Я нажал на кнопку вызова. Охранники вошли в комнату и увели Негодина прочь. Разговор отнял у меня немало сил, но впереди еще ждала встреча с Кургиным. Я надеялся, что на этот раз он соизволит заговорить.
Глава 33
В комнату для свиданий ввели Кургина, бледного и ослабевшего. Я был изумлен, увидев, как паршиво он выглядит. Худая фигура превратилась в истощенную, а глаза… Они оставались такими же черными, но теперь в них присутствовала какая-то сумасшедшая искра.
Кургин все время смотрел в одну и ту же сторону, взгляд его был потерянным. Когда моего подзащитного усадили за стол, выражение лица не изменилось. Его разум будто бы раздвоился: одна половина находилась здесь, в комнате, а другая была где-то еще. Там, откуда родом была черная вепсская порча.
Удивительно, но в присутствии Кургина щупальца на моем теле замерли, застыли. Будто бы склонились перед королем.
– Демьян, теперь я уверен в том, что не ты убивал свою маму, – постарался я обнадежить его. – Есть несколько подозреваемых. У каждого из них были мотив и доступ к квартире. Я собираюсь доказать это в суде, но и ты должен мне помочь. Расскажи подробно о тех событиях. Каждая мелочь может иметь значение. Только не молчи, это никак не поможет тебе выбраться из изолятора.
– Попробуй раз, он сил тебе придаст. Попробуй два, и треснет голова, – хрипло пропел Кургин, продолжая смотреть в сторону с зомбированным выражением лица. – Попробуй три и…
Он умолк. Треснувшие губы безмолвно шевелились, подбирая слова.
– Умри, – произнес я, сам того не ожидая от себя. Хотел заполнить паузу, но сказал совсем не то, что было в моих мыслях.
– Умри, – согласился Кургин.
Он повернул голову ко мне. Взгляд изменился, стал более осмысленным. К Кургину вернулась надменность и пренебрежение к окружающим.
– Защитник? Приветствую. Как успехи с моим делом? Получается исправить свои нелепые ошибки?
– Я вышел на финишную прямую. Но мне будет намного проще доказать твою невиновность, если прояснишь пару моментов.
– Когда проходило расследование, я рассказывал чистую правду. Следователю, тебе, всем. И к чему это привело? К тому, что моя спина ноет от жесткой шконки, а я вынужден жрать тухлую несъедобную дрянь и терпеть по ночам завывания сокамерника? Задавай свои вопросы сколько угодно. Но второй раз на одно и то же я отвечать не собираюсь. Ответ есть в протоколах. Перечитай их, делай свою работу заново. На этот раз как положено.
– Речь идет о твой свободе! – повысил голос я. – Если хочешь ее сохранить, то должен рассказать все, абсолютно все, что меня заинтересует!
– Я уже рассказал. Читай протоколы.
– Да какого черта? – я хлопнул по столу. Выдохнул. – Вижу, что до тебя никак не дойдет. Хорошо. Будь по-твоему. Тогда расскажешь мне то, о чем не спрашивали на допросах. Идет?
– На это я соглашусь, – подумав, кивнул Кургин. – Хотя тебе стоило поинтересоваться этим раньше. Гораздо раньше. Если повторишься, то наш разговор будет окончен.
Я был поражен тем, с каким упорством Кургин заставлял меня исправлять ошибки прошлого. Он боялся оказаться в колонии, он страдал от заключения в изоляторе, он жаждал найти настоящего убийцу матери, но все равно держался своих странных, вздорных принципов. Ради чего? Чтобы я умер, не успев закончить начатое? Чтобы я раскаялся в том, что завалил всю защиту из-за пьянок и развода с женой? Спорить с ним было бессмысленно.
О чем там говорилось в протоколе допроса Кургина? К счастью, я перечитывал его несколько раз в течение последней недели, поэтому большую часть вопросов помнил. Главное – не задать их вновь.
– У меня есть трое подозреваемых. Прямых доказательств нет, но каждый из них имел мотив и возможность убить. Тамара Котлова среди них. Что скажешь про нее?
– Сиделка? Думаешь, она могла пойти на убийство? Хм… Она не любила мою маму. Ненавидела эту работу, но выполняла ее, так как я щедро ей платил. Другие отказывались после одной-двух смен, а Котлова продержалась дольше всех. Если честно, моя мама действительно оказывала… разрушающее воздействие на окружающих. Чем дольше люди находились рядом с ней, тем хуже они себя чувствовали. Даже я не рисковал оставаться с мамой подолгу, поэтому приезжал только по выходным. А сиделка ухаживала за ней все время, так что могла и не выдержать.
