Приручить Сатану

Глава 35. Кровавый дождь

Чем слабее человек, тем сильнее он старается

доказать обратное.

– Не сиди в воде, а то простудишься.

Ева медленно повернула голову в сторону, откуда послышался этот ласковый, заботливый голос, но никого там не увидела.

– Кто здесь?

– Как… кто?.. – разочарованно произнёс голос где-то совсем близко. – Это же я, Кристиан!

Ева приподнялась на локтях, но вокруг было абсолютно пусто.

– Почему я снова Вас не вижу? – она провела рукой в воздухе, пытаясь что-то нащупать, но так ничего и не нашла. – Где Вы, Кристиан?

– Я здесь, совсем рядом! – действительно близко произнёс голос с ноткой грусти. – Неужели Вы меня не видите?

– Нет… – Ева закрыла лицо руками и заплакала. – Почему?.. Почему именно сейчас, когда Вы мне так нужны, я перестала Вас видеть?

Некоторое время было тихо, и Ева уже начала думать, что ей это всё опять мерещится.

– А… – наконец протянул голос рядом с ней. – Кажется, я понял, почему Вы меня не видите. Вы же только что говорили с братом Михаила, если я не ошибаюсь?

– Да, с Люци…

– Давайте без имён, – торопливо прервал её голос, который, судя по звуку, вошёл прямо в горный поток и остановился напротив Евы. – Он рассказал Вам всё, как есть, и сейчас Вы пытаетесь это осознать. Дело в том, что Вы поверили в Кристиана – так ведь, если мне не изменяет память?

– Так…

– Да, Вы поверили в Кристиана. А сейчас у Вас происходит развенчание всех Ваших иллюзий, если можно так выразиться: для Вас я больше не Кристиан, но пока и не… – голос робко замолчал, подбирая нужные слова. – Впрочем, какая разница, верно? Что имена?.. Очередной ярлык, маска, сбивающая с толку.

– Почему? – почти прошептала Ева, всеми силами стараясь увидеть кого-нибудь рядом с собой, но всё было тщетно: она была одна.

– Потому что, дорогая Ева, мы привыкаем к одному имени, а когда видим второе, часто не можем осознать, что душа-то, на самом деле, одна и та же. Так уж мы устроены, – вздохнул голос и, наверное, пожал плечами. – Вот имя Гавриил: замечательное имя, красивое, звучное! Но прибавьте к нему «архангел», и Вы никогда не сможете общаться на равных, потому что всегда будете помнить о его «титуле».

– А как же… Вы?.. – тихо спросила Ева, зябко поёживаясь: после ледяной горной воды она прилично замёрзла и многое отдала бы сейчас за тёплый плед и чашку горячего чая. Голос некоторое время молчал.

– Помните, перед Вашим отъездом мы встретились в парке? – наконец спросил он, на что Ева коротко кивнула. – Я Вам тогда сказал, что никак не могу привыкнуть к отчуждённости и одиночеству. Вот и ответ на Ваш вопрос. Когда я жил как обычный человек, у меня были друзья, последователи, с которыми мы общались на равных, но, когда я стал… Легендой, если хотите, всё чаще моё имя мешало людям видеть во мне друга, товарища, такую же простую душу, как и они. Как я могу говорить о том, что каждый может повторить мой путь, если одно моё имя вызывает трепет? Когда я был человеком, я чувствовал в них искреннее желание поговорить, причём не только на какие-то философские темы, но и на что-то отвлечённое тоже; да, я был учителем, но между учителем и учеником всё-таки не такая большая разница, как между «легендой» и «не легендой»… Странные вы, однако. Вы смотрите на человека выше вас и невольно забываете, что он такой же человек, как и вы, без всяких сверхспособностей, если только, конечно, вы ещё не начали считать силу воли за врождённый дар. А ведь «легенда» такой же человек, как и Вы, просто, может быть, немного известнее. Не понимаю, как Вы этого не видите? – голос на мгновение замолчал, а затем глубоко вздохнул. – Хороша та вера, где всё тебе близко, всё тебе друг и всё идёт от сердца. Побольше бы таких вер, глядишь, и люди стали бы счастливее.

Повисла тишина. Подул холодный утренний ветер, и Еву передёрнуло.

