Я поспешно выпила вина, чтобы он не смог увидеть моего лица, на котором отразилась смесь презрения и страха.
– Ты ведь никогда не знал женщины, – не унимался Тэнгиз.
Я отрицательно покачала головой.
– Ну так и не учи меня жить.
– Почему тогда вы не взяли Олджей в жены, если влюблены? – спросила я.
Тэнгиз шумно выдохнул:
– Тогда она не хотела этого, а теперь это и вовсе невозможно, она жена императора. Теперь я все силы положу на то, чтобы убить ее.
– А есть у вас еще кое-что святое, – крякнула я после третьей кружки вина.
Тэнгиз улыбнулся одним уголком губ, наблюдая за мной.
– Святое для меня – это мой отец. господин канцлер, – ответил он.
Мне вспомнилось, как Эль-Тимур бил сына в библиотеке. В груди медленно, но верно зарождалось чувство жалости.
– Эх, господин Тэнгиз, господин Тэнгиз… – высушив четвертую кружку, я похлопала себя ладонью по груди, – господин Тэнгиз…
– Чего ты? – генерал приподнял брови и непонимающе уставился на меня.
– Можно я просто скажу вам совет.
Тэнгиз все еще недоумевал, а я, перегнувшись через стол, поманила его к себе.
– Ваше имя по-монгольски звучит Тэнгис.
– Ну да, – Тэнгиз развел руками.
– А мое Мату.
– И что?
– А то что и ваше и мое имя значат морской, мы с вами как братья, – я расплылась в улыбке.
Тэнгиз вздохнул.
– Пожалуй, это правда. Значит, я могу в дальнейшем рассчитывать на твою преданность? – он вскинул бровь, – в прошлых своих поручениях мне показалось, что ты переметнулся на сторону врага и все мне испортил. Я даже решил, что отец зря нанял тебя. А? Я был так разозлен, что хотел убить тебя. Но смотрю я погорячился, не так ли?
– Если вы будете относиться ко мне как к побратиму, я обещаю помогать вам, – ответила я, еще выпив.
Тэнгиз загадочно улыбнулся.
А я еще раз поманила его ближе к себе и произнесла прямо в ухо с расписным колечком.
– Вот послушайте Мату, ближе склонитесь, я вам зла не сделаю, господин Тэнгиз, позаботьтесь о себе и особенно позаботьтесь о Далахае.
Я отпрянула, почувствовав, что меня шатает. Немного неловко я облокотилась о спинку передвижной кушетки.
Тэнгиз выпучил на меня свои черные глазки и спросил почти шепотом:
– Что ты имеешь в виду?
Как я могу ему сказать, что судя по историческим данным его младший брат Далахай скоро умрет, а сам он поднимет бунт и будет казнен. Нет, этого я сказать не могу, но кое-что я сделать должна.
– Мне надо к Баяну, – я поднялась. Ноги отчего-то еле держали меня.
– Зачем тебе к Баяну? – Тэнгиз тоже вскочил.
– Хочу сказать ему пару ласковых…
– Ты совсем пьян, мелкий придурок, – пробормотал Тэнгиз, когда я пошатнулась. Он неожиданно хотел поддержать меня, но я отскочила на другую сторону палатки, запуталась в ткани и выпала наружу. Прямо к ногам генерала Баяна.
– Ик, – я подняла голову, передо мной стоял военачальник и его верный помощник Таян.
– Здрасте, – улыбнулась я.
– Э-э-э-э, – Баян изобразил, что сейчас пнет меня носком своего сапога, не коснувшись меня на самом деле, – да что с тобой такое, как не увижу, ты валяешься на земле.
Я поспешно встала. Свежий воздух придал сил, и мне показалось, что в моей голове прояснилось.
– Ты что пьян? – Баян по своей привычке прищурил глаза и выругался.
– Никак нет, господин главнокомандующий.
– И где ты пил?
– Меня господин Тэнгиз угостил.
Таян смерил меня холодным взглядом. Я развела руками. В этот момент из палатки вышел Тэнгиз с извечным вопросом: «А что это вы тут делаете?».
– Я забираю этого евнуха, – взяв меня за шкирку, сообщил Баян.
– Да, приберитесь тут у меня, а то валяется всякий мусор, – сообщил Тэнгиз.
