Огонь моей души – слова

К чему?

 
На город меркнущий ложится
Ночной туман.
Моя любовь к Вам белой птицей
Летит в обман.
 
 
Моя любовь к Вам так случайна
И так чиста.
Полна вся юной, хрупкой тайны,
Ей нет числа.
 
 
Моя любовь к Вам бесконечна,
Как сотни лет,
И так бесхитростна, беспечна,
Как Божий свет.
 
 
Моя любовь к Вам – ада муки
И крик в ночи.
К чему, любимый, Ваши руки
Так горячи?
 
 
К чему так страстны Ваши губы,
Так пылок взгляд?
К чему слова так Ваши грубы,
Страшней огня?
 
 
К чему друг друга полюбили,
Зачем сошлись?
Я – Ваша, так ведь Вы решили?
На край земли
 
 
Готова я идти за Вами,
Я Вас люблю!
И все же, долгими ночами
Я Вас молю:
 
 
Пустите, демон, как мне больно!
Как жжет в груди!
К чему, любимый, Вы невольно
Меня сожгли?
 

Я люблю тебя так…

 
Я люблю тебя так, что мир весь трещит по швам.
Ты мне – и адский пепел, и Божий храм,
Самый прекрасный и самый дурной обман;
Счастье, и горечи, и разлуки.
 
 
Я люблю тебя так, что замирает пульс.
Ты – моя радость, моя же немая грусть,
Ты – как вершина. Секунда – и я сорвусь,
Надеясь, что ты подхватишь меня на руки.
 
 
Я люблю тебя так, что не хватает сил.
Ты мне дороже солнца и всех светил;
Так ты сладок, так дерзок и так красив,
Что станешь единственным палачом…
 
 
Ты мне – как небо, ливни, как ветер с моря.
Ты держишь в ладони сердце – мое, живое;
Я люблю тебя так – пора бы сдаться уже без боя,
Положив тебе голову на плечо.
 

Дорогая моя

 
а потом, дорогая, нас разлучили.
мы плакали и кричали, как нас учили,
мы тянулись друг к другу пальцами и словами,
взглядами, движениями, стихами…
 
 
а потом, дорогая, я стал слаб и тонок.
беззащитен и нежен, как тот ребенок,
что просит обнять и целует у мамы руки…
сколько в запасе времени у разлуки?
 
 
сколько в запасе времени у печали?
нам с тобой счастья множество расточали,
мы его жадно пили вдвоем губами…
дорогая моя, мы во всем виноваты сами,
 
 
каждое слово влекло за собой печали,
каждую ссору мы с радостью отмечали…
мы были ю'ны, неопытны, бессердечны,
и – нам казалось – в запасе у нас есть вечность,
 
 
чтобы любить и нежить, чтоб расставаться,
чтобы ссориться, и мириться, и целоваться…
дорогая моя, вот было бы все иначе,
было бы времени больше, мы им – богаче,
 
 
мы бы с тобой не тратились, а любили,
берегли бы да холили, не губили;
я бы обнял тебя, поцеловал в ключицу…
«дорогая, я здесь.
ничего с тобой не случится».
 

Здравствуй

 
Здравствуй, мой непокорный друг,
мой извечный враг,
предводитель пиратских юнг
и дворовых драк;
мой испорченный мальчик Кай
и заморский принц,
неизведанный мною край
перелетных птиц.
 
 
здравствуй, зодчий,
прекраснейший в мире храм.
бережет ли Отче
веру в твои слова?
у меня здесь не жизнь,
невиданный карнавал:
заготовки лжи,
да прозрачность кривых зеркал.
 
 
здравствуй, ветер,
правитель прибрежных волн.
каково тебе в вечном лете,
жарком и неживом?
я надеюсь, однажды сможем
мы увидеть друг друга вновь.
бережет ли Всевышний Боже
в твоем сердцем мою любовь?
 