– Ты совсем замёрзла! – воскликнул голос рядом с ней. – Пойдём к нам, всё равно поговорить надо, а до больницы делать большой крюк – далеко ты забрела…

– Куда идти-то?..

– К морю. Там Николай нас ждёт. Была когда-нибудь у него на маяке?

«А вдруг, – думала Ева, глядя широко раскрытыми глазами на горы вокруг себя, – я всё-таки сошла с ума, и все они лишь моё воображение? Вдруг я так долго была в одиночестве, что создала себе отдельный мир с лучшими на свете героями? Но как же… Я действительно прыгнула со скалы, не могло же мне это привидеться. Или могло?»

– Ты слишком много думаешь, – вдруг произнёс голос где-то совсем рядом. – Тебе бы отдохнуть, по-хорошему, ты и так перенесла много всего. И перестань, пожалуйста, думать, что ты сумасшедшая, тебе это не к лицу.

Ева со своим невидимым спутником вышла на пустынный пляж и, увидев вдали маленькую лодочку с белым парусом и красивый полосатый маяк, пошла к ним, подставляя лицо уже прогревшемуся за утро ветру. Рядом с Евой под ногами Кристиана зашуршала галька.

– Как быстро солнце встаёт, однако, – сказал он, поднося руку к глазам. Ева медленно широко улыбнулась, увидев, как в ясных утренних лучах начинает проявляться полупрозрачный тёмный силуэт с длинным платком на шее. – Ещё пять минут назад оно было за горой, а сейчас уже золотит её верхушки.

– Скажи… Как мне к тебе обращаться?

Тот усмехнулся и покачал головой из стороны в сторону.

– Ты всё ещё можешь звать меня Кристиан, если тебе так больше нравится. В конце концов, это ты дала мне такое имя.

– Да… Да, я помню.

– Единственное, чего я хочу, Ева, так это то, чтобы ты осталась моим другом, а как ты будешь звать меня, мне, если честно, всё равно.

– Спасибо, Кристиан. Спасибо.

Они ещё некоторое время шли по мокрой шуршащей гальке, тяжело переставляя ноги и проваливаясь сквозь камни. Ева не могла отвести глаз от Кристиана: с каждым шагом его полупрозрачный образ становился всё чётче и чётче, постепенно принимал знакомую форму и набирал красок, и чем выше поднималось солнце, тем сложнее было его лучам проникать сквозь его тёмный силуэт.

– Ну, вот и наш герой! – услышала Ева бодрый весёлый голос, когда они подошли к маяку. – Эй, где это ты так промокла? Ты же простудишься, дорогая моя! Пойдём скорее, примешь горячий душик, и никакие демоны будут не страшны!

Николай был сегодня в особенно хорошем расположении духа. Ева не знала, было ли это связано с последними событиями или просто он решил сменить гнев на милость, но внутри маяка было уютно, вода была горяча и приятно согревала замёрзшую кожу, угощения, поданные им к чаю, были вкусны, а все собравшиеся за столом были готовы встать на защиту Евы горой, и это знание вселяло в её душу необычайное чувство уверенности, которое распирало изнутри грудную клетку.

– Никогда не видел брата в таком смятении, – тихо заметил Гавриил, наливая чай, и по-доброму усмехнулся. – Что ж ты с ним делаешь, Ева?

Девушка подняла глаза на близнецов и с каким-то странным, но приятным чувством увидела за их спинами большие русые крылья, отливающие в лучах солнца в золото.

