеянности и эгоизму!

Дед с отцом только осуждающе покивали головами, и первый спросил:

– Просьба насчет коньяка еще в силе?

– Да.

– Скоро принесу…

***

– Ты чего явился, Виталий? – поинтересовался у Пафнутьева нахмурившийся император. – Жить надоело? И ты таким оригинальным способом решил самоубиться?

– А мне все равно, государь… – поклонился тот императорской чете. – Когда-то же надо за собственные проколы отвечать, а не в кустах на заднице отсиживаться. Да и Алексей Александрович насчет моего присутствия выразился вполне конкретно.

– Смелый, значит? – хмыкнул император. – Отчаянный… на всю голову? Ну-ну. Тогда иди с богом. Если умудришься не получить множественных травм, несовместимых с жизнью, постарайся свести разговор к состоянию Кузьмина и Белобородова, может, хоть это Лёшку от всей этой херни отвлечёт.

– Будет исполнено, государь, – Пафнутьев опять поклонился и с невозмутимым видом направился в сторону скорой.

Дернувшегося было за другом старшего сына император остановил жестом:

– Не стоит, Саша, пусть будет как будет…

А сам повернулся к князю Пожарскому и глазами показал в сторону удаляющегося Пафнутьева.

***

– Виталий Борисович, надеюсь, с Алексией все в порядке? – Он кивнул. – Ну, теперь ей, слава богу, уже никто не угрожает. Пригубите? – я протянул Пафнутьеву уже ополовиненную бутылку коньяка, который только-только начал оказывать на меня нужное действие.

Он отрицательно помотал головой:

– Нет, спасибо… Алексей, прими мои самые искренние соболезнования… И… не доглядел я…

– Виталий Борисович, бросьте! Уж против покойного Бирюкова у вас шансов практически не было, но вы же все равно Вику каким-то образом прикрывали?

– Прикрывал, но, видимо, недостаточно, – кивнул он. – Троих обнаружили в коматозе, один погиб…

– И ещё одна смерть, и снова из-за меня, – прошептал я. – Что ещё успел натворить покойный батюшка Бирюков?

– Больше ничего… кроме Вики. Судя по тому, что ты рассказал ранее государю с государыней и твоему отцу, а также по заключениям врачей скорой помощи и наших специалистов, эта тварь подстраховалась и Викторию… убила ещё до телефонного разговора с тобой, характер травмы и соответствующие следы на шее жерт… Виктории это подтверждают. Да и вероятность подобной травмы при такой легкой аварии приближается к нулю.

– Виталий Борисович, вы же сами понимаете, это ничего не меняет.

Пафнутьев эти мои слова проигнорировал и продолжил:

– Судя по отчетам колдунов «Тайги», они Бирюкова даже почувствовать не успели…

– Кто бы сомневался… – пробормотал я. – И они даже не предполагают, как им сильно повезло, что они Бирюкова почувствовать не успели, иначе…

– Колдуны предполагают, что Бирюков до самой своей смерти использовал защиту, против которой они бессильны. И, Алексей, что самое характерное, наши колдуны в один голос заявляют, что не чувствовали они и тебя, за исключением гнева.

– Неужели? – поморщился я.

– А вот от твоего гнева пострадавшие всё-таки есть. Во-первых, это практически все твои дворцовые и совсем чуть-чуть бойцы «Тайги», и во-вторых, Ваня с Прохором. И если Ваня кое-как оклемался, то твоему воспитателю серьезно досталось, до сих пор без сознания валяется.

– Прохором и Ваней я займусь, как только здесь все закончится. – И хлебнул коньяка. – А сейчас, Виталий Борисович, мне хотелось бы побыть с Викторией…

***

– Вова, ты со своими простился? – не отрывая глаз от дороги, поинтересовался у друга отец Василий.

– Можно и так сказать… – вздохнул тот. – А ты?

– Тоже… Остальных братьев предупредил, что… с ними произойти может?

– Предупредил.

– И как они встретили это известие?

– Со смирением. Только покойный Олежа, тварь такая, удостоился нескольких нелестных комментариев, а так… Все уже к неприятностям привыкли.

– Это да. А куда мы вообще едем?