Я бросила на него злой взгляд, но нашей перепалке не суждено было продолжиться потому что появился Мунха. Завидев меня, он замахал руками и буквально вырвал из рук Баяна.
– Мату, вот ты где! Я тебя ищу, точнее император ищет тебя. Как ты мог шататься непонятно где! – он дал мне подзатыльник, отчего моя евнуховская шапка слетела, явив на свет Божий растрепавшиеся волосы.
– Ах, негодник, – запричитал Мунха, – я говорил тебе смазывать волосы барсучьим жиром, чтобы они так не торчали как у тебя, а ты не хочешь. Посмотри на мою косу!
– Я не стану мазать волосы жиром! – возразила я, ползая по земле в поисках своего головного убора, который выглядел примерно как сапог, чтоб вы знали. Под ногами Баяна шапки не оказалось, у Тэнгиз тоже. Я поползла в сторону Таяна. Шапка была позади него. Он аккуратно пнул ее в мою сторону, так что угодил прямо в лицо мне.
– Спасибо, большооое, – сквозь зубы процедила я.
Каков джентельмен, пнул мой головной убор, да еще мне в рожу, что ж, весьма достойно уважения.
– Как ты смеешь оскорблять господина генерала! – разъяренное лицо Мунхи красное как и его халат загородило мне горизонт. Не успела я еще и подняться с карачек.
– Я что вслух это сказала? – икнула я.
– Простите господин генерал, – Мунха поклонился Таяну, поднял меня и заставил поклониться, шепнув: " Извиняйся!»
– Простите, господин Таян, – разогнувшись, выдавила я.
– Я даже не слышал ничего, – заметил Таян.
Баян посмеивался. Мунха покачал головой словно китайская статуэтка кошки и поджал губы.
– Ах, что же я тут с вами расшаркиваюсь, – вдруг опомнился главный евнух, – Мату, император тебя ищет, он хочет, чтобы ты рассказал одну из тех занимательных истормий о Короле Обезьян Ее Высочеству Ки Олджей. Она такого еще не слышала.
– А что это за истории? – удивился Баян.
– Ах, это знает только Мату, так ведь, мальчишка? – тут же сдал меня Мунха.
– Да, – буркнула я, – я рассказываю их Его Величеству на ночь.
– Интересно было бы услышать, – вмешался Таян.
– Мне тоже, – вдруг сказал Тэнгиз.
Все уставились на него. Но тот не смутился, а заявил:
– Я также иду к Его Величеству на ужин, хочу послушать твои удивительные истории, Мату, – он сделал ударение на моем имени. Посмотрел мне прямо в лицо и глаза его смеялись. Я не знала, что именно его так развеселило, но почему-то это незнание сжало сердце болью. Я почувствовала сильный укол в области груди, не удержалась, вскрикнула, схватившись за сердце, и упала на колени.
– Что это, что с тобой, что? – закричал Мунха. Остальные в недоумении уставились на меня.
– Ничего, – боль тут же прошла, я встала и улыбнулась, – я много вина выпил.
Кажется, мне полегчало. И я решила, что внезапная боль была одним из тех болезненных проявлений, что преследовали меня после возвращения в жизнь в лаборатории.
– Тогда идемте, – Мунха, не выпуская меня из рук, поспешил к императору.
– Вот наглец, – хмыкнул Баян, похлопав меня по спине.
Палатка императора. Ужин. Окрестности Дайду.
Когда все собрались и расселись по своим местам, то хан Тогон-Тэмур довольно радушно позвал меня и попросил почитать из той книги, откуда я обычно читаю легенду о Короле Обезьян. Олджей смерила меня недовольным взглядом. Еще бы мы подрались в чайном доме, да еще я и наговорила ей кучу гадостей, а теперь ее муж собирается перед всеми демонстрировать мои таланты. Хотя вряд ли она станет ревновать к евнуху. Главное не выдать себя. Сейчас я хожу по краю. Олджей и сама какое-то время притворялась мужчиной, но потом Тэнгиз ее раскрыл и она стала наложницей. Такой судьбы я не хотела.
– Ваше Величество, – прошептала я Тогон-Тэмуру на ухо, – за ужином на охоте будет неуместно читать сказки.
– Почему это?
– Мату прав, – влез вездесущий Мунха.
