Глава 10. Прыжок в неизвестность.
Я шел так быстро, насколько позволял серый песок. Сухой жаркий воздух обжигал горло, глаза слезились от соленого пота, ручьями стекавшего со лба. В сумке лежала бутылка с водой, но достать ее – означало потерять драгоценные секунды времени. Только бы успеть догнать тощего засранца…
Страх надолго застрять в мертвом мире уже исчез, уступив место справедливой злости. Я был почти полностью уверен, что оставленный «головастиком» субмар неисправен. Иначе, зачем ему надо было менять новый прибор на старую «самоделку»? И почему переставил батареи? Неужели, у него имелся еще один комплект?
С трудом забравшись на окутанную туманом скалу, я едва не наступил на валявшийся скомканный плед. Время шло на секунды. Метнувшись к Леднику, набрал в легкие воздух и нырнул в мороз. Лицо мгновенно обожгло холодным ветром, глаза заслезились. Едва различая дорогу, шел вглубь ледяной аномалии, так и не решаясь выдохнуть. Пару минут бы продержаться. Этого должно было хватить, чтобы попытаться догнать «головастика». По-правде говоря, спилляне на холоде становятся немного заторможенными. Поэтому, шанс еще оставался.
Но воздуха мне не хватило и на десяток метров. Из последних сил вглядываясь в ледяные наросты, я надеялся рассмотреть среди них тощую фигуру. На какой-то миг даже показалось, что вижу мелькнувший невдалеке темный силуэт. Затем перед глазами поплыли разноцветные пятна. Легкие и так уже нестерпимо жгло, и я больше не смог терпеть, – сделал выдох.
Когда приступ кашля закончился, стряхнул ладонью застывшие капли слюны на подбородке, при этом заметив их красноватый оттенок. Ничего, такое бывает. Не смертельно.
Торопиться теперь было некуда. В нескольких метрах от меня в промерзшей скале почти уже заросла «нора». Ее края с легким потрескиванием стягивались, и с каждой секундой диаметр отверстия становился все меньше, пока ход полностью не исчез.
– Ушел-таки, гадёныш, – с досадой произнес я вслух. А ведь был от него чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Обидно.
Достав из кармана бесполезный субмар, повертел его в руках. А вдруг заработает? По крайней мере, к Савицкому вернуться никогда не поздно.
Привычным движением закрепил прибор на шее, вытянул из его корпуса два провода, и замер. Датчиков, которые крепились к вискам, не было и в помине. Вот, значит, в чем дефект.
Неожиданно я почувствовал, как провода выскользнули из рук и молниеносно обвились вокруг ушных раковин, а их концы плотно заткнули слуховые проходы. Рефлекторно попытался их снять, но вовремя опомнился. Не привык я к автоматике. Видимо, этот субмар являлся куда более современным, чем мой старый. Что ж, это уже неплохо. Интересно, каких еще сюрпризов стоило ждать?
Когда вместо «песни хрустальных колокольчиков» послышался жуткий треск, я схватился руками за уши с твердым намерением все же сорвать «затычки». Звук напоминал рвущуюся старую простынь, только в разы громче. Казалось, будто раздирают полушария мозга. А еще заныли зубы. Да так сильно, что я едва не взвыл.
В панике борясь с испорченным прибором, я вдруг обнаружил, что стою на краю появившейся в скале «норы». На мгновение даже забыл про шум и зубную боль. Ход был вполне обычным, за исключением того, что открыт извращенным способом. Неужели путь к совершенству заключается в отказе от прекрасного? Хотя, можно ли это отнести к чужым расам, которые делали субмары? Вдруг их идеалы настолько другие, что нам кажутся отвратительными?
Передо мной зиял черным провалом ход. Он мог вести куда угодно, ведь я его случайно открыл. При этом не испытывал никаких определенных образов, никаких мысленных ощущений или чувств. Только желание избавиться от назойливого треска. Так стоило ли в него идти? А вдруг второй раз уже не получится открыть? Хотя, вряд ли где есть более унылое место, чем Хайлит. Отсюда меня могут вернуть лишь домой, когда вспомнят про Стаса и его проблеме с продовольствием. А домой мне путь заказан. Поэтому, какие могут быть сомнения?
