Глава 15. Торговец и его куклы.
Вся жизнь во Вселенной, какую бы простую или сложную форму она не имела, стремится к единственной основной цели – размножению. Но в этом ли смысл жизни человека? Многие мудрецы искали ответ на сей щекотливый вопрос десятилетиями, и до конца своих дней так и не находили его. Они не хотели принять истину, пытались завуалировать ее за ложными догматами, продолжая биться головой об самими же сотворенную стену. Придумывали себе обманчивые пути, будто бы способные привести к высшей цели.
Но природа уже давно все за всех решила, и на каждое хитрое создание заготовила свою ловушку. Ведь что такое любовь? Та самая любовь, что возникает между людьми разного пола (патология в виде гомосексуализма не в счет). Быть может, это самая совершенная ловушка, нацеленная на разумных существ с высшими психическими функциями. Красивая игра чувств, конечной целью которой является все тот же процесс воспроизведения себе подобных. И потомство, рожденное в любви, имеет больше шансов на выживание.
Только мог ли я себе представить, что когда-либо встречу людей, лишенных основной функции живых существ?
Людей? А имеют ли они право так называться? Ведь дело даже не в облике… Кто из нас в большей степени человек: Гэйли или я? Земляне или обитатели Внешней Стороны имеют право назвать себя настоящими людьми? Если верить в то, что мы созданы по образу и подобию Бога, то где искать правду? Кто над кем властен: Бог над природой, или наоборот? А может, это единое целое…
Гэйли никак не походила на бесполое существо. Впрочем, как и Эргол. Они оба несли четкие признаки своего пола, выраженные в манере поведения и некоторых поступках. Только вот в чем смысл такого деления для тех, кто не способен к размножению? Если, конечно, они раньше не имели такую способность и со временем не утратили ее.
Но пошло ли на пользу обществу подобное нарушение естественного процесса? Ведь в основу цивилизации как раз-таки заложены отношения между мужчиной и женщиной. Объединение могучих государств, кровавые войны, жестокие предательства и братоубийства – все это вытекает как последствия этих отношений. Попытки доказать, что кто-то сильнее, достойнее или красивее других. Стремление к лидерству. Чем сложнее культура общества, тем больше различных нюансов. А в итоге-то все равно сводится к одной и той же цели…
Только у этих людей цель была другая. Мне трудно что-либо утверждать, так как кроме двух взрослых и одного псевдоребенка никого пока не встретил. Но очень хотелось увидеть все их общество изнутри, понять принципы взаимопонимания и сотрудничества. Какими могут быть женщины, которым не нужно искать привлекательную одежду, накладывать на лица несколько слоев косметики и сооружать на головах сложные формы из волос? Им чужды красивая походка, флирт и беззаботная влюбленность, и в их жизни никогда не появится шанс познать прекрасное чудо материнства. Если ничего этого нет, тогда кто они? Женщины ли?
А мужчины, лишенные долга защищать свои семьи? Могут ли они заботиться о ком-либо, кроме себя? Даже если предположить, что с древних времен сохранились какие-то родственные связи, все равно это такие же рудименты, как и упомянутые Гэйли органы. Отголоски тех далеких времен, когда их жизнь все еще двигалась вперед, а не стояла на месте. Интересно, можно ли замершую жизнь считать незавершенной смертью?
Эргол хорошо постарался, и теперь идти по расчищенной от снега дорожке было одно удовольствие. Мороз уже не так ощущался благодаря теплому комбинезону из какой-то металлизированной ткани, а высокие сапоги на толстой рифленой подошве не давали ногам скользить. Чувствовал я себя в новой одежде вполне комфортно, даже не смотря на то, что она была мне велика.
– Можно где-нибудь почитать или увидеть вашу историю? – спросил идущую передо мной Гэйли. Мы едва поспевали за умчавшимся вперед Сатом. – Должны же быть какие-то летописи…
– Конечно, – не оборачиваясь, ответила та. – Только придется выучить наш язык. Сколько, говоришь, тебе отпущено лет?
– Что, такой сложный? – понял я намек. – У нас и китайский учат.