Лето

 
лето – это когда река
льется синяя-синяя и мелка;
ты смотришь на влюбленных издалека,
как они веселятся, сжимают руки.
 
 
лето – это когда лучи
непозволительно не'жны и горячи;
убегай на природу, и мчи, и мчи
прочь от горечи и разлуки.
 
 
лето – это когда трава,
солнце, радость, небесная синева,
облака высоко сплетаются в кружева;
лето – это тепло и сладко.
 
 
лето – это свирели да птичья песнь;
лето – это когда он здесь,
обнимает тебя, и счастливый весь.
и ты во сне целуешь его украдкой.
 

Этот мальчик

 
Этот мальчик, что тонкий стан и волшебны руки,
Этот мальчик не знает горечи и разлуки,
Он умен и начитан, он ревностный друг науки,
Он не знает страданий, печали и страсти, муки.
 
 
Этот мальчик – рассвет, предпоследний из нот аккорда,
Он чудеснее принца, богаче и краше лорда,
Он смешлив и улыбчив, на сердце его свобода;
Он гуляет под алым заревом небосвода:
 
 
Посмотри на него. Он как бриз, как прибрежный ветер,
Он живет у реки, в июльском и жарком лете,
Он так юн, так отчаянен, так бесконечно светел,
Так невинен, как утро в самом своем рассвете;
 
 
Этот мальчик не знает обмана и горькой лжи,
Он не делит людей на нужных, своих, чужих;
Это мальчик, ради которого стоит жить.
Ты дыши им, пока он рядом,
а то завтра же убежит.
 

Берегите любимых

 
Мы вчера с ним сидели и вспоминали,
Как были юны и как дерзки.
Как мы ссорились, верили и мечтали
С ним когда-нибудь стать близки.
 
 
Как он был нагл, хорош да звонок,
И как я – отчаянно весела.
Что нам осталось? Нам скоро сорок,
Мы прячем слезы, любовь, слова;
 
 
А как мы желали раньше, как мы любили,
Как он был нужен и как не успел сказать;
Как мы смеялись, надеялись, просто жили:
Теперь только прячем немую тоску в глазах.
 
 
Время берет все лучшее, все живое,
Самое нужное гибнет в его руках.
Берегите же, люди, все милое, все родное,
И храните навечно любимых в своих сердцах.
 

Демону

 
Приходи ко мне ночью; воздух так свеж и тих.
Волосы черные, взгляд смоляной, дурманящий;
Приходи поиграть – в жизни я ведьма та еще:
Посланница Солнца, последняя дочь Земли.
 
 
Приходи и смотри, как уходит во тьму закат,
Как она облегает кружевом мне у плеч.
Приходи же, демон, ведьму свою развлечь,
Помоги же забыть ей горечь своих утрат.
 
 
Приходи же – тьма, будто мягкий шелк,
Солнце красное скрылось за горизонт.
Милый, ты лучший выбор и лучший сон…
 
 
Здравствуй, демон, любимый Богом.
Я так рада, что ты пришел.
 

Молитва

 
Бог решает проверить меня на прочность,
На малейшую человечность, веру, тепло, неточность;
Он имеет право, он всеми нами уполномочен,
Он чист, он безгрешен, он вечен да непорочен.
 
 
Что не весна, то боль и слепая горечь,
Что не весна, то мальчик-я-в-тебя-детка-очень;
Что не весна, то тысяча одиночеств;
У расставаний всегда одинаков почерк.
 
 
А потом учись заполнять тишину тоской,
Молчание – смехом, родную – чужой рукой;
Учись забывать их всех, находи покой.
Пусть однажды излечит-полюбит тебя другой.
 
 
Боже, я знаю, что справлюсь и все смогу,
Только дай мне такого, чтобы розами на снегу,
Чтобы не отдал, не предал меня врагу,
Чтобы была защищенной в кольце его чутких рук:
«Девочка, верь мне, я за тебя умру».
 