Закрыв глаза, я шагнул в бездну. Несколько секунд адского водоворота, затем несильный удар о твердую поверхность. И спустя мгновение на меня обрушился ураган жгучей боли. Процесс экспресс-адаптации не стал легче, а ведь могли бы и о людях подумать.
Немного оклемавшись, я встал на ноги, подобрал вещи и неровной походкой двинулся в сторону едва проступавшего сквозь холодный туман обелиска.
Мир был мне совсем незнаком. Одно радовало: система Ледника по-прежнему действовала, благосклонно не отправив куда-нибудь на планету с ядовитой атмосферой, полностью покрытую водой или же раскаленной клокочущей лавой. И на этом спасибо.
Я стоял на дне узкого ущелья, а с двух сторон от меня ввысь поднимались отвесные кирпично-красные скалы. Свет местного светила сюда почти не попадал, и вокруг царил прохладный полумрак. Лишь в нескольких шагах дальше по ущелью тусклыми белыми сполохами мерцала колонна обелиска. Безразличный ко всему, молчаливо скрывавший тайны своих создателей маяк. А может быть страж. Кто его на самом деле знает?
Обогнув светящуюся колонну, я пошел вперед. Сила тяжести почти соответствовала земной, и после Хайлита я чувствовал себя разбитым уставшим стариком. Под ногами шелестели мелкие круглые камни, напоминавшие о когда-то бурлящем здесь водном потоке. Но это было так давно, что не осталось и следов влаги. Да и дожди, похоже, не частые гости в этом мире. Почва слишком сухая. И нигде не видно признаков жизни. Ни растений, ни насекомых, ни вездесущей плесени. Неужели, второй Хайлит?
Но пройдя еще метров пятьдесят, я увидел первый живой организм. На уровне моей головы из трещины в скале робко пробивался тонкий бледно-желтый стебель. Он неуверенно цеплялся за каменные уступы полупрозрачными ворсинками, из последних сил пытаясь дотянуться до такого далекого солнца. Значит, наверху не так все безнадежно.
Дальше ущелье начало подниматься. Воздух заметно потеплел. Я уже едва волочил ноги. Сумка и автомат нещадно тянули вниз, будто враз стали свинцовыми. Пройдя еще несколько метров, обессилено прислонился спиной к скале и достал бутылку с водой. Сделал пару глотков.
Надо же, как расслабляют миры с низкой гравитацией. Пробыл-то в Хайлите всего ничего, а ощущения, словно не один год прожил. А может, уже действительно начал стареть? Раньше эта разница вроде не так заметна была.
Задрав голову, я невольно зажмурился. Полоска яркого желтого неба стала заметно шире. А еще показалось, будто на его фоне мелькнул темный силуэт птицы, или еще какого летающего животного. Нет, жизнь здесь точно присутствовала. Да и растения начали попадаться вполне развитые, с длинными тонкими листьями. Некоторые камни покрывал бурый мох.
Спустя час я уже стоял на краю небольшого оврага, в который, в конце концов, превратилось ущелье. Во все стороны до самого горизонта простиралась поросшая густой рыжей травой степь. Ни одной возвышенности, словно поверхность планеты выровняли гигантским бульдозером. Только дрожащее марево от нагретой солнцем поверхности мешало разглядеть ландшафт более детально. Температура воздуха явно переваливала за сорок градусов по Цельсию, и я очень скоро почувствовал это на себе.
Идти по такой жаре было чистым самоубийством. Тем более, и цели у меня конкретной не имелось. Что искать в этом неприветливом мире? Воду? Разумную жизнь? Если та и другая существовали, то очень далеко отсюда. Поэтому, самый лучший вариант – спуститься обратно к Леднику и попытать счастье в другом месте. По крайней мере, субмара хватило на один переход. Скорее всего, хватит и еще.
Оказавшись на дне ущелья, я вдруг понял, что мои опасения насчет субмара были сродни детским ночным кошмарам. Наивные и глупые. Что они значат, если в соседней комнате настоящий маньяк нервно затачивает нож? Твоя рука надежно пристегнута наручниками к радиаторной батарее, и нет шансов остаться в живых. Настоящая всепоглощающая безысходность.