Тогон-Тэмур отмахнулся
–Но я люблю эти истории, когда Мату читает, я хорошо засыпаю. У него такой красивый голос.
Я немного покраснела. Никто раньше не говорил мне, что мой голос красивый.
– Если у него красивый голос, – заметил Олджей, – то пусть лучше споёт. Это будет веселее для такого ужина.
Все согласно кивнули.
– Ах, что за идея, – захлопал в ладоши Тогон-Тэмур, – правда спой, Мату. Я ни разу не слушал, как ты поешь.
Я в очередной раз чуть не упала за сегодняшний день. Все мое существо охватила жутчайшая паника. Петь прилюдно? Этого я никогда в жизни не делала. Мне всегда казалось, что я плохо пою, не попадаю в ноты или у меня нет слуха. Не знаю, но петь на людях я не могу. Задыхаясь, я склонилась к императору:
– Ваше Величество, я не могу, не могу. Я не умею петь, и еще я не знаю ни одной монгольской песни. Это правда.
– Как это не знаешь? – возмутился Тогон-Тэмур.
– Я родился на Руси, а потом жил в Золотой Орде. Я не знаю.
Тогон-Тэмур надул губы:
– Я все равно хочу послушать пения, иди спой что-то.
– Но я не могу.
Мунха ущипнул меня. Я была в отчаянии.
– Я хочу послушать песни других народов, – благодушно продолжил Тогон-Тэмур, – так что спой что-то на своем языке.
– Ваше Величество, у меня плохо получается петь, мой голос не создан для пения, но если вы хотите услышать песни моего народа, то позвольте мне позвать одного воина из кешиктана, он также русич и точно хорошо поет. Я скажу ему что петь.
Тогон-Тэмур был не очень доволен, но Олджей положила свою руку ему на ладонь, как бы дав знать, чтобы он согласился. Тогон-Тэмур отослал меня.
Я разыскала Миху и попросила его пойти со мной в палатку к императору. За время моего отсутствия обо мне как будто позабыли, гости наслаждались свежей дичью, мясом кабана и вином.
Заметил мое появление только Тэнгиз. Не знаю зачем., но он все время пристально наблюдал за мной, отчего было не по себе.
Вместе с Михой мы уселись в углу платки на шкуры. Он взял некий музыкальный инструмент похожий на круглую балалайку и попросил меня напеть мелодию и слова, чтобы он запомнил.
Я прикусила губу, думая, что именно лучше спеть. В моем арсенале было море современных песен от Америки до Кореи. Я очень любила музыку, но вряд ли эти песни подходили для того, чтобы озвучить это в четырнадцатом веке.
Поймав настойчивый взгляд Тэнгиз, я вдруг поняла, что знаю одну нужную песню. Насколько мне известно Тэнгиз и вся семья канцлера Эль-Тимура происходили из племени кипчаков, которые также как и все остальные были завоеваны монголами достаточно давно. А кипчаки это половцы по-нашему по-русски.
Я вспомнила, что часто слышала об одной опере – Половецкие Пляски. Живя еще в нашем времени эта опера Бородина была знаменита в основном благодаря одной единственной песне. Песня плененной русской девушки этими самыми половцами была довольно популярна в нашей культуре. Я сосредоточилась и вспомнила слова, хорошо, что память у меня была неплохая.
– Я сейчас напою, – тихо сказала я Михе, – а ты воспроизведешь потом перед императором.
Миха кивнул, приготовившись запоминать. Перед ним я почему-то не стеснялась, да нас никто и не слушал, поэтому я тихо запела, как умела:
– Улетай на крыльях ветра
Ты в край родной, родная песня наша,
Туда, где мы тебя свободно пели,
Где было так привольно нам с тобою.
Миха перебрал струны, а я продолжила:
– Там под знойным небом негой воздух полон,
Там под говор моря дремлют горы в облаках,
Там так ярко солнце светит,
Родные горы светом заливая,
В долинах пышно розы расцветают
И соловьи поют в лесах зеленых.
Вдруг я заметила, что Миха грустно смотрит на меня, мне и самой сердце сжало тоской. Голос чуть охрип. Я выдохнула, чтобы продолжить, и украдкой оглянулась. И тут я увидела, что установилась тишина, все присутствующие смотрели на меня и Миху. Мне стало нестерпимо стыдно от того, что они слышали мое пение. Хотя и в глазах кешиков, которые были сэму как и я кто из Руси, кто из Алании или Калмыкии также стояла грусть.
