Глава 2
Внутри было тепло, просторно, невероятно уютно. И, как ни странно, многолюдно: все разговаривали о чем-то, все ели, пили… На стенах висели картины. Даше казалось, что она видела их раньше или, во всяком случае, видела очень похожие картины. Пахло жареным мясом, землей, картошкой и еще, горько-сладко, – пивом. Даша втянула этот воздух насколько хватало легких: ее заполнили спокойствие и радость. Словно бы она дома. Словно бы она давно не была вот так вот, по-настоящему дома.
– Как же тут хорошо… – сказала она вполголоса и растянула рот в улыбке.
Сережа же шел спокойно и ровно вдоль рядов деревянных столов и лавок туда, где еще были свободные места. Наконец, он остановился у столика, над которым висело мрачное, но невыразимо спокойное полотно: черное пятно елей в обрамлении белых, стройных скал. Он кивнул ей, и Даша села, поставила локти на столешницу. Та была теплой и чистой.
– А тут довольно мило, – сказала она. – Это такой о-очень секретный ресторан, да?.. Но очень хороший.
– Ты еще ничего тут не съела, – резонно заметил Сережа, необычно ловко для своих габаритов сел за стол напротив нее. – Как же ты можешь говорить, что это хорошее место?
– А ты… вы… Сергей Гавриилыч не стал бы ходить в плохие рестораны, – чуть запинаясь, ответила Даша.
– Это правда. Но, все-таки, называй меня Сережа. В этом имени же нет ничего стыдного, а? – ответил он. И поднял руку, подзывая официанта.
Но никто не шел к ним. Какое-то время.
– Знаете… знаешь, я думала, мы идем в какое-то странное место, а оказалось, что во вполне нормальное заведение общественного питания. С одной стороны так, конечно, спокойнее, с другой – меня как будто обманули… Хотя, впрочем, у него такое странное местоположение! Очень странное. Кто вообще может ненароком зайти в ресторан под землей, в переходе, непонятно где…
Сережа усмехнулся, сцепил руки в замок, положил на них голову:
– Так в том-то и дело, что никто не зайдет. Ненароком никто не зайдет, – он говорил разделяя слоги, с хрипотцой.
Потянуло холодом. Даша отчетливо услышала мелкий, ласковый перезвон, становившийся все громче – она испуганно обернулась и в нежном, все затенявшем полумраке этого места различила фигуру в белом саване, с головы которой спускалась тяжелая, с вплетенным серебром, с аккуратно-металлическими бубенцами лента. Под лентой – тень. Фигура в саване остановилась, замерли складки ткани, застыли тени. И она услужливо и тепло сказала:
– Чего желаете сегодня, Сергей Гавриилыч?
– Три куска пирога с белыми грибами, Леночка. Еще, пожалуй?.. – он вопросительно посмотрел на Дашу, Даша кивнула, соглашаясь на все, кроме мучительной смерти. Он продолжил, – еще, пожалуй, стейк для девушки, пинту молочного стаута и… и, думаю, бокал той, как ее, блондинистой бурды…
– Bourgogne? – переспросила Леночка.
Сережа кивнул:
– Да-а, ее самой, кажется. Напитки как можно скорее, прочее – по готовности.
Официантка сложила руки в жесте покорности, кивнула: бубенцы ответили тихим звоном. Повернула голову… точнее, тень, скрывавшую лицо к Даше:
– Стейк, полагаю, средней прожарки?
Даша кивнула, снова соглашаясь на все.
Фигура ответила кивком-перезвоном. И продолжила:
– А вы, кажется, у нас впервые? Рады приветствовать нового гостя.
Жест – звон… Радости Даша не распознала, но предпочла поверить на слово. Движения рук, текучесть легкой ткани скрывали под собой силу – это восхищало Дашу так, как не восхищало ничто иное, и вместе с тем – пугало так, как не пугало ни что. И это было так схоже с…
Силой, с которой гифы раздвигают землю и плоть,
Силой, с который они входят в ткань деревьев, раздвигая, оплетая клетки,
Ажурно – прекрасно – жутко… Ничего не превалирует, все – немой восторг…
Даша сидела неподвижно, почти не дыша уже около трех минут.
