Камень. Книга пятая

– Вопрос не ко мне, – отвернулся Прохор.

– Ладно… – вздохнул я. – Ты мне лучше скажи, о чем вы там с Орловым договорились, и как мне все эти эксперименты над волкодавами ему преподносить?

– Орлов получил приказ лишнего не спрашивать и ничему не удивляться. И вообще, Лёшка, давай лучше я с генералом беседу проведу, а ты, очень тебя прошу, не болтай лишнего. Волкодавам хватит и того, что их поправят, а технологию правила, даже теоретически, им знать совершенно не обязательно.

– Кто бы возражал, а я нет. – Со словами воспитателя я был полностью согласен.

В кабинете Орлова нас, помимо самого генерала, уже ждали его замы: Смолов, Пасек и Вяземская. После обмена приветствиями Прохор сразу же приступил к делу:

– Господа офицеры, госпожа штаб-ротмистр, вводную вы уже получили, как и приказ не задавать лишних вопросов. А посему объясню вам в двух словах то, что будет происходить в ближайшую неделю, может, даже больше. Наш глубокоуважаемый Алексей Александрович, – воспитатель мотнул головой в мою сторону, – обладает… скажем так, способностью правки доспеха. – Генерал удивленно переглянулся с подчиненными. – Скажу сразу, я лично прошел через эту… процедуру и прекрасно себя чувствую. То же самое Алексей планирует проделать с вами. По собственному опыту могу сказать, что ваш доспех станет крепче, да и владение стихиями перейдёт на другой качественный уровень. Из приятных бонусов можно отметить повышение общего тонуса и внешнее омоложение. – Прохор сначала выразительно глянул на Орлова, а потом на Вяземскую. – Эффект, как говорится, будет на лицо. Согласитесь, на свои пятьдесят два я не выгляжу. – Присутствующие закивали. – Предупреждаю сразу, после сеанса Алексея вам потребуется не меньше недели на то, чтобы организм приспособился к новым условиям существования. В течение этих дней сотрудники, прошедшие сеанс, будут проходить курс реабилитации, так что, Иван Васильевич, вам предстоит спланировать все сеансы ваших сотрудников таким образом, чтобы подразделение не осталась совсем без бойцов на случай чрезвычайной ситуации вашего профиля. И напоследок… Желательно, как вас уже предупреждали, этот период реабилитации провести здесь, на базе корпуса. И с каждого сотрудника мне надо будет взять подписку о неразглашении.

– Очень интересно… – протянул Орлов, глядя на меня и не обратив никакого внимания на последние слова Прохора. – И как это все будет проходить… в натуре?

– Проще один раз показать, Иван Васильевич, – улыбнулся я, – чем десять раз объяснять.

– Так, я вчера примерно такие инструкции от Александра Николаевича и получил. Без подробностей, конечно, – кивнул Орлов. – И успел немного подготовиться. – Он достал из папки какой-то список. – Первыми пойдут твои напарники, Алексей – Пчел, Воробей и Феофан. Ты не против?

– Давайте их, – пожал я плечами. – А самым первым у нас пойдет Василь Григорьевич. – Я с улыбкой посмотрел на ротмистра Пасека. – Пчел, не переживай, сделаю все в лучшем виде!

– У меня есть варианты, Камень? – хмыкнул он. – Завещание мое с этой службой уже давно готово, так что банкуй!

Через сорок минут все подразделение «Волкодав» во главе с руководством и сотрудником Тайной канцелярии Белобородовым наблюдало, как мы с ротмистром Пасеком шагаем на полигон.

– Камень, ты меня там не угробишь по тихой грусти? – ротмистр явно меньжевался.

– Не переживай, Пчел, больно не будет, – ухмылялся я. – Даже наоборот, тебе понравится… Сделаю я из тебя, так и быть, нашу имперскую Рембу… – вспомнил я старенький фильм из Соединительных Штатов. – Все девки твои будут.

– Я женат!

– И кому это когда мешало, господин ротмистр? Здесь стой. Расслабься. Рембой хочешь стать?

– Иди ты, Камень!..

