Бонапарты. История Французской империи

Развод с Жозефиной

Напомним, что Наполеон познакомился со своей будущей женой Жозефиной де Богарне в ноябре 1795 года. Вскоре они поженились. Однако годы шли, а детей у них не было, и рано или поздно должен был встать вопрос о разводе этих действительно любивших друг друга людей. Почему? Да потому что слишком уж много аргументов «против» оказалось у этого брака. Во-первых, категорически против креолки был весь клан Бонапартов, открыто объявивший войну той, кого в корсиканском семействе посчитали самозванкой. Во-вторых, как выяснилось, Жозефина не могла больше иметь детей, а ставшему императором Наполеону непременно нужен был наследник. В-третьих, на развод с Жозефиной Наполеона толкали его министры и политики, искавшие возможности укрепления через новый брак необходимого Франции союза с Россией или с Австрией.

В результате человеческое чувство уступило место государственным соображениям и целесообразности. Решение о разводе созрело уже в 1807 году, а прошедшие после этого два года были полны горьких переживаний: доводами «за» были политика и интересы Франции, доводами «против» – любовь и жалость. Без сомнения, это решение было одним из самых трудных в жизни Наполеона, и оно потребовало от него нечеловеческого напряжения сил.

* * *

Наполеон почти до конца 1809 года медлил с решительным объяснением. Наконец, в последний день ноября он объявил той, которую всегда так любил, что намерен ее покинуть.

Это случилось 30 ноября 1809 года. В этот день император и императрица обедали вместе. Он был мрачен и задумчив, она грустна и молчалива. После обеда присутствовавшие оставили их наедине.

– Жозефина, милая Жозефина, – сказал, наконец, Наполеон, – ты знаешь, я любил тебя!.. Тебе, одной тебе обязан я всеми минутами счастья, которые имел в жизни. Жозефина, моя судьба побеждает мою волю. Перед выгодами Франции я должен заглушить самый голос сердца.

По словам Рональда Делдерфилда, Жозефина «приняла эти прозрачные намеки с неловким молчанием»³³.

Прозрачные намеки? Интересная трактовка…

Когда муж говорит, что намерен жениться на «брюхе», что династия без наследника – это династия без фундамента, что высшие государственные интересы требуют, чтобы у него был ребенок, разве это намеки? Для неспособной больше иметь детей жены, к сожалению, это не намеки, это приговор, окончательный и не подлежащий обжалованию.

Собственно, Жозефина в глубине души уже давно была готова к этому. И все же заявление Наполеона стало для нее страшным ударом.

Барон Луи де Боссе, первый камергер двора императрицы, описывает события вечера 30 ноября следующим образом:

«Их Величества сели за стол. На Жозефине была большая белая шляпа с лентами, завязанными под подбородком, частично скрывавшая ее лицо. Тем не менее, я увидел, что она заплакана и сейчас с трудом удерживает слезы. Она показалась мне воплощением боли и отчаяния. За столом в этот день царило безмолвие <…> Единственными словами, которые произнес Наполеон, обращаясь ко мне, были:

– Какая сегодня погода?

Задав этот вопрос, он встал из-за стола. Жозефина последовала за ним. Подали кофе; император взял чашку и знаком отослал всех из комнаты. Я немедленно вышел. Обуреваемый грустными мыслями, я сел в углу столовой в кресле, наблюдая за лакеями, которые убирали со стола. Вдруг из гостиной раздались крики императрицы Жозефины»³⁴.

Это было очень сильное нервное потрясение.

После этого в течение нескольких дней пронзительные стоны Жозефины доносились из ее внутренних покоев, отдаваясь эхом в коридорах и на лестницах. Отзвуки их доходили даже до гостиных, переполненных встревоженными придворными. Родственники Наполеона не без наслаждения ловили их. Они всегда ненавидели Жозефину и теперь смаковали каждую ее жалобу, комментируя происходящее в весьма откровенных и совсем не великосветских выражениях.

– Вы только послушайте, как кричит эта шлюха! – восклицала Каролина Бонапарт.

– Да, старуху тряхнуло, как следует, – смеялся Жером Бонапарт.

По словам биографа Наполеона Фридриха Кирхейзена, «Наполеона влекла к Жозефине только любовь. Он женился на ней только потому, что любил ее, – любил так, как только может любить мужчина женщину»³⁵. Совершенно другими глазами смотрели на Жозефину братья и сестры Наполеона: они видели в ней только ужасную кокетку, чересчур старую для императора.