Я замолчала. Император молча сделал мне знак рукой, чтобы я продолжила. Я не могла отказать ему на глазах у всех. Собравшись с силами, мои щеки пылали, а руки дрожали, я встала. Хотя коленки подгибались от волнения, я допела, каким-то чудом вспомнив слова:
– Пойте песни славы хану! Пой!
Славьте силу, дочесть Хана! Славь!
Славен Хан! Хан!
Славен он, наш хан!
Блеском славы
Солнцу равен хан!
Нету равных славой хану! Нет!
Чаги хана славят хана,
Хана своего…
На последних словах мой голос осекся, из горла вырвался хрип. Я думала эт от волнения, но мне не хватало воздуха. Горло свело судорогой, я схватилась рукой за ворот, но воздуха словно не стало. Лица присутствующих поплыли как в тумане, затем глаза заволокло красной пеленой. Мои ноги подкосились, я упала. И вдруг услышала этот голос:
– Время твоей смерти, дорогуша, 18-30… Ты никогда не сможешь говорить. Я вырежу твой язык.
Его красные глаза и зловещая улыбка.
– Вот и встретились – голос звучит в ушах, но я не вижу лица целиком, чтобы понять, в кого же он вселился. Кто же ты? Страх охватил мое существо, и я закричала: " Нет, нет, не убивай меня, я найду тебя найду и вернусь!»
Из горла пошла кровавая пена и в тот же миг вдруг я почувствовала сильную боль, стало темно.
А потом ни боли ни страха. Я оказалась в воздухе под крышей палатки. И все происходящее стало видно со стороны. Там внизу лежало мое настоящее тело. Я четко это увидела. Оно содрогалось и кровавая пена шла изо рта. Глаза закатились, сделавшись белыми. Надо мной столпились монголы и кешики. Император от страха впал в неистовство и кричал:
– Его отравили, отравили! А ведь хотели убить меня!
Олджей пыталась его успокоить.
Тэнгиз, молча, улыбаясь, смотрел как я умираю. Мунха зажал рот рукой, как будто его сейчас вырвет. Баян обнажил меч, но не знал на кого его направить. Таян стоял позади него. И я не знала все равно ли ему на мою смерть.
Незримые и бесплотные слезы потекли по моим щекам. Неужели сейчас я опять умру. Тэнгиз отравил меня, когда я пила с ним вино. И никто не спасет меня. Мое тело еще раз содрогнулось. Я видела, как моя рука все еще сжимает шею, а пальцы судорожно рвут воротник, мешающий дышать. Я задыхалась, мое тело все еще было живо, хотя дух уже не присутствовал в нем. Беззвучно я молила о помощи.
Вдруг Таян оттолкнул Баяна и упал на колени рядом с моим телом. Он наклонился. Там наверху в виде духа я вдруг произнесла, тело мое произнесло те же слова: " Красноглазый демон, он здесь». Я все еще связана со своим телом, я все еще жива. Но долго ли мне осталось?
Я видела, как Таян напряжено всмотрелся в мое лицо, затем склонился к мои губам и втянул воздух, как будто хотел учуять запах яда. А затем он вдруг прильнул губами к мои губам. Раздался всеобщий вздох изумления.
А я в своем бесплотном духе вдруг ощутила теплое дыхание на губах и воздух наполнил легкие. В следующее мгновение тьма заволокла глаза и когда я опять смогла их открыть, то была уже внутри своего тела.
В опасной близости от меня находилось лицо Таяна. Его губы были в крови, а в глазах плескалось беспокойство. Его хвост упал на плечо. Я могла только смотреть, не имея сил пошевелиться.
Неожиданно его лицо еще более приблизилось и я ощутила, уже вживую, его дыхание на своих губах. Мурашки пробежали по телу. Я вздрогнула и вскрикнула от неожиданности. Таян тут же отпрянул, а я смотрела на него во все глаза, пока не ощутила его теплую ладонь где-то в районе своей груди.
– Пресвятая Троица! – я попыталась вырваться из кольца его рук, но движения мои были слабые, и мне это не удалось.