– Правильно, нам нужны герои отечественного разлива, папенька мне то же самое говорит. Все, Пчел, понеслась…

Темп, настройка, видение, команда на приобретение решеткой правильной геометрической формы. При всем при этом я обратил внимание, что доспех ротмистра был действительно достаточно развит, что и позволило ему попасть в это элитное подразделение и даже занять в нем должность заместителя командира.

Возбуждение воздуха со всеми этими эффектами в виде смерчей, наполненных землей и камнями, я выдержал достаточно спокойно, это действительно был не царственный дед и даже не князь Пожарский. Дождавшись, когда ротмистр придёт в себя, буквально за руку привёл осоловевшего Пасека к остальным волкодавам и громко повторил уже произнесенные перед строем инструкции:

– Пока я не скажу, никаких тренировок с силой, а тем более применения стихий. При появлении лёгкой эйфории и желания применить силу рекомендую бегать, прыгать, подтягиваться, отжиматься и заниматься другой обычной физической нагрузкой. Понимающие люди говорят, что помогает колка дров. Ты меня понял, Пчел?

– Понял, – с улыбкой кивнул тот, так до конца и не отойдя от «процедуры».

– И самое главное, ваше высокопревосходительство. – Я повернулся к Орлову. – При возникновении у ваших сотрудников сильного сексуального желания, в город все же их на несколько часов отпускайте. Иначе, сами понимаете, беды не миновать…

Господа офицеры дружно заржали, а «женский батальон» так же дружно засмущался.

– Следующий. – Я указал на Воробья. – Только дайте пару минут на отдохнуть.

А сам обратил внимание на Прохора, который в это время «терся» в «женском батальоне» рядом с выглядевшей довольной и улыбающейся Решетовой. Ну, раз у нас тут такая пьянка, совершенно не лишним будет проверить истинное отношение Екатерины к моему воспитателю, если так можно выразиться, в полевых условиях…

Потянувшись к девушке, я почуял удовольствие, симпатию, удовлетворение и гордость. Общий букет эмоций девушки говорил об одном – к моему воспитателю она испытывает если не любовь, то уж искреннюю симпатию точно. Удовлетворившись увиденным, я успокоился и стал настраиваться на дальнейшую работу с Волкодавами.

– Погнали. – Я посмотрел на Воробья.

Пока мы шли на полигон, подразделение потихоньку обступало Пасека.

В отличие от ротмистра, Воробей так не волновался. Его правка практически ничем не отличалась от правки Пасека, единственным исключением была стихия – вода. По окончании процедуры он от меня получил точно такие же инструкции, как и Пчел.

Всего до обеда я успел поправить четверых, устав при этом, как собака, о чем и сказал Прохору.

– Да вижу я… – кивнул он. – Тебе бы хорошенько отдохнуть.

– В душ, потом поесть и поспать, – кивнул я.

Стоявший рядом Орлов сразу же засуетился:

– Сейчас все обеспечим. – Он достал телефон и начал кому-то названивать.

После душа в раздевалке волкодавов я поплелся наверх, в кабинет Орлова, где мы втроем с генералом и Прохором плотно пообедали. Когда же я допил компот, Иван Васильевич указал мне на дверь в дальней стене кабинета:

– Там располагайся и ни в чем себе не отказывай.

А что, Орлов неплохо себе обустроил комнату отдыха: большущий диван, два кресла, холодильник, здоровенный платяной шкаф, телевизор и бар. Еще за одной дверью скрывался небольшой санузел с душевой кабиной. Как говорится, заезжай и живи! На диване я и решил поспать, поставив будильник на три часа дня.

После пробуждения, вернулся в кабинет генерала и застал Прохора с Иваном Васильевичем за светской беседой – оба грели в руках бокалы с коньяком, а рядом стояла тарелка с нарезанными лимонными дольками.

– Иван Васильевич, а где себе можно кофе сделать? – поинтересовался я.

– Присаживайся, Алексей. – Он указал мне на стул рядом с Прохором, а сам направился к интеркому. – Сейчас распоряжусь, чтоб сварили хороший.

