Глава 5
Никогда до этого Даша не надевала СИЗ с таким усердием, не подгоняла так плотно одно к одному и не расходовала там много одноразовых перчаток: все они сидели неровно. Все они могли сидеть лучше.
А Сергей Гавриилыч рядом с ней одевался совершенно спокойно. В каждом его движении и взгляде на беспокойно копошившуюся сумку сквозила какая-то странная тотальная обыденность.
– А вы с кем обычно занимаетесь тру… то есть, грибо-стажерами? – спросила Даша, поправляя бахилы.
– Трупами, Дарья, трупами. Давай говорить прямо, хотя бы друг с другом, – Сергей Гавриилыч улыбнулся, кажется, вполне дружелюбно. Расплолагающе.
…нет: это улыбнулся Сережа.
«До чего он похож на кота, когда улыбается. Бородатого кота,» – подумала Даша и тоже улыбнулась.
– И все-таки?
– И все-таки обычно я ими занимаюсь один, – беззаботно ответил Сережа, не переставая улыбаться. – Обычно стажёры не становятся грибами поодиночке. Так что обычно у меня в два раза больше работы с этим связанной…
– И они каждый раз так громят лабу? Да ну? – ее глаза округлились.
Сережа помотал головой, смотря куда-то вниз, на руки:
– Не-е… обычно они возвращаются в землю раньше. Сказал же, не ожидал, что он окажется такой… эм, благодатной средой.
Он засмеялся. Смех его был громким, раскатистым, заразительным…
Заразительный.
Зараза.
Паша?..
– А.. Аха-ха… этот, Паша еще не заразный? – проглатывая смех, спросила Даша.
– Был незаразным: было вполне очевидно даже фенотипически, что споры находились в такой, терминальной стадии, а вот сейчас…
Без лишних уточнений Даша молниеносно натянула противогаз. И добавила колпачок сверху. Сергей Гавриилыч – все то же самое, но более молниеносно. Он взял в одну руку сумку, кивнул Даше: «ну, с Богом», и они вышли в «заразную зону».
«Как все-таки быстро сбылся сон…» – подумала Даша. Это было даже немного скучно.
Когда Сергей Гавриилыч взял скальпель и начал расчленять Пашу, аккуратно срезая кожу, стараясь не повредить гифы, тот сначала немного морщился, постанывал, но скоро совсем успокоился. На его лице было безразличие.
Даша указала на тело, на ближайшую грядку грибницы: «вот он и стал совсем гриб».
Сережа простер руки к небу: «стал высшим существом». В одной из рук он все так же сжимал скальпель… – как ни странно, они понимали друг друга с полуслова. Или даже с полужеста.
Когда одна из ног разделилась на кость, мышцы и фасции, Паша немного удивился, подвигал обрубком ноги – и всего-то.
Даша поставила пальцы в перчатках к углам Пашиного рта, растянула его в улыбку, отвела руку в сторону, ладонью вверх: «почему радостен»?
Сережа срезал ткань и кожу на другой ноге, провел скальпелем вдоль портняжной мышцы. Паша не дрогнул: «нет нервов, все забрал гриб».
Даша кивнула, и принялась раскладывать куски Паши по пластиковым контейнерам, рассматривая, где больше гиф, где меньше… Работа шла быстро и легко. Послышался хруст: Сережа вскрыл его череп. Мозг еще оставался розовым от крови, от жизни, и все-таки он был вдоль и поперек увит серо-белым, с черными крапинками, мицелием. Когда скальпель коснулся его, вспорхнуло облачко спор.
Даша отвернулась, чтобы не видеть этого, ее все-таки трясло.
«Это все с непривычки,» – повторяла она себе, – «это все с непривычки».
Тяжелая рука легла на ее плечо, подбадривая. Крови почти не было: ее выпил гриб.
Ведь грибы очень любят влажность,
Ведь грибы без влаги не могут.
Сережа поднял руку, указал на Дашу, на грядки грибниц, опустил кисть, перебирая пальцами: «полей пока, ок?»
Даша кивнула: «ок».
