Солнце не пахнет

Медведица

Утром пришёл свет. Сквозь мутную плёнку своего сна я увидел тёплые солнечные лучи, они играли на моём лице, согревая кожу. Солнце поднялось совсем высоко, а Берта всё не появлялась в комнате. Я разрешил себе ещё ненадолго остаться в этой неге, где меня никто не тревожил, сладко потянулся и перевернулся на другой бок, чтобы яркий свет из окошка не слепил глаза так сильно. Мой живот уже урчал, недовольный пропуском завтрака.

Как же Берта позволила мне остаться в кровати до самого обеда? Наверное, это от того, что я заболел. Точно, не зря ведь всё моё тело ноет и болит? Должно быть, я подхватил какую-нибудь простуду, потому что вчера слишком много времени провёл в воде. Да, а после воды я много бегал и из-за этого простыл. Что ж, теперь мне точно не позволят купаться со всеми. Да и вряд ли кто-то из ребят осмелится попроситься на пляж, Берта ведь…

Меня пробило холодным потом. Воспоминания вернулись, будто Авель опять надел на мою голову кастрюлю и как следует ударил по ней ложкой. В тот же миг я закашлялся от приставучего запаха сырости, а мой сон насовсем пропал. Я вскочил со своего лежбища и ударился об нависавшую надо мной фанеру головой.

На ногах и руках чернели синяки, но непривычной картиной для меня они не были. В приюте я много падал и часто разбивал колени о камни, убегая от Авеля, любящего выбивать из равновесия сильными толчками.

Снова заурчал живот, да так громко, что казалось, будто внутри меня был заперт дикий воющий волк. Я невольно вообразил себе один из ароматных завтраков, которые бывали дома. От этого я чуть не поперхнулся слюной и потряс головой из стороны в сторону, чтобы отвлечься от представлений еды.

Мой нос уже не так страшно зудел, но всё равно оставался очень чувствительным. Вскоре оказалось, что запах съестного был не только в моём воображении. Я стал принюхиваться, чтобы выделить этот аромат на фоне мусорной вони, и узнал запахи выпечки, лука, рыбы и цитрусов. Такое сомнительное сочетание мне было знакомо, и я хорошо знал, что оно означало: где-то поблизости должен быть рынок.

Я выглянул из-за стены, откуда время от времени доносились злые голоса, и, выждав момент, прошмыгнул сквозь переулок. Везде я встречал новые места, совершенно незнакомые мне дома и дворы, едва отличающиеся друг от друга, но чётко знал, куда идти. Мне помогал нюх. Запах вёл меня вперёд, и хоть иногда приходилось петлять, чтобы выйти из тупиков, с курса я не сбивался. Я даже стал волноваться, что не смогу вернуться к месту своего ночлега, но потом решил, что это не так уж и важно. Пока я перебежками продвигался дальше, запах усиливался, и, наконец, передо мной вырос рынок.

То, что я увидел, не совсем совпадало с тем, что я чуял. В грязи всюду стояли прилавки с дырявыми навесами, над темнеющими фруктами и бледными вонючими рыбинами роились мухи. Толстые, потные лавочники со щетиной и жёлтыми зубами и беззубые шумные торговки в длинных цветастых юбках спорили друг с другом, ходили от стола к столу, размахивая руками.

По сырой земле между прилавков пробежала кучка вопящих мальчишек. Я испугался и наскоро спрятался за ближайшей преградой. Ребята пронеслись совсем недалеко, так что до меня даже долетели брызги из-под их ног. Они не заметили меня, но и я не смог понять, была это компания Ману или ещё чья-то.

– Эй! Крысёнышей мне тут не хватало! А ну пошёл отсюда! – вдруг кто-то сзади схватил меня за шкирку и вытолкнул из моего укрытия.

