Глава 8
Ветхий дом принял в свои тёмные объятия пугающими звуками. Света от моего недофакела было мало, но зато он был. Каждый раз казалось, что из-за тёмного угла на меня кто-нибудь выпрыгнет.
Встряхнула себя эту ересь. Кому надо сюда ходить? Люди это место избегают за километр, даже огромный извозчик ни в какую не хотел хотя бы приближаться к поместью. Призраки? Даже, если они существуют, что они могут сделать? Напугать? Страх пережить можно.
На улице было чуть посветлее, но всё равно двор казался чужим и недружелюбным. Вроде лес, а звуков животных или стрекотания цикад не слышно. Вот зачем я подумала про животных? Теперь кажется, что из-за каждого угла на меня смотрят волчьи глаза.
Так, Ада, мы и не такое проходили. Вот в школе на выпускном когда перебрала с алкоголем, вот тогда страшно было возвращаться домой и попадаться папе на глаза в состоянии нестояния. А сейчас что? Волки бы уже выли. Людей в округе нет, так что смелее!
Я уже добралась до ворот, точнее, до одной вороты, как остановилась, заледенев.
Мне точно не послышалось. Меня кто-то позвал по имени.
Обернулась на дом. В лунном свете он выглядел совсем жутко. Огромная, чёрная махина упиралась в небо высокими, стрельчатыми башнями. Голые, без листьев деревья вокруг протягивали к нему свои когтистые лапы, будто пытаясь добраться до тепла от огня, который сейчас греет моего спящего друга.
Но ни звука. То есть, никого нет. Просто послышалось от страха.
– Соберись, – я пыталась дышать глубоко и размеренно, – соберись. Соберись. Ты большая девочка, ты справишься.
Дорога к деревне казалась бесконечной. Я и так очень устала за день, следы от побоев ещё болели, а холодная вода, тяжелые ведра и беготня не придавали сил, вот нужна мне была эта авантюра?
Ну да, нужна.
– Да, чтоб тебя! – Факел погас.
Сколько бы не дула на эту треклятую палку, он никак не хотел заново разгораться. Дорога в ночи была еле различимой. Кроны деревьев не пропускали лунный свет от слова совсем.
Сначала хотела от злости выбросить чёртов факел, но потом передумала. Если кто нападёт, надо же будет чем-то защищаться.
Деревня показалась резко: я буквально вывалилась из тесного леса на поля. Какое же облегчение услышать звук жизни, я никогда раньше об этом не задумывалась. Даже дышать стало легче.
С наслаждением вдыхая ночной, по-осеннему свежий воздух, подставила лицо играющему с травой ветру.
У меня есть одна глупая привычка – в стрессовых ситуациях хихикать или и вовсе смеяться. Обычно по долгу службы в самых невероятных ситуациях приходилось держать лицо «кирпичом», но в самой неподходящий момент эмоции находили весьма интересный способ выхода наружу, делая неподходящий момент ещё и неловким.
Как-то раз был вызов в деревенскую избу, где прогремел взрыв. Когда мы приехали, всё уже, естественно, потушили, завалы выгребли, тех кого можно было спасти – спасли. Как выяснилось, один местный «умелец» за бутылку горькой устанавливал газовые баллоны всем жителям. Выходило дешевле, чем платить пожарным.
Того самого умельца нашли припечатанного тяжёлой дверью, вылетевшей из-за взрыва. Зрелище было не просто жуткое, а ненормальное. И вот именно в этот момент, под вой соседок причитания друзей и родных прямо как в мультике, тяжелая дверь медленно отлепилась от стены и рухнула на пол, открывая картину, от которой стошнило даже ветеранов.
Что сделала я? Правильно, хрюкнула в попытках сдержать смех, хоть смешно мне и не было вовсе.