К концу рабочего дня стажер Павел окончательно перестал быть стажером Павлом. В любом виде. А почва теплицы обогатилась микроэлементами, белками, жирами… гифами.
Глава 6
Никогда Даша не мыла элементы СИЗ с таким усердием. Наконец, когда она сняла респиратор, подставив вспотевшее лицо теплому сухому обдуву, она спросила:
– А так точно правильно делать?..
– Новой форме твоего Паши гораздо приятнее в земле, чем вне ее, – резонно заметил Сергей Гавриилыч, задумчиво разглаживая пальцами бороду. – Да и все равно с точки зрения его как человека, случай был безнадежным. Мицелий не извлечь из мозга, даже в самой зачаточной форме. Так что – только предупредительные меры, только…
Он выдохнул в три подхода и, уперев ладони в колени, тяжело опустился на простую пластиковую лавку. Других тут и не было.
– А вам его совсем не жалко?
– Мне всегда всех жалко. Но чувствуется это только первый десяток раз, а потом, ну… осознается. Таков путь, – закончил он.
– А как же, это, «пропал человек»…
– Это уже вопрос культа. Не вполне мой. И точно не твой.
Взгляд его был устремлен куда-то в одну точку, мимо Даши, невзирая на Дашу. И вдруг ей подумалось, как ему, должно быть, одиноко.
Совсем как ей.
«Банально,» – с тоской подумала Даша. И все же села рядом, привалилась потным даже через рукав халата плечом к его, такому же потному плечу. Даша совсем не помнила, что он – завлаб, что он – ее, вроде как, босс, что он – бесподобный Сергей Гавриилыч… Сейчас он был скорее Сережей. Как будто бы хорошо знакомым ей. Как будто бы родным.
– Знаешь, – начала она.
– Что знаю, Дарья?
– Называйте меня Даша. И, это… я всегда буду помогать вам, хорошо? То есть… – Даша смутилась, зажмурилась, стараясь не видеть ничего, слышать только мерный гул обдува и, может, его дыхание. Но плотнее прижалась к его руке, продолжила, тараторя, – я хочу сказать, что я совсем не склонна недооценивать важность средств индивидуальной защиты, что я осознаю, как опасна и все-таки важна работа здесь, как…
– Подожди, – прервал ее Сережа.
Голос завлаба вибрацией резонировал под его кожей. Совсем чуть-чуть: но Даша это почувствовала.
– Что подожди?..
– Ты ведь толком и не знаешь, чем занимается эта лаборатория. С чего же ты взяла, что это что-то такое уж важное, а, стажер? Может… может, это какая-то ерунда? Мало ли людей занимаются ерундой, даже пишут статьи о ерунде, публикуют статьи о ерунде… Почему?
Его обычно громкий голос был тих и хрипл. Он повернул голову, посмотрел на нее: из его темных, почти черных глаз смотрела тоска.
Даша улыбнулась, покачала головой:
– Нет. Так не может быть, никогда.
– Почему?
– Потому что ты не можешь заниматься ерундой. Я просто это знаю, это совсем не про вас, Сергей…
– Сережа.
– Точно, – Даша отвернулась от него, потупила взгляд. – Потому что ты не можешь заниматься «ерундой», Сережа. Я знаю это. Просто знаю и все.
Они какое-то время сидели в тишине. Воздух здесь был совсем сухой.
– Кстати, это… прости. Мне неловко называть вас… то есть, тебя Сережей. Как-то это к тебе не подходит, что ли?
– И все же Сережа – это я, Даша, – и он поднял брови, растянул рот в улыбке.
Совсем как демон.
Совсем как кот.
Когда они, наконец, выходили в «чистую зону», Сережа сказал ей:
– Ты, наверное, хочешь есть?
– Ну-у…
Даша забыла, на основании чего конкретно она должна отвечать на этот вопрос. На основании, собственно, голода? Все более странных отношений с Сергеем Гавриилычем? Сочувствия к Пашиному переходу в новую форму жизни?..
И все-таки прежде всего: она устала. Ужасно устала. И сейчас ее ждала только пустая квартира с гибискусом в пустой банке. Раньше в ней была вода, но она испарилась, еще раньше – сам гибискус засох, первый стал пустым.