Через пятнадцать минут я наслаждался действительно превосходно сваренным крепким кофе в небольшой фарфоровой чашечке.

– Не знал, что в корпусе умеют делать приличный кофе, – улыбался я. – Надо будет к вам почаще заглядывать, ваше высокопревосходительство!

– В корпусе умеют многое, Алексей… – улыбался в ответ Орлов. – Ты просто редко к нам заезжаешь…

– Учту, Иван Васильевич, учту. А вот теперь жить можно! – я аккуратно отставил прозрачную чашечку. – Продолжим процедуры?

И действительно, после пары часов сна силы у меня восстановились, да и чувствовал я себя не как выжатый лимон. А уж после кофе…

За второй заход сумел поправить ещё двух волкодавов, больше не рискнул – реально боялся, что на следующем от усталости могу напортачить с доспехом. Посидев минут десять прямо на снегу, подошел к воспитателю и генералу:

– Иван Васильевич, завтра приеду снова, сразу же после учёбы. Ничего обещать не могу, сами понимаете, все будет зависеть от моего состояния, но завтра постараюсь поправить ваших сотрудников также в два приема с таким же маленьким перерывом.

Тут вмешался Прохор:

– Никаких двух приемов, Алексей. На тебя сейчас, вон, без слез не взглянешь! А тебе ещё на учёбу ходить и домашние задания делать. Сколько завтра успеешь за один раз, столько и сделаешь.

Орлов всем своим видом демонстрировал полное согласие с моим воспитателем.

– Хорошо, Прохор, – кивнул я. – Посмотрю завтра по самочувствию. Иван Васильевич, вы все инструкции помните?

– Все, Алексей, – подтвердил он. – Мне ещё Прохор тут свои ощущения передал, пока ты спал, так что не переживай, я за бойцами прослежу. Люди у нас тут все военные, к приказам и инструкциям относятся серьезно.

– Хорошо, Иван Васильевич, – успокоился я. – Надеюсь на вас.

А уже в машине вспомнил одну важную деталь:

– Прохор, а ведь мне ещё сегодняшних поправленных завтра надо будет смотреть, проверять состояние, что тоже будет затратой сил… А поправленных с каждым днём все станет больше и больше. Так что ты прав, сколько за один раз смогу поправить волкодавов, столько их и будет.

– Вот и я про тоже, – кивнул он. – Особенно учитывая тот факт, что это все для тебя внове, нетренированное. И всех последствий этого твоего нервного и психического перенапряжения мы пока не знаем. Да и никто не знает. Вот и не вздумай мне переутомляться.

Я же решил перевести тему разговора:

– Ты отцу моему передал, что я недоволен вчерашней подставой и очень зол?

– Передал.

– И что?

– Он не удивлён.

– И всё?

– А чего ты ожидал? – хмыкнул Прохор. – Как государь приказал, так мы все и сделали. От себя добавлю одно – мы тебе с другим твоим дедом, князем Пожарским, сколько раз говорили, император выше всех этих условностей и моральных терзаний, ему важен результат. А вчера он увидел, что его внук, будущий цесаревич и император, не кинулся сломя голову гасить всех подряд, а продемонстрировал в стрессовой ситуации взвешенное логическое мышление, мало подверженное влиянию эмоций. Дед твой, Лешка, хоть порой и жёсткий до жестокости, но именно это позволяет ему эффективно решать возникшие сложности. И не забывай, на государе нашем, помимо собственного рода, ещё и империя висит, управлению которой он учит твоего отца, дядьку Николая и тебя.

– Так и хочется сказать, Прохор, что я тут вообще ни при чем, но не буду, – кивнул я. – Ладно, я с тобой про Решетову твою хотел поговорить…

– Слушаю внимательно… – подобрался он.

– Расслабься! – хмыкнул я. – Пришлось, конечно, применить свои навыки колдуна, но заявляю тебе со всей уверенностью – ты ей искренне нравишься. Даже более чем.

– Точно? – прищурился воспитатель.

– Зуб даю! – вспомнил я Ингу Юсупову. – Не знаю, когда собираешься делать ей предложение, но ты на верном пути. Сам же понимаешь, что Екатерине придется уйти из подразделения после вашей свадьбы, а Ведьма мне этого не простит?