К чему это я? Ах да, моё хихикание в ночной тишине казалось таким же неуместным, но я это не контролировала. Ну на самом деле на что я рассчитываю сейчас? Что мне тут же откроют двери и накормят, вдобавок дадут овса для малыша? Смех и только. Ко мне с добром отнеслась только мачеха, и то, это добро заключалось в том, что она убрала меня из моего же дома. А до этого дважды обошлись жестоко настолько, что даже сейчас если кто меня увидит со сна, подушкой не отмахается от такого кошмара.
К чёрту людей и этот мир. Я никому ничего больше не должна. Мне ничего не дают, значит, возьму сама.
Сжав зубы, я сошла с дороги и двинулась в сторону ближайшего домика, в котором не горел свет.
Я никогда в жизни не брала чужого, но я никогда в жизни и не попадала в такие истории. Совесть даже не пыталась остановить от кражи.
Кажется, собаки нет. Что бы ни происходило, но животное даже ради еды я не смогу ударить.
В дом, естественно, я не полезу, но, может, в деревянных сарайчиках хранят овощи? Домик совсем крошечный, должен же быть погреб или что-то вроде того. В самом дворике было много мелочей, которые сейчас казались мне сокровищами: чугунки, миски, глиняные кувшины, даже небольшой топорик! Вот он мне не помешает.
Стараясь не наделать шума, я аккуратно вытащила его из пня. Как на зло чего-то питательного не было. И да, я действительно рассчитывала найти что-нибудь прямо на улице.
Я уже подходила к сарайчикам, как услышала рыкающий звук.
Волки!
С палкой в одной руке и топором в другой, приготовилась защищаться. Неважно, что подумают люди, которые выйдут на шум, но без добычи я отсюда не уйду. Шум доносился из-за низкой пристройки к сарайчикам, похожий на курятник. Крадущимся шагом я приближалась к чьему-то пыхтению. Но это оказалась собака, сжимающая уже неживую курицу за шею. Кажется, она удивилась мне не меньше, чем я ей.
– Медленно, без резких движений положи курицу на землю и убирайся отсюда, – приказала я шёпотом, пригрозив топориком.
Пёс, глядя мне в глаза, на самом деле аккуратно выпустил из пасти бедную курочку, и, двигаясь задним ходом, поспешил убраться из моих глаз. Судя по туше и шерсти, пёс не голодал. У соседки моей бабушки тоже была собака, которая душила кур чисто из охотничьего интереса, а не от голода. Так что вряд ли я отобрала пищу у ещё одного голодающего.
С трясущимся от адреналина сердцем, подняла окровавленную тушку и прижала её к себе. Эту добычу я буквально вырвала из пасти зверя! Если доживу до старости, буду внукам рассказывать, что пёс был огромным. Буквально собака Баскервилей!
– Кто здесь? – Густой бас раздался, как гром среди ясного неба.
Свою цыпочку никому не отдам!
Быстро побежала в сторону леса, спотыкаясь и пригибаясь, пока хозяин пострадавшей не схватил на руку.
Горло душил смех. Надо же! Мёд, топор, курица – это точно удача! Я почти рассмеялась, проносясь по ночным полям, но в очередной раз споткнулась обо что-то твёрдое.
Падение было болезненным. Выбирая, что уронить, я выбрала топор. Курица – слишком ценная ноша. Кряхтя, приподнялась на локте, чтобы посмотреть, что остановило мой побег, и тут же рухнула обратно, расхохотавшись от души. Тыква!
Уже было плевать на поднявшийся лай в ответ на мой смех. Тыква была огромной. Слишком большой, чтобы унести на одной руке, но я справлюсь. Сундук же дотащила. Да я в полнолуние по проклятому лесу прошла в одиночку, с тыквой не справлюсь, что ли?
Всё же маленькие победы нужны для поднятия духа. Кажется, даже страха не было, когда я возвращалась обратно. А круглая тыква вполне себе хорошо катилась.
– Дружочек, ты чего не спишь? – Жеребёнок стоял на улице возле ступенек, чуть пошатываясь и с тревогой вглядываясь в моё лицо. Вполне возможно, что насчёт тревоги мне всего лишь показалось, приятно думать, что здесь за тебя хоть кто-то переживает, – смотри, что я нам раздобыла.
