«Испытуемый номер двести шестьдесят семь – состояние критическое. Загрузка нейрокарты двухлетней давности повлияло на восприятие испытуемого. В течении шести дней наблюдений…»
Перед глазами снова поплыло, и Николай Николаевич заморгал. Он словно всё это уже читал. Наверное, ему тоже приходили результаты исследований. Он же мог их просматривать, но не вчитываться внимательно или не мог? Проморгавшись, старик хотел послюнявить палец, чтобы перелистнуть экран, но в глазах потемнело. Он будто в живую увидел охотничий зал любимого ресторана и наигранное нежелание сына отдавать телефон. Как же можно было такое проглядеть. Всё же было так явно. Младший постоянно подсовывал ему отчёты «чужегляда», рассказывал, что разработка уникальная и буквально способна на чудо. Что победить новые технологии, способны только ещё более новые технологии. Он заманивал его в ловушку. Нарочно отдал свой телефон, чтобы старший помчался его разблокировать и одел на голову этот проклятый шлем. Руки сами потянулись к голове, но сил уже совсем не осталось. Во мраке перед глазами потянулась вся его жизнь. Неужели вот так, его собственный ребёнок. И ради чего? Дела его жизни? Его ненаглядной империи, будь она неладна. Да разве она этого стоит?
Николай Николаевич откинулся на спинку кресла и смог дотянуться до груди. На несколько мгновений стало чуть легче. Хотя говорят в самый последний момент всегда приходит облегчение.
Где-то очень-очень далеко скрипнула дверь.
– С тобой всё в порядке?
Старик едва пошевелил пальцами, разрешая войти. Он уже всё понял, смирился и даже простил, хотя никогда никому бы в этом не признался. Шаги отдавались в голове, но всё равно успокаивали. Сын добрался до него раньше, чем он рассчитывал, но это уже не имело значения. Может быть хватит сил сказать ему напоследок то, что никогда не получалось.
– Я тебя…
Губа задергалась, и он замолчал.
– Я тебя тоже, папа.
Сын наклонился, опустил руку на плечо отцу и дотронулся до шеи. Постоял немного, а потом немного встряхнул.
– Ты чего? Уснул что ли?
– А?
– Теперь ты пойдёшь на поправку.
Николай Николаевич старший заставил себя выпрямиться и открыть глаза. Слабость постепенно отступала. Он дотянулся свободной рукой до лица, другая всё ещё сжимала телефон, и начал делать круговые движения вокруг глаз и вниз к носу. Профилактические упражнения всегда его успокаивали и расслабляли.
– Что ты наделал? – всё ещё чувствуя пугающую лёгкость, спросил старший.
– Ты отказывался добровольно, поэтому пришлось…
Впервые за много месяцев, Николай Николаевич больше не тонул в кромешной жути. Спазмы ослабли, а проклятая тяжесть исчезла. Он так к ней привык, что не мог поверить. Неужели – всё это по-настоящему?
– Как? Лучшие врачи мира сказали, что моя ситуация безнадежная…
Он больше не падал в бездну, а остановился у самого её края.
– Ты должен был пройти перезагрузку нейрокарты, но ты каждый раз отказывался. Говорил, что все эти технологии для выкачивания денег из простаков. Ничего не хотел слушать, везде подозревал заговоры. Поэтому, я решил этим воспользоваться. Начал подпитывать твои подозрения, попросил отдел безопасности подкинуть тебе пару липовых отчётов. Делал при тебе эти подозрительные звонки, и ты поверил. А когда ты начал узнавать про мой проект и уточнять, как сильно восстановилось зрения и повлияло ли это на внешний вид самого глаза, я понял, что ты готов. Поэтому, специально положил телефон на стол, чтобы ты видел, что снова звонит кто-то подозрительный… пришлось спровоцировать ссору. Я, кстати, съел твою котлету, пока не остыла. Очень вкусно.
– Значит, обманул старика. А как же те записи в твоём телефоне? – он поднял смартфон и замахал перед носом сына.
– Сам посмотри.
Николай Николаевич старший с шумом выдохнул, но всё заглянул в экран.
«Испытуемый номер двести шестьдесят семь – состояние критическое. Загрузка нейрокарты двухлетней давности повлияло на восприятие испытуемого. В течении шести дней наблюдений улучшилось общее самочувствие и настроение. Анализы пришли в норму. Прочие показания на уровне контрольных. Испытуемый номер двести шестьдесят семь явно пошёл на поправку, даже попытался шутить и оказывать знаки внимания женскому медицинскому персоналу…»