– Ты знаешь ее мужа? Валерия Котлова?
– Помню такого, – оживился Кургин. – Мы поставили его на ноги после болезни.
– Что? Насколько я знаю, ему сделали операцию. Вырезали часть желудка. Только после этого он поправился.
– Поправился, как же! Лучше сказать – помирал потихоньку. Сиделка попросила нас помочь, и мы не отказали. Это стоило ей зарплаты почти за год работы.
Теперь стало ясно, почему сиделка скрывала супруга от меня: боялась, что я прознаю о его мистическом исцелении.
– То есть Котлова понимала, чем вы занимались? – уточнил я.
– Ну, она же видела, что люди к нам приходили. Да и не глухая была. Короче, смекнула, что к чему. Вот и мужа своего притащила.
За двадцать тысяч, которые пришлось отдать Котловой за беседу, я получил катастрофически мало правдивой информации. Сиделка лгала мне бессовестно, глядя прямо в глаза. Каждое сказанное ею слово следовало проверить.
– Сомневаюсь, что вы лечили Валерия Котлова травками и отварами. Он поправился после ваших ритуалов, так?
– Само собой. Благодаря нам он остался жив, поэтому убивать мою маму у него причин не было. Как и у сиделки.
Насчет этого у меня оставались сомнения. От истории с чудесным исцелением тянуло зловонием черных ритуалов, которые, если верить Мелешиной, не проходили без вреда. В конечном счете, цена услуг Кургина измерялась далеко не в деньгах.
– Мой второй подозреваемый – Виктор Негодин. Мог он совершить убийство?
– А кто это? – наморщил лоб Кургин.
– Уборщик из клининговой компании. Прибирался в квартире твоей матери дважды в неделю.
– Серьезно? Думаешь, я обращал внимание на того, кого они присылали? Если квартира была чистой, то у меня претензий не было. Какая разница, кто выполнял эту работу?
– Разница есть. Оказалось, что он вор-рецидивист. В день убийства Негодин пробрался в квартиру, чтобы вынести все ценное. Но наткнулся на труп Марьяны Кургиной, по его словам. Есть вероятность, что Негодин соврал, а на самом деле убил ее, чтобы скрыть преступление.
– В квартире был кто-то еще? Это удивляет. Наконец-то я вижу, что ты занимаешься делом. Если раньше этот Негодин уже совершал преступления, то мог и убить. Однако по этому поводу ты осведомлен гораздо лучше меня. Не могу добавить ничего нового. И вообще, что-то я начинаю чувствовать себя неважно…
Взгляд Кургина затуманился. Рот оставался приоткрытым, обнажая неровный ряд зубов. Кожа на лице казалась мне мертвенно-бледной. Я понял, что снова теряю своего собеседника.
– Очнись, Демьян! Хотя бы еще на пару минут, – я помахал рукой перед его лицом. – Мой последний подозреваемый – Андрей Лавренко. Его допрашивали как свидетеля, поэтому в деле довольно много информации. Сможешь добавить что-нибудь новое?
– Он жил в соседней квартире. Я помню его, хотя близко не знаком, – вяло ответил Кургин.
Он говорил гораздо меньше, чем знал. Даже болезненное состояние не могло этого скрыть.
– У него погибли жена и дочь, – неожиданно сказал я. – Почему мне кажется, что их смерть связана с черной вепсской магией?
– Ты вообще представляешь, как она действует? Вряд ли. Откуда тебе знать? Объясню один момент по-простому: представь мешок со всякой всячиной. Магической всячиной. Внутри любовь, счастье, здоровье…Но также есть смерть, болезни и горести. Ты засовываешь руку, не глядя, и наощупь пытаешься вытянуть то, что считаешь нужным. Иногда получается, а иногда вытягиваешь не то, – туманно ответил Кургин. – Так протекает ритуал. Пострадать может кто угодно.
– Иначе говоря, жена и дочь Лавренко погибли из-за ваших с матерью ритуалов, да? – продолжал упорствовать я.
– Считай, что я уже ответил. Тема закрыта.
– Я же действую в твоих интересах! Почему ты все время сопротивляешься?