Оказалось, что спрятался я за бочками, которые служили своеобразной витриной с одеждой и обувью. За бочками стояли большие картонки с навешанными на них тряпками разных цветов, а от солнца всё это укрывал большой пляжный зонт. Хозяйка этого ларька, вышвырнувшая меня, пригрозила мне кулаком и крикнула что-то неодобрительное вслед, но слов я не различил. Мне хотелось поскорее выбраться из этого враждебного места, но манящий запах еды не давал мне и шагу сделать назад. Я плутал от одного стола к другому, запоминая лица продавцов и мысленно для себя обозначая, чем они торгуют. Особенно мне в память врезался мясник с пышными чёрными усами, маленький старикашка с ужасно вонючим сыром и цыганка со странной горизонтальной вмятиной на носу.

Наконец, я нашёл оазис: большущий ларёк с фруктами и овощами. Мой взгляд тут же затерялся в бесчисленных красных, рыжих, жёлтых и зелёных сокровищах, которые прямо искрились под ярким солнцем. Ароматы смешивались между собой, и я уже не различал ничего, кроме густого медового запаха. Зачарованный этим зрелищем, я смело подошёл к прилавку, но совсем не придумал, как же выпросить у продавца еду. Вид у лысого торговца был больно грозный. Когда я подошёл, он считал деньги и что-то жевал, громко чавкая. Однако противные звуки, которые он издавал, меня совсем не раздражали и никак не могли отвлечь от разглядывания бананов и апельсинов.

– Пацан, – как-то лениво окликнул меня продавец.

Мне почему-то подумалось, что ко мне он обращаться никак не может, поэтому и не обратил внимания. Но когда он позвал ещё раз, теперь громче, я всё-таки поднял на него глаза.

– Что покупаешь?

Я жестом показал, что денег у меня нет. Он состроил недовольную рожу, а я вдруг решил, что у меня получится разжалобить его голодным взглядом, который я бросал то на него, то на его товары. Очевидно, жалости торговец не знал.

– Так, иди давай, если ничего не берёшь! У мамки мелочи выклянчи, тогда приходи. Не распугивай мне тут покупателей! – он махнул на меня рукой, как будто хотел отогнать, как приставучую муху.

Учитывая его размеры, я, наверное, и был для него самой что ни на есть мухой, причём далеко не самой крупной.

Я оглянулся и достаточно быстро убедился в том, что очереди к ларьку не стояло, более того, ни одну живую душу я не мог смутить своим присутствием просто потому, что никого вокруг и не было. Снова поглядев на продавца, теперь удивлённо, я, кажется, разозлил его. Он ещё больше замахал на меня руками и стал грозиться, что «как даст сейчас метлой», поэтому я поскорее отступил и отошёл подальше, делая вид, что фрукты мне совсем не интересны.

Меня начало подташнивать от голода, когда я услышал свист. Неожиданно для себя я обнаружил, что он исходил от кого-то, кто прятался под прилавком у того самого лысого продавца. Приглядевшись, я увидел лохматую черноволосую девочку, которая помахала мне рукой.

– Нати! – вырвалось у меня, но я сразу зажал рот ладонями.

Я не смел ступить и шагу, а девочка показывала пальцем на разные фрукты, вопрошающе поднимая брови. Я не сразу понял, чего она от меня хочет, но, когда её рука замерла возле зелёных яблок, я прозрел и активно закивал. Нати улыбнулась и схватила два фрукта, да так ловко, что продавец не успел её заметить. В ту же секунду девочка пропала оттуда и появилась уже у соседнего прилавка. Она быстро пробиралась от ларька к ларьку, пока не оказалась достаточно близко, чтобы бросить мне одно яблоко. Я поймал его и открыл рот от удивления. Я никогда раньше не видел, чтобы Нати вытворяла что-то такое. Когда это она успела научиться?

Вдруг я заметил подозрительный взгляд продавца в свою сторону. Внутри у меня всё сжалось. Я стоял прямо напротив него, держа в руках яблоко с его прилавка, и довольно улыбался. Я живо представил, как он «даёт метлой», но тут смелая девчонка схватила меня за руку и потащила за собой. Вместе мы дали дёру оттуда под недовольные возгласы одураченного торгаша.