– Знаете, а я тут вспомнила… – медленно начала она, размешивая ложкой сахар. – В ночь на пятницу – на ту самую пятницу, когда я впервые встретилась с ним – мне приснился конец света. Я уж точно не помню, что там было… Сначала я вроде как была у себя в квартире. На улице почему-то было темно, как ночью, но только я знала, что это была не ночь, а как… Не знаю… Солнечное затмение, что-ли? Потом прилетела огромная стая орлов. Они были везде: на крышах, на фонарях, даже залетали в дома и нападали на людей. Там было ещё много катаклизмов, но я уже не помню сейчас все, поэтому врать не буду. Потом я переместилась в какой-то странный городской район посреди пустыни, в котором абсолютно никого не было, кроме пустых многоэтажных домов, выкрашенных в белый, таких же пустых магазинов и ухоженного, но тоже пустого парка. Я пошла по аллее, и тут отовсюду стали выползать змеи. Их было так много, что я не могла сделать ни шагу, не наступив на них, а они всё прибывали и прибывали… Потом я снова оказалась у себя в квартире, но вскоре вышла из неё на улицу, а рядом со мной шёл Иуда. Он много чего мне рассказывал, уже не помню всё… Он говорил мне про Христа, про своё детство, про то, как однажды укусил Иисуса… Он что-то ещё мне рассказывал, уже не помню… А потом… Потом, потом… Небо над нами вдруг потемнело, будто перед грозой, только тучи были не тёмно-синие, как обычно, а насыщенного бордового цвета… Пошёл кровавый дождь, и на этом я проснулась. Вообще-то ничего необычного, я ведь тогда заснула над Библией… Я делала какую-то работу, связанную с искусством, и… Вот. А людям часто снятся непонятные сны, просто кто-то их помнит, а кто-то – нет. Мда… Память – она такая… Подводит иногда, ну так это ничего, ведь, если человек умён, он сможет воссоздать хронологию собственной жизни, верно? Мне только Амнезиса жалко, у него и воссоздавать-то нечего…

– Ева? Ты чего? – обеспокоенно перебила её Дуня, поднялась со своего места и подошла к девушке, но та, кажется, не слышала её.

– А ведь какая ещё штука есть, – продолжала Ева, глядя пустым взглядом на дно чашки. Создавалось впечатление, будто её мысленный поток вдруг стал слишком мощным для черепной коробки и, уже не помещаясь в ней, вырвался наружу несколько бессвязными фразами. – Иногда так бывает, что сон и реальность, обыкновенно существующие как две отдельные действительности, почему-то сливаются и становятся для человека единым целым: грань между ними стирается, и человек, ведомый известными одному ему образами, скачет по этим двум мирам, как горный козлик со скалы на скалу. Да, со скалы на скалу. Шут вот тоже недавно учудил: побежал в горы и, конечно, сорвался! Ну кто выбирает для побега горы, скажите мне? За море надо было бежать, за-мо-ре! Там и тепло, и финики растут, и, глядишь, кто-нибудь добрый на яхте подберёт и отвезёт в эту… Как называется-то… Ливадия? Нет, не Ливадия… Ликия, точно! Хоть сейчас бери и маршрут прокладывай! А что, я и проложу, и начерчу… Да что прокладывать, если Шут всё равно не знает, где это? А вот Амнезис… Амнезис-то, может, и бывал там. Его же на берегу моря нашли, вы знали? Да, на берегу моря, представляете? Идёт вечером Фома Андреевич домой, а тут человек лежит без сознания! Фома Андреевич, конечно, не прошёл мимо – пришлось вернуться… Человек приходит в сознание и ничего не помнит, совсем! Так до сих пор и не вспомнил… А ведь, кто знает, может, его как раз из этой далёкой страны, из Ливадии-то и принесло… Нет, не из Ливадии, из… Как оно?.. Забыла. Ну ничего, бывает. Так, о чём я говорила?

– О кровавом дожде, – угрюмо произнёс Николай, спускаясь вместе с остальными по лестнице. Пока Ева что-то увлечённо рассказывала, близнецы осторожно подняли её на руки и понесли на выход, к морю, потому что сама она не стояла на ногах и постоянно падала.

– Да, точно, о дожде. Вот весна выдалась холодная, в апреле ещё снег везде лежал и метели шли, разве только в самом начале, сразу после марта было удивительно тепло, я даже помню, как в одном платье ходила, зато потом… Май я, правда, не помню… Не знаю почему… А действительно, где я была в мае? Хм… Странно… Не помню… Но лето в этом году какое-то жаркое – когда вот последний раз был дождь?

– Вчера вечером, – усмехнулся Николай, помогая братьям подняться на яхту. – Ночью буря была, штормило будь здоров. Тогда же Ада утонула, которую ты сегодня утром хоронила, не помнишь?

– Что Ада? – не поняла Ева, стараясь держать слипающиеся глаза открытыми. – Бриллиант Ада? Цветок Ада?