 
Господи, дай мне – я его сберегу.
 

Ну, а пока мы дети…

 
однажды мы станем неискренними, чужими,
перестанем бояться друг другу смотреть в глаза.
будем хвастать детьми, карьерами да родными,
и в нас абсолютно точно не будет зла;
 
 
не будет расстройств, и горестей, и обид,
только глаза – пусты, и душа – пуста.
и мы принимаем с тобой равнодушный вид,
улыбка у нас заносчива и черства;
 
 
сердце застынет, во взгляде – блестящий лед,
внутри не останется света, любви, тепла.
каждый из нас отчаянен, нем да мертв,
каждый из нас потеряет по два крыла.
 
 
ну, а пока мы дети – играем, скачем,
весна за окном, воздух жарой томим.
ну, а пока мы дети – и чувств не прячем.
и я могу тебя называть своим.
 

«между нами с тобой война…»

 
между нами с тобой война,
целое поле устлано мертвецов;
в руке – пулемет, а на груди – броня.
пули летят из стран, городов, концов
света,
пули летят из острейших да злейших слов;
мы с тобой хуже изменщиков и лжецов.
 
 
мы не жалеем оружия, сил, бойцов,
после каждого выстрела слышима тишина.
ты убираешь шлем, открывая свое лицо:
оно так чудесно, как на границе сна,
как в рассказе с печальным и трогательным
концом;
и глаза взирают с азартом да наглецой.
я бы хотела выпить тебя до дна,
но увы:
 
 
между нами с тобой война.
лучшие наши пали уже в бою;
земля на нас скалится – кровава,
мертва, страшна.
мы едва лишь стоим на самом ее краю;
нам не дано было верить и все ценить,
но я знаю: битва кончится, как ничья,
и однажды…
 
 
и однажды мы будем
с тобой
любить.
 

Если убежим?

 
«Я любил тебя. И люблю сейчас».
 
 
Поднимает взор чистых серых глаз,
Говорит вот так, аж взрывает дух.
И слова его убивают слух.
Где же, милый мой, где ты раньше был?
 
 
Отчего ты здесь, отчего сейчас?
Что вернуло вмиг твой ярчайший пыл?
А он говорит: «Я скучал о нас.
Я скучал, как ты поправляешь прядь;
Как прекрасен твой дерзновенный смех;
 
 
Я желаю так лишь тебя обнять,
Лишь поцеловать, и в толпе, при всех,
Чтобы зависть их растопила лед,
Чтобы стал я раз – да неуязвим.
И уста твои, будто сладкий мед,
 
 
И глаза твои, будто херувим
На меня глядит с высоты небес.
Будто увидал семь земных чудес,
Будто Бог меня в лоб поцеловал.
Я хочу быть лишь счастлив да любим.
 
 
Увидать тебя сильно я мечтал,
Будто рухнул вмиг мне девятый вал;
За тебя бы жизнь, все свое отдал,
Захотела бы – хоть на край земли.
Хоть сквозь дождь, сквозь белесый снег,
 
 
Сквозь грозу да гром, сквозь звериный шквал,
Все, что только бы вынес человек;
Только заслужить бы твоей любви.
Я ему в ответ: «У меня семья.
Где ты раньше был, почему сейчас?»
 
 
Отвечает он, не поднявши глаз:
«Я был слишком юн и такой дурак,
И сказать тебе я не мог никак.
У меня в душе поселился страх,
Вдруг ты скажешь нет? Вдруг тебя я враг?
 
 
Девочка моя, если убежим?
Не найдет никто – будем только мы,
Стану счастлив я, бешен, одержим.
Наконец меня назовешь своим,
Будешь солнцем мне, яркая звезда.
 
 
Девочка моя, если убежим?
Я люблю тебя. И любил всегда.»
 