– Вряд ли китайский такой же древний, как глаплес, – девушка обернулась. – Все-таки десятки тысячелетий накладывают свой отпечаток. Спиллянин тоже хотел выучить, а в итоге мы заговорили на его языке.
– Значит, это судьба, – улыбнулся я. – Поможете с переводом.
– С переводом?! – глаза Гэйли округлились. – Ты хоть представляешь, сколько там информации?! Это не один год работы.
– А мне никуда торопиться, – решил пошутить я, но видя, что глаза девушки стали еще больше, поправился: – По крайней мере, в ближайшие дни. А информацию можно грамотно отфильтровать, откинув все лишнее.
– Хорошо, – кивнула Гэйли, успокаиваясь. – Надо поговорить с Эрголом, и еще одним человеком. Они помогут.
Постепенно тропинка закончила петлять между сугробов, и пошла вверх по склону холма. Оказавшись на вершине, я огляделся. Наш дом с такого расстояния был уже не виден, но сквозь стволы высоких деревьев заметил еще несколько однотипных строений. Прямоугольники из зеркального стекла странно смотрелись среди ржавого снега, будто брошенные кем-то огромные аквариумы. Похоже, у местных архитекторов было туго с фантазией. Ах, да тут ведь дело не в архитекторах. Эти люди ничего же не производят сами.
– Ваши дома кто построил? – спросил я. – Отец?
– Отец, – кивнула девушка. – Все вокруг сотворил он. И дома, и челноки, и синтезаторы.
– А самбоно?
– А самбоно уже мы придумали, – довольно улыбнулась Гэйли. – Оценишь наше изобретение.
Изобретение… Все, что могли создать своими руками – это какую-то нелепую забаву. Ничего полезного. Словно стайка избалованных детей. Даже их исследования и якобы научные поиски, на самом деле выглядели не более чем игрой. Всего лишь жалкой иллюзией, способной как-то скрасить бесконечную жизнь. А что еще остается людям, у которых все есть? Изобретения, как правило, случаются при какой-либо необходимости, а ее-то как раз у них и нет. Практически беззаботное существование. Но я никому не желал бы такого, даже врагу. Нет стимула двигаться дальше – значит, нет будущего.
Сата мы догнали на склоне очередного холма. Мальчишка стоял неподвижно, глядя в сторону приютившегося в низине «аквариума». Но этот дом отличался от остальных собратьев наличием высокого корявого забора, опоясывающего территорию. А за забором я смог разглядеть солидный парк из пяти челноков, двух странных машин сферической формы, имеющих широкие гусеницы, и еще одного агрегата непонятного назначения. Похоже, хозяин дома питал страсть к технике.
– Это жилище Лотбера, – пояснила Гэйли. – Он торговец, и мы сможем подобрать тебе подходящий субмар. Без него на самбоно не пойдешь.
– У меня нет таких денег, – признался я. – И вряд ли в ближайшие годы будут. А вы не похожи на богачей, чтобы делать дорогие подарки.
– Денег? – приподняла бровь Гэйли. – Не знаю, что ты имел ввиду, но в Лапире торговля осуществляется по системе взаимовыгодного обмена. Каждый предмет имеет свою категорию полезности, и всегда может быть обменен на более нужную вещь. Так что не переживай.
– И что же вы готовы отдать за субмар? – мне было жутко интересно узнать местную цену на прибор.
– Тот, что ты принес с собой, – ответила девушка. – Эрголу он уже не нужен. Он его испортил, когда на спиллянина пытался надеть. А Лотбер возьмет. Говорят, он их чинить умеет.
– Так значит, спиллянин не мог пользоваться субмаром? – едва не воскликнул я. По спине пробежал холодок. – Тогда как он перемещался? Как?
– Вероятно, на челноке, – пожала плечами Гэйли. – Он тогда исчез так незаметно…
– Но я-то тоже использовал его субмар, – глядя в глаза девушки, уверенно проговорил я. – И он сработал. Понимаешь, Гэйли? Сработал.