– Как куда? В гостиницу. Я, Вася, на глазах у жены и детей помирать не собираюсь.

– А нельзя было гостиницу снять в городе?

– А ты разве не хочешь перед смертью на природе чистым воздухом подышать? – хмыкнул Владимир.

– Ты же знаешь, что перед смертью не надышишься, – натянуто улыбнулся Василий. – Но погулять в лесочке, надышаться и побыть в тишине перед безвременной кончиной я всё-таки не откажусь…

Глава 2

Когда Печорские увезли Викторию, никакого смысла оставаться у особняка Пожарских уже не было, и я медленно побрел к себе домой, не обращая внимания на канцелярских колдунов, выстроившихся «коробочкой» по ходу моего движения.

– Лёха, как же так? – От калитки дедовского дома отделилась фигура, в которой я узнал Сашку Петрова.

– Ты как здесь? – остановился я.

– Так я же у Михаила Николаевича в особняке эту ночь провел, а когда тревога поднялась, Михаил Николаевич приказал здесь ждать и на улицу не выходить… Лёшка, мне очень жаль…

– Мне тоже… – кивнул я. – Пошли уже домой, Шурка… Желательно молча… – И побрел дальше.

Уже у самого дома нас догнали дворцовые во главе с Михеевым, а на крыльце ожидал Кузьмин. Выглядел колдун отвратительно – бледный, с мешками под глазами, весь какой-то перекошенный, с потухшим взглядом.

– Как Прохор? – спросил я у него.

– Плохо Прохор, – проскрипел он. – Я сам-то кое-как оклемался, а на Петровича сил уже не хватило. Возьмёшься?

– Где он?

– В своих покоях, кое-как туда его на себе отнес.

– Владимир Иванович, – я повернулся к начальнику охраны и указал на Петрова, – проследите, чтобы наш впечатлительный Рембрандт никуда не лез и под ногами не путался. И скажет мне кто-нибудь, наконец, в каком состоянии находятся те трое канцелярских, которых Бирюков погасил?

– Состояние стабильное, – сообщил ротмистр, – с ними работают двое колдунов.

– Слава богу! – выдохнул я. – Хоть какая-то нормальная новость… Господа, – и указал на первых трех попавшихся бойцов «Тайги», – вы пойдете со мной, хоть рядом постоите и глазками посмотрите на то, что и так вы должны уметь делать в подобных ситуациях.

И в сопровождении ковыляющего Кузьмина направился в сторону лестницы.

– Царевич, – на пролете между этажами обратился ко мне колдун, – надо бы «Тайге» команду дать, чтобы они нашими поварятами занялись, а то те до сих пор в отключке валяются… Слава богу, все по вечернему времени произошло, фактически только они из обслуги в доме и остались…

– Почему раньше не доложил? – Во мне внезапно стало расти глухое раздражение, которое тут же сменилось стыдом. – Прости… Рация с собой? – Он кивнул. – Командуй.

И под бубнеж Кузьмина в рацию мы вошли в покои моего воспитателя.

Состояние находящегося без сознания и еле дышащего Прохора действительно было тяжелым – его доспех довольно сильно покорежило моим гневом.

Темп!

В первую очередь залить весь доспех воспитателя светом и несколько раз перекрестить…

Дождавшись, когда посветлеет весть доспех, дать команду на восстановление…

Контроль…

Очнувшийся Прохор открыл глаза, а я, упав рядом с его диваном на колени, обнял еще ничего не понимающего воспитателя и прошептал:

– Прости, папка, так было надо… – И повернулся к Ивану. – Теперь твоя очередь.

Проделав с колдуном аналогичные мероприятия и убедившись, что нужный эффект достигнут, сказал:

– Остаешься следить за Прохором, если что – зови. А я пока пойду проверю, как там «Тайга» справляется с нашими поварами. – И повернулся к остальным колдунам. – Вы со мной.

На кухне все было в порядке – бойцы «Тайги» уже привели в чувство поваров, проведя с ними все необходимые реанимационные мероприятия. Еще раз глянув для очистки совести пострадавших, вернулся в большую гостиную, где застал хмурых Николая с Александром Романовых и заплаканную Алексию с обнимающим её Виталием Борисовичем Пафнутьевым. Если братья, увидев меня, только кивнули, то Алексия, вырвавшись из объятий приемного отца, подбежала ко мне, буквально бросилась на шею и разрыдалась в голос.