Малыш, всё так же поджав переднюю ногу, приковылял ко мне и уткнулся лбом в живот.
– Ты думал, я тебя бросила? Ты же мой единственный друг, а друзей не бросают, пошли в дом. Нам еще курицу учиться ощипывать.
Глава 9
Солнечные лучи злодейски проникли сквозь мутное окно, прерывая сытный сон.
Я сладко потянулась, лёжа на тёплом ложе из роскошных платьев. Очаг давно погас, но спать с новым другом под боком было очень и очень тепло. Из раковины выпорхнула птичка и тоже весьма довольно зевнула. Вчера и ей перепала тыковка.
Пока не проснулся жеребёнок, быстро сделала свои девчачьи утренние делишки, и поставила кипятиться воду.
– Надо дать тебе имя, – мой друг уже жевал утреннюю тыкву, пока я его перебинтовывала. Сегодня он выглядел значительно лучше, раны быстро затягивались. Неужели хорошая еда и всего одна ночь в чистоте дали такой грандиозный результат?
Жуя остывшее отварное куриное крылышко, пошла, наконец, осматривать свои новые владения.
Днём особняк не был уже таким зловещим, просто обычный дом, за которым уже много лет никто не ухаживал. Комната, перед кухней, которую я приняла за очередную гостиную, оказалась столовой. Только сейчас заметила длинный стол, лежащий на боку у стены, прикрытый пыльной тканью.
Немного попыхтев от усилий, мне удалось поставить его на ножки и передвинуть в центр комнаты. А он красив. На отполированной тёмной поверхности виднелись какие-то узоры, переплетающиеся с бутонами роз. Это, какого качества делали мебель, если она вся сохранилась настолько идеально? Ничего не отваливалось, не треснуло. Здесь гораздо больше сохранившейся мебели, чем мне показалось вначале.
Даже стулья, обтянутые тканью, сохранились полностью. Только очень грязные, видимо, из-за постоянных сквозняков, ткань, защищающую мебель от пыли, просто сдуло, плюс сырость и залетевшие сухие листья вот и получилось, что вместо насыщенной синей обшивки мы имеем то, что требует тройной химчистки.
У стен стояли буфеты, в некоторых даже сохранилась посуда. Насколько местные жители боялись этой усадьбы, что даже мародеры обошли её стороной?
Картины на стенах представляли собой печальное зрелище: вся краска почернела настолько, что некоторые изображения были едва различимы. Богатые рамы тоже потемнели. Некоторые криво, даже печально повисли, некоторые и вовсе валялись на полу, оставив выцветшие следы на стене, где они когда-то радовали глаз.
Гостиная, где я провела в бессознательном состоянии свои первые дни здесь, выглядела гораздо хуже. В отличие от столовой, в ней отсутствовала половина окон. Осколки были погребены под горами гнилых листьев.
Здесь была куча диванчиков, кресел и журнальных столиков, которые сейчас грудой возвышались в углу. Некоторую мебель уже можно только в топку, всё-таки годы в сырости она не пережила.
А вот холл с огромной лестницей был пустым, не считая люстры и всё тех же листьев. Остальная часть первого этажа выглядела такой же удручающей, особенно оранжерея. Здесь уже давно зажила своей жизнью местная флора. Трава, сорняки и кусты росли отовсюду, несмотря на то, что на улице газон уже отживал свои последние деньки под солнцем. Посреди оранжереи, прямо под свод высокого эркера возвышалось увядшее дерево.
Наверное, когда-то тратили очень много сил на уход, за всеми растениями здесь. Сейчас же даже не было видно, какого цвета плитка, покрывающая клумбы и пол.
Самое интересное начиналось на втором этаже. Эта часть дома выглядела чище, но такой же тёмной, даже мрачной. Тот, кто проектировал этот особняк, явно предпочитал мрачные оттенки и готический стиль: тёмное бордовое дерево, обои бордовые или изумрудные, но такие же тёмные, только золотистые вензеля немного спасали ситуацию, такие же почерневшие портреты, украшенные густой паутиной.