* * *

Судьба Жозефины была окончательно решена в декабре 1809 года, когда на семейном совете ее поставили перед фактом. Наполеон тогда сказал:

– Один Бог знает, как тяжело было моему сердцу принять это решение. Но никакая жертва не может быть слишком велика для меня, если я уверен, что это необходимо для блага Франции.

О благе Франции говорила и рыдающая Жозефина. Отчаянию двух любящих сердец не было предела, но им обоим предстояло смириться с неизбежностью…

Стоит отметить, что Наполеон помнил о прекрасной и доброй Жозефине всю свою жизнь. Его второй брак с дочерью австрийского императора Марией-Луизой стал для него сущим наказанием. Останься он со своей любимой Жозефиной, разве она бросила бы его одного в изгнании? Конечно же, нет. Разве в 1814 году, незадолго до своей смерти, Жозефина не воскликнула:

– Зачем я согласилась тогда на этот развод? Наполеон несчастен, а я не могу быть возле него! Его обвиняют несправедливо, и кто может судить об этом лучше меня!

У немецкого историка Фридриха Кристофа Шлоссера читаем:

«Сердцу Наполеона делает большую честь та форма, в которой он 30 ноября 1809 года объявил, что в угоду своей политике он решился расторгнуть свой брак; но его объявление о необходимости развода и все его прежние и последующие слова прискорбным образом показывают, что он придавал самую преувеличенную важность своему несчастному вступлению в родство с теми старинными фамилиями, которые утратили почти всю свою силу. 15 декабря, в присутствии всей императорской фамилии и под руководством архиканцлера, секретарь придворного императорского штата Реньо де Сен-Жан д’Анжели написал сентиментально-риторический протокол, в котором Наполеон и его супруга выражали добровольную решимость расторгнуть свой брак. Причиной этой решимости выставляется то, что император для блага государства должен разойтись с супругой, от которой не может надеяться иметь детей. Для формы казался нужен по этому делу сенатский декрет, и Эжен де Богарне, являвшийся тут в первый раз в Сенат, внес предложение об этом. Из 87 сенаторов только семь подали голос против предложения; другие четыре сенатора не подали голоса; один Грегуар хотел говорить против предложения, но ему не дозволили говорить»³⁶.

После развода Жозефина, бывшая супруга императора, немедленно удалилась в Мальмезон, в свой любимый дворец, подаренный ей когда-то Наполеоном. Там она и умерла 17 (29) мая 1814 года. Считается, что она сильно простудилась во время прогулки с императором Александром I, и это стало причиной ее неожиданной смерти. Ей было всего 50 лет.

Австрийский брак Наполеона

После развода с Жозефиной Наполеон, исходя из политических соображений, женился на Марии-Луизе – высокой и дородной дочери императора Австрии.

Мария-Луиза Австрийская родилась в Вене 12 декабря 1791 года, когда Наполеону уже было 22 года. Она была дочерью эрцгерцога Франца из династии Габсбургов (он с 1804 года стал императором Австрии) и эрцгерцогини Марии-Терезии (дочери короля Неаполя Фердинанда).

Мария-Луиза появилась на свет в шикарных покоях королевского дворца Хофбург. О ее раннем детстве ее биограф Лука Гольдони пишет так: «Малышка всех умиляет: она и не думает двигаться с того места, куда ее поставили, обнаруживая ту самую покорность, которая сделает чересчур легким ее воспитание. “Первый долг девочки – послушание. Если ослушаешься, тебя посадят в тюрьму”, – так рассуждает ее мать <…> И ни намека на будущих Бенджаменов Споков, выявивших комплекс вины у родительниц конца XX века и сделавших наглыми и одновременно неуверенными в себе их детей»³⁷.

Отец и мать уделяли дочери, а потом и ее многочисленным братьям и сестрам, совсем мало времени (он был вечно занят государственными делами, а она – своими переходящими из одной в другую беременностями). С самых ранних лет детей доверяли заботам опытных фрейлин, а венценосные родители появлялись лишь в строго установленные часы и ровно настолько, чтобы дети совсем не забыли, кто их отец и мать.