– Тихо, тихо, Лесенка, – зашептал я ей на ухо, гладя по голове, – сейчас уже ничего не поделаешь, раньше мне думать надо было…

Кое-как успокоив девушку и передав ее обратно под опеку Пафнутьеву, подошел к братьям.

– Леха, ты это… прими от нас с Колей соболезнования… – тяжело вздохнул Александр. – Зря вы нас с Прохором к родителям отправили, может, и не… – он замолчал.

– И чем бы вы помогли? – вздохнул я в ответ. – Еще и вас мне хоронить совсем не хочется…

Братья на это только промолчали, а к нам в это время подошел Михеев:

– Алексей, там генерал Орлов за воротами, с ним волкодавы. – И, как будто прочитав мои мысли, ротмистр пояснил: – Я взял на себя смелость и дал команду пропустить их через оцепление. Мне подумалось, что в сложившихся обстоятельствах так будет правильно.

– Вы абсолютно верно подумали, Владимир Иванович, – кивнул я. – Пусть проходят. И будьте так добры, оправьте кого-нибудь из бойцов на кухню, пусть водки с какой-нибудь легкой закуской принесут.

– Все сделаю, не переживай…

Вот и рядовые волкодавы сейчас придут… И как я им в глаза буду смотреть после всего произошедшего? Ведь…

В голове как будто что-то щелкнуло, и мне снова стало мучительно стыдно, но теперь уже за собственное недостойное памяти Виктории поведение!

Отставить ненависть к себе, Алексей! Вместе с самоуничижением!

Соберись!

Не раскисай, тряпка!

Не только ты и Печорские Вику потеряли! У многих горе!

Стисни зубы и терпи! Терпи и веди себя достойно!

И, сжав кулаки, выдохнул, выпрямил спину, вздернул подбородок повыше и, повернувшись к входной двери, прошептал:

– Господи, дай мне силы пройти через все это…

Буквально через пару минут в гостиную зашло подразделение «Волкодав» практически в полном составе, а генерал Орлов, раздав своим подчиненным какие-то распоряжения, направился ко мне и с виноватым видом пояснил:

– Алексей, бойцы сами попросили… я не смог отказать… Не возражаешь?

– Как можно, Иван Васильевич? – И выдавил из себя улыбку. – Сейчас водку принесут и мелочь на закусить. Что-то Смолова не видно…

– Дежурит Смолов, с ним еще трое. Надеюсь, ничего не случится, а то, чувствую, – генерал покосился на волкодавов, – подразделение до завтрашнего вечера будет в состоянии полной небоеготовности.

– Переговорите с Пафнутьевым, он вас, если что, своими бойцами выручит.

– Только в крайнем случае, – поморщился Орлов.

– Ну, смотрите сами, – пожал плечами я и заметил, что на меня поглядывает Решетова, но подойти не решается. И я даже догадывался, что именно беспокоит девушку. – Иван Васильевич, извините…

– Конечно-конечно…

– Екатерина, вы Прохора потеряли? – подошел я к Решетовой.

– Алексей Александрович, в первую очередь примите наши самые искренние сожаления! – она оглянулась на остальных волкодавих, стоящих за ней с рюмками водки в руках. – Виктория Львовна всегда останется… – Екатерина всхлипнула и отвернулась.

– Да, Виктория Львовна всегда будет с нами, – я усилием воли заставил себя смотреть прямо на девушек. – В наших сердцах… Давайте выпьем… – и подхватил со столика полную рюмку.

Опустошил, а после указал Решетовой на Михеева:

– Екатерина, к сожалению, Прохору тоже… слегка досталось, попросите Владимира Ивановича проводить вас до покоев моего воспитателя, он сейчас там.

– Спасибо, Алексей Александрович.