– Она тоже рада вас приветствовать, Леночка, – наконец, ответил за нее Сережа и расцвел в своей очаровательной улыбке. – Она не часть культа, но это лишь вопрос времени. Не беспокойтесь, ей можно доверять.
Фигура в саване снова сложила ладони:
– Да оплетет мицелий трупы наши. Наслаждайтесь отдыхом.
И она ушла в другой конец зала, скрылась за неприметной дверью. Даша вспомнила, как дышать, применила знания на практике, пока у нее не закружилась голова от избытка кислорода, и, наконец, сказала:
– Ах вот как выглядит первоклассный сервис! Честно говоря, я чуть не умерла…
– Ничего страшного, ты только чуть, а некоторые и впрямь умирали, – ободряюще заметил Сергей Гавриилыч.
– Ой, как здорово! – Даша восторженно улыбнулась: приятно было оказаться выносливее, устойчивее иных. Посмотрела в его темные глаза, тут же отвела взгляд в стол,– Ну, здорово, что я только «чуть»… Наверное, так и должно быть в… таких местах. Пусть и не знаю каких, но таких. Хотя про мицелий, конечно, немного… жутко. Но красиво, этого не отнять. Знаете, это «оплетет трупы наши»… Безумно красиво! Этот вечный сюжет о «жизни, что питается смертью» или, говоря иначе, «чужой жизнью»… Это отрадно, радостно и, как мне кажется, невероятно важно… И все-таки тут хорошо. Думаю, тем более хорошо, что здесь – вот так, а не эдак!
– А ты, оказывается, любишь поговорить, – отвлеченно заметил Сережа, провел указательным пальцем по ее ладони…
Даша ее отдернула, прижала к груди:
– И-извините… я становлюсь болтливой и начинаю нести всякий бред, когда волнуюсь. Прости, пожалуйста, Сереж, мне просто надо немного успокоиться, я думаю.
Он кивнул и устало откинулся на спинку скамьи, закрыл глаза.
«Конечно, он устал. Он не мог не устать за такой ужасно длинный рабочий день», – подумала Даша. Снова глубоко вдохнула, выдохнула.
Саван.
Она – пока не часть культа,
Она – верно, в будущем станет частью…
По-свадебному белый и все-таки – саван. Вот как здесь, значит.
Даша подняла взгляд на картину, все так же, конечно, монолитно, неизменно висевшую над их столом: то же пятно деревьев, те же скалы. Скалы были похожи на толстую, слишком толстую, чтобы ее расколоть, яичную скорлупу. Они обнимали остров, закрывая его в себе…
Когда Леночка подошла почти неслышно и аккуратно, с характерным перезвоном поставила кружку темного пива и бокал янтарно-светлого, то Даша заметила и разобрала под рамой табличку с подписью: «Арнольд Бёклин. Остров Мертвых», и еще – «Подарена Сергеем Ольшевым».
– Ваше пиво, – мелодично произнесла Леночка и ушла.
Или это была не Леночка. Даше пока было трудно различать людей в одинаковых белых одеяниях, а бейджиков с именами у официантов здесь, к сожалению, не было. Или к счастью.
«Иногда чем меньшим количеством информации ты располагаешь, тем лучше,» – отвлеченно подумала Даша. Подняла бокал, прохладный, гладкий, и сделала первый глоток…
– Ах-ха… это, это же… – в голове путались, громоздились друг на друга слова, она не могла ухватиться ни за одно из них. И все-таки попыталась их связать, – Это лучшее, что я пила в своей жизни! Такое тягуче-сладкое, словно мед или свет, и все же с горечью, хмельной, с нотками цитруса… Оу, с ним явно все совсем не просто! Выдержано в дубовых бочках, правда же? Технология, конечно, несколько нестандартная для пива, но именно поэтому дают столь узнаваемый, благородный оттенок вкуса! Так, с-вашего-позволения-Сережа, еще один глоток…
Она стянула эту ласковую влагу, пену, закрыла в блаженстве и эстетическом экстазе глаза. Когда Даша их снова открыла, в них был огонь и странный азарт.