Пожалуй, ей было одиноко.
Наконец, в приоритеты она выбрала голод:
– Хочу, – уверенно сказала Даша.
– Тогда пойдем поедим, как закончим.
Даша, не веря, кивнула. Втянула воздух ноздрями: раздувала радость и смутное, может, обманчивое и все-таки предчувствие нормальности. Предчувствие счастья.
– А куда?.. О, знаете… э-э, знаешь… тут недалеко есть неплохой итальянский ресторан, недорогой, так что…
Сергей Гавриилыч дернул головой сначала вправо, потом влево:
– Ответ неверный, стажер. Мы идем пить пиво!
Даша снова кивнула, чуть не пошла вприпрыжку: это предложение нравилось ей даже больше. Но сдержалась.
– Ах, пиво-пиво… – только и сказала она.
Они разошлись: он – в свою, недоступную ей часть лаборатории, она – отмывать от крови и стекла доступную ей часть, но после…
После они обязательно встретятся. У светофора, ровно в семь пятнадцать.
И так оно и случилось.
Глава 7
Но пока Даша собирала шваброй запекшуюся бурую кровь, снимала посеревшую, пахшую затхлостью тряпку, мыла ее в оцинкованном ведре и не могла поверить, что эта кровь, эти пятна, эта грязь – часть Паши. Часть того, чем Паша был, ненужная тому, чем Паша стал.
– Ч-черт!..
Даша опустилась на колени, ударила сжатыми до белого кулаками по краям ведра – вода расплескалась, растеклась мутными разводами… Где-то внутри, на дне груди Даши так же плескалась истерика.
Но она ее подавляла. Но она была сильна духом. Еще раз промыла тряпку, руками собрала растекшуюся воду…
– Почему так? – шептала она сама себе: так спокойнее. – Почему так? Почему со мной, почему здесь… А хотя?
Она замерла. Молча сполоснула тряпку, накинула ее на деревянный остов швабры. Провела по полу: плитка позади нее оставалась почти чистой. Еще немножко. Еще чуть-чуть.
Работа была чисто механической. Механическая работа всегда ее успокаивала.
– А хотя, конечно, – продолжала она, – кому он нужен, этот Паша? Его разложение было, выходит, неминуемо… как там сказал Сергей Гавриилыч? «Грибница проникла в мозг, значит»… а что значит? А значит – все: Паше билет заказан, вот что значит! А так ходил бы он, распространял споры, заразил бы еще кого-нибудь. Ну, например, свою маму или какую-нибудь маленькую девочку в метро. А так – одна польза! И все-таки странно, так странно, что польза от него – вот так, в виде… выходит, что в виде удобрения.
Даша тяжело вздохнула. На душе стало спокойнее. Снова сняла тряпку, промыла, набросила…
– А Сергей Гавриилыч все-таки молодец. Так самоотверженно, так твердо, так решительно… ну что за мужчина, – с улыбкой на лице закончила она.
Повернула голову, посмотрела на часы: до конца рабочего дня оставалось двадцать минут.
«Как раз успею,» – подумала Даша.
ФАЗА ЛИНЕЙНОГО РОСТА
Глава 1
На улице было зябко, дул ветер, сушил глаза, но Даша его почти не чувствовала: ведь там, на углу другой улицы она видела его. Не лицо – но контур, но неуловимо-его манеру движения, походку…
– Вот и дождалась, – прошептала себе Даша. И спрятала глупую, непроизвольную улыбку в ворот ветровки.
Рядом с ней все собирались люди: это был долгий светофор.
Сергей Гавриилыч немного опоздал, но, конечно, это было совсем неважно. В куртке из плотной, цвета хаки ткани и минимум о шести карманов, он казался совсем другим. Не Сергеем Гавриилычем даже – действительно и бесповоротно Сережей. Даша вдруг поняла, что никогда не видела его вот так, вне лаборатории, без халата.
Так странно было видеть его там, где кончалась работа.
Так странно, слишком человечно…
Тепло.
– Привет, – Сережа остановился рядом с ней.