– Цветок, цветок, – пробормотал Николай и натянул паруса: те пару раз хлопнули, задрожали и, наполнившись солёным морским ветром, раскрылись. Встав у штурвала, Николай обернулся назад, на берег, и, цокнув языком, недовольно покачал головой из стороны в сторону. – Шторм надвигается. Скоро будет гроза.

Яхта на полной скорости понеслась в открытое море. Тонкая тёмно-серая линия пляжа становилась всё меньше и меньше, пока совсем не слилась с огромными горами позади себя, а светлая набережная, украшенная, как ожерельем, белыми бусинами фонарей, постепенно уплыла куда-то влево, где уже начинал просыпаться ленивый разноцветный город. Ветер переменился, и теперь маленькая лодочка с острым белым парусом шла параллельно кажущейся такой близкой, но на самом деле такой далёкой земле. Проплыли пирс с двумя рыбаками на нём, почти пологий склон, в центре которого белела, как жемчужина, больница, большую мохнатую гору, напоминающую скорее медведя, который никогда не выходит из спячки, полузаброшенную лодочную станцию, огромную пустую баржу, пугающую своим угрюмым видом, и ещё много чего интересного, чего Ева прежде никогда не видела и не могла видеть. Она сидела на корме рядом с Николаем и внимательно следила за проплывающими мимо маленькими домиками, лодками и людьми, словно всё вокруг неё было фильмом со множеством кадров, а все остальные сгрудились на носу яхты и что-то тихо там обсуждали.

– Что-то так спать хочется, – протянула Ева, широко зевнув. – Вроде спала хорошо, сон крепкий был…

– На твоём месте я бы не был так уверен в этом, – бросил ей через плечо Николай, даже не глянув на Еву. – Ты бы вздремнула полчасика, тебе полезно.

Кристиан обернулся назад и с опаской посмотрел на большие чёрные тучи, быстро ползущие от берега в сторону моря. Где-то в горах блеснула неясная, ещё кроткая и совсем робкая молния, и в её свете Кристиан увидел маленький крылатый силуэт, парящий прямо под грозовыми облаками.

– Правда, поспи, Ева, – сказал он, не сводя глаз с фигуры в небе, и накрыл её сверху пледом. – Нам всё равно плыть ещё довольно долго.

Все, кто стоял в тот момент на носу, тоже видели парящую тень, иногда пропадающую в тучах. Гавриил близоруко прищурился и слегка пошевелил крыльями, разминая их перед полётом.

– Одну минуту, друзья, – сказал он, готовясь взлететь. – Я сейчас вернусь.

Опасно было в этот момент находиться в небе: тучи, пропитавшиеся насквозь мглой, как чернилами, тяжело висели под небосводом и грозили в любой миг обрушиться на землю проливным дождём; ветер, до этого жизнерадостный, но спокойный, раздражённо свистел в ушах и с необъяснимой злостью трепал парус, всё быстрее гоня по скрытому куполу неба мрачные облака, а поднявшиеся большие волны, словно волки, почуявшие добычу, голодно облизываясь в предвкушении, вставали своими белыми пенистыми лапами на борта лодки и так и норовили заглянуть в неё холодными солёными мордами. Гавриил потуже затянул волосы и, громко хлопнув крыльями о воздух, поднялся вверх, навстречу тучам, где часто мелькали молнии и слышался глухой гром, напоминающий скорее рёв дракона. Гавриил упорно летел прямо в самое сердце грозы, не выпуская из виду маленький тёмный силуэт на вершине горы, и ветер, увидев в небе нежелательного гостя, сильнее задул в его строгое, угловатое, с резкими чертами лицо, смягчённое спокойным и уверенным взглядом, желая сбить Гавриила, вывернуть его большие, могучие крылья и сбросить в холодное бушующее море. Но Гавриил всё равно летел.

