Шпион

6

Комов Первый мрачно потер виски, направился к бару и плеснул в стакан минералки. Сегодня он был суровее обычного, суровый такой манекен. Я не стал уточнять – почему. Кое-что о характере Первого я уже знал. Он со стаканом в руках начал расхаживать по кабинету у меня перед носом, словно маятник. Хоть бы от стены к стеллажам ходил, а то сделает два шага и обратно. Раздражает нереально.

– В лабораторию, значит, не повел, – пробормотал он. – Похвастаться не захотел… Почему?

– Чем похвастаться? – спросил я.

– А я знаю? Чем-нибудь.

– Александр Ильич, да странно, что он с первого раза начнет доверять. Я не жду.

– А я жду! – вдруг рявкнул он так, что вода выплеснулась из стакана ему на руку. – Времени у нас мало.

– Мне показалось, он в легенду не очень поверил.

– Чушь! Поверил – не поверил… Что он может знать? Он Игоря не видел с семилетнего возраста! С сестрицей двоюродной почти не общался. Помощи у нее запросил, глянь-ка! Решил, почему-то, что она, спустя столько лет… – Он замолк, играя желваками.

– Буду искать подходы, – сказал я, и он поморщился. – Вы слишком драматизируете…

– Слушай! – оборвал меня Комов Первый, останавливаясь и нависая надо мной со стаканом. – Выкручивайся, как хочешь. Только быстро!

– Быстро, – вздохнул я. – Тут бы не переборщить. Не спугнуть.

– Мы должны его опередить, а не он нас. Втирайся в доверие. Расспрашивай о прошлом. Сочувствуй. Найди его слабую точку. Уяснил?

– Я завтра пойду в лабораторию, – заверил я. – По-любому. Что-нибудь придумаю.

– Да черт с ней, с лабораторией! – воскликнул он, и вода хлюпнулась мне на колени.

Я подскочил и чуть отодвинулся. Потрогал мокрые пятна.

– Не понял.

– Сумка важнее! – процедил Комов Первый. – Найди мне сумку, Христа ради!

Он судорожно отпил из стакана, облившись.

– Может, стоит ослабить карантин? – сказал я. – Жесткач какой-то.

– Что-что?

– Мне кажется, из-за этих ограничений у него депресуха. Если честно, его можно понять.

– Ты чего несешь?! – Комов Первый взмахнул рукой, и снова на меня полетела вода. – Да ты не понимаешь…

– Вы не могли бы не махать? А то мокро, блин…

– Что-о?!

Он уставился на стакан, перевел взгляд на темные пятна на моей одежде. В два глотка допил минералку и поставил стакан на стол.

– Я говорю, если человека так прессовать…

– Ты защищать его собрался? – перебил Комов Первый. – Он поплакался, а ты и поплыл? Я тебя предупреждал: он не прост! И не дурак! Где твоя бдительность?

– Я пытаюсь встать на его позицию.

– Не питай иллюзий! Тоже мне страдалец. Про Бастилию, поди, говорил? – Комов Первый надвинулся на меня всем телом. – Да он в пьяном виде мне однажды контракт сорвал! Файлы удалял с ноутбука. Звонил кому-то от моего имени. Информацию в интернет сливал. Пойми, он – мина замедленного действия! Вот что бы ты сделал на моем месте? А?

– Но за что он мстит? – не сдавался я. – Ведь у него в голове есть какая-то своя правда. Пойму ее и подберусь к секретам.

– Это тупик. Ничего ты не поймешь. Он живет в вымышленном мире, я же тебе объяснял. Конечно, для него все выглядит логично. Придумать себе врагов, начать сопротивление, заговоры, акции вредительства…

Комов Первый выдохнул, умолк, изучая меня. А я вдруг вспомнил вчерашний звонок доброжелателя. Кто же меня водит за нос? В любом случае, кто-то из Комовых отлично играет свою роль. Мечта больших и малых театров.

– Александр Ильич, – сказал я, – мне вчера звонили. Какой-то аноним. Говорит, валить мне надо отсюда, иначе – кирдык. Вся игра – это подстава.

На непроницаемом лице манекена мелькнуло удивление.

– Звонил? – сказал Комов Первый, и под черепушкой у него явно закрутились ролики и шестеренки. – Откуда он взял телефон, гаденыш?

– Но это был не его голос. У него могут быть союзники?