Губами испачканными в моей крови Таян выдохнул и произнес:
– Он жив. Противоядие! Быстро!
Затем рядом с лицом Таяна возникло обеспокоенная физиономия Мунхи. Евнух влил мне в рот какую-то мерзкую жидкость, я чуть не поперхнулась.
Таян помог мне сесть, я вялыми движениями отбросила его руки, хотя в них мне чудилось живительное тепло, в то время как тело охватил смертельный холод. Но нельзя было позволить ему ощупывать меня и дальше.
– Что произошло? – спросила я хрипло.
– Тебя отравили, – прошептал на ухо Мунха, – не знаю кто, но ты чуть не умер. Если бы не господин Таян, конец бы тебе пришел. Он вовремя догадался, что яд действует на органы дыхания и сделал тебе искусственное дыхание…
– Что? – я зажала губы ладонью, – рот в рот?
– Рот в рот, – радостно подтвердил Мунха, а я взглянула на Таяна. Он стоял возле стола и салфеткой вытирал окровавленный рот. Баян пялился то на меня то на него с такой долей изумления, что его маленькие глаза повылазили из орбит.
– А я дал тебе противоядие. Его придется пить еще несколько дней, пойдем, нужно уйти отсюда, здесь же император и столько людей. Ты и так оскорбил Его Величество непотребным видом своей смерти.
– Постой, – я все еще не могла встать, но голос мой окреп и я сказала очень громко, ища глазами Тэнгиз, – этот яд вызывает галлюцинации и действует на органы дыхания, это белладонна!
Таян обернулся на меня, прижимая платок к губам. Я посмотрела прямо на него:
– А противоядие от белладонны как и от всех существующих ядов – это беозар!
– Что? – потерянно спросил Мунха.
Таян и Баян внимательно посмотрели на меня и приблизились. Я поманила их еще ближе, и когда они оба склонились надо мной, я одной рукой схватила Таяна за плащ, а другой Баяна за рукав:
– Что еще за беозар? – озадаченно спросил Таян.
– А это я прочитала в Гарри Поттере, именно так он и спас Рона, когда Драко Малфой хотел отравить его.
Мои руки ослабели и безвольно упали на пол с глухим стуком.
– Он все еще бредит, – сообщил Таян.
Я закрыла глаза.
========== Первый закон Чингис-хана ==========
Во сне я видела, как Мунха поднял меня и вынес из шатра. Какое-то время я неподвижно лежала в палатке для евнухов, было очень холодно и больно. Я ощущала себя также плохо, как и после своей настоящей смерти.
– Мунха, Мунха, – тихо позвала я, чувствуя сухость в горле.
Зрение мое туманилось. Я закрыла глаза, услышав, как Мунха подошел к постели.
– Мунха, мне нужна вода.
– Сейчас, – мягко сказал он, – как же тебя угораздило?
– Это Тэнгиз.
Мунха испуганно вскрикнул. Я поняла, что сболтнула лишнего.
– Мунха, откуда у тебя противоядие?
– Что непонятного, – проворчал евнух, – у меня всегда с собой универсальное противоядие для императора.
– Ты его на меня истратил?
– Велика честь…
И я заснула.
В следующий раз, когда я проснулась, то вокруг было темно, и я не понимала точно, где нахожусь и сколько прошло времени. Я села на постели и поняла, что это были уже не шкуры, да и лежала я не на полу. Шатаясь, чувствуя сильное головокружение, я встала. Увидела слабосвятящийся прямоугольник окна. Подошла, цепляясь за мебель. Я во дворце. А точнее в своем домике для призраков.
Кажется от моей одежды уже несло потом. В некоторой панике я пощупала себя и поняла, что меня никто не переодевал. Волосы тоже воняли и свалялись. Сколько дней я провалялась в горячке? Осматривал ли меня кто-то? Я даже не помню, как оказалась во дворце.
Руки и ноги все еще были холодные. Захотелось просто принять душ, включить лампу, полазить в интернете, чтобы выяснить, что у меня за болезнь. Этого сейчас так не хватало. Я почувствовала себя так одиноко. Никто не мог понять меня и поддержать в этом времени. А привычные методы успокоения больше не работали. Если и дальше останусь здесь, в этом времени, не потеряю ли я себя? Для чего я тут… Здесь требуется только одно – все время быть сильной. Один неверный шаг и смерть настигнет меня вновь.