О лжи

 
правды нет, только ложь – выбелена, чиста,
вписана в полукруги клетчатого листа,
для нее нет количества, качества, нет числа;
с виду невинна, нечаянна и проста,
а внутри – гнила, некрасива, пуста-пуста…
 
 
правды нет, а потому я пишу ко лжи:
«сладкая, чем же мне теперь дорожить?
кого возлюбить, простить, ты скажи, скажи;
кем восхищаться? кто этого заслужил?
милая, как же мне всё это пережить?»
 
 
ложь смеется, задирает курносый нос,
говорит мне: «мальчик, ты еще не дорос,
до истины; сколько в тебе сантиметров?
ну-ка, вытянись в полный рост;
маловат, однако, устраивать мне допрос.
 
 
сколько лет тебе, сколько беленых зим?
отчего ты так рьяно и дерзко неутомим;
задаешь вопросы, будто ответ так необходим,
будто несчастлив ты, неправилен, нелюбим;
зайка, станешь однажды сильным, большим-большим…
 
 
вот тогда мы с тобой
и
поговорим».
 

«и приходит к ней удалой юнец…»

 
и приходит к ней удалой юнец,
чернобровый да сероглазый;
он приходит к ней в тот дремучий лес,
чтоб послушать ее рассказы;
 
 
ведьмы темной, чей страшен дар,
и слова чьи чернее ночи;
избежать бы ему ее сладких чар,
но прекрасны и чудны очи,
 
 
и уста ее жарки, огнем полны,
и тревожен, и нежен голос.
так красива она под рукой луны,
что проснулась в нем лихо гордость;
 
 
захотел он, наивный, ее любви,
ее ласки да страсти слова;
улыбнулся, рукой ее стан обвив…
что-то в ней шевельнулось снова,
 
 
то тепло, что однажды ее сломать,
раздавить да убить желало;
что на миг лишь позволило ей летать,
а затем укололо жалом…
 
 
ведьма темная знает – ему не жить,
как и прежним, забредшим к ней;
ведьма знает – не в силах уже любить,
нет на свете чего больней.
 
 
ведьма темная нарывает ему травы»,
и дает ему свой кинжал;
говорит, чтоб к полуночи, средь листвы,
он готов был ее встречать.
 
 
он идет; ведьма кружится да хохочет:
его кровь будет – алая органза.
ведьма ждет; вдалеке будто гром клокочет.
 
 
на щеке ее только
видна слеза.
 

Мир вокруг

 
мир вокруг вертится сломанный, полумертвый —
люди, работа, горечь; тоска-тоска…
Бог взирает на нас из подлунного далека,
и считает ушедших: первый, второй, четвертый…
 
 
солнце больше не жизненно и не ярко,
небо кроет рассвет, оглушая серым.
белый теперь не в моде – уж слишком маркий,
черный теперь практичней и самый верный.
 
 
город стоит безжизненный и безликий,
снег замирает нехотя у дворца;
солнце кидает тени на базилики,
повторяя чертами лицо моего творца.
 
 
ты не уходишь, шепча мне слова разлуки,
пальцами чертишь контуры на лице.
я лишь желаю, чтобы твои же руки,
касались меня в нашем с тобой конце.
 

Счастье мое

 
Здравствуй, счастье мое. Как ты?
Где ты бродишь – в каких пределах, каких мирах?
Чья рука ласкает и нежит твои черты,
С кем проводишь лениво теперь закат?
 
 
Какое ты, счастье? Веснушчатое, лихое,
Или щемящее болью глухой в груди?
Глубоко ли ты, сине ли ты, как море,
Или ярко как свет, блистающий впереди?
 
 
Ты безгранично, солнечно и красиво;
Какая тебе же, счастье, нужна цена?
Милое счастье, ты так безгранично живо,
Что хочется мне насладится тобой сполна.
 
 
Чудное счастье, было бы ты со мной,
Озаряло бы мягким светом мою дорогу!
Я стала тебе бы другом, сестрой, женой,
Только явись ты, прошу, на моем пороге.
 