– Кто?.. Нет… – Он посмотрел на меня озадаченно. – Да нет же.

– Почему?

– Здешний народ в доме с самого заселения. Когда раздвоения и в помине не было.

– Но кто тогда?

– А я знаю? – буркнул Комов Первый и зашипел: – С-сукин сын!..

– Так, э-э… Предлагаете на звонок забить?

– А ты поверил, поди?

– Чего сразу «поверил»? Вы-то как считаете?

Он стремительно подсел ко мне на диван вплотную. Ткнул пальцем мне в грудь. Желваки так и ходили на его скулах. Нервничал манекен.

– Слушай, парень. Давай ускоряться. Срочно нужна сумка. Мне его фокусы надоели.

Что-то эта конспирация порядком заколебала. Я отчетливо почувствовал себя идиотом, слепой куклой в чужих руках. А может, и глухой вдобавок. Не послать ли в топку все их паззлы? Простой ты такой, сказал кто-то внутри. А пол-ляма? А Будда, что ему сдохнуть?

– Что в сумке? – спросил я.

– Не твое дело, – отрезал Комов Первый и хмуро уставился в пол. – Я плачу, ты ищешь. И не задаешь вопросов. Что не ясно?

– Не получится, – с напором сказал я. – Я не могу играть вслепую, поймите! В любом квесте есть подсказки.

Комов Первый молчал. Потер виски, морщась, пробормотал:

– Где этот гаденыш опять коньяк раздобыл? Дима же все досматривает регулярно.

– Что в сумке? – снова спросил я.

Он взглянул на меня пронизывающе, колюче. Как иглы вогнал в бедные мои внутренние органы.

– В сумке мое спасение, – произнес он сухо. – И его гибель. Я смогу вернуть себе нормальное существование. Избавлюсь от этого самозванца.

– Э-э… – сказал я. Мысли в башке роились будто комары над водой. – А как… Ну в смысле…

– Меньше знаешь, лучше спишь, – отрезал Комов Первый. – Я тебе уже дал подсказку. Считай, что это Кащеева игла в яйце. Знаешь, что такое игла Кащея? Ваше поколение, поди, и сказок-то не знает.

– Знает, знает, – буркнул я. – А почему он сумку просто не уничтожит?

– Вряд ли он понимает, что в ней. Но зато понимает, что она важна для меня. И просто так свой козырь не сдаст. Ладно, хватит об этом.

Комов Первый встал с дивана и замер посреди кабинета, сунув руки в карманы брюк. Смотрел на облака за окном.

– В общем, будь начеку, – сказал он. – Он будет плести всякие небылицы. Он же хочет переиграть меня, победить. Он объявил мне войну, а на войне – военные законы.

Я не реагировал, не спрашивал. Он развернулся и снова вперил в меня стальной взгляд.

– Что-то не так?

Я молчал. Само собой, не так! Но не скажешь же ему? Если я и сам не понимаю, что именно не так.

– Ты только не хитри со мной, – сказал он. – Если все же испугался, так и скажи.

– Да что вы заладили-то? – буркнул я. – Никто не испугался.

– Или если повелся на его бредни… – Комов Первый погрозил пальцем. – Начнешь ему сочувствовать… Или, не дай бог, помогать… Не советую, пожалеешь.

– Александр Ильич, не надо угроз.

Я встал. Мы стояли друг напротив друга в тишине.

Обычно я таких Комовых в подобных ситуациях посылал либо в женские, либо в мужские гениталии, и разговор кончался. Дела – делами, но запах дерьма у носа я не потерплю. А сейчас что-то мешало его послать по адресу. Нет, реально, мешало. Ну не деньги же? Что-то глубоко внутри. Шевелилось, упиралось, сомневалось… Неужели хотело понять правду? Зачем? Да кто его знает… Мне было не по себе, но что с этим делать, я не знал.

– Короче, – прервал паузу Комов Первый. – Бершин привезет микрофон. Будешь ваши встречи записывать.

– Не доверяете?

– Дурак. Помогаю тебе! – сказал он и посмотрел на часы. – Ну все. Иди думай, готовься, вечером зайди. И еще… – Он опять потер виски. – Узнай, блин, где этот гаденыш прячет алкоголь. Отдельно заплачу, ей-богу.

Он взял пустой стакан со своего стола и направился к минибару. На меня он не смотрел, и я понял, что разговор действительно окончен.