– Понимаю, – расплылся в улыбке воспитатель. – Ведьма тебе этого не простит, только если ее на нашу свадьбу не пригласить.

– Короче, Прохор, Вяземская теперь твоя проблема. Договорились?

– С большим нашим удовольствием, твое императорское высочество!

Прохор удовлетворенно откинулся на спинку сиденья, а я решил проверить телефон, в котором числился один пропущенный вызов от Марии.

– Привет, сестренка! – набрал я ее.

– Привет, братик! – голос Марии был далек от игривого. – Быстро рассказывай, чего ты опять в университете устроил. У нас в лицее слухи разные ходят, а Долгорукие, Юсупова и Шереметьева категорически на эту тему со мной общаться отказываются и отправляют к тебе.

– А ты у нашего царственного дедушки поинтересуйся, Машенька, – усмехнулся я. – Он тебе все-все расскажет. Даже то, чего я не знаю.

– Леша, ты это серьезно? – голос сестры напоминал мне сейчас вчерашний тон Вики Вяземской, как и весь этот разговор. – Ну, Леша…

– Хорошо, Машенька, ты готова расстаться с последними детскими иллюзиями насчет наших с тобой родичей?

– Готова… – очень неуверенно ответила она.

– Тогда слушай…

И под неодобрительный взглядом сидящего рядом Прохора я поведал сестре о вчерашних событиях, опустив, понятно, мою историю взаимоотношений с Дашковыми.

Лица Марии я не видел, но по отдельным возгласам в ходе повествования сделал для себя вывод, что описанное произвело на сестру достаточно сильное впечатление.

– Так что я теперь, Машенька, для всего света злобный монстр, периодически слетающий с катушек и перестающий себя контролировать, – закончил я. – И не вздумайте с Варей кого-то в этом переубеждать, сделаете только хуже. Да и меня подобный расклад вполне устраивает, будет меньше проблем в будущем. – Прохор же после этих моих слов только тяжело вздохнул.

– Лешка, ты чего такое говоришь? – заволновалась Мария. – Скоро все про это забудут, и будет все нормально! Не переживай, самое главное – мы-то знаем, что ты не виноват!

– Спасибо, Машенька! И не переживай, я особо и не расстраиваюсь, – успокоил я ее. – А перед Долгорукими и Юсуповой буду извиняться отдельно, там уж им самим решать, общаться со мной или нет.

– Будут общаться, Леша! – заверила меня сестра. – Как они мне намекнули, все понимают, что случилось что-то серьезное, раз ты так… разволновался, и на тебя не обижаются.

Я же только вздохнул – была у меня робкая надежда на то, что Инга с Натальей встанут в очередную позу и перестанут со мной общаться…

– Леша, а ты в четверг… ничего отменять не собираешься? – голос у сестры изменился на вкрадчивый.

– А есть причины? – усмехнулся я.

– Значит, не отменяешь? Отлично! И еще, Леша, в Кремле скоро бал, про который я тебе уже говорила, не смей его пропустить!

– Обязательно буду, – пообещал я.

– И по твоему ресторану. – Тон сестры сменился на недовольный. – Алексей, почему за ходом ремонта в «Царской охоте» должны следить мы с Варей? А ты там так не разу и не появился?

– Ну, Машенька, времени все нет. Да и вам с Варей я полностью доверяю – вон вы как эти вечеринки навострились устраивать.

– Льстец! – голос стал довольным. – В выходные Пожарские заканчивают ремонт, а нам с тобой надо принять работу. Найди, пожалуйста, время на следующей неделе посетить свой ресторан. А на следующий четверг под вечеринку света можно запланировать его торжественное открытие…

– Так и поступим, Машенька, – согласился я.

С сестрой мы проговорили еще минут десять, после чего я повернулся к воспитателю:

– Прохор, как бы цинично это сейчас ни прозвучало, угадай, что сейчас сделает Мария?

– Обсудит последние новости с сестрой, а потом они вместе пойдут выносить мозг вашему отцу, – со вздохом ответил он.