– Не понимаю, – призналась та. – Ты использовал прибор не по назначению. Это всегда опасно, и может привести к неизвестным заранее результатам. Ведь так и случилось? Так ты пробил барьер Внутренней Стороны?
– Возможно, – я мотнул головой. Мне вдруг показалось, что на нас кто-то пристально смотрит. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Впервые, находясь в Лапире, я почувствовал опасность.
Но Сат уже как ни в чем ни бывало, направлялся к криво сколоченным из толстых досок воротам. Вряд ли они могли сдержать даже мальчишку, хоть и выглядели внушительно. Торговец был явно профан в плотницком деле.
– Де рут би аго?! – донесся из-за ворот властный баритон.
– Ест де абро, – уверенно произнесла Гэйли. – Греп лит носте, Лотбер?
Одна из створок приоткрылась, и я увидел нечто, отдаленно напоминающее Эргола. Но это создание было куда изящнее, и имело четыре гибких манипулятора вместо рук. Голова представляла собой гроздь из трех начищенных до блеска черных шаров, которые постоянно вращались вокруг своей оси. А вот нижняя часть туловища имела полное сходство с «анатомией» Эргола.
Недолго думая, создание резво двинулось на нас. Я поспешил отскочить в сторону, уступая дорогу. Поравнявшись с Гэйли, оно остановилось, что-то проговорило, девушка ему коротко ответила. Потом двинулось дальше, прочь от дома торговца.
– Это был Окрен, – тихо проговорила Гэйли. – Он вчера на Даоре потерял свое седьмое в этом году тело. Сейчас у Лотбера приобрел новое. Кажется, оно слишком хрупкое. Окрену такое нельзя.
– А по-моему, он доволен, – ответил я, провожая взглядом удаляющуюся железную фигуру. – Все равно скоро вернется.
– Зря ты так говоришь, – с укором сказала девушка. – Нельзя желать близкому человеку плохого исхода. Своим негативом ты притянешь к нему неприятности.
– Он мне не близкий, – попытался оправдаться я.
– Мы все одна семья, Фёст, – Гэйли строго посмотрела на меня. – Мы люди, и в нас течет кровь Отца…
– В вас может быть и течет, – я усмехнулся, перетирая пальцами комок рыжего снега. Жгущий руку холод был необычайно приятен. – А на Земле все давно перемешалось. Четыре основных расы, и тысячи народностей всех мастей, от белых, как мы, и до иссиня-черных. Ты когда-нибудь видела чернокожего человека, Гэйли?
Судя по тому, как глаза девушки насмешливо сузились, мою попытку ее удивить ожидал явный провал.
– Айзек был чернокожим, – выдала она после недолгой паузы. – И в легендах о Терре говорится, что все люди, живущие там, имеют темный цвет кожи. Признаться, я до сих пор удивлена твоей бледностью, потомок.
– Я же говорю: все давно перемешались.
Неожиданно стоящий в двух шагах от нас челнок вспыхнул вереницами ярких огней, внутри него что-то загрохотало, отдаваясь дрожью по утрамбованному снегу площадки. Затем из динамиков раздался уже знакомый баритон:
– Де раум би герн! Ленс тего наби?!
– Арг субмар, – ответила Гэйли, делая шаг вперед. – Би ант веро кантроб. Ден пари Терра сантау.
Стоявший возле одной из шаровидных машин Сат вдруг подскочил ко мне. Вцепился в рукав и, глядя в сторону челнока, принялся быстро говорить:
– Ден пари Терра, Лотбер. Пари Терра. Нау де кант би акаро.
– Вы рассказали торговцу, что я с Земли? – еще не веря своим ушам, прошипел я. – Зачем, Гэйли? Только не говори, что мы одна семья.
– У нас нет секретов друг от друга, – с некоторым удивлением в голосе произнесла девушка. – В Лапире все живут открыто, и проблемы или радости одного человека всегда разделяются между остальными. Это разве плохо?
– Коммунизм какой-то, – буркнул я по-русски. – Личная жизнь каждого гражданина – достояние общественности…
– Я вижу, ты чем-то недоволен, – заявила Гэйли, оттаскивая от меня Сата. – Это уже не Терра, Фёст. Оставь свои комплексы, и живи свободно.