Он промолчал. Впрочем, слов и не требовалось. Этот человек придерживался своих принципов до крайностей. Даже будучи пораженным последствиями своих ритуалов.
– Ладно, – вздохнул я, – как хочешь. Между прочим, я работаю изо всех сил. Судебное заседание по твоему делу назначено на двадцать седьмое сентября. Я собираюсь доказать твою невиновность, но есть большая проблема – порча распространяется слишком быстро. Грудь и спина уже полностью черные, а через пару дней такими же станут ноги и руки.
– Черную вепсскую порчу может снять лишь тот нойд, который ее наложил. Других вариантов нет. А я сниму ее тогда, когда будет вынесено решение суда о моей невиновности, – невозмутимо заявил Кургин. – Ни днем раньше. Если ты не заметил, то я выполняю свои обещания.
– Ты не понимаешь! Мне не дотянуть до судебного заседания, а ускорить разбирательство нельзя, иначе решение будет незаконным. Кто будет тебя защищать? Без адвоката твои шансы на пересмотр равны нулю. Восемнадцать лет в колонии покажутся тебе настоящим адом!
– Река затопит все вокруг, а мне до вас все недосуг… – тихо пропел Кургин. Его лицо стало сонным и безмятежным, взгляд – мутным.
Я подумал, что он окончательно ушел в себя, но в какой-то момент Кургину удалось взять в себя в руки.
– Каждому следует волноваться только о своей жизни, – произнес он. – Впрочем, иногда смерть можно и отложить. Есть один способ, но тебе он вряд ли понравится.
– Это уже мне решать! Рассказывай.
В тот момент я был уверен, что сделаю все, чтобы выжить. Без малейшего сомнения.
– Позволь другому человеку принять твою участь. Согласие должно быть добровольным, так требует ритуал, – сказал Кургин. – Если человек согласится, от тебя потребуется взять его за руку и произнести: «Избави меня от душной черноты, коей делюсь я с тобой. Прими ее как земля воду, да оградит тебя Высокий». Порча не исчезнет полностью, но на какое-то время перестанет крепнуть.
– А что произойдет с этим человеком?
– Порча возьмет свое. Он умрет такой же смертью, как и все другие проклятые.
Кургин был прав. Такой способ замедления порчи мне не понравился, и это еще мягко сказано. По сути, он предлагал мне убить человека, чтобы спасти себя самого. Я не знал, кто согласится на смерть, не был уверен, успею ли уложиться за отведенный срок и, черт возьми, не был готов сделать это. Но даже если решусь, чем я буду лучше убийц, которых мне приходилось защищать?
– Тебе доставляет удовольствие смотреть, как мучаются другие? Не так ли? – спросил я.
– Вовсе нет! Я наводил порчу только на тех, кто это заслужил. На тебя, например. Никаких личных чувств, просто использую один из инструментов влияния, недоступный для большинства людей.
– Может, так оно и было раньше, но сейчас ты попросту мстишь всем, кто якобы тебя обидел. И эта месть уже сказалась на тебе. Ты теряешь рассудок, разваливаешься на глазах, но продолжаешь слепо гнуть свою линию, – я встал из-за стола. – Не вижу смысла продолжать разговор. Двадцать седьмого сентября все закончится. Хорошо или плохо, но все закончится.
– Так всегда случается, – бросил Кургин. – Но я в тебя верю. Говорю это со всей искренностью.
– Увидимся в суде, – сказал я, нажимая кнопку вызова охраны, – не свихнись к этому времени.
Часть 4. Два шага до бездны
Глава 34
Я проснулся в шесть часов и сорок две минуты – то же время, что и в прошлые дни. Проклятое расписание не думало меняться, для него не существовало выходных или праздников.
На это раз я обнаружил себя валяющимся возле входной двери. К счастью, пока еще внутри квартиры, а не снаружи. Вчера перед сном я закрыл все замки на несколько оборотов, убрал подальше острые предметы и вновь привязал себя к дивану. Моя ночная копия успешно справилась с ремнями, но так и не пересекла порог квартиры. Я понимал, что рано или поздно это должно было произойти. Вопрос в том, сколько времени у меня осталось?
Я принял душ (старательно отводя взгляд от почерневшего, кишащего щупальцами, тела), закинул в себя пару бутербродов и успел составить ходатайства о вызове свидетелей в суд, прежде чем зазвонил телефон.