Сергей Гавриилыч наблюдал за ней безотрывно, потягивая молочный стаут.
– Что ж, хм-м… у меня появилось еще несколько идей, – доверительно сообщила она, перекатывая свой Bourgogne по краям бокала. – Во-первых, это определенно многокомпонентное, как я их называю, химерное пиво… Пусть, если судить по ряду вторичных метаболитов, дрожжевые культуры были использованы вполне… классические, возлюбленные нами Saccharomyces cerevisiae, но что до штамма… Бельгия, не так ли? Очевидна гомозиготность по локусу 5q574/5p574…
– Как? – еле слышно выдохнул Сережа.
Даша пожала плечами:
– Ну, это лишь предположение. Да и, это… честно говоря, я не знаю, как это точно определить, но я бы сказала, что это, ну… какая-то безупречная бесконфликтность вкусо-ароматических характеристик?.. Ну, разумеется, лишь по части спектра и у одной из используемых культур, – спохватившись, добавила она, смущенно опустив голову. – Простите, пожалуйста, если я в чем-то ошиблась… Я ведь так, во многом любитель в таких вопросах. И моей стипендии едва ли хватает на полноценное знакомство со всеми существующими сортами…
– Как долго я тебя искал, – только и сказал он.
Даша замерла. Их глаза встретились. И вдруг Сережа поставил ладони на стол, подался вперед, – скрип дерева, вдох Даши, – и его губы легли на ее. Она опустила веки, раскрыла рот до влажной слизистой, отдаваясь поцелую, чуть кололась щетина… В ушах забились восторг и кровь.
Он отстранился, не сказав ни слова. И Даша сделала еще один маленький глоток, подержала во рту до легкого жжения спирта у слизистой губ. Сережа ласково улыбнулся ей, и ей показалось, что глаза его помутнели, стали масляно-ласковыми. И отхлебнул своего темного, почти черного пива.
Он, конечно, еще не пьян. И все-таки?..
– Что ж, – сказал Сережа. – Я знал, что тебе понравится этот сорт, но чтобы настолько… ты удивительная женщина.
– Спасибо, – смущенно кивнула Даша.
Ей всегда были приятны оригинальные комплименты от достойных мужчин.
– Только, это… может, мне придется занять у вас денег. У меня их не так много, а тут, наверное, все очень дорогое.
Сережа опустил подбородок, отрицательно потряс головой:
– Глупости. Я сегодня плачу. Хотя бы как заведующий лабораторией, ужасно нагружающий свою сотрудницу в последние дни. Возражения не принимаются. Кстати, тебе как, не страшно здесь? Тут немного своеобразная атмосфера, это понимаю…
– Не-а. Мне тут очень нравится. Как может быть страшно там, где разливают такое вкусное пиво? Да и, знаете… я ведь с вами.
– Да, ты ведь со мной, – эхом повторил Сережа.
Он положил руку на стол, ладонью вверх. Наклонил голову… Даша не поняла, как же считать этот жест.
«Какой он… милый. Даже странно,» – только и подумала она. И острожно, неловко вложила свою ладонь в его. Сережины пальцы согнулись, сжали ее кисть, казавшуюся сейчас тонкой, хрупкой. Он провел шершавым, грубым большим пальцем по ее коже.
И Даша отпила еще глоток.
– Это какое-то «место для своих», да? – спросила Даша.
– Да. Исключительно для своих.
– И все же вы пришли сюда со мной.