С горечью я осознала, что не могу вернуться в наш мир, что там я умерла, что единственная возможность прекратить это испытание – пройти его до конца.
Я сжала крестик на своей груди и прошептала:
– Господи, если слышишь меня, так далеко во времени, то помоги мне.
Я не знала, слышали это Минамото и Тайра, изготовившие крестик для меня. А может, они никогда и не существовали, может, все это бред моего воображения. Что если я родилась и живу в XIV веке, а все остальное мне приснилось. Тогда кто я? Я – это Марина из XXI века или Мату из XIV?
Пора прекратить этот бред. Я вернулась в постель, чтобы еще немного поспать. Как только рассвело, мне нужно привести себя в порядок и начать эту битву заново.
Дайду. Дворец Императора. Пару дней спустя.
Я гуляла по дворцовому комплексу с наслаждением вдыхая морозный воздух. До весны осталось совсем немного, однако легкий морозец сковал дорожки льдом. Я искала Таяна. Из головы не шла картина, как он делал мне искусственное дыхание. Его губы касались моих губ, я улыбнулась. Что за ерунда. Такое не стоит рассматривать в романтическом ключе. Да и вообще о какой романтике можно говорить в моем положении. Дело даже не в том, что я евнух.
Незаметно я забрела к тренировочным площадкам. Кешики и гвардейцы здесь отрабатывали разные приемы: стрельбу на луке, рукопашный бой и бой на мечах. У некоторых имелись такое интересное оружие, что-то среднее между копьем и топором, называлось саадык. Но наиболее важным оружием для каждого монгола была палица. Их делали из драгоценных металлов и украшали рубинами, топазами или алмазами. Такие палицы имела право носить только монгольская знать. Заслужить палицу как награду было большой честью.
На помосте над тренировочными площадками я увидела генерала Баяна и его верного помощника Таяна. Сердце мое учащенно забилось, сколько бы я не приказывала себе оставаться спокойной.
– А вот ты где, Мату, – помахал мне Баян, – иди сюда!
Я хотела подняться, но Баян неожиданно сам спустился. Я подождала его, поклонилась, когда генерал приблизился.
– Выглядишь еще бледным, – в своей манере Баян похлопал меня по плечу, – пойдем со мной.
Генерал отвел меня на одно из тренировочных мест.
– Ты говорил, что хочешь служить в моем кешиктане. Но ты не умеешь сражаться, это так?
Я кивнула.
– Так дело не пойдет, я хочу посмотреть, что из тебя получится.
И не успела я опомниться, как Баян стукнул своей широкой ладонью мне сначала по плечам, потом где-то в район груди и промычал, что телосложение у меня хлипкое. В глазах потемнело. Затем Баян схватил мои ладони и с большой долей сомнения осмотрел их.
– Ручки маленькие, будто женские.
Я поспешно вырвала руки. Баян хмыкнул.
– Попробуем стрельбу из лука, – предложил генерал.
–Ага, – легко согласилась я.
Уж это я смогу, в детстве, помнится, я любила в такое играть, делала луки из веток деревьев.
Мы прошли на стрельбище. Таян тем временем увязался за нами. Из-за этого я начала чувствовать смущение. Нужно это прекратить и немедленно! Для полной уверенности я похлопала себя холодными ладонями по щекам. Баян в замешательстве смотрел на мои действия.
– Это для придания боевого духа, – пояснила я.
Таян отошел в сторонку, за спину Баяна. Я взяла лук. Он не был очень большим как я опасалась. Монгольские луки отличались небольшими размерами и легкостью. Так что его можно было прицепить к поясу и носить. В отличии от европейских стрелков монголы не носили лук за плечом, также колчан со стрелами висел на поясе.
Соответственно пояс был важнейшей частью амуниции для воина. Помимо хуяка, который изготавливали из кожи и металла, настоящий монгольский воин носил зимой широкий меховой пояс, перетянутый ремнями. Все это напоминало корсет и чем красивее мех, тем моднее все это выглядело.
У Баяна был корсет из меха рыси, а Таян корсет не носил, предпочитая меховой плащ на подкладке, таким образом стремясь по-видимому подчеркнуть свой статус ученого.