Здесь армия уборщиц потерпит поражение, а у меня даже веника нет. Как же не хватает старого доброго пылесоса.
За первой же дверью была небольшая комнатка с мебелью под белыми простынями. Хоть окна целы. Изумрудные стены, тёмный паркет, несколько полок с вазами и статуэтками покрытыми пылью и странный клавишный инструмент, напоминающий одновременно и уменьшенный рояль и клавесин.
Все комнаты были похожи друг на друга: спальни, даже кабинеты – все они выглядели так, будто кто-то оставлял их в спешке. На столе в самом большом кабинете, под слоем пыли лежали бумаги, будто над ними прямо перед уходом кто-то кропотливо работал. Некоторые книги лежали стопкой на низком столике возле кресла перед камином, отделанным тёмно-синей плиткой. В отличие от книг на первом этаже, эти сохранились неплохо, только деформированные. У некоторых расплылись чернила, но сами обложки остались целыми.
Но самое большое впечатление на меня произвела находка в одной из самых больших и красивых спален.
– Не может быть, – за одной из дверей скрывалась ванная комната.
Самая обычная ванная комната, обделанная лазурной плиткой, а в центре на львиных лапах стояла белая ванна. И здесь были краны. Неужели здесь есть водопровод?
Я так ломанулась к этому подарку небес, что едва не снесла напольную вазу с засохшими до черноты розами, которые смотрелись дико в этих нежных, даже девчачьих тонах.
Как только я крутанула один из вентилей, весь дом немедленно содрогнулся от дикого скрежета в стенах. Но вода не потекла. Так, ладно, закроем лучше, ещё дом рухнет.
Как только шум прекратился, я чётко услышала топот ног за спиной.
С дико бьющимся сердцем быстро обернулась, но, естественно, никого не было. Сразу вспомнилось, как мне показалось, будто кто-то позвал меня по имени ночью.
Звук шагов исчез. Тишина дома прерывалась только моим тяжёлым дыханием. Но не причудилось же мне!
Я быстро пробежалась по всему второму этажу, но никого не обнаружила. Уже собралась спускаться вниз, как остановилась перед гобеленом на стене, который раньше не заметила. За ним была лестница, ведущая на чердак.
Пробравшись сквозь вездесущую паутину, я ввалилась в полумрак помещения, заваленного сундуками и коробками. В кабинете, в спальнях я не нашла ничего ценного, хоть и просмотрела все полки и выдвижные ящики в спешке. Но за ценное я считала монеты и только их.
Я не знала, есть ли скупщики в этом городе, можно ли им продать вазы и прочее, а монеты – это беспроигрышный вариант. Но нигде ничего не осталось. Даже в хозяйских спальнях было много съеденной молью ветхой одежды, а украшений – нет. Видимо, бывшие хозяева всё же вынесли самое ценное.
Находка в первом же попавшемся сундуке заставила меня вскрикнуть от восторга. Нет, не деньги и драгоценности, но сухая и целая одежда! Целый ворох рубашек и штанов! Я, наконец, могу переодеть свой грязный вдовий наряд во что-то чистое и удобное!
Во втором сундуке тоже была мужская одежда, но кепы и куртки. Простые без излишеств, но целые. Видимо, эти мешочки с какой-то травой внутри служили влагпоглотителями и защитой против моли.
В других сундуках лежало то, что не представляло для меня интереса: рулоны бумаги, угольки. Какие-то инструменты, отрезы простой ткани, а в некоторых и вовсе хлам, предназначение которого было для меня загадкой.
Внезапно снизу послышалась какая-то возня, прерываемая ржанием жеребёнка.
Прихватив одежду, побежала спасать своего друга, с кем бы он ни сражался.
Сотейник с отварной курицей был скинут на пол, половины тыквы тоже пострадала, мало того. Что она упала на плиточный пол, так ещё и обидно разбилась на маленькие кусочки, которые сейчас спокойно жевал жеребёнок.