Просто будь

 
Мне не сладить с любовью – таков устав
Нашей жизни, истины и морали.
Чувства живут в движениях и словах —
Но теперь я о них могу рассказать едва ли.
 
 
Чувства видны в лукавом и пылком взгляде,
Слышны в разговорах – немыслимы и легки.
Я же теперь, при нашем с тобой раскладе,
Едва ли могу коснуться твоей руки.
 
 
Едва ли могу целовать твой чудесный рот,
И видеть лукавые искры в твоих глазах.
Едва ли могу смеяться твоих острот,
Один на двоих с тобой проводить закат;
 
 
Свет мой, ты мне по сердцу и по нутру —
Только я здесь одна
(застываю в весеннем холоде).
Просто будь там – в другом измерении или городе.
И тогда я, может быть, не умру.
 

«Ты не бойся, детка, – я вовсе не дерзкая и не злая…»

 
Ты не бойся, детка, – я вовсе не дерзкая и не злая;
Я люблю тебя – так нищий всю жизнь говорит о рае,
Так хотят увидаться с матерью, умирая,
Так он говорит ей: «моя родная»,
И обнимает.
 
 
Я любовь к тебе принесла из другого края,
Я любовь к тебе развертываю, как знамя;
Я дрожу вся, цепенею и замираю;
Лишь полюбив тебя, я вот теперь живая.
 
 
Ты не бойся, – я не особенная, не единственная.
Я – земная.
 
 
Я по миру иду улыбаясь, смеясь, играя;
Так огонь становится ярче – и догорает,
Так он ей шепчет: «ты моя дорогая»,
К груди своей прижимая.
Так, уставая, приходят в ночи домой.
 
 
Я люблю тебя, а потому ничего не требую.
Просто побудь со мной.
 

Мальчик в зеленом галстуке

 
Мальчику года два. Он едва-едва
Успевает учить чужие ему слова;
Ему бы играть, солдатиков ставить в ряд;
«Учись, вырастай быстрей!» – взрослые говорят,
 
 
Дарят учебники вместо простых игрушек,
Вместо машинок – азбуку и словарь;
К наукам он, видите, станет неравнодушен,
Будет министр, ученый, а может, царь.
 
 
Мальчику семь. Его так прилежно учат,
Разом даются ноты и языки.
Ему незнакомы эмоции, краски, чувства,
Только науки гордые ярлыки.
 
 
Мальчику десять, и в школе он самый лучший,
Галстук зеленый и дорогой костюм;
Мальчик все думает о непростом, насущном,
Он неулыбчив, неправилен и угрюм.
 
 
Мальчику двадцать, и у него девица,
Учится на историка, вечером ходит в бар.
У мальчика память плоха на чужие лица,
Зато на науки какой-то особый дар.
 
 
Мальчику тридцать, и у него – работа,
Дети, семья – все так же, как у людей.
Мальчик один, у мальчика нет и Бога,
Только наука – ворох чужих идей.
 
 
Мальчику сорок, и он заклинает сына
Пламенем строчек рисуя на гладкой коже:
«Сын мой, во имя всех чудотворцев мира
Всегда будь собой.
Это всего дороже».
 

Счастливый билет

 
Небо над городом рядится в алый цвет,
Оставляя смешные блики на всех дорогах.
Я зажимаю в руке проездной билет,
И, боязливо ступая за край порога,
Выхожу на снег.
 
 
Воздух и светел, и бел, и чист,
На ветках застыли алые снегири;
Солнечный, яркий и зрелый диск
Поднимается в небо – скоры его шаги.
Льется жизнь.
 
 
Я иду – снег хрустит, мимо шагают люди;
Смеется ребенок весело да игриво,
Улыбается женщине ее ненаглядный спутник.
Я иду – солнце светит, люди шагают мимо.
 
 
Я сжимаю в руке билет,
И я верю, что он – счастливый.
 