Итак, я приготовилась стрелять. И тут меня ждало первое разочарование. Натянуть тетеву было не только сложно, но еще и больно. Она резала пальцы и была очень тугой. После первых попыток я изрезала пальцы и едва ли смогла пустить стрелу дальше, чем на один метр.
Лицо Баяна приняло озадаченное выражение.
– Силенок у тебя маловато, – прокомментировал он, сильно прищурившись, – вот Ее Высочество Ки так стреляет из лука, лучше любого мужчины.
Я промолчала. Таян ответил за меня:
– Господин, он еще наверно не восстановился после яда.
Баян с досадой отмахнулся.
– Эээ, Таян, для этого я и учу его. Пойдем дальше.
И генерал привел меня к сражающимся на мечах. Я уже знала, чем все это обернется, поэтому позволила себе беспомощно взглянуть на Таяна. Мне почудилась растерянность в его глазах на миг, но потом он все же сказал Баяну, что уже убедился, что на мечах я сражаюсь преотвратно.
– Я это и так понял, поэтому я назначу тебе тренера. Будешь приходить сюда и учиться каждый день. Эй, капитан Ло, подойди!
К нам подошел капитан гвардейцев.
– Будешь учить этого мальца сражаться на мечах, рукопашному бою, стрельбе из лука и так далее, – скомандовал Баян.
Капитан Ло с отвращением на лице осмотрел меня и злорадно улыбнулся. Надеюсь, он не задумал чего плохого.
– Подождите, господин генерал, – окликнула я Баяна прежде, чем они с Таян оставили меня на растерзание капитану Ло, – я кое-что умею. Я умею ездить верхом и очень хорошо.
– Я бы расстроился будь иначе, – заметил Баян, – ты такой легкий и маленький, из тебя должен получиться хороший наездник.
Когда я жила в своем времени, то мне приходилось одно время посещать казачью конюшню, чтобы убирать за лошадьми. Типа волонтерская работа. Лошади мне очень нравились. Казаки – отличные наездники, не хуже древних монголов. И они научили меня не только верховой езде, но и всяким трюкам, которые мне хорошо удавались. Для такого дела как раз годятся люди маленького роста и веса. Это, пожалуй, единственное, что я умею.
– Послушай, малец, – обратился ко мне Баян, развернувшись, – ты должен научиться постоять за себя.
– Господин генерал, – ответила я, – господин Тэнгиз подозревает меня, я думаю, что мне необходимо вернуть доверие дома канцлера, чтобы они не избавились от меня раньше времени.
– В этой игре тебе придется идти до конца, Мату, – Баян почти полностью прикрыл свои глаза, – ты готов к этому?
– Если только мне не придется предать свои принципы, я готов, господин генерал.
Таян слегка покачал головой. Баян выпятил нижнюю губу и спросил:
– А если придется?
– Господин генерал, я боюсь боли, но не боюсь смерти. Я не боюсь пойти на хитрость, и не боюсь быть обманутым. А мои принципы и мои мечты – это единственное мое богатство. Я не предам свои принципы, если я изменю им, то от меня ничего не останется.
Я похлопала ладонью по середине груди. То, что я сейчас сказала – было правдой. Более всего на свете я не собиралась предавать себя.
Баян еще сильнее прищурился:
– А какие у тебя принципы?
Я взглянула вверх на синее небо прежде, чем ответить.
– Вы знаете, господин генерал, мои принципы – это не предавать тем, кто доверяет мне, это помогать тем, кто нуждается в моей помощи, проявлять милосердие ко всем, и самое основное – держаться подальше от человеческих чувств.
Баян и Таян молчали. Я сделала паузу и сказала то, что всегда было на душе:
– Господин генерал. Сердце человека такое хрупкое. Если доверять его другим, то оно разобьется. Я никогда и никому бы не доверил своего сердца, но так жить не совсем правильно. Наверно. Поэтому живя в другом месте и в другой стране я не мог найти своего места. Но оказавшись здесь, я чувствую, что нашел свое предназначение. Я просто хочу служить своим принципам, а мои принципы говорят мне помогать слабым. Лишь когда я помогаю кому-то, я чувствую, как на мое сердце проливается бальзам, и оно излечивается от тех ран, что нанесла ему жизнь.
– И откуда столько горечи в словах такого юного создания? – покачав головой, спросил Баян.