На самой вершине, там, где крутые высокие скалы практически доставали сухими можжевеловыми кустами животы плывущих в сторону моря тёмных воздушных китов и едва ли не вспарывали их своими острыми вымпелами, равнодушно положив руки в карманы, стоял Бесовцев. Он видел и лодку, в спешке покинувшую маяк, и сидевших в ней больших коричневых птиц, и рыжий огонь, и гитариста, и белое золото, сверкающее ослепительно ярко даже без солнца, и знал, что этим золотом были волосы замечательной души, от которой зависела дальнейшая судьба не только его правителя, но и всего мрачного тёмного королевства. Бесовцев никогда особо не надеялся – по крайней мере, он так думал – и привык смотреть на вещи объективно, прилагая, между тем, все свои усилия, чтобы достичь лучшего, которого желал. И сейчас он тоже старался не думать о том, что Ева по их старой дружбе спустится вслед за повелителем в то место, которое они сами, его жители, избегали называть по его настоящему имени, предпочитая более романтичное название «тёмное и мрачное королевство»: сейчас Бесовцев, стоя на краю обрыва и скидывая мыском туфли в море мелкие камушки, со свойственным ему упорством убеждал самого себя, что Ева выберет Рай, причём в мыслях он говорил это так твёрдо и уверенно, как будто она уже это сделала.

– Здравствуй, Гавриил, – не глядя сказал Бесовцев, когда позади него захлопали чьи-то большие массивные крылья.

– Здравствуй, мой друг, – тихо ответил ему Гавриил, подходя чуть ближе и поднимая голову кверху: прямо над ними на расстоянии вытянутой руки висели чернющие тучи, какие, наверное, не помнили даже старожилы. – Ты, кажется, хотел о чём-то поговорить со мной? – осторожно спросил Гавриил, видя, что Бесовцев не спешит начинать разговор.

– Да, – просто ответил он, разворачиваясь лицом к гостю. – Господин Дьявол желает встретиться с вами у Золотых Ворот.

– Только со мной?

– Нет, со всеми, в особенности со своими братьями и госпожой Евой.

Гавриил тихо усмехнулся.

– Пока она не ваша госпожа.

– Не могу не согласиться, пока «госпожа» – это просто вежливая форма обращения.

– …Но вы надеетесь, что в скором времени это изменится? – чуть надавил Гавриил. Бесовцев отвёл взгляд и от нечего делать посмотрел вниз, на белую лодку с острым парусом, стремительно уплывающую прочь.

– У демонов не принято надеяться.

– Надежда свойственна любому живому существу, мой друг, вы просто её не признаёте.

– Может быть, но в нашем царстве мало кого можно найти живым, по крайней мере, душой.

Гавриил, конечно, мог возразить, но спорить не стал.

– Предполагаю, Сатана хочет встречи, чтобы Ева сделала свой выбор?

– Не знаю, если честно. Скорее он хочет объясниться и узнать, к чьей стороне она склоняется, вряд ли сегодня дело дойдёт до выбора, однако, если она готова его сделать…

– К сожалению, это невозможно, – с коротким вздохом сообщил ему Гавриил. Бесовцев нахмурился.

– Почему?

– Ева сошла с ума от осознания, что всё это время была рядом с Сатаной.

Сначала повисло молчание, а затем Бесовцев громко расхохотался диким, немного истеричным смехом.

– Вот уж дудки! – воскликнул он, отсмеявшись. – Не думаю, что такая маленькая проблема, как чьё-то сумасшествие, помешает ему – ему! – вести переговоры. Я бы даже сказал, что это упрощает задачу, ведь подсознание обыкновенно отвечает гораздо искреннее и честнее сознания.

– Может быть, однако разговаривать сейчас с Евой не представляется возможным: вы можете поговорить с ней, и она даже вам ответит, но знайте, что она говорит о чём угодно, только не о сути нынешнего дела, игнорируя наше существование как нечто заранее абсурдное.

– Что, и ваше тоже? – спросил Бесовцев, удивлённо подняв брови.

– Нас она принимает за врачей и старательно не замечает крылья за нашими спинами. Видите ли, в чём беда: если раньше она, видя что-то неестественное, принимала это за галлюцинацию, вследствие чего считала себя сумасшедшей, то сейчас она считает себя абсолютно нормальной, а всё «другое» мозг просто не считывает, как будто вместо него пробелы.

Бесовцев опустил голову и задумался. Он хотел было посмотреть на лодку, но она уже уплыла и скрылась из виду.