– И все же пришел, – повторил он эхом. Отпил пива: от него Сережино дыхание становилось горьковато-карамельным.
– Тебя здесь называют по имени-отчеству!
– Это правда. В том числе поэтому мне хочется, чтобы хоть кто-то называл меня не так.
– Это не так уж и просто, все-таки ты мой, вроде как, босс… Мне как-то спокойнее называть тебя Сергеем Гавриилычем. И, кстати… разве у тебя нет девушки, которая называла бы тебя Сережей? Или, может, Сереженькой? Сережечкой…
Он раскрыл ладонь, протолкнул свои пальцы между ее пальцев. Даша не сопротивлялась.
– Я же сижу здесь с тобой. Значит, нет.
Горячая кровь, смущение ударили в щеки Даши, но она стойко выдержала удар:
– Ах, вот оно что… и все-таки, это. Ну. Почему мы не пошли в более… обычное место?
Он устало поднял брови, устало же ответил. Говорил тихо, так что в его голос просачивалась уже знакомая Даше хрипотца:
– Потому что я часть культа. А те, кто входит в культ, имеют право принимать питье и пищу лишь из рук таких же членов культа… или же своих собственных рук. Это нерушимое правило, хотя и часто не самое… удобное, что ли? Но правила не бывают удобными. Dura lex sed lex, – торжественно произнес он.
Даша слушала внимательно, стараясь дышать тихо и ровно. Старалась меньше концентрироваться на том, как она дышит, но это было почти невозможно. А Сережа продолжал.
– Думаю, изначально в этом была, скажем так, бытовая необходимость: яды, все дела… Но сейчас это скорее… традиция.
– Или символ цикла энергии и материи внутри культа.
– Не думал об этом так.
– Мне кажется, все-таки думал. И, кстати… я думала, это какая-то секретная организация. Разве ты не должен как-то, ну, не знаю даже…
Сережа пожал плечами, сильнее сжал ее руку. Даша с удивлением заметила, что пива в его кружке почти не осталось.
«Удивительный человек,» – подумала она.
– Я привык спокойно говорить о культе в присутствии стажеров.
– Почему это? – не поняла Даша, нахмурилась. Бокал замер у ее губ.
– Стажеры все равно долго не живут, – беззаботно заметил он. – Именно поэтому они и стажеры: квалифицированных кадров в таком количестве вряд ли кому-либо когда-либо удавалось найти.
Даша нервно улыбнулась, цокнула языком:
– Да ты тиран.
– Я реалист, – поправил ее Сережа и одним мощным глотком закончил со своим стаутом. – И, как бы то ни было, ты первая, кого я сюда привел. Честно, даже не знаю почему. Просто мне кажется… мне кажется, с тобой все иначе, что ли? Опять же, пельмени… Думаю, в конечном итоге, все дело в пельменях. Помнишь, куртка и… Впрочем, все началось раньше. Как мне кажется, намного раньше. Может, задолго до твоего, может, даже и до моего рождения.
Даша промолчала. В полумраке вновь возникло белое пятно, Леночка, с металлическим подносом в руках. Поставила перед Дашей доску со стейком, перед Сергеем Гавриилычем – тарелку с исходившими паром и дурманяще-грибным запахом кусками пирога. Забрала опустевшую, с остатками кремовой пены по краям кружку, спросила:
– Повторить?
– Да, будь добра, повтори.
И она ушла. Сережа разжал ладонь, его рука выскользнула из Дашиной, он сказал:
– Что ж, полагаю, приятного аппетита.
И он принялся основательно, со вкусом один за другим кусать и жевать куски пирога. Через пару минут по правую руку от него возникла новая кружка пива, он отхлебнул, стягивая плотную пену…
– Приятного аппетита, – отозвалась Даша и взялась за вилку и нож.
Мясо выглядело хорошо. Она его распилила, наколола кусок на вилку, опустила в соус…
– Очень вкусно! – и не соврала.