На той стороне дороги загорелся пиксельно-зеленый человечек, начался механически часовой отсчет. Толпа сдвинулась, вокруг них, никто – между. Очень уж близко они стояли. Наконец, когда на таймере там, через четыре полосы осталось десять секунд: «Заканчивайте переход, заканчивайте переход»…
Поток кончился: снова загорелся красный.
– З-здравствуйте, – сказала Даша. Шагнула на шаг от него: так не надо было задирать голову.
«Какой он… Сережа,» – рассеянно подумала она. Большой, статный, основательный, даже на вид сильный, ужасно смурной – крайне Сережа.
Он кивнул головой, – «пойдем уже», – и пошел прочь от светофора, вдоль проспекта. Даша пошла за ним, стараясь не терять из виду, стараясь не смотреть слишком уж пристально: под ногами мелькала и мелькала брусчатка. Камни в ней лежали неровно, полустерлись, полускололись…
– Даша, ты куда?
Даша. Так непривычно ей было слышать от него это «Даша» – и все-таки приятно. От этого «Даша» кровь прилила к щекам, мир вокруг стал подробнее, заторможеннее.
– А?
Сережа стоял у подземного перехода чуть позади нее: и впрямь прошла, не заметила.
– Ой, простите пожалуйста, бога ради! Я совсем не нарочно, честно-честно…
Вернулась, снова – рядом с ним. Сережа согнул руку в локте, поднял брови: «пойдем под руку». Даша кивнула и подчинилась.
– Да, знаете, так будет и впрямь надежнее… Я часто витаю в облаках, когда нужно думать. Хотя не снимать респиратор это мне не мешает, – Даша улыбнулась искренне, пусть и самодовольно: Паша сам виноват.
Дурак.
Полудурок, идиот! – не то что…
Даша сильнее сжала его руку под своей ладонью: ужасно приятно было идти вот так. И она заглядывала в глаза людям, которые шли по лестнице мимо них, справа, слева, искала в этих глазах зависть. Или гордость. Или умиление. В крайнем случае – страх по отношению к Сереже, уважение-восхищение по отношению к Даше – ведь Даша его не боялась. Даже когда он был Сергеем Гавриилычем, даже когда он задавал вопросы на собеседовании, все – теоретического, что понятно, или, что странно, идеологического характера. Тогда он не показывал вида, что ее слушает, не улыбался ей, перебивал посередине фразы, когда хотел что-то уточнить, писал что-то в блокнот крупно и неразборчиво, особенно неразборчиво, если смотреть сверху вниз, иногда – долго молчал после того, как она ответит… Даша была уверена, что не боялась его и тогда. Только смотрела на него необъяснимо восхищенно.
Лестница закончилась, и они пошли по ровному бетону подземного перехода. По сторонам были другие лестницы, но Сергей Гавриилыч даже не смотрел на них, и они продолжали идти вперед.
«– Даша, почему ты выбрала мою лабораторию для прохождения стажировки? Почему ты, Даша, не ушла после всего? – должен был спросить Сергей Гавриилыч сейчас.
И Даша бы тогда ответила:
– Потому что я люблю вас. Почему-то люблю. Сильно-сильно.»
Однако Сережа, конечно, ничего такого не спросил. Может, ему было вовсе и не интересно, почему она пришла, почему она осталась. Просто сказал:
– Я рад, что не мешает.
– Кто не мешает? – переспросила Даша.
– Я рад, что твоя манера витать в облаках не мешает тебе не снимать респиратор внутри «заразной зоны», – отчетливо и громко пояснил Сергей Гавриилыч. С обычной ему демонической улыбкой продолжил, – В противном случае наша лаборатория быстро бы потеряла довольно способного стажера. Или тогда все-таки, напротив, ни на что не способного стажера?..
Снова Сергей Гавриилыч. Снова.
«Может, он меня и не любит,» – с грустью подумала Даша. Вцепилась в его широкую, упруго-твердую от мышц руку сильнее, постаралась думать только о ходьбе.
Шаг, шаг, еще шаг…
На полтора ее шага приходится один его.
Синхронно идти не выйдет… обидно. Совсем обидно!