– Хорошо, – наконец сказал он, с едва различимой мольбой глядя на Гавриила. – Но всё равно будьте у Золотых Ворот, пусть он поговорит хотя бы с вами, с тобой и Михаилом. А насчёт Евы… Даже не буду просить, чтобы вы её излечили, хотя вы это можете.

– Можем, – согласился Гавриил, чуть прикрывая глаза. – Так же, как и вы.

– Да, – слегка кивнул сам себе Бесовцев, потерявшись пустым взглядом где-то в море. – Да. Так же, как и мы, – он ещё некоторое время следил за чем-то среди волн, а затем, вдруг встрепенувшись, обратился к Гавриилу уже более бодрым голосом: – Что ж, господин Дьявол ждёт вас у Золотых Ворот. Моё почтение, – Бесовцев слегка склонил голову и, взмахнув тёмно-серыми крыльями в цвет неба, мгновенно потерялся в грозовых тучах, оставив после себя полупрозрачный шлейф то ли дыма, то ли тумана, который тут же присоединился к пушистой вате над головой Гавриила. Тот, недолго думая, тоже взмахнул крыльями и спикировал вниз.

Маленькая яхта на всём своём одном парусе неслась на северо-восток и, сопровождаемая холодным порывистым ветром, огромными чёрными облаками, частыми вспышками молний, глухим рокотанием грома и стаей голодных волн, старалась не обращать внимания на своих спутников. Все молчали. Кристиан ежеминутно поглядывал на приближающуюся бурю в надежде разглядеть там кого-то или что-то и вместе с тем успокаивающе поглаживал по плечу уснувшую Еву, забывшуюся, правда, не без его участия, поверхностным тревожным сном; Дуня и Надя что-то негромко обсуждали между собой, словно боялись неосторожным словом спровоцировать и без того напряжённый воздух; Николай был всецело занят ведением лодки, так что сложно было сказать, о чём он сейчас думает, и только Михаила, казалось, нисколько не беспокоила предстоящая гроза, он только пристально всматривался в потемневшее небо в ожидании брата.

Наконец вдали показался знакомый крылатый силуэт, отчего на губах Михаила появилась робкая улыбка. Через пару мгновений на нос маленького корабля ловко приземлился Гавриил, однако по его выражению лица нельзя было сказать абсолютно ничего.

– Нас ждут у Золотых Ворот, – только и произнёс он, осторожно складывая крылья за спиной так, чтобы их не намочили волны. Михаил удовлетворённо кивнул, продолжая смотреть вперёд: другого он и не ожидал.

– Всех нас? – удивлённо спросила Надя, обращаясь к Гавриилу.

– Всех нас, – подтвердил тот, усаживаясь рядом с братом. – Но вы можете остаться здесь, если хотите.

Дуня, Николай и Надя, конечно, оскорбились подобным заявлением, хоть оно и было сказано лишь с заботой о друзьях.

– Что он хочет? – спросил так, чтобы их не слышали остальные, Михаил своего брата.

– Расставить точки над «и», как говорится, и, я предполагаю, поставить одну большую в этом безмолвном споре, – так же тихо ответил ему Гавриил, провожая взглядом встречный кораблик.

– Ну, это вряд ли у него получится, по крайней мере, сегодня, – протянул Михаил и устало потянулся, прогибая спину.

– Я сказал то же самое Даату. Он был удивлён, узнав, что Ева сошла с ума.

– Что посеешь, то и пожнёшь… А он что?

– Не знаю. Сказал, чтобы мы всё равно были у Золотых Ворот. Если честно, я не очень понимаю, о чём он хочет говорить.

– Да он сам наверняка хорошенько не знает, чего он хочет, – пробормотал Михаил, заправляя за ухо выпавшую прядь. – Он не может требовать ни от нас, ни от Евы какого-либо решения, учитывая, что она узнала всю правду только сегодня утром. Хочет поговорить с Евой, вот и всё.

Гавриил скосил глаза на спящую Еву и сторожившего её сон Кристиана. Ему не верилось, что эта замечательная, прекрасная девушка сошла с ума.

– А ведь я говорил, что так оно и будет, – угадав мысли брата, сказал Михаил. – Говорил, что она не выдержит осознания… Ну да так даже лучше: глядишь, брат раскается.

– Ну да, жди, – мрачно заметил Гавриил и тоже потянулся. – И ухом не поведёт, ещё и обрадуется.