Когда мы были уже далеко от опасности, я выдохся, и мы оба рухнули на землю. Она звонко засмеялась.

– Это было здорово! – восторженно начал я, усевшись на кусок деревянного поддона. – Как ты…

Внезапно я увидел перед собой совершенно незнакомую девчонку и онемел. Она была явно старше и выше меня, с тёмными короткими хвостиками и взъерошенной чёлкой. Вместо прямого и длинного носа Нати я увидел торчащий пятачок, а между передними зубами у девочки была большая щербинка. На чумазой щеке был налеплен старый серый пластырь, а под левым глазом красовалась большая родинка. Она по-другому смеялась и вообще не была похожа на мою сестру. Меня жестоко обманули.

– Есть-то будешь? – весело воскликнула девчонка, надкусив свой фрукт-трофей.

Я вспомнил о яблоке, тут же впился в него зубами и не остановился, пока от яблока не осталась одна только палочка.

Глядя на девочку, которая сделала только третий укус, я напрягся, но, тем не менее, поблагодарил её за подарок, который, возможно, спас меня от голодной смерти.

– Какой ты чудак, – опять засмеялась она. – Я Урсула.

Меня пугало в ней совершенно всё, начиная с песочного цвета глаз, сливающихся с кожей, заканчивая манерой говорить. Её речь вперемешку с чавканьем звучала слишком похожей на речь лысого продавца. Одета она была в пёструю водолазку и красные шорты. Все ноги у неё были забиты ссадинами и синяками.

– А у тебя что, имени нет?

– Жан… – неуверенно произнёс я.

–Это что за имя такое? Хуан, может?

Я поморщился и помотал головой. Она откусила от яблока два раза подряд.

– По-английски пишется как «джей», «и» …

Дома мне попадались книжки с уроками английского, и я много времени проводил за ними, пытаясь правильно назвать все буквы алфавита. Однако каждый раз я бросал это дело, так и не выучив ничего, кроме букв своего имени.

Урсуле моё объяснение показалось очень смешным.

– Джей! – хохотала она. – На ходу придумываешь, правду говорить не хочешь? А глаза-то у тебя какие жёлтые! Какой странный!

Я не знал, что и сказать. Она издевательски высмеивала всё, о чём бы я ни говорил. А я молчал и только смотрел зачарованно, как она доедает своё яблоко, попутно цепляясь ко всем мелочам в моей внешности.

– Да и причёска у тебя смешная какая-то! Я у отца ножик спёрла позавчера, хочешь… – она вдруг замолчала и нахмурилась.

Не успел я понять, что к чему, как она подпрыгнула и пихнула меня кулаком в плечо.

– Ай!

Она бросила яблочный огрызок мне под ноги и побежала прочь.

– Погоди, Урсула!

У меня сломался голос на этом выкрике, так что она, скорее всего, меня даже не услышала. Чем я мог так обидеть её, ничего толком не говоря? Может, я слишком уж пристально смотрел ей в рот. У нас дома почти ни у кого не было ровных зубов, поэтому я не считал щербинки, выбитые или кривые зубы чем-то особенным. А Урсула, кажется, стеснялась их?

Я не стал её догонять, это занятие показалось мне совершенно бессмысленным. По сравнению с Урсулой, которая тогда была куда быстрее и тянула меня за собой, как плюшевую игрушку, бегал я из рук вон плохо.

Она исчезла так же неожиданно, как и появилась, а значит, так было нужно. Может, если тот лысый не прибьёт меня своей метлой, я ещё увижу её на рынке. В следующий раз нужно будет попросить её научить меня быть таким же ловким, как она.

Знамя вора

Солнце постепенно теряло свою жгучую силу. Кожей, насквозь просоленной потом, я ощущал каждый градус снижения температуры. Однако прямые лучи всё ещё обжигали мне лицо и шею, а в горле першило от жажды.

