Mercedem

Очнулась Эрика на зеленой поверхности холма, согреваемая бархатным предвечерним солнцем.

– Ты меня слышишь? – Обеспокоенно спрашивал ее Степа своим прежним звонким голосом.

– Не знаю. – Сонно отвечала Эрика. Она осмотрела свои руки, пальцы на которых вновь были маленькими с коротко подстриженными ногтями. Она потрогала свои косички, увидела лежавшую на земле панаму, и так вдруг стало радостно у нее на сердце, что Эрика не удержалась и весело захохотала, вытирая рукавом стекавшие по щекам слезы. Степа подозрительно смотрел на нее.

– Ну, точно, солнечный удар. – Заключил он, скривив губы. – Это так странно выглядит. Нам точно пора домой. Идти можешь?

Эрика с готовностью вскочила на ноги, и они, весело шутя и смеясь, побежали к подножию холма совершенно счастливые. Так завершился тот день.

Спустя сорок лет, идя по Майскому бульвару, я увидела афишу выставки художника, в имени которого узнала Степу. С момента выпускного бала мы не виделись с ним долгих тридцать шесть лет. Из обрывков новостей от знакомых, из социальных сетей я знала, что Степа пишет картины, и все же эта афиша взволновала меня. Придя вечером на выставку, я увидела привидение из болезненного детского сна – картину Степы под названием «Мирцидэм». В углу полотна виднелась надпись: «Путь к миру – беречь ценности, Путь к искусству – беречь человека». И вот он – Мирцидэм покорный в раках человека, и вот она – вновь тринадцатилетняя Эрика, верующая в любовь и чудо.