По отзывам современников, Мария-Луиза была настоящим ангелом кротости. Вот, например, одно из сохранившихся писем, которое она написала отцу: «Прошу вас, дорогой папа, не оставляйте меня вашей милостью, и уверяю вас, что всю мою жизнь я буду любить и уважать вас. Ваша послушнейшая и покорнейшая дочь»³⁸.

Мария-Луиза была очень образованной девочкой: она быстро научилась говорить по-французски и по-итальянски, разбиралась в истории и географии, умела играть на фортепьяно и обладала отменными манерами. Это может показаться удивительным, но ее любимым развлечением была игра «в Наполеона». По словам Луки Гольдони, «Мария-Луиза и ее брат Франц-Карл назвали Бонапартом деревянную куклу; давая выход всем своим страхам, тревогам и злости, которые вызывал у них этот враг-француз, они пинали ее, обзывали обидными словами и даже поджигали»³⁹.

* * *

Вообще следует отметить, что юная Мария-Луиза называла Наполеона исключительно «проклятым корсиканцем». Особенно ненависть к нему обострилась после того, как Наполеон разгромил русских и австрийцев при Аустерлице, а затем, в ноябре 1805 года, вступил в Вену. Марии-Луизе в то время было четырнадцать, и ей вместе со всем Габсбургским семейством пришлось бежать в Краков. Могла ли она тогда относиться к завоевателю иначе как к проходимцу и варвару? Конечно же, нет. Она и младшему брату своему рассказывала, что он «бросает священников в огонь», «топчет святыни», «бьет по щекам своих министров» и «стреляет даже в собственных офицеров».

А потом был 1809 год, очередной разгром австрийской армии при Ваграме, и Вена вновь оказалась в руках Наполеона. К тому времени мать Марии-Луизы умерла во время тринадцатых родов, а отец в третий раз предстал перед алтарем. На этот раз с эрцгерцогиней Марией-Людовикой, которая была всего на четыре года старше Марии-Луизы. И вновь Габсбургам пришлось отправиться в изгнание – теперь в Будапешт. Не удивительно, что в адрес Наполеона при австрийском дворе слышались одни лишь проклятия.

Лука Гольдони констатирует: «Вот то душевное состояние, в котором находится Мария-Луиза, когда на горизонте начинает вырисовываться ее кандидатура для заключения политического брака. С затаенным страхом и плохими предчувствиями следит она за слухами о близком разводе ненавистной личности с Жозефиной, которая не только не подарила ему наследника, но к тому же, пока муж был на войне, сама вела бесчисленные сражения – в спальне»⁴⁰.

Мария-Луиза тогда написала одной из своих подруг:

«Мне передали, будто Наполеон сказал, что я должна заменить Жозефину. Но они ошибаются: он слишком боится получить отказ. Кроме того, он слишком стремится причинить нам новые страдания, чтобы сделать подобное предложение. И потом, папа слишком добр, и он не станет принуждать меня»⁴¹.

Девушка жалела ту несчастную принцессу, на которую падет выбор Наполеона, и была уверена, что уж она-то точно не станет жертвой политики. Очень скоро мы увидим, что она сильно ошибалась. А пока лишь отметим, что Мария-Луиза к 1810 году стала типичной Габсбургской принцессой: рост под метр семьдесят, великолепный бюст, светлые волосы, большие голубые глаза навыкате, ямочки на щеках… Она была, скорее, некрасива, но обладала на редкость ладной фигурой и вполне могла произвести впечатление.

А вот компетентное мнение историка Десмонда Сьюарда:

«И все-таки Мария-Луиза была более интересной и приметной женщиной, чем о ней принято думать. Судя по всему, она обладала незамысловатым, добродушным и приятным характером, была не слишком умна, но и не глупа, а еще до неловкости застенчива. Она на удивление хорошо писала маслом как портреты, так и пейзажи, много читала, включая большие отрывки из Шатобриана, и была талантливой музыкантшей – пела, играла на рояле и арфе, причем довольно недурно, и любила не только Моцарта, но и, как вся остальная семья, питала страсть к Бетховену. Позже, в Парме, ее подданные прониклись к ней такой преданностью, какая нечасто выпадает на долю правителей. Однако история в целом оказалась жестокой к этой несчастной жертве династических интриг. Мария-Луиза получила едва ли не монастырское воспитание под недремлющим оком суровых гувернанток. Ей никогда не позволялось оставаться наедине ни с одним мужчиной, за исключением отца, и для того, чтобы в ее присутствии не прозвучало ни одного намека на тайны секса, ей разрешалось иметь четвероногих питомцев только женского пола. Она ни разу не побывала в театре. Ее единственными украшениями были коралловое ожерелье и несколько жемчужин. Единственно дозволенные ей забавы заключались в собачке, попугае, цветах и венских взбитых сливках»⁴².