– Де анего субмар, Гэйли! – ударил по ушам усиленный динамиками голос торговца. – Нат пентар би санкал. Кас роул бинаго.
Девушка ничего не ответила. Взяв меня за руку, резво потащила к стеклянным дверям дома. Сат уже стоял на пороге, от нетерпения притопывая ногой.
– Лотбер приглашает разделить с ним санкал, – проговорила Гэйли. – Это напиток такой, из очень редких трав. Вкусный и полезный. Не та гадость, что мы утром едва не напились. «Кэмел», кажется? Ты заинтересовал Лотбера, Фёст. Он обычно никогда не отвлекается от своей техники, но сейчас будет с нами… почти лично.
– Как это «почти»? – не понял я.
– Ну, покинуть новоприобретенный челнок его не заставит даже гибель всей планеты, – пояснила девушка. – Но он может управлять дистанционно многими механизмами, в том числе и куклами. Так что, присутствие с нами марионетки – это уже великая честь.
Но переступить порог дома Гэйли так и не успела. Громко охнув, она стала заваливаться. Я едва успел ее подхватить. На сей раз это был приступ Траума. И случился он в самый неподходящий момент. Интересно, сколько людей гибнет вот так, захваченные болезнью врасплох за каким-либо опасным занятием? Сидя за рулем, например, или просто замерзнув в снегу. Не удивительно, что кроме Гэйли и Сата я до сих пор не встретил здесь ни одно живое существо.
Занеся девушку в дом, уложил на точно такой же диван, как и в ее комнате. Оказалось, что «аквариумы» еще и внутри практически идентичны: такая же мебель, на тех же местах. Даже потертости на подлокотниках диванов схожи. Никакой индивидуальности интерьеров, словно привнести в обстановку что-то свое считалось у них моветоном.
Но самое неприятное: я остался без переводчика. И как буду общаться с хозяином, совершенно не представлял.
– Ты почему спиллийский не учил? – с упреком спросил я Сата. Тот непонимающе хлопал глазами, и невинно улыбался. – Что будем делать, двоечник?
– Будем пить санкал, – раздалось из-за моей спины. – Здравствуй, потомок Айзека.
Я обернулся, и увидел замершего в дверях голого человека. Однако присмотревшись, понял, что человеком он только показался на первый взгляд. На самом деле это был оживший манекен со стеклянными глазами и лысой пластмассовой головой. Имелись даже характерные соединения в местах сгибов рук, ног, шеи и туловища. А еще он был черным.
– И ты здравствуй, Лотбер, – поприветствовал я торговца. Вернее куклу, с помощью которой он со мной общался. – Значит, ты тоже спиллянина знал?
– Его многие знали, – не шевеля губами, ответил «манекен». – Трудно оставаться равнодушным, когда в Лапире находится представитель чужой расы. Он столько шума наделал в научных кругах, что до сих пор волны не улягутся. Тебе санкал горячий или холодный?
– Обычный, – пожал я плечами. Так меньше шансов прогадать.
– Тогда, прошу за стол, – «манекен» поднял руку, указывая на кухонный закуток, где стоял стеклянный обеденный стол.
Сат остался возле девушки, а я проследовал на кухню. Там уже расставлял посуду еще один «манекен», идентичный первому. Увидев меня, он повел рукой.
– Присаживайся, и чувствуй себя свободно, – проговорил голосом Лотбера. Первая кукла, судя по всему, передала эстафету, и присоединяться к нам не собиралась.
– Спасибо, – я сел, придвинулся поближе к столу. Тут же передо мной появилась исходящая терпким горячим ароматом большая пиала. И аромат этот показался смутно знакомым. Точно не табак, а вот что именно?
– Итак, – «манекен» осторожно опустился на стул напротив меня. – К сожалению, куклы не могут чувствовать вкусы и запахи. Их когда-то давно сделали как замену человеческим телам, но они оказались очень прихотливыми к погодным условиям. Поэтому используют в основном для работ по дому.