Я стоял и смотрел на пустую ровную площадку, усыпанную кучками камней. От Ледника не осталось и следа. Только погасший столб обелиска – обычная базальтовая громадина, местами прорезанная извилистыми трещинами и неглубокими сколами. Холодный и мертвый камень. Словно заботливо приготовленная для меня надгробная плита.
– Не-е-ет! – в отчаянии я швырнул в обелиск бесполезный теперь субмар. Рассчитывать, что в этом мире есть еще Ледник, означало быть неисправимым оптимистом. Ледников никогда не бывало больше одного.
Субмар выдержал удар, отскочив к дальней стенке. В изнеможении упав на колени, я хватал попадавшиеся под руки камни и в исступлении бросал их в одиноко стоявшую в полумраке базальтовую колонну. Мне было все равно, почему вдруг оказался заперт в этом чужом мире. Просто хотелось кричать, и я кричал. Во все горло, матом, проклиная всех и вся. Та внутренняя напряженность, которую я сдерживал в Хайлите, теперь уже не нуждалась в преграде. Она лилась наружу необузданным потоком горной реки, сметая на своем пути здравый смысл, рамки приличия и первозданную тишину.
Немного успокоившись, я прислонился спиной к скале и достал бутылку. Воды оставалось почти половина. Если сидеть здесь, в относительной прохладе, то могло хватить дня на два. Только зачем продлять агонию?
Сделав несколько жадных глотков, тяжело выдохнул и закрыл глаза. Не хотелось ни о чем думать. Сердце бешено стучало, отдаваясь в ушах глухим маршем. Содранные о камни ногти болели, но я воспринимал эту боль как единственный маячок, связывающий с реальностью. Тонкий мостик, удерживающий над пропастью безумия. Если он сломается, я уже никогда не вырвусь из объятий тьмы. Останусь в ней навсегда.
Однако тьма победила. Это было то ли кратковременное забытье, то ли глубокий сон. Возможно, мой организм не выдержал психической нагрузки и сработал заложенный природой предохранитель.
Очнувшись, я несколько минут пытался восстановить в памяти последние события: Хайлит, Ледник… Сознание словно обволакивал густой туман. Тьма по-прежнему не отступала, и рассмотреть то место, где находился, было невозможно. Что же все-таки произошло?
Потом я увидел звезды. Несколько тусклых белых точек мерцало высоко над головой, в узкой полоске темного чужого неба.
И в следующий момент воспоминания вернулись. Предательство «головастика» уже не казалось таким противоестественным, а мой прыжок в случайный ход – безумным. Я воспринимал случившееся будто со стороны. Каково быть марионеткой в чьей-то странной и пока непонятной игре? Ведь нет ничего предопределеннее, чем череда случайностей. Когда их много – это уже четко сформировавшаяся система. Увы, не я был в роли проводника. Меня тоже вели. А вот кто и куда?
Исчезновение Ледника? Почему бы и нет? Это всего лишь демонстрация чужой силы. Мне показали, что путь только один. Других вариантов уже не существовало. Я как таракан на беговой дорожке. Вперед, вперед и только вперед!
Выбравшись из ущелья, я осмотрелся. Ночью степь казалась еще более безжизненной. Ни единого звука, ни малейшего дуновения ветра. Мир замер, настороженно присматриваясь к незваному гостю. Что ж, надеюсь, мы не станем врагами?
Похоже, человек по поверхности этой планеты имел возможность путешествовать только ночью или ранним утром. Нагретый за день воздух не успевал остыть, но душное безветрие было все-таки лучше убийственного пекла.
Я шел вдоль оврага, едва видимого в тусклом свете звезд. Еще днем мне показалось в той стороне какое-то темное нагромождение. Это вполне могли быть валуны или же жилые строения разумных существ, если таковые имелись. По крайней мере, поднявшись на возвышенность, я смог бы определиться с направлением. А там и рассвет наступит.
По-прежнему стояла мертвая тишина. Обитатели ночной степи себя ничем не выдавали, хотя я постоянно ощущал на себе чей-то любопытный взгляд. Один, а может несколько. Пока было непонятно. И мне, если честно, очень не хотелось это узнать. Пусть они останутся просто сторонними наблюдателями.