* * *

Новый брак Наполеона заключался при следующих обстоятельствах. После развода с Жозефиной император, как уже говорилось, удалил свою первую супругу в Мальмезон, а завершив эту «операцию», он тут же занялся выбором новой невесты, которая должна была уберечь Францию от возможной реставрации Бурбонов путем производства на свет прямого наследника императорского престола.

В конце января 1810 года было собрано специальное совещание высших сановников империи по этому вопросу. Многие, в том числе архиканцлер Камбасерес и министр полиции Фуше, выступили за союз с Россией, но министр иностранных дел Талейран предпочитал австрийский брак. Первые высказались за великую княжну Анну Павловну, сестру императора Александра I, Талейран же – за Марию-Луизу Австрийскую.

Других вариантов, по сути, и не было. На свете, кроме Франции, было лишь три великих державы: Англия, Россия и Австрия. Но с Англией постоянно шла война не на жизнь, а на смерть. Оставались только Россия и Австрия. Россия, бесспорно, была сильнее Австрии, в очередной раз разбитой Наполеоном. Но в России тянули с ответом. По официальной версии, Анна Павловна была еще слишком молода, ей было всего 16 лет. Конечно же, это была лишь отговорка. В России ненависть к Наполеону росла с каждым годом – по мере того как усиливались строгости Континентальной блокады. Как бы то ни было, в Санкт-Петербурге попросили отсрочить решение вопроса о браке Анны Павловны с Наполеоном, и последний, сильно раздраженный уклончивостью русского двора, дал понять, что склоняется в пользу «австрийского варианта».

Историк Десмонд Сьюард по этому поводу пишет: «Наполеон был ослеплен своей наивной верой, что подобный альянс, которому Господь пошлет сына и наследника, наконец-то даст ему пропуск в крошечный заколдованный круг монархов «старого режима», и что великие сеньоры дореволюционной Франции примут его как законного правителя. Он был далеко не искренен, заявляя с напускной прямотой: “В конце концов, я женюсь на утробе”. Он убедил себя, что Австрия теперь заинтересована в сохранении его режима, что бы ни случилось, а Россия, возможно, присоединится к альянсу трех императоров. Этот выдающийся политический реалист позволил, чтобы его здравые суждения затмило, грубо говоря, примитивное продвижение по иерархической лестнице»⁴³.

Князю фон Меттерниху, тогдашнему австрийскому послу в Париже, был передан запрос, согласен ли австрийский император отдать Наполеону в жены свою дочь Марию-Луизу? Из Вены тут же ответили, что Австрия на это согласна.

Новость эта поразила австрийцев.

Лука Гольдони не без иронии констатирует: «Образ потерпевшего поражение отца, разыгрывающего карту дочери, не должен так уж нас возмущать. Мы живем во времена, когда уже отшумела романтическая буря, превозносившая чувственный мир и сделавшая любовь бесспорным главным действующим лицом литературы. А тогда династические браки наряду с войнами и альянсами составляли необходимое условие для пополнения содержимого сундуков, для славы и процветания рода, долженствующего пережить все и вся. Сердечный трепет, в той же мере, что и рецидив инфлюэнцы, считался неприятной неожиданностью»⁴⁴.

Много лет спустя Мария-Луиза напишет об этом: «Чего же вы хотите, мы, принцессы, были воспитаны не так, как другие женщины. Мы не знали равенства в семье и равенства в чувствах. Нас всегда готовили к событиям, прерывающим все отношения и связи, переносящим нас далеко от родителей и создающим для нас новые, иной раз прямо противоположные интересы»⁴⁵.

Как видим, написано вполне спокойно и рассудительно, но это не должно вводить в заблуждение: тогда, в начале 1810 года, Мария-Луиза была не просто взволнована, она была ошеломлена. Но это ровным счетом ничего не меняло, ибо Мария-Луиза была хорошей дочерью. Она любила отца больше всего на свете, и его воля была для нее священна.