– Именно! – с довольной улыбкой кивнул я.

***

– Ну что, жертва самодержавия, пришел в себя?

– Да, государь, – поклонился Пафнутьев.

– Рад за тебя. Постарайся больше меня так не расстраивать, второго шанса не будет.

– Не расстрою, государь, – опять поклонился тот.

– Ладно, задерживать тебя долго не буду, обращу только внимание только на то, что военная разведка совместно с корпусом вышла наконец на наследников Никпаев. Ты уж проследи за господами офицерами, чтобы они нигде не напортачили. Особенно обрати внимание на финансовую сторону вопроса, чтоб ни одна копейка мимо казны не прошла. А то любят у нас в военной разведке разные неучтенные заначки на оперативные нужды в иностранных банках устраивать.

– Их можно понять, государь… – начал было Пафнутьев, но осекся под тяжелым взглядом императора. – Сделаю, государь.

– И ещё, Виталий. Постарайся найти общий язык с Кузьминым. Считай это приказом. И не вздумай ему какие-нибудь провокации устраивать, иначе…

– Да, государь.

– И помоги Александру нашего Ивана до конца проверить. И обрати особое внимание на финансовую составляющую вопроса. Свободен.

***

Приехавшая позже нас с Прохором Виктория ничего про сегодняшний день на полигоне в Ясенево спрашивать не стала. Как я подозревал, допрос с пристрастием меня ждал по обыкновению вечером. А перед самым ужином в особняк заявился Сашка Петров в сопровождении двух незнакомых мне дворцовых, несших сложенный деревянный мольберт моего друга и прямоугольный бумажный сверток, очень напоминавший своими очертаниями картину. Вернувшийся вскоре из своих покоев Александр пояснил нам с Прохором:

– Всё, осталось только немножко доделать портрет государя, и он будет готов.

– Мы так и поняли, – кивнул Прохор. – А будет ли позволено нам с Лешкой хоть одним глазком глянуть на произведение изобразительного искусства?

– Рано, – решительно заявил Петров. – Вот закончу, тогда и глянете. Все равно вы у меня единственные доверенные критики. Ну, Михаила Николаевича Пожарского еще надо будет перед премьерой позвать, как и Вику с Лесей.

– Организацию предпоказа беру на себя, – улыбнулся воспитатель. – И очень надеюсь на фурор. Будет фурор, Сашка? Леська с Викой в экзальтации в обморок попадают?

– Очень бы хотелось надеяться… – вздохнул Петров. – Моя карьера от этого портрета зависит…

– Саш, не переживай! – решил я поддержать друга. – Мы все в тебя верим!

А после ужина позвонил отец:

– Привет, Алексей! Как день прошел? – начал он издалека.

– Нормально.

– Это хорошо. Мне Прохор уже доложил во всех подробностях о правиле Волкодавов, да и Орлов отзвонился. Как ты себя чувствуешь?

– Устал.

– Понял. А зачем ты Марии так подробно все вчерашнее расписал? Еле их с Варварой отговорил от того, чтобы твои сестры к деду за выяснением отношений не побежали. Ты о сестрах-то подумал?

Я довольно улыбнулся – Мария меня не подвела!

– Подумал.

– Общаться, значит, не хочешь… – протянул он. – Ладно, чего звоню. Завтра перед началом занятий жду тебя у ректора, сначала будем извиняться перед ним, а потом и перед остальными студентами. Надень костюм, а не то, в чём ты обычно на учебу ходишь. Договорились?

– Договорились.

По вопросу внешнего вида возражать отцу я не собирался – накосячил сам, когда перевозбудился. Да и перед преподавателями и студентами извиняться я собирался искренне, они, а особенно мои друзья, находившиеся ко мне ближе всех, были ни в чем не виноваты. А судя по тому, что мне сказала Мария, дел я натворил.

Алексии позвонил сам и убедился, что у Пафнутьевых все нормально. Девушка планировала пробыть с матерью до завтрашнего обеда, а потом собиралась в аэропорт – гастроли продолжались, хоть и подходили к концу. В Москву Алексия планировала прилететь только на следующей неделе и обещала скучать. Пожелав друг другу спокойной ночи, положили трубки.