Он что-то сказал. Она не разобрала. С легким, бытовым стыдом переспросила:
– Что вы сказали? Извините, Сергей Гавриилыч, я не расслышала.
– Сережа. Как человека прошу, называй меня Сережа вне лаборатории, – сказал он, не смотря на Дашу. – Я сказал, что мы почти пришли. Только, слушай… это место со своей, как водится, спецификой. Тебе лучше если удивляться, то удивляться незаметно, не спрашивать ничего ни у кого кроме меня и, в общем, не выделяться. Ты меня поняла, Даша?
Она чуть не споткнулась, повиснув на его локте, но устояла:
– Может, пойдем в самое обычное место, Серге… Сережа? А то я что-то не готова, ну… к этому, принципиально новому опыту в моей жизни…
Стало страшно. Мигнула лампочка, и вдруг Даша поняла, что они все идут и идут, а переход не кончается, и что вокруг них не осталось ни души.
Жутко. Зябко. Лампочка за решеткой мигнула еще раз, продолжила лить холодный, зернисто-белый свет. Но Сережа плотнее прижал ее руку к себе: «все хорошо».
– Не беспокойся, это прекрасное место. Тихое. Спокойное. Просто немного, как водится, для узкого круга.
– Ты очень часто говоришь «как водится»!
Сережа задумчиво хмыкнул. Усмехнулся почти по-человечески:
– Что ж, это правда. И мы все-таки перешли на ты, да?
– Получается, что так… А не надо?
– Думаю, все же надо.
Даша улыбнулась, посмотрела на него в ответ, чуть задрав подбородок.
Какой же он всё-таки красивый. По-своему, конечно… И какой же он все-таки непривычный, вот так, вблизи.
Шаг, шаг, еще шаг… Они шли мимо пустых, ничейных витрин и мелких магазинов, на некоторых остались куски афиш: «горячие беляшики», «куклы из Китая», «джинсы из Америки»… Даше почему-то очень нравились эти афиши. Жаль, что они выцвели даже здесь, под землей.
Гул дороги над ними становился все тише.
– Кстати.
– Что?
– Я хочу тебе задать один странный вопрос.
Сережа пожал плечами, наклонил голову в сторону – по его черным волосам вспышкой мелькнул блик от одной из ламп:
– Ну задавай. Не стесняйся.
– Знаешь, Сережа… вот почему ты пытаешься показаться таким страшным, когда на самом деле хороший?
Повисло молчание. Только было слышно их шаги: немного неровно, конечно, не в такт. Даша опустила голову и сказала:
– Прости, наверное, глупость… Забудь.
– Не забуду, – ответил Сережа.
Он не злился. Во всяком случае его голос, его дыхание, его выражение лица, глаз – все указывало на то, что он не злился. Совсем.
– Э-эй!..
– Довольно ожидаемо, конечно, что тебе я показался страшным.
– Не показался, а пытался показаться. Это разное, – поправила его Даша.
– Почему ты думаешь, что пытался, если тебе страшно не было? – риторически спросил он. Сжал губы, почесал крыло носа большим пальцем.– Вообще же… не пытался я «показаться». Это мое, можешь считать, естественное рабочее состояние.
– Хорошее состояние! – радостно отозвалась Даша. – Оно мотивирует к работе более внимательной, более вдумчивой, более продуктивной…
Сережа коротко засмеялся, отмахнулся: «ну и лесть».
Лестью, наверное, и было. Совсем чуть-чуть.
Наконец, перед ними показалась необычно среди этого холодного бетона приветливая, из цельного дуба дверь. Над ней висел желтый, кажется, керосиновый фонарь: чуть закоптившееся стекло фонаря было в виде гриба.
– Вот и пришли, выходит, – сказал Сережа.
В его голосе была радость. Даша решила, что радость узнавания. Он распрямил локоть, сбросив Дашину ладонь с руки, шагнул вперед, на бревенчатый порог, и раскрыл перед ней дверь.
«Какой джентельмен! Чудесный, возлюбленный образчик патриархата,» – с нежностью подумала Даша. И еще, – «Что ж, наконец-то можно и поесть…»