Даша жевала старательно, понемногу тянула пиво из своего бокала, уже ставшего теплым. Мысли в ее голове перекатывались с боку на бок лениво, блаженно…
Она была счастлива. Странно, совершенно контринтуитивно счастлива.
«Наверное, только таким и бывает счастье,» – подумала Даша.
Когда с трапезой было покончено, когда счет был оплачен, короткая часовая стрелка переползла за девять.
– Уже поздно, – с неясной грустью сказал Сергей Гавриилыч. – Ты далеко живешь отсюда?
Даша улыбнулась, покачала головой:
– Я даже не совсем знаю, где это мы… думаю, далеко?
– Тогда, может, останешься сегодня у меня? Я живу совсем рядом.
И Даша кивнула, соглашаясь.
– Какой же ты все-таки хороший.
Глава 3
Дом Сережи был огромен. Двадцать пять этажей, полукружные, лабиринтоподобные коридоры, несколько консьержей – на каждый из выходов… И все-таки он был вполне человеческим многоквартирным муравейником, пусть и стоял посреди пустыря, в окружении высокого железного забора… Кажется, человеческим.
– Леди, могу я попросить ваш документ? – спросил Дашу консьерж с седой аккуратной щетиной.
– А можете не попросить? – с некоторым удивлением ответно спросила та. Но тут же спохватилась, – Ой, извините, бога ради, я не разбираюсь, точнее, постоянно путаюсь в такой форме вежливых просьб… Точнее, ну, вы поняли, – запинаясь, закончила она.
И стала рыться в синем, потертом рюкзаке, пока не вытащила паспорт в розовой, с грибным орнаментом обложке.
Консьерж взял его, раскрыл, поднял крышку сканера…
Даша стояла, смотря то в пол, то на стоявшего чуть поодаль Сергея Гавриилыча.
– Номер квартиры? – равнодушно спросил консьерж.
– Восемьдесят девятая, – сказал Сергей Гавриилыч. – Она мой посетитель. Думаю, скоро станет жильцом.
Даша ничего не сказала, но губы сами собой растянулись в глупой и немного испуганной улыбке:
«Жильцом? Как же так – жильцом?.. Вот так сразу – жильцом?! Ну зачем ты это сказал, ну зачем, зачем… Какой же он все-таки в некоторых вопросах чёрствый, бесчувственный, беспардонный дурачок,» – думала она, желая схлопнуться в материальную точку. Отчего-то было стыдно и все-таки радостно.
Консьерж кивнул, что-то записал, вернул ей паспорт. У нее дрожали руки, заедал замок на рюкзаке, но, в конце концов, с формальностями было покончено, и она пошла вслед за Сергеем Гавриилычем.
Лифт.
Металическая черная дверь – замок – ключ…
Внутри было немного прохладно и темно. С тихим щелчком Сережа включил свет, – белый, длинными полосами обрамлявший углы между монотонно-черными потолком и стенами, – отодвинул зеркальную дверцу одёжного шкафа, кинул в него куртку, к небольшой кучке других курток, ветровок: плечиков было достаточно, но они все висели пустыми. Очевидно, Сергей Гавриилыч, плечики презирал. И Даша последовала его примеру.
– Проходи, не стесняться.
– Хорошо, – кивнула она.
И пошла за ним: по короткому коридору прихожей с прямыми углами мебели, зеркал, после – такие же прямые углы кухонного гарнитура с черным квадратом плиты, плоско-глянцевого телевизора, дивана из красной кожи, встроенных в стену стеллажей, колонок…
Даша подумала, что на всем здесь лежит ощущение одиночества. Словно бы квартира была нежилой. Словно бы в ней не хотели жить.
– Знаешь, а у тебя тут довольно… мило, – сказала Даша. – Красиво.
Он кивнул.
– Прости, тапочек нет… ковров тоже нет. Если будут мерзнуть ноги, могу дать носки.
– Какие носки?
– Теплые, из шерсти яка.