Уже в одиннадцатом часу вечера уселся за буквари – как бы преподы не начали меня после вчерашнего спрашивать с особым пристрастием. Вика же принялась нарезать вокруг меня круги, демонстрируя свое нетерпение. То она копалась в телефоне, устроившись в кресле напротив в одной коротенькой ночнушке, то садилась перед зеркалом и по третьему разу начинала протирать лицо ватным диском и расчесывать волосы. Но я был стоек и на провокации не поддавался до тех самых пор, пока не закончил с подготовкой к завтрашним занятиям. А потом был душ, под которым я попытался смыть всю усталость, накопившуюся за день.

Как я и предполагал, Вика перед сном мне устроила очередной допрос:

– Романов, чего я о тебе ещё не знаю? – вцепилась она мне коготками в грудь. – Быстро говори!

– Ты обо мне ничего не знаешь, госпожа штаб-ротмистр, – улыбался я. – И я тебе ничего не скажу.

– Ну, Лёшка… Как ты это делаешь? – коготки впились чуть сильнее.

– Делаю, и всё. А как, и сам не знаю.

– А насколько я помолодею?

– Не знаю. Но ты у меня будешь самой красивой и молодо выглядящей госпожой штаб-ротмистром в корпусе. А остальные сотрудники будут гадать, с кем же из генералов ты спишь, если в таком юном возрасте дослужилась до таких высот.

– Брось, Романов! Все и так знают, с кем конкретно я сплю. И еще… Ты на полигоне сказал, что после этой процедуры вырастает сексуальное желание. Так вот, Романов, я требую, чтобы ты во время периода реабилитации был в моем полном распоряжении!

Честно говоря, как там правило влияет на женский организм, я мог только предполагать, но лучше было все-таки перестраховаться.

– Викуся! – взмолился я. – Имей совесть! Я и так на износ учусь и служу! Может, ты обойдешься… подручными средствами?

– Хuй тебе, Романов, а не подручные средства! – возмущению Вики не было предела. – Соблазнил бедную меня, приручил, будь добр нести хотя бы какую-нибудь ответственность!

– Господи, за что?..

***

В среду утром в университет я ехал в непонятном настроении: с одной стороны, я испытывал неловкость перед друзьями, преподавателями, работниками столовой и остальными студентами за свою несдержанность, а с другой – был раздосадован тем, что эти дедовские эксперименты мне доставляют столько неудобств. На стоянке никого ждать не стал, тем более приехал рано и сразу же пошёл к учебному корпусу. Студентов еще было мало, мне никто не кланялся и не пялился дикими глазами, и я сумел хоть как-то успокоиться во время этой импровизированной прогулки.

Кабинет ректора находился на втором этаже, туда я и направился. А судя по встреченным и кивающими мне мужчинам в строгих деловых костюмах, прохаживающимся по первому этажу, стоящим на лестнице и в коридоре второго этажа, отец уже был здесь. Значит, кортеж папаши подъехал с другой стороны универа.

При моем появлении в приемной женщина-секретарь, несмотря на все принятые в университете традиции, вскочила со своего рабочего места, поклонилась мне и распахнула дверь в кабинет ректора.

– Доброе утро, Виталий Федорович! Добрый день, отец! – поприветствовал я их. – Студент Романов для дачи извинений прибыл. – И кивнул.

– Проходите, присаживайтесь, Алексей Александрович. – Орлов указал мне на стул рядом с отцовским. Когда я устроился, он продолжил: – Алексей Александрович, мне вчера звонил гсударь и в двух словах описал всю сложность сложившейся ситуации, особо при этом отметив, что вы как бы и ни при чём. Александр Николаевич же, – Орлов покосился на отца, – тоже подтвердил, что ваша несдержанность явилась следствием некоего… досадного недоразумения. – Он немного замялся. – Но, Алексей Александрович, дело в том, что для всех будет лучше, в том числе и для вас, если перед студентами и преподавателями извинитесь все же лично вы… Так будет правильно…

– Я готов, Виталий Федорович. И прежде всего хочу извиниться перед вами. – Я встал, вслед за мной поднялись и Орлов с отцом. – Уважаемый Виталий Федорович, от себя лично и от всего рода Романовых приношу свои искренние извинения за произошедшее. Уверяю вас, никакого злого умысла не имел, а действовал подобным образом лишь в крайне расстроенных чувствах. Обещаю, что больше подобное не случится. Заверяю вас, – я уставился на отца, – род Романовых всенепременно компенсирует университету, его сотрудникам и студентам все неудобства.