Меня неумолимо тянуло вглубь рынка, как мясных мух тянет на заветренные котлеты. Несмотря на опасность в виде лысого торгаша, я не собирался сдаваться.

Подарок Урсулы на некоторое время усмирил мой воющий живот, но за целый день одного яблока было явно мало. Мне вспомнились рассказы Диего и энциклопедии о животных. Я помнил, что многие из них всё время только и делают, что ищут еду. Раньше это нехило удивляло, но теперь-то я уловил, что это значит.

Я понял голод. Понял дикость. И прямо сейчас я попал в её ловушку. Я оказался связан по рукам и ногам самыми основными потребностями. Теперь я вряд ли смогу читать книги, играть, купаться или провожать красный круг солнца по вечерам, чтобы встретить его утром. В этом месте нужно было искать еду и быть предельно осторожным, чтобы остаться целым.

– Ничего, – сказал я вслух сам себе.

И пообещал справиться. Выжить. Пообещал Авелю, маме с папой и остальным. Нельзя их подвести.

После недолгих раздумий мной было принято решение обойти рынок по периметру, чтобы наверняка не попасться лысому, а заодно оценить размеры этого места. Моя разведка выдалась довольно скучной и не принесла мне никакой добычи. Я бродил по коридорам прилавков минут двадцать, разглядывал построенные продавцами шалаши, издалека принюхивался к товарам. Рынок оказался небольшим, можно сказать, даже крошечным, по сравнению с городским, на котором я пару раз был с Бертой. Открыто клянчить еду я ещё не решался, но понимал, что совсем скоро делать это придётся.

Частью моего плана стала кража жёлтой тряпки огромного размера, которая зачем-то болталась, словно флаг, возле корзинок с ягодами и лимонами. Хозяйкой этого киоска была седой худощавой женщиной, вечно щурившей глаза. Я представлял эту тряпку своим одеялом или навесной крышей, а также самой лёгкой добычей для начинающего вора. Ткань держалась на высоком колу, но надёжно закреплена, по всей видимости, не была. Иногда горячий ветер подхватывал тряпку, поднимая её край как раз до уровня моей груди. А значит, в один из таких моментов её легче всего схватить и сдёрнуть с кола. Главное – успеть сбежать.

Я долго не решался подойти. Ладони так сильно вспотели, что ткань бы выскользнула у меня из рук, как мне представлялось. К тому же, украсть немного еды было бы сейчас куда важнее.

Пока меня терзали сомнения, ветер стал расходиться. Тряпка пару раз взметнулась так высоко, что могла бы и вовсе слететь с кола. Тут моим вниманием полностью завладел навес, под которым и стояли лотки седой женщины. От ветра он скрипел и шатался. Несмотря на приличный вид лотков, навес выглядел очень плохо. Хозяйка же этого будто не замечала, а всё щурила глаза и переставляла корзинки, словно выбирала, как они лучше будут смотреться.

Её крыша чуть накренилась. Я нервно сжал кулаки в ожидании, что женщина заметит своё бедственное положение и, отвлекаясь, даст мне возможность эту ночь провести закутанным хотя бы в жалкое подобие одеяла. Однако этого всё не происходило, а навес уже практически падал на её седую голову.

Сильный порыв ветра я увидел издалека из-за тучи песка, которую он поднимал. Он летел в нашу сторону, чтобы непременно разрушить как минимум один прилавок. Выждав ещё пару секунд, я стремглав помчался к нему и оказался рядом ровно в ту секунду, как походящий на ураганный ветер ударил в навес. Тот, точно по моему предсказанию, стал клониться к земле. Хозяйка выпучила глаза и взвизгнула от неожиданности, когда я упёрся плечом в деревянный столб и навалился на него всем телом. Ощутив на себе его тяжесть, я невольно представил, что могло произойти с этой женщиной, позволь я упасть навесу. Я кряхтел, скользил босыми ногами по земле, не находя опоры. Думал, даже если удержать навес у меня не выйдет, по крайней мере, у хозяйки будет время из-под него выбраться, не покалечившись.