– Выходит, не все вокруг создано Отцом? – я взял в руки пиалу. Она оказалась холодной, не смотря на горячее содержимое.
– На самом деле, люди много чего сделали, – пояснил Лотбер. – Просто некоторым проще думать, что все, чем они пользуются – подарки Создателя. Они живут в своих границах мироощущения, и не выходят за пределы. Им это не нужно.
Я внимательно следил, как «манекен» вертел в оказавшихся довольно гибкими руках свою пиалу с холодным санкалом. Неужели будет пить?
– Все верно, – кивнул я. – У них есть вполне комфортная среда обитания. Зачем еще о чем-то думать?
«Манекен» поднес пиалу к приоткрывшемуся ротовому отверстию, и влил в себя солидную порцию жидкости. Я некоторое время смотрел на него, словно ожидая увидеть, как искусственное тело вспыхнет фейерверком искр. Но короткого замыкания не случилось, и пришлось последовать его примеру. Сделав маленький глоток, я ощутил на языке привкус имбиря. И кажется, немного чабреца добавлено. Значит, редкие травы?
– Как тебе санкал? – спросил Лотбер, ставя пиалу на стол.
– Замечательно, – я решил не расстраивать хозяина признанием, что его элитный напиток – не самый удачный травяной чай. – Восхитительный вкус и аромат. Но ты пригласил меня в гости не только разделить с тобой санкал. Да и я пришел по делу. Чувствую, долгий разговор будет.
– Будет, – согласился торговец. – Этого не избежать.
– С чего начнем?
«Манекен» несколько секунд сидел неподвижно. Я уже подумал, что влага все-таки навредила его механизмам. Однако вскоре тот встрепенулся.
– Расскажи про Терру, – попросил он. – Какая она на самом деле?
Я тяжело вздохнул, прекрасно понимая, что наш разговор не останется приватным. И увидеть Землю жители Лапира смогут только моими глазами.
Глава 16. Симуляция.
Терра/город Ленинград/ фрагмент времени не идентифицирован…
За мной гнались. Двое. Топот тяжелых армейских сапог по мокрому асфальту гулким эхом отражался от стен двора-колодца. Мое сердце рвалось из груди вместе с хрипом, с болью, с отчаянием. Еще никогда я не был так близок к тому, чтобы сорваться, и наделать глупостей, о которых бы жалел весь остаток своей недолгой жизни. Пальцы, коснувшиеся было холодной рукояти торчащего из-за пояса «ТТ», сами собой отдернулись, будто от раскаленного железа. Нет, оружие сейчас могло только навредить.
– Стоять!
Громкий окрик одного из преследователей подстегнул подобно плети. Ноги сами несли прочь от опасности, в темноту мрачных проходных дворов, большинство из которых я знал еще с детства. Помеченные надписями обшарпанные стены; наполненные доверху мятые мусорные бачки; притаившаяся по углам старая ломаная мебель, – все это неотъемлемая часть этой жизни, которая была, есть и будет.
– Стоять! Стрелять буду!
Выскочивший из ниоткуда большой серый кот кинулся мне под ноги. Бросив в адрес глупого животного несколько крепких ругательств, я тут же свернул за угол, и оказался в тупике.
Стены. Высокие, уходящие прямо в хмурое небо. И ни единого окна.
– Все, попался, гаденышь, – у говорившего было столько злорадства, что другой бы уже захлебнулся. – Может, пристрелить тебя на месте? За нападение на сотрудников при исполнении…
Я поднял руки, и стал медленно оборачиваться.
– И без глупостей, – предупредили меня. – Санек, надень на него браслеты.
Но к тому моменту, когда моих запястий коснулся холодный металл, я уже разглядел своих преследователей. И облегченно выдохнул.
Это были менты. Даже не опера, а судя по всему, простые УВОшники, которые и оружия-то порой не носили. В основном только резиновые дубинки.
Я резко упал, почти мгновенно ударив стоявшего позади меня «Санька» по ногам. И пока тот заваливался, успел рукояткой «ТТ» оглушить второго. На все про все ушло не более десяти секунд. Не повезло парням нарваться на «крота». Что ж, сами виноваты.