Вскоре мне начало казаться, будто к шороху сухой травы под моими ногами прибавился еще один звук. Едва слышное посапывание, изредка перемежавшееся клекотом. Так может шуметь и маленькое безобидное травоядное, и большой голодный хищник.
Я замер. Пару секунд четко слышалось, как позади меня под чьими-то осторожными лапами шелестит трава. Затем звук исчез. Преследователь тоже остановился. Нет, не показалось. Там, в темноте, действительно кто-то шел. Я не мог его видеть, но он не спускал с меня внимательных глаз. Следил за каждым моим шагом, за каждым движением рук. Сильный зверь. И преимущество сейчас было на его стороне.
Осторожно сняв с плеча автомат, нащупал предохранитель. Тихий щелчок прозвучал в ночной тиши подобно раскату грома. Я буквально почувствовал, как неведомый преследователь прижался к земле. Он напуган или приготовился к прыжку. Широкие ноздри с сопением ловят малейшие запахи. Нет, он еще не готов напасть. Зато я готов убивать. Палец напрягся на спусковом крючке. Вот только хватит ли у меня реакции?
Небо начало светлеть буквально на глазах. Еще минуту назад не было и намека на рассвет, и вдруг справа от меня горизонт прорезала тусклая серая полоса. Низкие облака вспыхнули, озаряясь белым призрачным светом.
Нет, это был вовсе не рассвет. Так могла светить только луна. Большая яркая, но всего лишь луна. Диск размером с футбольный мяч быстро поднимался в небо, и тьма начала отступать. Белый свет вырисовывал очертания редких камней, сухие стебли травы выглядели щетиной на коже спящего великана, и где-то там, еще скрытый в темноте, затаился осторожный враг. Или он мне все же померещился?
Степь по-прежнему была мертва, как и днем. Я стоял один, а метрах в пятнадцати позади меня возвышались три огромных валуна. Они имели почти ровную округлую форму, примерно одинаковый размер и вполне могли быть искусственного происхождения.
Медленно повернувшись, я двинулся в их сторону. Автомат держал наготове, постоянно оглядывался. Хотя, если зверь и поджидал меня, то только за одним из валунов. На открытой местности ему некуда спрятаться.
Но засады не оказалось. Тщательно обследовав камни, я обошел их кругом раза четыре. Они имели в диаметре метра три и расположены были треугольником, на расстоянии чуть больше метра друг от друга. Поверхность неровная, с явными следами механического воздействия. Не иначе, как для обработки применяли зубило или что-то вроде топора.
С большим трудом мне удалось вскарабкаться на один из валунов. Вставать во весь рост не решился, но я и так отчетливо увидел вдалеке крохотные желтые огоньки. В том, что это были костры, сомнений уже не оставалось.
Глава 11. Быть человеком.
Близко подходить к местным жителям я не рискнул. Луна уже скрылась, мир вновь погрузился во тьму, и я искренне надеялся остаться незамеченным. Неясные силуэты в отблесках огня казались похожими на неуклюжих медведей, лениво передвигавшихся на задних лапах. Речь, если таковая и присутствовала в их общении, была не слышна. Только пламя костра изредка потрескивало, нарушая тишину и выплевывая вверх снопы вьющихся искр. Пахло жареным мясом. На некотором расстоянии горели еще костры, но различить сидящих вокруг них я уже не мог. Слишком далеко.
Когда небо начало светлеть, пришлось вернуться к валунам. На открытой местности меня бы легко заметили, и об исходе нашего неожиданного контакта можно было только гадать. Я не понаслышке знал, что такие встречи в семи случаях из десяти оборачиваются кровопролитием. К первому контакту нужно тщательно готовиться, по крупицам собирая информацию, при этом оставаясь незамеченным. На это могут уйти недели, а то и месяцы. И чем больше будет информации, тем выше процент успеха. Экстренные же контакты случались редко, когда на кону стояла чья-либо жизнь. Этот риск был оправдан.
Оказавшись в укрытии, я бросил на землю сумку, положил рядом АК и в изнеможении упал сам. От камней веяло теплом, и в практически замкнутом пространстве образованного ими треугольника становилось трудно дышать. Но выбора у меня не было. Усталость все-таки взяла свое. Спустя несколько минут я провалился в глубокий сон.
