Шурпа

Третья бутылка

Характерный звук пробки не так музыкален, как пение флейты, а слух услаждает не хуже. Можете сравнивать, конечно, но Толян вот сразу согласился. Взяв бокал с янтарной лужицей на дне в правую руку и посмотрев сквозь него на лампочку, он изрёк:

– Каждая женщина в нашей жизни – шаг к совершенству. Одна учит держать ложку, другая – читать и писать, следующая – не мять грудь так сильно. Обязательно встретится та, которая убедит не разбрасывать бельё, отрастить или состричь чёлку и перестать наконец заправлять брюки в носки. А если всё же стал алкоголиком – молодец. Ты оказался сильнее всех этих баб.

– Звучит, как тост.

– Балбес, это он и есть.

– Мне сразу так и показалось, только объясни мне, балбесу, почему мы их всё время обижаем? Я недавно у одноклассницы спросил, дёргал её за хвостик или нет, конечно, говорит, дёргал, попробовал бы ты не дёргать. И вот тут я впал в когнитивный диссонанс.

– Куда?

– Эммм… В твоём случае – опупел.

– Ага, я просто от тебя не ожидал такого состояния. Не вяжется как-то с твоим светлым образом. И шо?

– Шо-шо. Нравится им что ли, что мы их с детства обижаем?

– Ты одно с другим не путай. Здесь не обида, а проявление внимания. Мы же с тобой говорили, что они умнее нас. Она уже в том возрасте понимала, что ты, дебил, по-другому свою заинтересованность выразить не можешь, а висящий из урока в урок перед глазами хвостик тебя обязательно заинтересует. А обижаешь ты женщину, когда ведёшь себя, как мудак. А ты ведёшь, я же тебя не первые десять лет знаю. Ты себя по-другому ведёшь редко.

– Ты ещё скажи, что я единственный мудак на этой кухне.

– Нет, не скажу, потому что я честный. И потому, что, если человек ведёт себя, как мудак, говорит, как мудак и думает, как мудак, он и вправду мудак, какой бы логикой он свои поступки ни оправдывал.

– За мудаков?

– Против. Но, блин, они же и вправду страдают не оттого, что мы бухаем или где-нибудь приключений на свои задницы ищем. Мы своим мудацким отношением портим жизнь тем, кто нас, между прочим, любит. И ведь мы при этом тоже к ним неплохо же относимся.

– Да чё там, мы их любим.

– Любим. Но ведём себя, как мудаки. Вот это вот знаешь: «Ты хочешь быть прав или счастлив?» Умный же человек сформулировал.

– Сократ?

– Что «Сократ»?

– Умный.

– Да, Сократ умный.

– А я знаешь, что подумал? Когда она там уже у тебя шкворчать закончит, кстати, а то жрать же охота?

– Скоро уже. Ты меня вот щас заинтриговал прям. В одной фразе – ты и «подумал». Я уже вот готов записывать, практически.

– Я подумал… Ты записываешь? Я буду помедленнее. Так вот, я подумал, что у каждого из нас есть возможность, нет, не зависнуть в веках и не остаться в памяти поколений, а просто не зря прожить. Для этого нужно, во-первых – влюбиться, а во-вторых – каким-то образом добиться искренней взаимности.

В этом случае на тебя будет насрать не всему человечеству, а на одного человека меньше. Вот этот человек и будет смыслом твоей жизни. Не научное открытие, не произведение искусства, не построенный дом, там, а человек. Потому что всем пофигу, кто, например, проложил дорогу, по которой они ездят. И водила на асфальтоукладчике вообще-то делал это, чтобы бабла срубить. А человек, рядом с которым тебе всё равно, что происходит в мире и есть ли этот мир вообще, будет счастлив, делая тебя счастливым.

И это Счастье с тобой – здесь и сейчас. Не в светлом будущем, а повседневно. И ты знаешь, зачем живёшь – чтобы тоже делать кого-то счастливым. А лучше не тоже, а просто делать, может быть и с той стороны какая-то взаимность появится. А если даже и не появится, то и хрен с ней. Ты и так будешь самым счастливым на свете человеком, потому что влюблён.

– Я уже говорил, что коньяк хороший? Жаль. Такая шутка пропадает. Это тянет на полноценный кавказский тост. За Счастье? – отхлебнув изрядный глоток, он продолжил, – согласись-ка, друг мой, что наличие в жизни любимой женщины здорово эту самую жизнь облегчает, даже, если она не рядом. Потому что, когда не рядом, можно не так чисто бриться, не настолько тщательно одеваться и одеколоном себя поливать не надо. Остальных-то женщин в мире не существует.

– А ещё, когда любимые пальчики с красивыми ноготками крепко держат тебя за яйца, разбрасывать по дому носки уже не получается.

– За порядок?

– За порядок.

– И давай на двор выйдем, покажу чего.