Я поспешил выйти из кабинета и в дверях столкнулся с Бершиным. Тот запыхался, почти не обратил на меня внимания и ворвался в кабинет. Я побрел по коридору, но звук их разговора за спиной заставил меня обернуться. Бершин не полностью прикрыл дверь.

Я, еле слышно ступая, вернулся. Стоял, прижавшись к стене, и слушал. Доносились обрывки фраз да сплошной бубнеж, бу-бу-бу, бу-бу-бу. Но кое-что разобрать было можно. В основном восклицал Бершин.

«Бершин: они не будут ждать до послезавтра. Они, Александр Ильич, не через день, а каждый, работают…» «Комов Первый: Ты на мозоль мне давить пришел?» Бу-бу-бу. «Бершин: …сколько в таком режиме вы протянете? Постоянно не спать нельзя…» Бу-бу-бу. «Комов Первый:… не нравится! Есть другие решения, Вадим?» Бу-бу-бу. «Комов Первый: партнером? Мы же оговаривали, что через три года…» Бу-бу-бу. «Бершин: …итак по факту часть вопросов разруливаю. Пока ваша половина в бильярд режется, да порох в подвале изобретает… – Полегче, Вадим!..» Бу-бу-бу. «Бершин: А если экстренная ситуация? Надо решать, а не ждать сутки, пока вы проснетесь! Вы же помните тот случай… Бу-бу-бу… Где гарантия, что вас не заклинит? Бац однажды, и что? Кранты компании?..» Бу-бу-бу. «Комов Первый: …не понимаю, что ли?.. Бу-бу-бу… Подумаю, не дави на меня!.. И дверь прикрой! Разорался…»

Послышались приближающиеся шаги, я отпрянул в сторону. Дверь захлопнулась, и звуки стихли. Делать мне больше ничего не оставалось, как свалить отсюда.

Думать о Комовых больше не хотелось. Перебор. После обеда подумаю. Настроение стало паршивое, словно в дерьмо макнули. И это дерьмо требовалось срочно смыть.

Я вышел из особняка и направился к бассейну. Не знаю, зачем, просто ноги сами туда понесли. Может, во мне снова заговорил тестостерон?

Полина возлежала на неизменном шезлонге под солнцем. Изящная, вытянутая, тонкая как самка гепарда. Казалось, она спала, свесив руку с пустым бокалом. Под навесом стоял столик, пара стульев, на столике – бутылка мартини и ведерко со льдом. Какая насыщенная и беззаботная жизнь у гепардов!

Я опустился на стул. Полина шевельнулась, грациозно привстала, грациозно вылила на разогретую плитку растаявший лед и грациозно протянула мне свой бокал.

– Не нальете? Будьте любе-е-зны.

За стеклами очков не было видно ее глаз. Я щедро наполнил ее стакан вермутом, кинул щипчиками лед. Она поднесла бокал к глазам, рассматривая, как солнце пробивается сквозь ледяные кубики.

– Налейте себе.

– Спасибо, не хочу.

– А чего вы хотите, м-м?

– Например, поговорить о «тайнах мадридского двора».

Она провела запотевшим краем бокала по своим изящным губам.

– О-о, тайны. Зачем они вам, Игорь? Еще спать перестанете.

Зазвонил ее мобильник, лежащий тут же на столике. Я любезно подал ей телефон, заметив вызывающего: «Комов Александр Ильич». Опаньки. Не «муж», не «любимый», не котики-зайки-крокодилы там… И фото нет. Нормально. А чего, Мадрид есть Мадрид.

– Але-е, – протянула бархатно Полина и посмотрела на дом.

Там, из окна своего кабинета на нас пялился Комов Первый, прижав трубку к уху.

– Прошу, не преувеличивай, – сказала Полина. Она слушала, и лицо ее становилось все недовольнее. – Нет, преувеличиваешь!

Внезапно она подняла бокал и демонстративно, тонкой струей вылила мартини себе под ноги. Кубики льда поскакали по плитке и нырнули в бассейн.

– Доволен? – фыркнула она. Пауза. – Хорошо, я сейчас приду.

Самка гепарда грациозно встала, сняла парео со спинки шезлонга, набросила на плечи. Я скользнул взглядом по ее загорелому бедру.