Проснулся, когда совсем рассвело. Небо, еще вчера безоблачное, было затянуто мутной рыжей пеленой, сквозь которую проступало размытое пятно солнца. Температура воздуха держалась на вполне комфортном уровне, чему я искренне порадовался. Вряд ли бы валуны защитили от жары. Скорее, наоборот. До ущелья добраться я бы не успел – слишком далеко. Палящее солнце убивает медленно и безжалостно, выжигая из организма последние капли влаги. Смерть, которую не пожелаешь и злейшему врагу.
Я осторожно высунулся из своего укрытия, огляделся. Вокруг все та же бескрайняя степь, даже глазу не за что зацепиться. Редкие чахлые кустики и сухие стебли травы – это все, чем была богата земля. И так до самого горизонта.
Определившись с направлением, двинулся в ту сторону, где ночью горели костры.
Я побывал во многих мирах. Некоторые из них мне очень нравились, как удивительной красоты природой, так и доброжелательным нравом местных жителей. Да и трудно быть другими, когда вокруг такая умиротворяющая атмосфера. Они любили свою прекрасную родину, заботились об окружающей среде, и я честно уважал их за это. А еще завидовал умению сохранять вокруг себя гармонию мира. Они мало походили на нас, но были гораздо ближе к тому идеалу Человека, который я представлял с самого детства. Пусть и внешне некоторые из этих существ были настолько омерзительны, что не могли вызывать ничего, кроме отвращения. Облик действительно бывает обманчив.
Я посещал и такие миры, где всегда шла война. Нет, это нельзя было назвать войной в том смысле, в каком понимаем мы. Их войны походили на детские разборки в песочнице. Благородные и, порой умиляющие своей наивностью. И как бы ни сложился бой, они всегда за собой убирали. Всегда. Вместе. И с такой тщательностью, что после них не оставалось ни одной сломанной ветки. Они ненавидели друг друга, но слишком любили свою общую Родину, чтобы проявлять к ней неуважение. А как же иначе? Дом – это святое.
Когда за спиной уже сотни планет со всем разнообразием жизни и чужих культур, все чаще начинаешь оглядываться назад, и искать несовершенства собственного дома. Какой могла быть Земля, если бы мы к ней относились также бережно? Откуда в нас это пренебрежение? Откуда? Суицидальные наклонности человеческого общества в целом – это уже патология. Странная, необъяснимая, чудовищная.
Иногда я очень хотел, чтобы Ледник исчез из нашего мира навсегда. Чтобы зараза под названием «человек разумный» не вырвалась на свободу, и не стала убивать. Я боялся, что рано или поздно люди начнут экспансию, захватывая все новые и новые планеты. Во время ночных кошмаров видел вырубленные леса Саммоса, затянутые нефтяными пятнами голубые озера Лепъяру, а вместо воздушных замков Мокксса – уходящие ввысь небоскребы из стекла и бетона. Я просыпался в холодном поту, понимая, что это был всего лишь страшный сон. Но осадок в душе оставался надолго. Его не растворишь в алкоголе или дурмане. С этим придется жить до конца. Пусть мне с пеной у рта доказывают, будто Ледник не каждого пропускает. Чушь это все. Ерунда. Любой из «кротов» способен провести троих людей, а может, и больше. Несколько часов работы, и небольшая колония уже переброшена в нужное место. Только вот пока «кроты» этим не занимались. Однако времена меняются…
Я с тревогой смотрел на отпечатки человеческих ступней на рыхлой почве, и сердце сжималось в ледяной комок. Это были следы людей, без сомнения. Правильные ступни, не изуродованные плохой обувью. С характерной незначительной деформацией, какая обычно появляется после многих лет путешествий босяком.