Вдруг тяжесть с моих плеч ушла: кто-то из хозяев соседних лавок пришёл на помощь. Когда я вылез наружу, оказалось, что часть крыши всё-таки обрушилась, но сильного урона это не нанесло. Вокруг набралась куча людей. Мужчины помогали восстановить навес, женщины охали и глазели. Некоторые из них, включая перепуганную хозяйку навеса, обступили меня, перешёптываясь между собой.

Переводя дух, я вытер рукавом пот над губой и шмыгнул носом. От женщин пахло сладостями.

– Это ты? Ты навес удержал? – заговорила со мной одна из них.

Я робко кивнул.

– Спасибо, сынок! – выпалила седая женщина со слезами на глазах, прижав руки к груди.

Женщины вокруг меня радостно заворковали.

– Вы не моя мама, – ответил я ей уверенно.

Они засмеялись, но ни капли злобы в их смехе не было, так что даже я неосознанно расплылся в улыбке, хоть и не понял, что сказал смешного.

– Голодный? Пойдём, угостишься.

Я не засёк, кто сказал это, и, может быть, раньше поосторожничал бы и отказался, но не сейчас. Только заслышав о еде, я был готов пойти с кем угодно и куда угодно. Они отвели меня в маленькую комнатку за рядом палаток с настоящими стенами и крышей, накормили и напоили. Воды я пил столько, что задыхался в процессе и потом долго не мог отдышаться.

Женщины сюсюкались со мной, как с маленьким, но оставлять у себя не хотели, это я нутром чуял. И мне совсем несложно оказалось это принять. Я получал награду за что-то хорошее, а на большее рассчитывать было неразумно. В конце концов, когда я полностью насытился, а ещё пару булочек засунул в карманы, у меня хватило смелости просить у хозяйки лавки последний подарок. Я за руку вывел её на улицу, где, будто ничего и не произошло, продолжалась торговля, и указал на тряпку.

– Да что ты? – она сильно удивилась. – Лохмотье? Я на эту дрянь раньше товар раскладывала, пока на корзинки не насобирала грошей, тебе-то зачем?

Кислым привкусом в горле вдруг отразился стыд. Стало совестно, что в мыслях была подлая кража. Мне не хотелось раскрывать своих мотивов, но я был непреклонен, и ей пришлось сдаться.

Наконец-то победа. Я, практически светясь, шагал от рынка, волоча за собой крупный жёлтый свёрток, который оказался тяжелее, чем я мог вообразить. В животе ощущалось приятное тепло сытости, а в карманах лежали две чудно пахнущих булочки с рыбой. Я собирался съесть их завтра утром, чтобы были силы на новые свершения. Если кому-то из торговок, пахнущих сладостями, понадобится помощь, я буду тут как тут. И конечно, они поделятся со мной чем-нибудь взамен.

На удивление легко я нашёл свой ночлег и обнаружил его, к великому счастью, совсем не тронутым. Не без труда я поднял доску и опёр её на стену, что ощутимо прибавило мне чувства защищённости. В тряпку я решил закутаться сам, пока погода позволяет мне спать без надёжной крыши. Булочки я вытащил и сунул под фанеру возле своей подушки, в самое защищённое место.

Я даже успел попасть сюда к самому закату, чтобы попрощаться с солнцем. Мне казалось, что мама с папой тоже видят сейчас это огненно-рыжее небо и через него передают мне пожелание добрых снов. Так засыпать мне понравилось гораздо больше, чем в первую ночь здесь.