Я сразу не разобрался, что там можно было показывать, поскольку стояла кромешная тьма. По словам Толяна, во всём посёлке уже не первый месяц были какие-то проблемы с электричеством, поэтому домик был освещён какими-то хитрыми конструкциями из батареек, светодиодных лампочек и бутылок с водой. Освещение вполне позволяло не разбить нос об стену, а чтобы не пролить коньяк и не пронести бокал мимо рта, под потолком кухни ярко горела одинокая, висящая на каком-то шнуре лампа, подключённая к аккумулятору.

– Ты не под ноги смотри, рождённый ползать, наверх глянь.

– «Мать-мать-мать», – привычно откликнулось эхо.

Поскольку в радиусе нескольких километров ни в одном дворе не было искусственного освещения, а сам посёлок лежал в низине, над нами висели миллиарды звёзд разных размеров и яркости. Безлунное небо казалось белым. Я, дитя городской застройки, никогда раньше такого не видел. Это зрелище в комплекте с довольно прохладным воздухом слегка прочистило мозги, которые уже начали поддаваться влиянию алкоголя, и язык стал ворочаться немного живее. Откуда-то из-под этого звёздного купола до меня донеслось:

– …дочка, должна же быть на свете хоть одна женщина, которую я сделаю счастливой. Я обязательно расскажу ей про мудака, который превратит маленькую принцессу в сильную, независимую женщину. Расскажу в деталях, сука, со знанием дела, а потом выловлю его и вышибу мозги. С сожалением, что в своё время никто не выловил меня.

Я обязательно покажу ей, как нужно забивать гвозди и очень постараюсь втолковать, что есть такие умения, которыми желательно не пользоваться, потому что гораздо важнее, чтобы рядом был тот, кто с восторгом это сделает и искренне огорчится, если ему не позволить. Именно с восторгом и всего лишь за то, чтобы она ему улыбнулась. И если эта полочка не будет висеть через три дня, её повешу я. А рядом вот этого, который, я представляю, что с ней по ночам, гад такой, вытворяет. Нет, я не буду возражать, если он окажется из тех, кто не сам заносит холодильник на двенадцатый этаж, а способен за это заплатить. Главное, чтобы вся стена в гвоздях.

Надеюсь, она поймёт, что этот, который рядом, а я его уже слегка ненавижу, достоин там находиться, только если на него можно положиться. То есть, если меня вдруг не станет, она не останется без защиты и поддержки.

Она обязательно будет уметь готовить, стирать и убирать. И совсем не потому, что это обязанность женщины. А потому, что вкусный ужин и чистая постель – форма выражения любви к этому мерзавцу. Ну, как отсутствие в доме сквозняков и неработающих лампочек – выражение заботы о семье с его стороны. Да будь он хоть даже айтишник, даже с вот этой хернёй на голове и тоннелями в ушах, лишь бы ей нравилось, он обязан, сволочь, всегда находиться на полшага впереди неё, чтобы, в случае чего, прикрыть собой. Ну а она, конечно, будет знать, что, когда он там впереди, он должен быть уверен в надёжности сзади.

– А зачем ей с такой подготовкой слушать по ночам чей-то храп?

– А чтобы было, с кем обстебать весь остальной мир, который где-то отдельно от них и подождёт.

– Про хороший коньяк мы уже говорили…

Вернувшись в дом, мы почувствовали прилив сил, который привёл к повышению уровня коньяка в бокалах. Толик нагнулся над казаном, шумно втянул носом воздух, залил его глотком, после чего вынул шумовкой кусочек мяса, попробовал, залил ещё одним глотком и объявил, что лучшая в мире калмыцкая шурпа готова. Я не стал уточнять, где древние калмыки брали картошку, помидоры и болгарский перец, уж больно аппетитный вид был у того, что он выложил на тарелки.

По первую порцию мы съели молча. Когда после долгого перерыва во рту тает баранина, грех занимать его разговорами. Наваристый бульон, сочная картошка и нежное мясо, казалось, абсолютно свели на нет все старания выдержанных коньячных спиртов свалить нас с ног. Толик с торжественным лицом поднялся и воскликнул:

– Предлагаю помянуть овцу, отдавшую нам свою плоть. Она умерла не зря.

– Не чокаясь, – ответил я, вставая.

Когда организм в целом убедился, что уже не умирает от голода, а взгляд, оценив размер казана, сообщил мозгу, что точно хватит, мой речевой аппарат смог произнести первую осмысленную фразу:

– Ты говорил про улыбку.

– Ну?

– А сам замечал когда-нибудь, сколько всего некоторым женщинам удаётся выразить одной улыбкой? Вот придержал ты незнакомой девушке дверь, а она, вместо какого-нибудь «спасибо», просто повернулась к тебе, приласкала взглядом и улыбнулась. Всё. Тебя как будто поцеловали. Взглядом! Вот как они это делают?