Люди…
Я почувствовал неладное еще ночью, когда попытался подобраться поближе к кострам. Уж больно тянуло меня на огонь. Как глупого мотылька. Чужаки тоже жгут костры, но они так не притягивают. Чужаки и есть чужаки. И огонь у них другой. А здесь манили тепло и уют, сравниться с которыми мог лишь старый камин в доме отца. Это было странное чувство. Будто стоишь на пороге собственного дома, где тебя любят и ждут. Где накрыт стол, исходит ароматными запахами горячий обед, и трепетно бьется маленький язычок пламени стоящей посреди стола керосиновой лампы. А причудливые тени на стенах подергиваются в таинственном танце, как плясали тысячи лет назад…
Люди…
Иногда нужно остаться в абсолютном одиночестве, чтобы заглянуть в душу и найти там ответы на те вопросы, которые раньше боялся себе задать. Или просто не мог их правильно сформулировать. Одиночество помогает порой лучше, чем самый искусный психолог. Мы беззащитны перед ним, и не смеем спорить. Просто ищем правду.
Я понял, что никогда не любил людей. Был человеком, и презирал свой род. Презирал свое государство со всеми комитетами, службами, комиссиями. Ненавидел жизнь гражданина Союза Республик России, которая обычно начинается в серых обшарпанных стенах захолустного роддома, насквозь пропитанного запахами хлорки и спирта. Безразличные взгляды вокруг, грубые руки в желтых резиновых перчатках. Они первые, и оттого самые страшные. Кто говорит, что младенцы не эмпаты? Неправда это. Дети чувствуют безнадегу, чужую боль, и брезгливость. И в подсознании остается отпечаток на всю оставшуюся жизнь. Они с рождения инвалиды.
Да, я жил в обществе калек, и сам был калекой. Неполноценным гражданином могучей страны, имеющей право за меня все решать. Страны, которой принадлежало триста пятьдесят миллионов выращенных ею рабов.
В какой-то степени мне повезло. Я сбежал, прихватив с собой неприязнь к себе подобным. Не к отдельным людям, а к обществу в целом. Поэтому следы, которые обнаружил вокруг кострища, меня совсем не обрадовали.
Люди… Откуда они здесь? Убогие, скатившиеся до первобытного состояния. Сколько времени должно было пройти, чтобы так деградировать? Если предположить, что они ушли из нашего мира еще в сорок третьем… Нет, недостаточно. Семьдесят лет – слишком малый срок для подобного процесса. Неужели Ледник появлялся на Земле раньше? Но чтобы пройти через него, нужно как минимум понимать то, что делаешь. Мыслить, чувствовать и иметь субмар. Или же им помогли?
Я присел на корточки возле одного из кострищ, взял горсть еще теплой золы и растер между пальцев. Обычный серый порошок без каких-либо инородных вкраплений. Дрова хорошо прогорели…
Дрова? Но откуда? Мне не попалось здесь еще ни одного полноценного дерева. Неужели местные жители обходятся мелким кустарником и травой? Быстрое топливо, на котором даже еду толком не приготовить. Хотя, ночью я четко слышал, как стреляли поленья. Значит, деревья все-таки где-то растут.
Я несколько раз обошел вокруг кострища, пытаясь найти хоть какие-нибудь следы ночной стоянки людей, и к своему великому удивлению, так и остался ни с чем. Не обнаружил даже экскрементов, чего просто быть не могло. Ну, не закапывают же они, в самом деле. Это уже слишком для дикарей в звериных шкурах…
В течение часа я осматривал остальные места стоянок, и везде присутствовала такая чуждая сущности человека чистота. Это уже было за гранью моего понимания. Как? Как может целое племя переночевать, и не оставить после себя не единого клочка шкуры? Так не бывает. Или они все-таки не люди? Нет, многочисленные следы голых человеческих ступней я не мог ни с чем спутать.
Особый интерес у меня вызвало кострище, расположенное на почтительном расстоянии от остальных. В обрамлении серого пепла, чернело продолговатое пятно, состоявшее из мелких углей. Они были жирные на ощупь, и имели странный сладковатый запах. И лишь когда в моей руке оказалась чудом не сгоревшая кость, а вернее фрагмент нижней челюсти, я осознал, что копался в погребальном костре. Значит, ночью здесь сожгли труп, и аромат жареного мяса был всего лишь обманом.