– Увы и ах, – развела она руками. Поставила пустой стакан на столик. – С тайнами пока не получится. Великий и ужасный кличет.

– Вы его боитесь? – шутливо спросил я.

Полина сняла очки, посмотрела на меня заинтересованно. Взяла со стола пачку сигарет и зажигалку. Грациозно прикурила, грациозно выпустила дым вверх.

– С чего вы взяли?

– Показалось. – И чтобы сменить тему, спросил: – Полина, а как вы… ну с ними двумя?

– В смысле?

– Вы общаетесь со Вторым? Считаете его своим мужем? – Я понял, что меня заносит и добавил: – Бестактно, да?

Полина помедлила, что-то вспоминая, обхватила себя за плечи.

– Я с ним почти не знакома, – сказала она как-то тускло. – Да и не горю желанием. И он – тоже. Я замуж, кстати, за Первого выходила. Он хотя бы на мужика похож. А тот… ну вы же его видели. Тряпка, слабак, пьянь. Мне и говорить с ним не о чем.

– Тяжело, наверное, мужа видеть через день?

Полина сдвинула брови, как бы спрашивая: а тебе-то не один ли хрен, мальчик?

– А он может играть с обитателями дома? – спросил я.

– Играть?

– Ну, розыгрыши, записки, всякая такая ерунда.

– Ах, постоянно. Он еще и клоун вдобавок. Он же так отыгрывается на всех. Думает, против него весь мир.

– Пример приведете?

Она усмехнулась, помолчала, становясь задумчивой.

– Вы просто недавно тут. Подождите, дойдет и до вас черед.

– Уже страшно, – сказал я. – Тайны, ужасы… Анонимные звонки… Полина, а вы квесты любите?

Я пристально за ней наблюдал, но она и ухом не повела. Не ответила, уронила пепел на палец и не заметила.

– Саша должен был вас предупредить. Жить у нас в доме иногда непросто.

Она вышла из задумчивости, сделала пару затяжек, затушила сигарету в пепельнице.

– До встречи, Игорь. Смотрите, не заиграйтесь. А я поговорю с ним насчет вашей работы.

– Да-да, спасибо! – «Родственник-провинциал» всплеснул руками и попятился, услужливо пропуская благодетельницу.

Самка гепарда удалялась в сторону дома, и парео развивался на ее плечах словно крылья. Фигура у нее зачетная. Подберите отвисшие челюсти. Я мечтательно смотрел ей вслед, чуя, как вместо крови по сосудам снова нагло течет тестостерон.

7

Время после обеда тянулось медленно. Дима не перезванивал, и меня это начинало вымораживать. Весь мир театр, типа, и все такое, я понимаю, но есть же пределы играм?

Я сам набрал Диму, но этот гад недовольно пробухтел что-то типа жди и надейся. Мол, Александр Ильич пока занят, не до базаров ему. Как освободится, так мне сообщат. И не надо, мол, названивать, толку от этого мало. Бесчувственное животное. Носорог.

Я даже отключился на какое-то время. Проспал, как мне показалось, час или два. Разбудил меня стук в дверь.

Это оказалась птичка Женя. Она молча протянула мне записку, прощебетала что-то типа, что она все равно ничего не знает, ее просили – она передала. И не пытайте, ничего не знаю, мое дело маленькое. Она усеменила по коридору, а я развернул листок.

Красным маркером крупными буквами было написано: «Пропуск в лабораторию – пять черешневых косточек. Предложение действует 15 минут с момента получения».

Начинается, мать вашу. И куда я влез? Почему черешневых? Почему пять? Заберите меня из этого цирка умалишенных!

Внутри стало клокотать, но я быстро загнал возмущение внутрь. Я же знал, на что шел, в конце концов. Надо только засунуть в задницу эго и сыграть в игру. А что еще остается, если ты попал в сумасшедший дом. Думай давай, где эти несчастные кости брать. Тужься, Тёма.

Я стал тужиться и вдруг понял. Он же намекал на позавчерашнее наше знакомство. Когда сидел, жрал черешню и пулял косточками в Диму!

Я выскочил из комнаты и понесся через весь коридор вниз. Почему понесся, я и сам не знал. Можно ж было идти спокойно? Но нет, надо побежать… Эта клиника точно сведет меня с ума.