В завершение недолгого боя я подобрал с асфальта наручники, и пристегнул руку одного к лодыжке другого.
– Да вы юморист, молодой человек, – раздался из глубины двора уверенный голос.
Я мигом повернулся. Возле крайней парадной стоял высокий мужчина преклонного возраста в длинном сером плаще. Из-под шляпы выбивались пряди седых волос. Аккуратные усики. И глаза с таким хитрым прищуром, что становилось тошно. Самодовольный наглый взгляд. Нет, типы вроде него случайно не пути не попадаются. Значит, вся эта заваруха с ментами – всего лишь подстава. Но ради чего? Играть с «кротом» не каждый осмелится.
– Жизнь вообще смешная штука, – проговорил я, откидывая ногой валявшуюся резиновую дубинку. Похоже, из нее меня грозились застрелить. – Только вот никто над шутками ее не смеется. А вы, я полагаю, истинный ценитель юмора?
– Меня зовут Семен Павлович, – зло сверкнул глазами тот. Раскрыл золотой портсигар, достал из него беломорину и, постучав мундштуком по крышке, сунул в рот. Прикурил. – А твое погоняло – Фёст? Я не ошибся?
– Это мое имя, – как можно тверже произнес я.
– Имя? – усмехнулся седой. – А у меня вот другие сведения. По официальным данным ты значишься как Хромов Станислав Евгеньевич. 1987 года рождения. Так что не надо мне яйца крутить.
– И что же вы от меня хотите, Семен Павлович?
– Вот, это уже разговор, – седой поправил шляпу. – Видишь ли, Фёст. Я очень не люблю, когда начатые дела бросают, не завершив до конца. Это как плевок в лицо. Понимаешь? Мне в лицо.
Седой начал себя заводить. Его жесты стали резкими, словно он разыгрывал трагедию перед зрителем. И, судя по его стараниям, я должен был почувствовать серьезное давление, а затем, как результат проделанной работы, жутчайший в своей жизни стыд. Вот только старания прошли даром.
– А кто и что не завершил? – честно спросил я, совершенно не боясь показаться дураком. Ведь им иногда везет.
– Твой напарник, Вадим Соболев, – спокойно проговорил Семен Павлович, прикуривая погасшую папиросу. – Он полгода назад, под заказ, доставил одному влиятельному человеку некий артефакт, который по утверждению специалиста, оказался искусной подделкой. Как думаешь, этот человек остался доволен?
– Так, минуточку, – я судорожно пытался вспомнить все проведенные Вадиком сделки. Он обычно держал меня в курсе дел. Впрочем, как и я старался с ним делиться. – Моего напарника уже две недели нет в живых. А нет человека – нет проблем.
– Ошибаешься, – зло ухмыльнулся седой. – Не повезло тебе, Фёст, что у него родственников не имеется. Значит, ты за него долг и вернешь. По-моему, вполне справедливо.
Я так не считал. Вадик никогда не обманывал клиентов, и уж тем более, не занимался подделками. Нам намного выгоднее вести дела честно. Но тут было какое-то недоразумение. Иногда случается, что или товар становится бесполезен в иной для него среде, или клиент просто не знает, как с приобретением правильно обращаться. В первом случае вина полностью ложится на плечи «крота», так как тот заведомо принес пустышку. А во втором случае уже возможны варианты. Все зависит от того, насколько сложный товар. И какую цену готовы за него отдать.
– Могу узнать, что за артефакт? – спросил я.
Седой поморщился, глядя, как начали шевелиться оглушенные мной менты.
– Думаю, нам стоит продолжить разговор в другом месте, – проговорил он, запуская руку в карман плаща. Я напрягся, готовясь в случае чего нанести удар. С такого расстояния смог бы уложить одним ударом. Но тот достал серебристую прямоугольную плитку, похожую на завернутую в фольгу шоколадку и, проведя пальцем по ее плоскости, приложил к уху. Сказал:
– Боря, забери нас.
Потом посмотрел на меня. Затем снова на плитку.
– Ты что, сотового телефона ни разу не видел?