– Жизнь приносит много горечи хочешь ты того или нет. Знаете, а вы, конечно, знаете, что Чингисхан, издав свой сборник законов – первым законом написал туда то, что смертью карается тот, кто предает доверившегося ему человека. Я бы хотел всегда соблюдать этот закон.
– Ваши мысли слишком идеалистичны, – заметил Таян, отведя взгляд.
Баян стукнул кулаком о стол, на котором лежали мечи:
– Ты мне нравишься, малец! Действуй как задумал и не отступайся от своего пути, иначе я лично убью тебя.
– Вам не придется, господин генерал, – рассмеялась я.
– Но что значит держаться подальше от человеческих чувств? Я не понял, – спросил Баян.
– Если коротко, это значит, не приближать к себе людей слишком близко. Я мечтаю отделаться от человеческих чувств, так как они приносят только пороки. Любовь оборачивается похотью. Дружба – предательством, а преданность – смертью. Я хочу быть преданным только Богу и все.
– Так ты у нас заделался монахом? – удивился Баян.
Я улыбнулась:
– Нет, я сказал, что мечтаю избавиться от пороков, но не сказал, что мне это удалось. Но я бы никогда не смог стать монахом, потому что где-то в глубине души я все еще верю, что существует настоящая дружба и любовь.
– Я верю, что если у человека есть честь, то его верное сердце никогда не предаст своих идеалов, – серьезно ответил Баян, – мне нравится ход твоих мыслей. Ты мне по нраву, Мату. Да, Таян? Разве не такого человека мы искали.
Таян пожал плечами.
– Слова мало что значат.
– Тут вы правы, – тут же ответила я, – нельзя верить словам, я бы никому не советовал. Человек самое колеблющиеся и изменчивое существо в мире. Верить ему опасно.
– Довольно! – заявил Баян, – если вы собрались тут препираться на философские темы, то избавьте мои уши от этого! Таян, бери Мату и езжайте выполнить мое поручение. Я сказал, что доверяю этому мальчишке, а если я, Баян, степной волк, что-то сказал, то я от своих слов не отрекусь!
– Благодарю вас, господин генерал, – я встала на одно колено.
– Можешь звать меня по имени.
– Благодарю вас, господин Баян, – радостно ответила я.
Покои императора Тогон-Тэмура-Темура.
Возле узорчатых круглых дверей, ведущих в спальню великого хана выстроились евнухи и служанки. Оказалось император принимал свою вторую жену Олджей. Я как и остальные стояла в коридорчике, ожидая приказа принести чай или фрукты.
Ко мне подкрался Мунха и, низко наклонившись, прошептал на ухо:
– У меня важные новости.
– Мунха, щекотно.
– Что?
– Когда ты так шепчешь в ухо, щекотно.
– Болван! Новость важная!
– Говори, только не так щекотно.
– Визирь Кочючюк прислал ответное письмо.
Я вскрикнула. Мунха испепелил меня взглядом.
– Где оно? – прошептала я.
– В этом-то и проблема! Письмо перехватили.
– Что? Кто это сделал? Эль-Тимур?
– Еще нет, но скоро оно будет у него.
– Кто перехватил его?
– Ван У.
– Король Коре?
– Да.
– Что это значит для нас?
– Ван У сотрудничает с Ен Би Су, она из ильханитов. Точнее делает вид, что работает на них. Он втерлась в доверие к вождю местного клана, который должен был передать для нас письмо, и выкрала его. Теперь она и Ван У используют письмо на свое усмотрение. Зная этого хитреца, произойти может все, что угодно. Даже то, что они отдатут его канцлеру и тогда Его Величеству конец.
Мы с Колтой в ужасе уставились друг на друга.
– Стоп, Мунха. Мне нужно разобраться. В Дайду есть торговый клан ильханитов, их вождь должен был передать нам письмо от визиря, так?
– Да, – нервно кивнул Мунха, и его шапка сползла на лоб.
– Но некая Ен Бин Су – доверенное лицо вождя выкрала письмо? почему?
– Оказалось, что вождь зря доверял этой девчонке, она любовница Ван У.
– Ага, а почему вождь вообще ей доверял?
– Потому что она хороший купец. Ильханиты не раз заключали с ней незаконные сделки по продаже женьшеня.