Я промчался по алее, свернул к беседке. Стал рыскать в траве, пытаясь припомнить, куда этот чудик плевал косточками. Блин, бред полный. Со стороны на меня посмотреть – конченный идиот копается в траве. Грибы ищет. Или экскременты. Вызывайте санитаров, короче.

Три косточки я нашел быстро, а потом процесс встал. Я ворошил траву и кусты, по пятому разу обходя беседку, но без толку. То ли косточек больше не было, то ли зрение мое вкупе с мозгом перестали помогать. Не хотели, типа, быть соучастниками в этой шизе. Я стоял, тупо рассматривал косточки на ладони. Времени оставалось пять минут. И тут что-то в голове у меня щелкнуло.

Почему я решил, что надо обязательно выполнить это дебильное задание? Что Второй без косточек меня не пустит? Почему я повелся на это дерьмо? В топку!

Я отшвырнул косточки, отер ладонь о штанину и решительно двинул в дом.

В холле я вспомнил про гребаный микрофон, вытащил его из кармана. Прилепил под футболку, включил блютус и диктофон в телефоне на запись, и сунул телефон в карман. Потом скользнул на лестницу, ведущую в подвал. Прошел через тихий прохладный коридор и остановился перед серой бронированной дверью. Нажал на кнопку звонка, покосился на камеру над дверью. Спустя несколько секунд в динамике заскрежетало, и Димин голос проквакал:

– Предъяви.

– Не предъявлю. Открой.

– Не могу. Александр Ильич распорядился…

– Мне плевать! – выпалил я. – Или он меня впустит, или идите к черту! Я в дебильные игры играть не стану. Так и передай ему, пусть решает. Але?

Дима молчал. В динамике тихо потрескивало. Затем электрозамок зажжужал, и дверь открылась. Я протиснулся внутрь и вопросительно взглянул на этого носорога. Дима мотнул башней, иди, мол. Душа моя ликовала: неужели маленькая победа?!

Я прошел по коридорчику и через несколько шагов увидел полуприкрытую дверь в стене, откуда лился свет. Сам коридорчик метров через десять неожиданно оказался перегорожен другой металлической дверью. Замка в ней не было, очевидно, она как-то закрывалась с другой стороны. Проем и дверь возвели не так давно, судя по тому, что тон краски на стене вокруг двери отличался от тона краски на других стенах. Я свернул в проем, откуда бил свет, и сразу понял, что это и есть лаборатория.

Повсюду торчали пробирки, склянки и приборы. По стенам тянулись стеллажи с химикатами, коробками и стальными поддонами. Под бетонным потолком ярко горел светильник.

Комов Второй в сером халате стоял у стола, широко уперев руки в металлическую столешницу, вполоборота ко мне. Когда я вошел, он повернулся и скрестил на груди руки. Дима тоже вошел и замер у двери, превратившись в статую носорога.

Комов Второй смотрел на меня изучающе. Ждал. Тест, по всей видимости, еще продолжался.

– Александр Ильич, – сказал я недовольно. – Я приехал к вам за помощью, а не в квесты играть. Зачем весь этот шлак с косточками? Я вам кто?

Комов Второй забегал глазами по углам, пожевал губами, вздохнул. Надо было его добивать.

– Если я вам не по душе, извините. Но, если честно, мне очень хотелось побывать в лаборатории. Опыты всякие… Я в школе любил химию. У вас тут секреты? Не хотите со мной общаться – ну, скажите: иди, Игорек, лесом. Без этой хиромантии с косточками. Я что, дебил? Я пойму. Могу уехать, чтобы вас не стеснять.

Слова летели из меня как автоматная очередь, я и сам офигел. Ляпнул, а потом самому стало страшно. Вдруг он сейчас скажет своим тихим унылым голосом: «Уезжайте, Игорь. Так будет лучше всем». Но, слава всем богам, этого не произошло.

– Правда? – произнес Комов Второй.

– Что?

– Правда, интересно? То, чем я здесь занимаюсь?

– Конечно! – воскликнул «племянник», уже простивший выходку дяди. – Если это не секрет. А вдруг химия – мое скрытое призвание? – Меня снова понесло. – Неосознаваемое это… предназначение. Судьба, типа. Брошу свои железяки. Буду превращать как это там… вино в воду…

– Наоборот, – сказал Комов Второй.

– А? В смысле: воду в вино…

– Как у вас с работой, Игорь? – поинтересовался он. – Есть успехи?