Она так и заявила князю фон Меттерниху:

– Скажите моему отцу, что там, где речь идет о благе страны, решение принадлежит только ему. Попросите его, чтобы он выполнял свои обязанности главы государства и не заботился о том, чтобы согласовать их с моими личными интересами.

* * *

А тем временем события разворачивались с калейдоскопической быстротой. 7 февраля 1810 года Наполеон сообщил Александру I о том, что идея о «русском» браке им окончательно отброшена, и тут же был подготовлен «австрийский» брачный договор. Над текстом много не работали: взяли из архива и просто переписали брачный договор, составленный при женитьбе предшественника Наполеона на французском престоле, короля Людовика XVI, на другой австрийской эрцгерцогине, Марии-Антуанетте, которая приходилась тетушкой нынешней невесте Наполеона. Этот брачный договор был отправлен на ратификацию австрийскому императору. Франц быстро его ратифицировал, и сообщение об этом пришло в Париж 21 февраля.

22 февраля маршал Бертье, начальник генерального штаба Наполеона, выехал в Вену с весьма прелюбопытной миссией: изображать жениха, то есть самого императора французов, во время торжественного обряда бракосочетания, который должен был произойти в Вене.

Как видим, «добрый кузен Наполеон» счел излишним самому обеспокоиться поездкой в Вену хотя бы для такого исключительного случая, как собственная свадьба. Но с этим в Вене примирились, а что еще им оставалось делать…

Маршал Бертье прибыл в столицу Австрии в начале марта 1810 года и официально попросил руки Марии-Луизы от имени Наполеона.

На официальный запрос Бертье император Франц ответил, что согласен отдать Наполеону свою дочь. Мария-Луиза тоже выразила свое согласие, и 11 марта в Вене, в присутствии всей австрийской императорской фамилии, всего двора, всего дипломатического корпуса, сановников и генералитета, была проведена брачная церемония.

На следующий день Бертье отправился во Францию, а через 24 часа вслед за ним выехала из Вены и будущая императрица Мария-Луиза.

Надо сказать, что до этого она никогда не видела Наполеона. Сказать, что она волновалась – это ничего не сказать. Девушка была в панике. При этом при проезде через вассальные страны (например, через Баварию) ей всюду давали почувствовать, что она – супруга истинного повелителя Европы.

* * *

Итак, жребий Марии-Луизы был брошен. Император Франц 13 марта 1810 года написал Наполеону, формально уже своему зятю: «Если и огромна та жертва, которую я приношу, расставаясь с дочерью, если в этот момент мое сердце и обливается кровью при мысли о разлуке с любимым ребенком, то меня может утешить только полное убеждение в том, что она будет счастлива»⁴⁶.

Позднее император Франц признавался, что, согласившись на этот брак, он «пожертвовал тем, что было всего дороже его сердцу, для того чтобы предотвратить непоправимое несчастье и приобрести залог лучшей будущности»⁴⁷. Он действительно получил немалые выгоды от этого брака. Наполеон, опиравшийся до этого в своей политике на свой союз с Александром, начал постепенно отдаляться от России и сближаться с Австрией.

На Европу это событие, естественно, произвело неизгладимое впечатление, и оно обсуждалось на все лады. Одни говорили, что теперь наступит конец войнам, и Европа обретет долгожданное равновесие. Другие утверждали, что очень скоро Наполеон начнет воевать с той из держав, где ему не дали невесты…

Наполеон встретил Марию-Луизу 27 марта 1810 года недалеко от Парижа, возле Компьеня. И только тут супруги в первый раз в жизни увидели друг друга.

По правде говоря, их первое свидание должно было происходить, согласно официальному церемониалу, но Наполеон не мог побороть свое нетерпение и нарушил правила, им же самим предписанные. В сопровождении одного маршала Мюрата, под проливным дождем, он тайно выехал из Компьеня, стал у дверей небольшой сельской церкви и, увидев Марию-Луизу, бросился к ее карете.

Увиденное поразило его до глубины души. Вместо ожидавшейся им «матки», способной дать ему только наследника, он вдруг обнаружил в карете по-детски наивную молодую женщину, показавшуюся ему восхитительной, и он… немедленно влюбился.