– Вы отдохните, друзья, – услышали они голос Николая. – Нам ещё долго…

***

К Золотым Воротам лодка добралась только к вечеру. Гроза, практически с самого утра готовая в любой момент разразиться сильнейшим ливнем и только ожидавшая сигнала к началу, к вечеру, казалось, устала его ждать и только лениво ворчала где-то высоко в небе, всё ещё надеясь на шанс показать себя. Ева всё так же спала; несколько раз она беспокойно просыпалась, но Кристиан проводил своей доброй рукой по её волосам, и она снова забывалась лёгким поверхностным сном, слыша всё и не чувствуя ничего одновременно.

Люцифер стоял абсолютно один на одной из скал Кара-Дага, находившихся к морю ближе остальных, и внимательно следил за приближающейся лодкой. Внешне он был спокоен и, как всегда, хладнокровен, однако его выдавал беспокойный ищущий взгляд. Гигантские волны с разбега бросались на него, но, так и не достав, ударялись о камни и рассыпались у его ног на миллионы сверкающих брызг, и глухой гром, робко рычащий в небе над ним, с каждым разом становился всё тише и тише.

– Здравствуй, брат! – поприветствовал Люцифера Гавриил, поднимаясь с места. – Давно ты здесь? Погода сегодня нелётная, того и гляди гроза начнётся…

– Что с ней? – пропустив мимо ушей приветствие, встревоженно спросил Люцифер, глядя на Еву.

– А тебе не сказали? – удивился Гавриил, подходя ближе. Лодка остановилась совсем близко к скалам, и все, кроме близнецов, невольно столпились на корме вокруг Евы. – Даат разве не предупредил тебя?

– Нет… – Люцифер поднял свои огромные чёрные крылья, практически слившиеся с горой в наступивших сумерках, и прыгнул на нос яхты, отчего она вздрогнула и закачалась, как от подземного толчка. – Что… Она спит?

Ему никто не ответил. Кристиан медленно отошёл назад, на корму, позволяя Люциферу с опаской склониться над безмятежно спящей девушкой.

– Ева?..

Он осторожно тронул её за плечо. Ева неспешно заморгала, повернула голову в сторону Люцифера, и тот с ужасом отпрянул, не узнавая в милой девушке ту, которую он до этого знал: на него смотрели холодные, абсолютно пустые глаза, такие же, как у него сегодня утром, когда они вместе закапывали несуществующее тело. Но ему-то, ему было привычно видеть каждый день в зеркале такие холодные пустые глаза, равнодушные ко всему на свете, отражающие его мёртвую душу, он жил с ними уже много лет, но Ева – как? Смотреть в эти ясные небесно-голубые глаза и видеть в них тот же холод, те же пустоту и равнодушие оказалось невыносимо больно.

– Ева? Ты как?

Ева оглядела его с головы до ног отсутствующим взглядом.

– Вы кто?

Люцифер сделал один робкий шаг назад.

– Саваоф Теодорович… Не помнишь?

– Савва? Хм, Савва… Был у меня один знакомый по имени Савва, учились в одном классе. Он любил физику и математику и всегда помогал мне, когда я что-то не понимала…

– Ты… Ты была влюблена в меня – уж не знаю, любила ли…

– Влюблена? В Вас? – с искренним удивлением и недоумением переспросила Ева, принимая сидячее положение. – Я никогда и ни в кого не была влюблена, друг мой, и Вы не исключение. Увы и ах.

Люцифер отпрыгнул от неё, как ошпаренный, и перевёл отчаянный непонимающий взгляд на своих братьев. Михаил пожал плечами.

– Она сошла с ума от осознания, что всё это время была… Кхм…

– …со мной, – закончил Люцифер, медленно опуская взгляд.

– Да, ты прав. Всё получилось, как ты и хотел, Люци, правда, в обратной последовательности. Ведь ты хотел, чтобы она сошла с ума и, в конце концов, сбросилась со скалы, не правда ли?

– Правда… – прошептал Люцифер в сложенные вместе ладони, блестящими глазами глядя куда-то в море. – Чистая правда…

– Ты получил, что хотел.