– Алексей Александрович, – кивнул Орлов, – я как ректор университета принимаю ваши извинения. И очень надеюсь, что подобного больше не повторится.

Он протянул мне руку, которую я пожал. После этого ректор обменялся рукопожатием с отцом.

– Виталий Федорович, не могли бы вы нас оставить… – попросил тот.

– Конечно-конечно… – Орлов вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь.

Отец обозначил улыбку и сказал:

– Вот примерно такими словами перед студентами и извинишься.

– Примерно так я и собирался, – кивнул я. – А что мне остается делать? Какая же стыдоба будет, папа, стоять перед толпой студентов с преподавателями и извиняться за то, в чем виноват только косвенно!

– Не заводись, Алексей. – Он посерьезнел. – Поверь, тебе в жизни ещё не раз придётся подобное проделывать. Вспомни того же князя Юсупова, которому пришлось наступить на собственную гордость и извиняться перед семнадцатилетнем пацаном за действия своей дурной внучки.

– Странная какая-то аналогия, не находишь, папа? – поморщился я. – Но смысл я все же уловил. Ладно, ругаться не будем, а ты не переживай – постараюсь выступить перед студентами со всем благородством, присущим роду Романовых.

– Именно это я и хотел услышать от тебя, Алексей, – кивнул он. – А чтобы хоть как-то успокоить твою совесть, обещаю, что все особенно сильно пострадавшие получат компенсацию. И после твоих извинений я это перед ними подтвержу. Хотя там серьезных случаев не было вообще, так, сознание потеряли… Легче тебе стало?

– Гораздо, папа.

Для извинений Орлов выбрал самую большую римскую аудиторию университета, которая вмещала в себя не меньше трехсот человек. И была она забита до отказа, а гудела как потревоженный улей. Если прикинуть объективно, я при всём желании не мог в столовой напугать столько человек. Видимо, на редкое зрелище принесения извинений императорским родом пришло посмотреть много лишнего народа, перед которым извиняться было не за что. Но, как говорится, ничего страшного, в этот раз можно и усмирить свою гордость.

При нашем появлении, как и в случае с секретарём в приемной Орлова, студенты с преподавателями не стали соблюдать неписаные правила университета – они не только встали, но и поклонились нам с отцом. Когда же студенты распрямились, Орлов жестами показал им сесть обратно на место. Я вздохнул, натянул на лицо соответствующую моменту маску озабоченности и направился на кафедру, по дороге всматриваясь в окружающих. Злости никакой я не заметил, как и ехидных улыбок – на лицах студентов всё-таки преобладала заинтересованность с налётом подобострастия, да и чувствовал я только напряжение и интерес.

– Доброе утро! Уважаемые студенты, преподаватели и работники столовой! Я, Алексей Александрович Романов, от себя лично и от всего рода Романовых приношу свои искренние извинения за произошедшее досадное недоразумение. Уверяю вас, никакого злого умысла не имел, а действовал подобным образом лишь в расстроенных чувствах. Обещаю, что больше подобное не случится. – Я кивнул и покинул кафедру.

Мое место занял отец, повторил мои отдельные слова и добавил, что род Романовых всенепременно компенсирует все неудобства как пострадавшим, так и университету.

Отца сменил Орлов:

– Лично от себя, от преподавательского состава, сотрудников столовой и студентов университета я принимаю извинения студента Романова и рода Романовых в целом. – Он сошел с кафедры и поклонился нам с отцом.

Студенты и преподаватели, как по команде, встали и тоже нам поклонились. Мы с отцом кивнули и направились на выход из аудитории.