Минут через пять после того, как Решетова в сопровождении Михеева удалилась на второй этаж, в гостиную с улицы зашли около двух десятков валькирий, молча поклонились нам с Николаем и Александром, так же молча поздоровались с волкодавами и разобрали со столиков оставшиеся рюмки. Еще минут через пятнадцать появились царственные дед с бабкой, отец, дед Михаил с дядьками Григорием и Константином и генерал Нарышкин. От замерших по стойке «Смирно» волкодавов и валькирий хмурый император только отмахнулся:

– Чего уж теперь… Без чинов, дамы и господа…

И нерадостный вечер продолжился. Громких разговоров слышно не было, все как-то быстро распределились по группам и группкам, волкодавы перемешались с валькириями. Старшие Романовы с Пожарскими, Пафнутьев с Михеевым и жандармскими генералами стояли отдельно, мы, то есть «молодежь», отдельно.

– Леха, а кроме… Вики никто не пострадал? – спросил вдруг у меня Николай. – А то нам толком ничего и не рассказали. Прости, если что…

– Трое, которые Вику от Канцелярии прикрывали, в коме, четвертый погиб, – ответил я. – Среди дворцовых все живы, только Прохору с Иваном от моего гнева здорово досталось…

– Вона чего их не видно… – покивали братья. – А канцелярского жалко… Упокой Господь его душу! – Сашка Петров помрачнел еще больше, а Алексия всхлипнула и опять промокнула глаза платочком.

– Леха, к тебе, похоже… – буркнул Николай и выразительно посмотрел мне за спину.

Я обернулся и увидел, что к нам целеустремленно двигается очень странная парочка: ротмистр Пасек вместе с одной из самых доверенных валькирий моей царственной бабки.

– Камень, ваши императорские высочества, – сходу кивнул заместитель командира подразделения, который уже был в изрядном подпитии. – Госпожа Алексия, молодой человек… – это он кивнул певице и Петрову. – Приношу свои искренние соболезнования! – ротмистр автоматическим движением «закинул» водку из стопки в рот.

Мы наполнили свои рюмки и повторили за Пасеком.

– Камень… – ротмистр сосредоточился только на мне, как, впрочем, и валькирия, которая тоже не выглядела сильно трезвой. – Мы с Людочкой… – он покосился в сторону валькирии. – Прошу прощения, с Людмилой Александровной сейчас ничего говорить не будем, потому что до сих пор не можем до конца поверить… как и все… Мы все скажем на поминках… А пришли мы с Людочкой… прошу прощения, с Людмилой Александровной сказать тебе спасибо, Камень, от всех нас, – он мотнул головой в сторону остальных волкодавов и валькирий, которые искоса наблюдали за этой сценой, – что эту тварину бешенную завалил, которая Вику… а потом ему еще и голову оторвал! Так злодею и надо!

– Василь, тише ты! – зашипела на него валькирия. – Государыня услышит, несдобровать тебе! – И обратилась уже ко мне: – Алексей Александрович, Вася выразил наше общее мнение, так что вы на него не обижайтесь. Ваши императорские высочества! – валькирия обозначила поклон и пихнула Пасека локтем в бок. – Все, Вася, пошли уже…

Проводив Василя Григорьевича и Людмилу Александровну глазами, я повернулся и встретил четыре совершенно разных взгляда: если Александр с Николаем смотрели на меня с жадным любопытством, а Сашка Петров с нескрываемой жалостью, то вот во взгляде Алексии ничего, кроме покорности судьбе, не было.

– Леха, это правда? – «равнодушным» тоном поинтересовался Николай. – Ты этому Бирюкову голову оторвал?

– Закрыли тему! – поморщился я, взял бутылку водки и разлил ее по рюмкам. – Можете у Владимира Ивановича потом подробностями разжиться…

***

Опустел особняк только к полуночи…

Первыми уехали мои царственные дед с бабкой, за ними ушли Пожарские, затем как-то незаметно, группами, волкодавы с валькириями, и в гостиной остались мой отец с Николаем и Александром, ротмистр Михеев, Алексия, Сашка Петров и недавно присоединившийся к нам Ваня Кузьмин.

Разговор не клеился, большей частью все сидели молча и так же молча периодически опрокидывали рюмки с водкой, в которые уже давненько наливали буквально на донышке, чтобы она, как говорится, «просто была».

Наконец в Кремль засобирался и отец.

– Ты в норме? – поинтересовался он у меня на крыльце.

– До сих пор не верю, что Вики больше нет, а так… В норме.