А вот косточки и куриная голова исчезли.
– Только не говори, что здесь крысы, – жеребёнок, естественно, не ответил, странно, что я ещё удивляюсь наличию здесь мерзких жильцов. Слышала ведь звуки по ночам.
Я всегда считала, что там, где бедность, там же и грязь. За почти десять службы криминалистом приходилось часто выезжать на вызовы в не самые благополучные семьи. И везде, где люди остро нуждались в средствах, было невероятно грязно, неопрятно, даже омерзительно.
Да, пенсионеры, например, тоже испытывали недостаток средств, но они умудрялись поддерживать опрятный вид своих домов, и я искренне считала, что именно это спасало их от бытовых преступлений.
А значит что? Правильно! Будем наводить здесь порядок. Хотя бы в той части, где мы обосновались с моим новым другом, который сейчас сытый со свежей перевязкой вернулся на свой лежак.
Кухня была большой, с целыми окнами и дверьми и источником тепла – не зря выбрала. Но почти всё помещение было заполнено мебелью и целой и не очень.
Всю рухлядь я вынесла в чулан за кухней. Что-то пригодиться для нашей печи, а что-то будет давать слишком едкий дым. Так или иначе, пусть здесь побудет, нечего место занимать.
На втором этаже я заприметила две комнатки, в которых кровати были гораздо уже, чем в остальных. Нет, переселяться туда я пока не собираюсь. Просто замёрзну от холода и ужаса по ночам, и любителя тыквы как-то не могу пока оставить одного. Вдвоём бояться как-то не так страшно.
Быстро переодевшись в мужскую одежду, пошла наверх, стаскивать матрасы из детских комнат.
Вот же странное состояние. На первом разрушенном этаже я чувствовала себя гораздо спокойнее, чем здесь, где всё цело и всё на местах. Даже сейчас, поднимая простыню с многогодовой пылью, меня не покидало ощущение, что я что-то ворую, причём при свидетелях.
Я готова была поклясться, что мне в спину упирается чей-то взгляд, но каждый раз оборачиваясь, видела лишь пустующие много лет комнаты.
Спустить тяжелые матрасы не составило труда: просто дотащить до лестницы и дать волшебного ускорения ногой, а там они уже сами весьма бодро вылетали на улицы сквозь отсутствующие двери. Пусть постоят, проветрятся.
После уборки кухни и столовой, в которой, кстати, обнаружились выдвижные двери в гостиную, и перекуса куриной спинкой, передо мной стала невыполнимая задача: стирка. Все простыни, которые я вытащила на улицу, платья в крови и меду, да и мой вдовий наряд, это, конечно хорошо, но как стирать? Не в ванной ведь на втором этаже, я даже не знаю, работает ли там слив.
– Есть идеи? – Я сидела на ступеньках, откусив гнилую часть яблоко и выплюнув её совсем не как леди, как подошёл жеребёнок, изредка несмело ставя правую ногу на землю, но тут же её поджимая, – стирать умеешь?
Он доверчиво положил свою голову мне на плечо, двигая носом, вымазанном в тыкве, в поисках сладкого аромата.
– Ты хочешь, чтобы я тебя погладила, или нос об меня вытираешь? – Со смехом скормила ему яблоко. День начинал близиться к вечеру, я дико устала, хотела есть, но растягивала курицу, чтобы хватило подольше, а сейчас было так хорошо… В смысле сидеть возле сада, в который осень явно поспешила прийти, грызть очередное яблоко, разделяя его с существом, которому я нужна, но на которого огромная тыква ушла почти за день. – С такими успехами мы всю деревню объедим. Что думаешь, насчёт того фонтана?
Вряд ли жеребёнок понял, что я от него хочу, показывая на один из трёх фонтанов, что поменьше, но он достаточно заинтересованно проследил в том направлении, куда я указывала.
А что? Мысль неплохая.
Немного повозившись с чисткой и мытьём фонтана, заткнула там слив и вывалила всю кучу одежды вместе, не разбирая, где белое, где чёрное, а где цветное.