– Привет, Марк, – раздался отрешенный голос Динары. – Звоню, чтобы напомнить тебе о заседании по делу Спесивцева. Оно состоится во вторник, в десять утра. В областном суде. Мои предложения по защитной позиции у тебя на почте.
Я чувствовал себя игроком в покер с худшей в мире комбинацией: отказываться от защиты по назначению было запрещено законом; за убийство и разбой Спесивцеву светило пожизненное, в лучшем случае – двадцать лет; вепсская порча продолжала пожирать мои тело и мозг. С каждым днем жизнь становилась все насыщеннее.
– Спасибо, Дина. Я чуть не забыл о нем. Кстати, что у тебя с голосом? Что-то случилось?
– Да. Личные проблемы. Но ты не переживай, все образуется. Пока!
Она завершила звонок, оставив меня в смятении. Что бы ни происходило, обычно Дина находилась в приподнятом настроении и сохраняла ясный ум. Она пережила мой сложный период с запоями и разводом, не высказав ни слова осуждения. Она находила пути выхода из самых запутанных дел и всегда была готова обсудить проблемы. Но сейчас Дина закрылась. Неужели болезнь повлияла на нее настолько сильно? Или стряслось что-то еще?
Я хотел перезвонить ей, но передумал. Решил подождать до понедельника, рассчитывая, что за выходные самочувствие Дины улучшится.
Весь рабочий день я посвятил изучению дела Спесивцева. Было приятно ненадолго отвлечься от смерти Марьяны Кургиной, хотя вновь пришлось иметь дело с убийством. На этот раз все было предельно просто и без всякой мистики.
Как следовало из обвинительного заключения, Спесивцев промышлял разбоем, за что был судим уже дважды. Через три дня после освобождения из колонии он вновь принялся за старое, с гораздо более печальным итогом. Семейная пара Григорьевых возвращалась домой из магазина. Они решили срезать дорогу через сквер, где и наткнулись на Спесивцева. Он показал огромный зазубренный нож и потребовал передать ему деньги и продукты. Григорьев благоразумно собирался подчиниться, однако вмешалась его супруга. Она завизжала, что не отдаст «кровно нажитое» и набросилась на Спесивцева. В ответ он ударил ее кулаком по лицу. Григорьев кинулся на защиту жены и получил четыре проникающих ранения в область живота. Спесивцев отобрал деньги, пакеты с продуктами и скрылся. Григорьев скончался до приезда машины скорой помощи, которую вызвал случайный очевидец.
Спесивцева задержали на следующий день – слишком сильно он наследил, к тому же находился под административным надзором как освободившийся из места лишения свободы. Продукты уже были съедены, а в украденном кошельке оказались всего пятьсот рублей и скидочные карты – цена жизни Григорьева. В съемной квартире Спесивцева был обнаружен еще один труп – сорокалетнего Игошина. Он оказался случайным знакомым, которому не повезло с собутыльником. Во время пьянки Игошин брякнул что-то неприятное, после чего Спесивцев взбесился и ударил его кухонным ножом в грудь.
Еще на стадии предварительного расследования я понимал, что наказание будет суровым, а теперь убедился в этом окончательно. Сомнений в виновности Спесивцева не было, кроме того, он сам признал, что совершил преступления. Я мог постараться «съехать» со статьи об убийстве на статью о причинении тяжкого вреда здоровью и тем самым избавить Спесивцева от пожизненного срока, но вероятность успеха была крайне низкой. Судя по письму Динары, она пришла к тому же выводу.
Как защитник, я должен был сделать все возможное для смягчения участи Спесивцева. Как человек, я считал, что он заслуживает максимально строгого наказания. Всю свою жизнь он только и делал, что занимался разбоями, а похищенное прожигал на женщин, алкоголь и сигареты. И вот теперь докатился до убийства.
Все это делало его идеальным кандидатом для того, чтобы разделить со мной черную вепсскую порчу. Весьма удачное совпадение, не находите?
Я никак не мог перестать думать об этом. Да, Спесивцев умрет. Да, причиной его смерти стану я. Да, это навсегда останется на моей совести и, быть может, я никогда себе этого не прощу.
Зато останусь в живых и избавлю мир от очередного убийцы. Но почему же меня так мучала совесть?
Глава 35
Я проработал над делом Спесивцева до самого вечера: искал нарушения в процедуре собирания доказательств, изучал практику и составлял ходатайства. Отростки на теле извивались сегодня уж слишком активно: они будто бы лишний раз стремились напомнить о том, что порча не стоит на месте. И если не воспользоваться жизнью Спесивцева, то можно распрощаться со своей собственной.