Как же мне было противно! Самодержавие во всех его гнусных проявлениях, вашу мать! Вроде и извинились, а как будто одолжение студентам и преподавателям сделали! Сошли с Олимпа к презренному плебсу! А сами студенты? Не лучше нас, только и умеют, что кланяться…

Отца я проводил до самого крыльца.

– Алексей, отдельно извинись перед Долгорукими и Юсуповой, они, по моей информации, в понедельник здорово испугались. Андрею Долгорукому подаришь вот это. – Отец забрал у одного из дворцовых какой-то сверток, обернутый в бархат, и протянул мне. – Это нож с гравировкой «Дорогому другу Андрею Д. от Алексея Р.» Именно Долгорукий оперативно потушил тот пожар, который ты устроил в столовой. А вот это для его сестры и Инги Юсуповой. – Отец сунул мне два очередных свертка, только не таких больших. – Что кому, без разницы. Это очень похожие цепочки. Можешь не благодарить.

– Все предусмотрели? – хмыкнул я. – И сколько вы еще будете продолжать контролировать мою жизнь?

– Станешь императором, вот тогда от контроля и отдохнешь, – улыбнулся он. – А пока расслабься, сынок, и получай удовольствие. Увидимся!

С этими проводами отца я опоздал на семинарское занятие. Впрочем, в аудиторию пустили без проблем. К моему немалому облегчению, как только я занял свое место, Долгорукий под столом протянул руку, которую я и пожал.

– Ну, студент Романов, ты и дал! – шепнул он мне. – Не переживай, все нормально.

– Как сестра с Ингой? – спросил я в ответ.

– Только перепугались сильно, но потом отошли.

Наши перешептывания прервал преподаватель:

– Романов, Долгорукий, прекращайте разговорчики. И включайтесь уже поскорее в учебу!

На перемене перед следующим семинарским занятием пообщался с Ингой и Натальей. Если в самом начале разговора с их стороны чувствовалась некоторая скованность, а в глазах читался страх, то потом они заметно отошли и вернулись к нашему привычному стилю общения. Отпустило и меня – подружки явно не собирались прятаться от меня по углам или еще каким-то образом демонстрировать свою неприязнь.

Не было закидонов и со стороны остальных студентов нашей группы – вели себя все достаточно спокойно, только лишний раз ко мне не подходили. Что ж, в этом тоже были свои плюсы.

После окончания занятий я решил не ходить по преподавателям насчет своих долгов за пропуски – пусть невроз немного уляжется, все успокоятся. И, несмотря на то, что надо было ехать в Ясенево, пошел с друзьями в университетское кафе, где нас уже ждала Анна Шереметьева.

– Анечка, я ненадолго. И прости меня, пожалуйста, что такая ерунда получилась в понедельник.

– Ничего страшного, Алексей, – улыбнулась она. – А в качестве извинений пообещай нам с девочками, что завтра уделишь нам больше внимания на вечеринке в твоем особняке.

– Обещаю. И еще… в качестве извинений… – я достал из портфеля презенты Инге и Наталье. – Красавицы, простите меня, ради бога!

Глаза подружек загорелись, а на меня перестала обращать внимание даже Шереметьева.

– Фаберже! Какая красота! Очень изящное плетение! Как вам? А моя как? Дай посмотреть!

Когда первые восторги девушек поутихли, достал подарок Андрею:

– Спасибо, дружище, что потушил пожар! И извини!

Нож с интересом разглядывал даже я – простое темное лезвие с гравировкой, костяная рукоять с заклепками и небольшим навершием из золота. Эту кажущуюся безыскусность оттенял роскошный деревянный футляр с логотипом «Фаберже», оббитый изнутри темно-красным бархатом.

– Андрюшка, – пихнула Долгорукого Аня Шереметьева, – ты же понимаешь, что самое ценное в этом ноже – это гравировка на лезвии?

– Понимаю, Анечка, – улыбнулся тот. – Леха, спасибо огромное!

– Это тебе спасибо, Андрей! – вздохнул я и подумал, что и от родичей иногда бывает польза…