На следующий день удача всё так же сопровождала меня. Проснувшись практически с рассветом, я позавтракал булочками и отправился по уже знакомой дороге на рынок. По дороге я едва не столкнулся нос к носу с Рике, самым крупным из шайки Ману. Он шёл один, пиная все камешки и стекляшки, которые попадались ему под ноги. Едва учуяв его тяжёлый запах, я поспешил спрятаться и тем самым спасся от нежелательной встречи. Вновь почувствовав его, я так и не смог понять, что он означает. Запах не был похож ни на что, с чем я был знаком. На секунду мне даже почудилось, что именно так пахнет злость.

Очутившись в нужном районе, я сразу направился туда, где последний раз видел Урсулу. Я решил пойти к рынку именно по тому пути, по которому вчера улепётывал от лысого торговца, потому что надеялся встретить там её. Однако нигде не мелькала её пёстрая водолазка, и смешных хвостиков видно не было. Прежде чем оставить идею о поиске девочки, я попытался уловить в воздухе её запах, но только запутался ещё больше.

Сегодня жара чуть спала, а поэтому на рынке людей было куда больше, чем вчера. Шум голосов, смеха и звенящей посуды, подхватываемый дуновениями ветра, словно становился весёлой музыкой.

Не успел я добраться до ларька с ягодами и лимонами, где уже не развевался грязно-жёлтый флаг, как меня остановили. Я вздрогнул, когда кто-то положил мне руку на плечо.

– Малец! Это ж ты вчера Щепку спас? – улыбалось мне бородатое лицо, испещрённое морщинами.

– Кого? – вытаращился я.

– Старуху Гомес же, Щепку!

Я растерялся и не сообразил, как ответить, но невысокого широкоплечего мужчину это никак не смутило.

– Хорош, благородно! – он похлопал меня по спине, чуть не сбив своей мощной лапой с ног.

Он повёл меня вперёд, неустанно болтая о вчерашнем дне. Рассказывал, как видел кренящиеся столбы, испуганную хозяйку, в тот момент поседевшую ещё больше. Затем он говорил, как сразу заметил на рынке меня, слоняющегося взад-вперёд между прилавков, и «допёр», что я «толковый». Из его скорых и местами невнятных речей я понял, что ему от меня что-то нужно. Когда я слишком устал от того, что он всё ходит вокруг да около, напрямую предложил свою помощь.

– Как благородно! – воскликнул он далеко не в первый раз. – Ну раз спросил, пойдём, вот уже и моя лавка.

Словно дожидаясь только моей инициативы, он тут же затолкнул меня за свою палатку. Из товара у него была только обувь, что меня даже расстроило. Мы оказались на островке, как будто заднем дворе для нескольких прилавков. Тут грудами лежали доски, пакеты, видимо, служившие своеобразным складом для торговли. Столько места, а кругом одни башмаки и мешки!

Заданием, которое хотел дать мне бородач, оказалась незамысловатая, но тяжёлая физически работа. Я, казалось, целую бесконечность таскал на себе мешки, помогал ставить и собирать палатки для друзей этого торговца. Пару раз даже приходилось бежать в другой конец рынка с посланием для того или иного лавочника. Прерывался я только тогда, когда силы совсем иссякали, просил чего угодно съестного. Бородач нехотя давал мне плошку с водой и заветренные бутерброды с томатами.

– Сегодня всё, малец. Домой иди.

Тело ликовало, и мне пришлось приложить большие усилия, чтобы не свалиться на землю прямо там, где я и стоял. Попросил обуви.

– Лишнего нет, – сухо ответил мне бородач. – Вон там поковыряйся.

Он указал мне на кучку лохмотьев, которые я сам пару часов назад собирал по всему двору. Я уже знал, что там нет ничего, в чем дыры не превышали бы размеров моей ладони. Однако проведя возле этой стопки еще какое-то время, я всё-таки вытянул оттуда большую тёплую толстовку с капюшоном неопределимого от грязи тёмного цвета.

Закат сегодня был розовым. Я перенёс строительство своей тканевой крыши ещё на один день. Спал в кофте, пахнущей песком, для мягкости накинув на голову капюшон.