Окончательное решение я все еще не принял. Умирать не хотелось, но убивать – тем более. Мне вдруг ясно представилось, что Кургин с довольным лицом наблюдает за мной из камеры, время от времени разражаясь безумным смехом. В реальности такого быть не могло, но за последние две недели я был вынужден пересмотреть границы реального.
Около восьми часов вечера позвонила Алиса. Она поинтересовалась, не забыл ли я о завтрашнем ужине, и не появилось ли у меня «неотложных дел» на это время. Алиса проявила редкую проницательность: я действительно собирался найти предлог, чтобы не ходить на ужин. Меня ничуть не прельщала перспектива провести вечер с бывшей женой, но еще хуже будет делать вид, что все нормально, в то время как холодные щупальца будут скользить по телу, а пузыри – лопаться, заливая одежду грязной слизью.
Однако Алиса всегда была для меня на первом месте. Могло получиться так, что мы больше никогда не увидимся, поэтому отказываться я не стал. Пообещал, что приду, чего бы это ни стоило.
Алиса слегка удивилась моей излишне эмоциональной реакции, но в ее голосе слышалась радость. Мы поболтали еще немного, вспомнили приятные моменты прошлого, после чего попрощались.
Этой ночью я решил применить новый тактический ход в борьбе с ночными кошмарами. Идея с ремнями оказалась провальной. Мой сомнамбулический «я» был довольно ловким парнем, которому мог бы позавидовать даже Гуддини. В том, что он сумеет развязать себя, открыть дверь и пойти на ночную прогулку, сомневаться не приходилось. Один раз он добрался до кухни, вчера оказался у выхода из квартиры, а сегодня мог отправиться куда угодно. Даже в окно, навстречу асфальту.
На всякий случай я все равно запер все двери на несколько оборотов, но особой надежды на них не возлагал. Мой план заключался в другом. Порча брала контроль над моим разумом во время сна и, по какой-то причине, теряла его ближе к семи часам утра. Можно было просто не ложиться спать, но долго так протянуть не получится. До судебного заседания оставалось еще десять дней – даже если бы мне удалось бодрствовать все это время, к началу процесса я бы превратился в аналог зомби.
Однако проверить версию стоило. Я установил будильник на пять утра, посчитав, что в это время мой разум как раз будет находиться в Чреве. Если звонок вырвет меня оттуда, значит метод сработал, и в ближайшую неделю количество часов сна придется сократить. Как любил говорить мой дед: «Отоспимся на том свете». В конечном счете эта поговорка актуальна для всех без исключения.
Я отрубился, как только закрыл глаза. Во сне трудно отслеживать ход времени, но мне показалось, что Чрево пришло почти мгновенно. Оно будто знало о моих планах и стремилось урвать побольше.
До белых клыков оставалось не больше пятидесяти метров, за ними меня ожидало свечение. Теперь я мог разглядеть, откуда оно исходит. За клыками виднелся огромный проем, напоминающий живой, дрожащий кратер. Свечение исходило из его глубины. И в эту глубину шаг за шагом стремилось попасть мое тело.
Я чувствовал себя марионеткой, за ниточки которой дергал Кургин. Вот, моя нога поднялась, чтобы сделать очередной шаг и…
…я очнулся в собственной ванной комнате. Из крана бежала вода, раковина была заполнена наполовину, свет выключен. Полотенца и бутылка шампуня валялись на полу. Что именно должно было произойти – для меня оставалось загадкой, но я был убежден, что раннее пробуждение предотвратило нечто страшное.
Голова болела, хотелось упасть на диван и подремать хотя бы пару часов. Несмотря на это в глубине души я чувствовал прилив надежды. Идея с коротким сном сработала, а это означало, что в моих силах было замедлить порчу. До двадцать седьмого сентября, разумеется, не получится бодрствовать непрерывно, но чередовать бессонные ночи и полноценный сон было вполне в моих силах. В таком случае, мне не понадобится лишать жизни Спесивцева, а моя совесть останется чистой.
Новые щупальца проклюнулись сквозь кожу, но сегодня меня это почти не волновало. Воодушевленный найденным решением проблемы, я отправился на кухню, чтобы заварить чашку крепкого кофе. День предстоял долгий.