– Так выходные же… – вздохнул «родственник». – В понедельник собеседование. На другом конце Москвы, представляете? Москва такая огромная, просто пипец!

Комов Второй молчал, снова думал. Что у него там под черепушкой крутилось?

– Я вас помню еще первоклашкой, – сказал он задумчиво. – Летят годы.

– А вы почти не изменились. – Ляпнул, чтобы хоть что-то сказать. – Дядя Саша.

Он вздрогнул, когда я его так назвал, посмотрел на меня то ли испуганно, то ли еще как – я не понял. Но что-то изменилось в его взгляде, на миг мелькнуло…

– У тебя родинка была, помню, – сказал Комов Второй. – Большая такая, на попе. Ведь так?

Озноб прошел у меня по коже. Ну вот и приплыли. Вот и сказочке конец. Палево так палево. Но зачем он это сказал? Спокойно, спокойно… Держим себя в руках!

– Я, если честно, и сам не помню, – произнес «племянник», виновато улыбаясь. – Мама, вроде, не говорила… Может, и есть родинка. А вы это к чему, Алекс… дядя Саша?

Комов Второй молчал, стоял неподвижно, словно лом проглотил. И лицо у него стало вытянутым.

– Вы думаете… опасаетесь, я не Игорь? Удостовериться, что ли хотите? – забормотал обескураженный «племянник».

Комов Второй по-прежнему молчал, смотрел на меня во все глаза.

– Я понимаю… у вас ситуация непростая… – бубнил «племянник», собираясь с духом. – Столько лет…

Я взялся за пряжку ремня.

Чего он ждет? Если я начну раздеваться, будет это плюс или минус в мою пользу? Я уже готов был блефануть, начать стаскивать штаны, медленно-медленно так стаскивать, чтобы дать ему прокачать чувство стыда, дать шанс остановить меня, одуматься… Я был к этому готов, но опять, как в ситуации с косточками, я вдруг понял: нельзя! Нельзя играть в его игру, если ты не Тёма, а Игорь из Твери! И тогда я убрал руку с ремня и сказал хриплым голосом:

– Я не хочу доказывать, что не верблюд. Не верите – и не верьте. Рад был увидеться. Маме я передам, что у вас все хорошо.

Я развернулся и шагнул к выходу из лаборатории.

– Подождите, Игорь, – подал голос Комов Второй.

Я замер. Наступал момент истины, реально наступал. У меня, наверное, в этот миг пересохло не только во рту – во всем теле пересохло.

– Подождите… Я вам верю.

Очень хотелось сохраниться, но ни одной кнопки, как назло! Я выждал положенную паузу, а потом выпустил наружу радостного и незлопамятного «племянника»:

– Спасибо, дядя Саша!

Он прыгнул к Комову Второму и возбужденно схватил его за руки. Тут же носорог, который, казалось, уснул стоя, рванулся ко мне.

– А ну назад! – рыкнул Дима, оттаскивая меня от Комова Второго.

– Дима, Дима… – залепетал тот.

– Эй, стопэ! – выпалил я в лицо Диме. – Расслабься, чувак. Тебя же предупредили обо мне. Предупредили?

– Ну, предупредили, – сказал Дима, выпустив меня. – Все равно… Поменьше контактов.

Увидев, что я больше не лезу к охраняемому телу, Дима обмяк и успокоился.

– Дядя Саша, значит, я могу остаться? Вы мне расскажете про лабораторию, про ваши опыты? Я бы с удовольствием поучаствовал. Помощь нужна?

– Не сегодня, – поспешно ответил Комов Второй. – На сегодня хватит. Устал. Идемте наверх.

Он выключил лампу над столом с реактивами, снял халат и повесил его на вешалку в углу.

– Поверьте, у нас еще будет время приобщиться к химии. И помочь мне вы еще успеете.

Сложно было понять, что это значило. Уловка или он реально устал, химик-алхимик этакий.

Мы вышли из лаборатории. Я остановился, косясь на дверь, перегородившую коридор. Спросить, что ли, что там, за стенкой? Не факт, что Второй в курсах. В памяти всплыли два гоблина, черный минифургон, лестница с железной дверью… Хрен с ним, со всем этим шлаком.

Я зашагал дальше, Комов Второй дышал мне в спину. Носорог пыхтел и топал последним, щелкая выключателями, скрипя дверями и лязгая замками. Мы вышли в пустынный холл, Комов Второй посмотрел на часы.