– Нет, – признался я. – Только слышал про них. Удобная вещь, но опасная.
– Опасная? – удивленно приподнял бровь седой. – Боишься излучения, что ли? А, понимаю… По сигналу найти могут. Тоже верно.
Тем временем послышался отраженный от стен домов тихий рокот мотора. Во двор неспешно въехал черный бронированный «Пилигрим», остановился возле нас. Из машины вышли двое здоровенных парней в кожаных куртках. Один из них открыл заднюю дверь, жестом приглашая внутрь.
– Только после тебя, – седой жестко ткнул меня в бок. – И не дури. Если хотел убежать: надо было раньше это делать, пока вдвоем были. Теперь уже живым не уйдешь. Ребята у меня нервные, отставные «охотники».
– А такие бывают? – тихо спросил я, забираясь на мягкое заднее сиденье.
– Бывают, – кивнул седой, садясь рядом с водителем. – Но от людей в них мало что остается.
Я промолчал. Нечего мне было ответить, так как с двух сторон меня зажали два накаченных стероидами тела. Машина плавно тронулась. Вскоре за темными окнами мрачные стены домов быстро сменились замелькавшими фонарными столбами. Потом стали проноситься утопающие в зелени парков новостройки. Мы приближались к границе города.
Страха у меня не было, только беспокойство. Я знал, что нужен этим людям. Поэтому, самое неприятное, что они смогут причинить – это несколько ударов в живот, по почкам, или в лицо. Бить будут не сильно, только для профилактики. Чтобы показать свои амбиции. А дальше состоится разговор по душам с «влиятельным человеком», в результате которого я пообещаю все исправить, и меня отпустят на свободу, под влиянием угроз взяв обет непременно вернуться в назначенный срок. Все быстро и ясно, как прыжок с парашютом в погожий день. Вот только жаль потраченного времени.
Вадик, Вадик. Что же ты оставил мне такой подарок? Ладно, не стоит об усопших думать плохо. Нужно думать, как живым подольше остаться.
Спустя час после того, как выехали на Московское шоссе, мне бесцеремонно ткнули в нос стержнем парализатора. Яркая вспышка боли, а затем наступила спасительная темнота.
Как правило, пробуждение после удара парализующим жезлом проходит крайне тяжело. Оно похоже на жуткое похмелье, но помимо головы болит еще и все тело. Мышцы сводит судорогами, в глазах разноцветные круги. К тому времени, как я смог что-либо разглядеть вокруг, меня пару раз перетаскивали. И делали это так, будто грузили мешок с картошкой.
– Очнулся? – сквозь звон в ушах послышался голос седого. – Хорошо приложили, видать. Три часа в отрубе.
– Сейчас укол сделаем – мигом очухается, – ответил незнакомый квакающий фальцет. Я мог поклясться, что говорил явно не человек.
Затем последовал укол в плечо. На общем фоне я его почти не почувствовал. Но спустя несколько секунд в голове стало проясняться, и боль начала отступать.
Передо мной стоял Семен Павлович, уже переодетый в удобный спортивный костюм с ярко-зелеными языками пламени на груди. Рядом с ним, пригнувшись, чтобы не упираться головой в потолок, возвышалась мохнатая туша самца замбези. Страшная помесь кабана с медведем, передвигающаяся на коротких задних лапах и облаченная в толстую иссиня-черную шкуру, не пробиваемую даже из крупнокалиберного оружия. Почти идеальная машина для убийств, не обремененная чувством жалости и не сдерживаемая рамками морали и этики. Их не пускали на Землю даже во времена «открытых дверей», когда из Ледника толпами шли любопытные туристы. И причиной тому был инцидент, случившийся вначале пятидесятых. Тогда парочка замбези выжрала чуть ли не половину дивизии, охранявшей подступы к аномальной зоне. Их застрелили, но потери понесли значительные. Последовали разбирательства: как всегда искали виновных. Полетели с занимаемых постов чиновники, разжаловали нескольких офицеров. Возможно, даже кого-то расстреляли. И с тех пор на выходе из нейтральной зоны установлен специально созданный автоматический щит, который в случае распознания свирепых тварей должен блокировать проход. Но щит так ни разу не сработал. Была ли причиной тому техническая ошибка, или замбези действительно перестали рваться к нам в гости – история умалчивает.