– Да… Да, я получил то, что хотел! – вдруг радостно воскликнул он, но в этой радости слишком отчётливо слышались нотки отчаяния и горя. – Да!!! И только попробуйте, только попробуйте сказать, что я проиграл!!!

– Нет-нет, что ты, – поднял в примиряющем жесте руки Гавриил. – Ты победил, несомненно…

– Да! Да, да, я выиграл!!! – не слушая брата, продолжал Люцифер и вдруг, остановившись на носе яхты, захохотал жутким безудержным смехом. В этот миг что-то огромное как будто шевельнулось под землёй, и все, кто стоял в лодке, за исключением Евы и Люцифера, вздрогнули. На мгновение всё испуганно замерло; прошла секунда, две, и снова последовал толчок, более сильный и ощутимый, чем предыдущий. Михаил перевёл настороженный взгляд на брата.

– Люцифер, ты что делаешь? – тихо спросил он, чувствуя под ногами вибрацию.

– Я?.. – подняв на него горящие кроваво-красным пламенем глаза, переспросил Дьявол. – Я праздную победу… А ты, – обратился он к ничего не понимающей Еве, – будь ты проклята. Не досталась мне, значит, не достанешься и им, – он кивнул в сторону стоящих позади неё. – Что говорить… Сумасшедшая она и есть сумасшедшая, – презрительно бросил Люцифер и, взмахнув огромными чёрными крыльями, взлетел на вершину Кара-Дага.

– Что я сделала не так?.. – дрогнувшим голосом спросила Ева у стоящего рядом с ней Кристиана. Тот перевёл взгляд на её полные слёз глаза и осторожно вытер тыльной стороной ладони мокрые дорожки с её щёк.

– Ничего, друг мой, ничего, – ласково сказал Кристиан, прижимая Еву за плечо к себе. – Это он от боли: зверь ранен, вот и мечется…

Договорить он не успел: последовал ещё один мощный толчок, и из вершины Кара-Дага вырвался огромный столб пепла.

***

На время землетрясения ушли подальше в море, где колебания ощущались не так сильно, хотя волны, конечно, были высокие, но выбора у них особо не было: либо в горы, которые в любой момент могли обрушиться, либо в открытое море, навстречу стихии. Извержение началось вечером и продолжалось почти всю ночь; все, даже Николай, ни на миг не отходивший от штурвала, со странным трепетом в душе смотрели, как из давно потухшего вулкана вырывается огненная лава и стекает кровавыми реками по склонам Кара-Дага прямо в обезумевшее море. Иногда из открывшегося жерла выпрыгивали разных размеров раскалённые до красноты камешки; они разлетались во все стороны, часто падали в тёмные высокие волны и, осветив своим красным светом угольно-чёрные скалы, невольно навевали мысль о кровавом дожде. Вместе с извержением наконец-то началась гроза: молнии теперь были не едва заметными вспышками где-то за хребтами гор, а ослепительно яркими белыми нитями, ко всеобщему счастью не долетавшими до земли, гром оглушительно громко взрывался над их головами, сотрясая вибрацией и сушу, и воду, а ливень шёл практически параллельно земле. Всё это: стекающая лава, огненные брызги, гром, молнии, шторм и подземные толчки – составляло ужасающую, но вместе с тем прекрасную картину. Ева совсем ничего не понимала: ей было страшно, и оттого, что она ничего не понимала, ей становилось ещё страшнее, и единственное, что ей тогда оставалось, так это беспомощно плакать под успокаивающее бормотание Кристиана. Дуня и Надя достали откуда-то пледы и укрыли ими всех, кого могли, только близнецы предпочли закрыться от пронизывающего холодного ветра и начавшегося дождя собственными крыльями.

– Ну-ка, наш герой, – хлопнул в ладоши Николай, когда они отошли достаточно далеко от берега. – Давай мы с тобой кое-что вспомним… – он, как когда-то, осторожно взял её лицо в свои большие, немного грубые ладони и заглянул в глаза Евы. – Море, сад, маленький белый кораблик с острым парусом… Помнишь?

Некоторое время Ева молчала, глядя широко раскрытыми глазами на грека перед собой.

– Помню… – наконец неуверенно сказала она, однако Николай заметил, что её взгляд стал более осмысленным.

– Так, хорошо. Что ещё помнишь?