– Партейку в бильярд? – предложил я. – Для аппетита перед ужином.

– Устал, – Он тяжело вздохнул. – Да и насчет ужина я не уверен. Жарко.

И тогда я решился сделать ход. Будь, что будет.

– А со вчерашним звонком, дядь Саш, прикольно вышло, – сказал я и хихикнул. – Пожестче, чем с косточками.

– Звонком?

– Ну да. Тут, если честно, обстановка, как в древнем замке. Тайна-шмайна… Страхи, угрозы, всеобщие подозрения… Просто я такие розыгрыши не люблю. А так-то в тему был звонок.

– Я вас не понимаю, Игорь. Какой звонок? Какие розыгрыши?

И это меня озадачило. Я уже было понадеялся, что Комов Второй будет смущенно извиняться за глупую выходку и бубнить типа: «Вы уж простите меня, дурня…» и все такое. Но алхимик смотрел на меня, вполне искренне удивляясь и хлопая глазами.

– Мне звонили… – пробормотал я. – Предупреждали.

– О чем?

– Да так. – Я помялся. Что ж, включаем задний ход. – Дурь какая-то. Кто-то решил понагнетать обстановку.

– А… да, тут это любят. Будьте осторожнее, молодой человек.

Рассказать ему детали звонка или не стоит? Вроде бы, и ни при чем он… Но особого интереса не проявляет. А, собственно, с чего бы ему его проявлять? У него самого жизнь не сахар ни разу. Комариный рой мыслей опять стал сгущаться над болотом моего мозга.

Появился носорог, зевнул во всю пасть, спросил равнодушно:

– Куда теперь?

– В Лас-Вегас, – сказал Комов Второй.

Дима снова зевнул, профессионально пропуская дядюшкину туфту мимо ушей.

– В камеру пойдем, голубчик, – сказал Комов Второй. – Почивать желаю.

Комов Второй увлек Диму под руку, и они стали подниматься по лестнице на второй этаж. Я пошел за ними в свою комнату, нужно было подвергнуть все осмыслению. Комары гудели как ненормальные.

Перед тем как наши пути-дорожки должны были разойтись в разные крылья коридора, Комов Второй остановил меня.

– А в бильярдик мы обязательно сыграем. – Похлопал меня по плечу, ломая инструкции. – Обещаю, я вам задницу-то надеру.

Я смолчал. Что тут скажешь?

Дверь в мою комнату оказалась приоткрыта, хотя я помнил, что закрыл ее плотно. Ну-ну, поглядим, бакланы мадридские.

Я бухнулся на кровать, не зажигая свет, хотя за окном уже начинало темнеть. Что-то хрустнуло под моим телом, и я испуганно подскочил. Взял заклеенный конверт. Снаружи ничего не было написано. Почему-то в голову пришла мысль про сибирскую язву, про черную оспу и прочую фигню. Недавно в каком-то сериале видел этот трэш. Перед глазами замелькали мрачные образы: люди в капюшонах, раздувшиеся трупы на обочинах, языки пламени и жирные клубы дыма… Да ну его! Я разорвал конверт и вытащил листок с текстом. Текст был распечатан на принтере и гласил:

«Спроси у хозяина в кабинете: той ли истине он служит? Спроси у его цепного пса в будке: того ли он охраняет? Спроси у его жены на ложе любви: того ли она любит? Когда получишь ответы, найдешь то, что ищешь. Только тебе уже не будет места в этом доме. Что ты выберешь?»

Я прочел записку несколько раз. Это не помогло никак и нигде. Комары в голове гудели и гудели, сволочи. Я встал с постели и тут увидел, что крышка ноутбука открыта. Опаньки. Не в моих правилах ее так оставлять. Значится, это намек?

Я скакнул к столу, тронул тачпад, пробуждая ноутбук. Ввел пароль и сразу увидел уведомление о письме. Письмо было от неизвестного адресата. Ну еще бы! Никакого текста, просто вложен архивированный файл «Собери паззл. zip». Я попробовал раскрыть архив, но выскочило окошко, требующее пароль на разархивацию. С минуту я тупо пялился в экран, потом сел обратно на кровать. Еще раз перечитал записку.

Возможно, я куда-то продвинулся, но вот куда? Теперь я четко осознал, что игра только началась.