– Ну вот, совсем другое дело, – мохнатая лапа со спиленными под корень когтями, пару раз легонько коснулась моего лица. Но ощущения были такими, будто погладили кувалдой. А еще меня смущало безупречное произношение чужака. Русским он владел в совершенстве.
– Стасик, ты как? – склонился надо мной Семен Павлович. Тонкий луч фонарика ударил по глазам.
– Живой пока, – ответил я. Язык практически прилип к небу. Жутко хотелось пить.
И словно прочитав мои мысли, в руку сунули стакан с водой. Я осушил его тремя большими глотками, попросил налить еще.
– Итак, теперь мы можем поговорить и о «амфоре Номуса», – начал замбези.
Выпавший из моей руки пустой стакан звонко ударился о бетон, разлетаясь по полу сверкающими брызгами стекла. По спине пробежал холодок, окончательно прогоняя дурманное состояние.
– Ее Вадик принес? – голос не слушался, срываясь на хрип.
– Он, – кивнул седой.
– Этого не может быть, – я схватился руками за голову, отказываясь верить в услышанное. – Такого просто не могло случиться. Только не Вадик. Он не способен. Нет. Вы мне врете!
– Успокойся, Фёст, – седой положил мне руку на плечо. – Твоему напарнику… Вернее, твоему бывшему напарнику, заплатили огромную сумму за этот артефакт. Он говорил, что нуждается в деньгах…
– Но не такой ценой! – я дернулся, сбрасывая с плеча руку седого. – Вадик прекрасно понимал, что «амфора Номуса» может стать опаснее атомной бомбы, и никогда бы не принес ее на Землю. Внутри артефакта спрятана чудовищная сила, просто неимоверная. Это безумие! Это взрыв сверхновой в атмосфере планеты!
– Мы знаем, – ощерился седой. – Но Соболев все-таки принес ее. А твоя задача – открыть. И не надо никаких лекций про гибель мира и прочую подобную чушь. «Амфора» – это не просто накопитель энергии. К ней особый подход нужен. И господин Айриб знает как.
Седой посмотрел на замбези, и тот довольно хрюкнул.
– Значит, это и есть ваш «влиятельный человек»? – я мотнул головой в сторону чужака. – Тогда пусть сам и открывает, если знает подход. Я здесь причем?
– А у тебя выбора нет, – спокойно сказал седой, доставая из ящика стоявшего рядом письменного стола «сазонов». Ствол калибра 12,7 мм уставился мне в лицо. – Придется работать, Фёст. Придется работать.
Я еще поспорил бы с человеком, но когда рядом стоял замбези, выбора действительно не оставалось. Он мог одним махом откусить мне голову или ударом кулака сломать позвоночник. От кровавой расправы его удерживало единственное обстоятельство: я был нужен для другой цели. Пока нужен. Поэтому, самым разумным решением было сыграть в их игру, но по своим правилам.
«Амфора Номуса»… Что может быть загадочнее и опаснее этого небольшого, невзрачного с виду бронзового сосуда? Всегда теплого, словно живое существо. Некоторые безумцы считали сей артефакт сосредоточением изначальной энергии, при высвобождении которой должна образоваться новая Вселенная. Другие полагали, что внутри сосуда находится эликсир вечной молодости, панацея от всех бед, лекарство, способное излечить все известные недуги. Но для меня «Амфора» была той головоломкой, что никогда не должна иметь решения. Выше разума человека, который смог бы найти правильный путь к разгадке. Ведь награда может оказаться сильнее победителя.
Однажды я провел у ее алтаря целую ночь. Это была самая долгая ночь из всех. Жрецы народа Текаро требовали испытания для необычного пришельца, коим я являлся в их глазах. Без ритуала они наотрез отказывались вести какие-либо торги. Пришлось согласиться.
Тогда я чертовски пожалел, что связался с этими дикарями, их зеленым божеством и «Амфорой».