Даша кивнула, чуть погодя, помотала головой:
– Да не нужно… по крайней мере, пока. Кстати…
Сережа сел на диван, положил руку рядом с собой: «садись». Даша села, прижавшись бедром к его бедру. Продолжила:
– Кстати. Только ответь мне честно, Сереж, ладно?
– Я всегда отвечаю честно.
– Согласно категорическому императиву Канта? – чуть нервно улыбнулась Даша.
– И ему тоже: «о мнимом праве лгать из человеколюбия»…
Даша тихо рассмеялась, прижала руки к шее:
– Эй, теперь мне даже страшно спрашивать! Какой ты все-таки… Уф, ладно-ладно, – она зажмурилась: так было говорить проще. – Я просто хотела узнать… почему ты сказал консьержу, что я, может, скоро стану жильцом этого дома?
Она раскрыла глаза, смотрела на него. Ждала ответа. Он пожал плечами:
– Я сказал не «может, станет», а «думаю, что станет». Это могла бы быть ерунда, но, как водится, в некоторых вопросах критически важна точность оценки. И я это сказал, потому что в самом деле так думаю.
– То есть?
– Я хочу жить с тобой.
Даша забыла, как разговаривать. Засмеялась, оборвала себя… замерла. Сказала тихо и быстро, не веря, что она это говорит:
– Получается, ты любишь меня?
Сережа напряженно, расфокусированно смотрел в одну точку в пустом, отражавшем их силуэты экране телевизора. Какое-то время сидел молча, сцепив руки в замок – Даша начала думать, что он и не слышал ее вопроса.
Прошла минута. Две. И все-таки он ответил:
– Я не знаю, – его голос был тихим. – Что значит «любить», это… довольно расплывчато, как мне видится. И все же я хочу жить с тобой, хочу видеть тебя. Хочу, чтобы ты стала частью культа, хотя не должен принуждать тебя к этому.
Повисла тишина. Даша не двигалась, дышала ровно, медленно. Сережа продолжил:
– Мне с тобой спокойно. Мне с тобой интересно, Даша. Может, даже так же интересно, как при работе с редкими видами грибов. Пусть я сам не знаю, почему я хочу, чтобы ты была в моей жизни, в конце концов, нас не назвать знакомыми близко… и все-таки я хочу. И все-таки мне будет плохо, если тебя не будет. По крайней мере, я так думаю, а я редко ошибаюсь, да и…
Он с шумом набрал воздуха в легкие, но Даша обвила руками его плечо, прижалась к нему и сказала:
– А вот я люблю тебя.
Сережа рывком повернул к ней голову, его темные глаза встретились с ее, а по лицу расползлась искренняя, почти детская радость. И так странно было Даше видеть ее на этом суровом, мужественном лице… и все-таки она была. Он сжал губы, сглотнул и спросил:
– Ты уверена в том, что говоришь правду?
– Ты очень забавный, – Даша коротко рассмеялась, отвела вниз взгляд, но тут же вернула. Смотрела серьезно, как могла серьезно. – Я бы не стала вам врать, Сергей Гавриилыч.
И он упер локоть в спинку дивана, та прогнулась со скрипом – перевалился и накрыл Дашу своим теплым, сильным телом, влажно-горячим дыханием. Его голова была над ее плечом, кололась борода, Сережины губы впились в кожу ее шеи, разрывая капилляры до гематомы, вгоняя боль, радость и возбуждение.
– Н-нг, гх-ха-а… – со стоном выдохнула Даша, выгнула спину. – Как-то… н-нг… резко ты, Сережа… с чего вдруг? Н-нет, я не против, просто…
Его губы отстранились, он сказал:
– Спасибо тебе, Даша.
И поцеловал, протолкнув мягкий язык в ее рот. Даша в удивлении раскрыла глаза, но тут же сомкнула веки: кажется, их было положено смыкать в таких ситуациях. И выгнулась сильнее, вдавливая свою грудь в его, вдавливая тело в его чуть мягкий, даже через рубашку теплый живот, в продолговатую твердость его паха.