Ну, приди

 
ну, приди.
вложи свои пальцы в мою ладонь.
я буду ласковей и нежней, но строже;
ты будешь милый, хрупкий и очень мой,
я тебя обниму за худые плечи;
ты мне едва знаком, но уже родной,
и наше чувство меня излечит.
 
 
ну, приди.
я узнаю тебя по лукавому блеску глаз,
по губам, по радостному лицу;
я хочу без обетов да лживых фраз;
ты мне – помощь смелому беглецу,
живая вода – давнишнему мертвецу.
ты мне – ангел на небесах.
 
 
ну, приди.
я знаю уже сценарий и каждый шаг;
горький кофе, цветы, твоя клетчатая рубашка;
на душе – светло, в воздухе – мирная тишина,
ты целуешь мне шею, веснушчатое плечо;
мы играем, и ты, довольный, мне объявляешь шах,
а во мне жизнь и дышит, и бьет ключом,
мне и терпко, и сладко, и горячо.
 
 
ну, приди, малыш.
я люблю тебя каждой частицей своей души,
я за тебя – и в огонь, и в лед, и на падающую звезду,
моя страсть и сжигает, и гонит, и все крушит;
ты мне нужен – очарователен и бесстыж.
приходи, ты же знаешь, я без тебя – умру.
 
 
только. пожалуйста. поспеши.
 

Друг-январь

 
здравствуй, мой друг-январь. как ты?
протяну ладонь, ты насыплешь снега;
время идет, разрушая мои мечты.
время идет, ускоряя секунды бега.
 
 
друг-январь, башенные часы
отзвучали ровно двенадцать раз;
ты пришел, спустившийся со звезды,
состоящий из лучших обрывков фраз.
 
 
друг-январь, подари мне тепло, уют,
дай защищенность, надежду, веру;
разомкну я сухие губы, тебе спою,
на веселую и шальную свою манеру.
 
 
друг-январь, в полночь сбываются все мечты.
у меня – одна. и я верю, капризно верю:
вечный мальчик раскроет пошире двери,
войдет…
и я узнаю его черты.
 

2015

О любви

 
я к губам подношу листок и целую рисованные глаза —
ты смотришь с него укоризненно, незнакомо.
я рукой касаюсь исписанного блокнота, замшелого дневника;
ты – везде.
ты – во мне, ты – в мыслях, обреченный на память и на слова.
ты скажи: по чьим же правилам и законам я должна без тебя дышать?
быть без тебя – жива?
 
 
за окном серых улиц дым обволакивает, летит;
морозно, пусто в моей душе, а на сердце – липкая тишина.
безотчетно и живо пишу – для тебя – стихи и все жду,
когда у меня внутри расцветет весна.
ты скажи:
возможно ли так любить?
 
 
я с улыбкой во сне вижу твое лицо,
касаюсь пальцами губ и щек;
каждый бессчетный раз, просыпаясь, знаю —
ты отчаянно мне далек.
не найдешь на свете
наш счастливейший из концов.
 
 
если б тебя увидеть —
стало б лучшей радостью и наградой.
я руку кладу на сердце и чувствую,
что ты – рядом.
 

Что было, то отцвело

 
осень лихо вступает в свои права
и смеется дерзко;
люди кутаются в свитера, пальто, натягивают перчатки
и с таким бесстрашием полудетским выставляют на ветер лица;
детвора на улице, задыхаясь,
играет в прятки;
словом одним – живет закутанная столица,
улыбается, зубы скалит,
а я думаю: неужели меня одну так хандрит,
печалит;
неужели же мне одной по ночам так плачется
и не спится?
 
 
улыбается спящий город,
как будто бы мне назло;
небо чертит твой точечный силуэт,
выводит руки, дерганое плечо;
я смотрю, повторяя:
«что было, то отцвело»,
а внутри все сворачивается от боли, —
мне до смерти нужен ты и твое тепло.
 