Интересно, как бы на меня посмотрели местные жители, наблюдая за тем, как я оскверняю садовое творение, наполняя его уже пятым ведром воды для стирки.
Тыковка, то есть, жеребёнок, который уже доел свою тыковку, прихрамывая, следовал за мной по пятам от колодца к фонтану и обратно. Ему бы ещё лежать, восстанавливаться. Наверное, не зря говорят про лошадиную выносливость. Я уже в ногах путаюсь, а он всё ходит за мной. Скучно малышу одному лежать в готическом монстре, а тут я ему истории и байки травлю.
– Кажется, в своём плане я кое-чего не учла, – при первой же попытке поднять мокрую простынь, я чуть спину себе не сломала. Тяжёлая, зараза.
Тыковка с интересом наблюдал, как я, разувшись и подложив широкие штанины, перелезла через бортик фонтана, и принялась топтаться по мокрому белью в холодной воде. Малыш неуклюже попытался перелезть за мной, но споткнулся и упал носом в холодную воду.
– Вот он – мамкин помощник, – Тыковка, поднявшись с моей помощью, возмущенно отфыркивался от воды, но тут же принялся повторять топающие движения ногами за мной. Но только задними, – а сейчас вспоминаем Челентано и правой! Левой! Правой-левой! А теперь тушим окурок правой ногой, а теперь левой!
Если бы знала, топтаться с лошадью в уже грязной луже это так весело! Я даже поймала какой-то кураж и уже совсем бросилась в пляс. При очередном повороте я резко замерла…
Готова поклясться, что только что в одном из окон второго этажа я видела женщину. Моргнула, и она исчезла.
Тыковка боднул меня в живот, требуя продолжения веселья, но я не могла сдвинуться с места.
Да. Меня били по голове, да, я не доедаю, да, мой левый глаз всё ещё не до конца открывается, но это не галлюцинация. Я её видела. И видела её перекошенное от злости лицо, которое пробирало до мурашек.
– Хватит на сегодня стирки, малыш.
Уже ночью, лёжа на мягком матрасе, греясь в тепле открытой печи, относительная сытая и довольная спокойным сном Тыковки, я всё задавалась вопросом: а хорошо ли я осмотрела дом?
После того, как отжала бельё, что забрало почти последние силы, я ещё раз пробежалась по второму этажу, пока солнце окончательно не село. Да, было страшно, да, жутко не хотелось, но всё же… Кого я видела в окне? Случайная прохожая? Точно не жительница, этот дом до нашего с Тыковкой пришествия был явно нежилым. Помимо птички в раковине, естественно. Ах, и да, крыс.
Но что меня ещё больше насторожило, что лишало сна на эту ночь, так это сам дом. Да, он изначально был жутким, но только вечером я заметила одну очень большую нестыковку: снаружи эркерных башен было три. Одна это гостиная на первом этаже и хозяйская спальня на втором, и просто угол на чердаке. Вторая башня на два этажа занимала оранжерея. Но где третья? Ни утром, ни вечером я не нашла вход в неё. То есть, на первом этаже в многогранные окна упирался небольшой бальный зал, но на втором этаже ничего не было. Просто стена. На чердаке – тоже. Может, та женщина прячется там?
От этой мысли вместо страха пришла злость. Какого вообще чёрта? Это мой дом! Мой и Тыковки. Кто бы ни была та бабища, я её палкой взашей погоню до самого края проклятого леса. Пусть пока прячется, завтра разберусь.
Но вот сон всё не шёл. Не засыпалось как-то при мысли, что в доме есть посторонний, причём неизвестно где.
Может, всё же почудилось?
– Что там? – Мои мысли прервал Тыковка, который резко подорвался и уставился в окно, в черноту ночного леса.
У самой пульс уже в ушах бил, но ничего не смогла разглядеть.
– Тыковка, что там? – От тревоги даже как-то начало подташнивать.
И тут и до меня долетели мужские голоса и ржание лошадей…