Он отстранился, сказал:
– Можно?
– Да, – выдохнула она.
Он кивнул – его борода проскользила по ее шее: щекотно, приятно. Поддел большим пальцем, задрал ее кофту, простой белый лифчик – упруго качнулись и застыли мягко-округлые, теперь обнаженные груди. Положил ладонь, сжал, поймал ее взгляд…
И все же его голос оставался абсолютно спокоен:
– Но нам стоит перейти в спальню. Здесь довольно тесно.
И Сережа отстранился, встал. Даша подскочила вслед за ним, поспешно натягивая ткань, пряча наготу.
– Ты могла бы не вставать.
– Т-то есть?..
Он хитро улыбнулся, завел руку под ее колени и оторвал от пола, сжал, перехватывая поудобнее.
– Р-руки разожми немного, в смысле, пальцы. Больно, – тихо сказала Даша.
– Прости, – сказал он. И невозмутимо пояснил, – Не часто поднимаю женщин. В основном штангу.
– Правда?
– Повторюсь, не имею привычки врать.
Даша улыбнулась, кивнула: «и впрямь». Она закрыла глаза, прижимаясь к его груди…
В спальне было прохладно и темно. Сережа опустил ее на фосфорически-белое покрывало, включил прикроватный ночник: стало по-желтому тепло. Уютно. Он распрямился и стал аккуратно, одну за другой выдавливать пуговицы из петель, обнажая широкую, с редкими черными волосами грудь. И Даша все же стянула кофту, путаясь в волосах, руках, самой кофте, сняла джинсы…
– Трусы тоже снимай.
– Да знаю я, – хотя соврала: не думала она их снимать. Думала оставить.
И все-таки сняла. Села с краю постели, прямо перед ним, обнаженным, как тогда в душе, но… совсем иначе.
Его налитый кровью член стоял ровно, с нестянутой крайней плотью, с крупной веной, совпадавшей с осью симметрии.
«Какой все-таки твердый у него матрас. Наверное, не только матрас,» – подумала Даша.
У ног скапливался знакомый жар, знакомая влага, но сейчас… да, иначе.
– Ложись.
И она легла, откинув руки назад. Секунда – и кровать под ней прогнулась сильнее: над ней навис Сергей Гавриилыч, уперев руки по обе стороны ее головы, колени – по обе стороны ног.
– Будет больно, в общем, кричи.
– Л-ладно, – и она зажмурила глаза. Ждала, со страхом, желанием и интересом ждала, как он протолкнется между ее ног, войдет…
Но пока – нет. Он медленно провёл языком по ее соску, сжал губами. Он сосал ее грудь спокойно и основательно, и когда Дашу накрыла безмятежность, к горлу подступило блаженство, когда оно нитями нервов стянуло от ритмичных движений его губ, от непроизвольных сокращений вагины – она все-таки открыла глаза. Выдохнула горячо и радостно, растянув губы в улыбке:
– Х-ха… спа… спасибо тебе, это очень приятно. Ты все-таки такой хороший, – и она аккуратно и все же ленно провела ладонью по его густым черным волосам, ласково взъерошила их.
А лицо Сережи было по-детски серьезным, сосредоточенным. Даша растерла бедрами возбуждение, подалась вперед, к нему, вдавливая влажные от смазки губы в его горячий, твердый член. Немного оттянула назад, вперед, снова…
Это было приятно. И она сжала зубы, подавляя стон.
Вдруг он отстранился, вытер губы , сжал широко-теплыми руками ее бедра, отвел вверх, раскрывая ее жар и влагу. Стянул мягкую кожу, обнажая лилово-красную, с каплей смазки плоть, прижал ее ко входу – ее смазка смешалась с его… Он поставил локти у ее головы, накрыл груди жаром и потом своих плеч, и толкнул в нее член одним движением бедер.