 
мне нужны те встречи и тот рассвет,
и твоя светящаяся улыбка;
мне нужны объятья твои за плечи,
в одну сторону мой билет;
ты – мечтателен и застенчив,
я – в берете и куртке в цвет…
 
 
приезжай, убеди, что ничто не вечно,
дотянись рукой до моей руки;
убеди меня, что любовь – калечит;
что мы – отчаянно далеки…
 
 
приезжай, мой друг, убеди меня,
что случаются – чудеса.
 
 
приезжай, мой друг, привези с собой
наши алые паруса.
 

Ты только меня люби

Осень мерзлая рисует красками декабря; я смотрю в окно – и вижу застывший снег; я смотрю, как ложится на небо печальный седой рассвет, как ветер угрюмый свой замедляет бег; я смотрю в окно, заклиная, моля, прося: «смилуйся, помоги.

мне бы только тебя обнять».

я иду, босая, с оголенной, немой душой, и кровавый след за мной стелется по земле; я иду – и во мгле мне навстречу мчится жестокий смех; ты ответь мне, подай хоть знак; я раба твоя, ты – бессменный, вечный мой господин, сильнейший из королей.

мне осталось несколько миль пути – ты отправь мне вслед поцелуй королевских губ, прикоснись сквозь ветер, сквозь дождь и снег; я тебя найду – мне бы только все это пережить; мне бы только один еще раз услышать твою свирель, ее терпкий звук; мне бы только преодолеть свой последний шаг и с первым лучом тебе прошептать привет. ты мне – и господин, и друг, и сама душа.

мне бы только тебе сказать заветные те слова, мне бы только не потеряться и найти в твою сказку дверь; знать, что она – жива.

господин мой, моя душа, я за тобой пойду хоть на край земли, я за тебя свою жизнь отдам, яд твой к своим поднеся губам; я за тебя пройду сквозь пригорошни огня, я за тебя научусь летать, одолею последний страх; я подам тебе сердце из своей же больной груди.

мой господин, я дарю тебе всю себя; об одном лишь тебя прошу – ты только меня люби.

Мальчик мой

 
мальчик мой, я гляжу на тебя с утра,
ты и пьян, и красив, и немного дорог;
я гляжу – ты спишь; ссохшаяся жара
блеклым августом кроет застывший город.
 
 
мальчик мой, расскажи, что у тебя в душе?
где ты лгал? а где открывал мне правду?
расскажи о каждой несбывшейся – из надежд,
каждом слове – сказанном наизнанку.
 
 
расскажи про красивый город и солнца блеск,
расскажи – хорошо ли тебе живется?
с кем целуешься? как спится и как смеется?
 
 
я не скучаю, только, порою, кажется —
смысл мой умер – и не воскрес.
 

Я искал себя и найти не мог

 
однажды пройдут своей чередой года,
зима по кругу заменит весну и лето —
ты, нежность звериную растеряв,
обернувшись самым промозглым ветром,
 
 
войдешь – мой милый, нежданный гость,
неулыбчив, по-странному молчалив;
будь же смел, робость и страхи брось! —
я с улыбкой тебя приглашу войти и отмечу,
 
 
как ты холоден, но красив.
 
 
ты устроишься в кресле, закуришь, лениво начнешь рассказ:
 
 
«знаешь, милая, я много, где побывал —
и морем соленым омыл берега у скал,
и солнца лучами светил на морской залив,
и ветром игривым добрался на край земли —
 
 
я себя искал. и найти не мог —
все было чуждо – и солнца луч,
и улыбка зари, и ночной цветок —
и тогда я увидел, что одинок,
что бессилен и невезуч.
 
 
знаешь, милая, истина-то проста,
счастье было недалеко и близка мечта —
я ее разменял трудностью жизненного пути,
разменял на горы, моря, пустыни и корабли…
 
 
ты же, милая, была рядом.
я искал – и не мог найти».