Я поспешил отойти подальше. К горлу начал подступать комок, и глоток воды из бутылки принес некоторое облегчение. Затем я сел на землю, снял ботинки, носки. Уставшие ноги приятно зарылись в рыхлую сухую почву. Безумно захотелось лечь на спину, воткнуть в зубы сочную зеленую травинку и уставиться в раскинувшуюся над головой бездну. Только не было здесь ничего этого. Ни привычной зеленой травинки, ни голубого неба. Чужая земля могла предложить лишь пучок сухой жесткой растительности, да мутную пелену облаков, – сомнительные удовольствия для человека.
Собравшись с силами, я тяжело вздохнул, и снова натянул обувь. В голову вдруг пришла неожиданная мысль оставить свой личный след рядом со стоянкой, где аборигены так тщательно соблюдали чистоту и порядок. Как знак протеста, как дань всему человечеству. Наверное, подобные чувства испытывают все непризнанные уличные художники, когда видят на стене дома свободное от надписей место. Но здравый смысл все же одержал верх над заложенной в генах тяги к самовыражению, и я оставил свою затею не исполненной. Зачем нести сюда ту грязь, что была отвратительна мне самому? Я уже не гражданин своей страны, а просто путник. А путник обязан уважать традиции других.
Идти следом за местными жителями оказалось не так-то легко. Несколько раз попадались широкие овраги, перепрыгнуть через которые я физически не мог, и приходилось двигаться вдоль, ища узкое место. Как перебирались дикари, было для меня загадкой. Я видел обрывавшиеся возле края оврага их следы, а затем четкие отпечатки уже на противоположной стороне. Сколько же силы нужно, чтобы совершить подобный прыжок? Или у них есть крылья? О каком-либо снаряжении речи быть не могло, поскольку их уровень быта напрочь отрицал возможность использования такового.
Когда начало смеркаться, я стал искать подходящее место для ночлега. Завтрашний день мог оказаться вовсе не таким пасмурным, и встретить утро на солнцепеке очень не хотелось. Поэтому, любая глубокая расщелина вполне годилась на роль укрытия.
Но мои поиски не увенчались успехом. Перестали попадаться даже овраги, и только торчащие из земли валуны выглядели уродливыми бородавками. Я осмотрел несколько из них на предмет обработки человеком, но никаких следов от инструментов не было. Только задуманный природой естественный облик.
Тогда я решил идти всю ночь. Достал компас, определил направление, куда тянулись вереницы отпечатков босых ног. В темноте их будет не видно в отличие от стрелки компаса, а использовать фонарь очень не хотелось. Я вспомнил неизвестного зверя, что шел за мной прошлой ночью, и по спине пробежал холодок. На свет он мог отреагировать совсем по-другому. Главное, чтобы аборигены вдруг резко не свернули с намеченного пути. Иначе я уже вряд ли их найду.
Я долго двигался на юго-запад, четко следуя крохотному фосфоресцирующему треугольнику стрелки. Спотыкался о камни, падал, но не выпускал из рук компаса. Затем взошла луна, и идти стало гораздо легче.
Желтые огоньки костров я увидел еще до того, как снова наступила темнота. Это было даже хорошо, так как оказаться замеченным вовсе не входило в мои планы. Осторожно ступая, я начал медленно продвигаться вперед. Шаг, еще один… Нащупал острый камень, и обогнул его. Затем еще несколько шагов. И снова камень…
Неожиданно рука уперлась во что-то мягкое и теплое. Пальцы непроизвольно сжались, сгребая клок свалявшейся шерсти. Я перестал дышать. Только сердце готово было выскочить из груди, прямо в лапы неведомого зверя. Или человека?
Какая-то неведомая сила оторвала меня от земли. Нет, мое тело никто не держал, но, тем не менее, я парил в воздухе. Будто в один миг потерял вес. От страха пересохло во рту, руки судорожно вцепились в сумку. Свернувшись в позу эмбриона, вдруг ткнулся лбом в чудом оказавшийся передо мной автомат. Еще миг, и я уже щелкнул предохранителем. Палец лег на спусковой крючок.
Тишина взорвалась оглушительными раскатами выстрелов. Темноту расчертили яркие штрихи пуль. Я стрелял в никуда. Но в следующий момент удерживающая меня сила исчезла, и мощный удар о землю едва не сломал позвоночник. Боль была такой сильной, что я едва не закричал. Хотя, что бы изменилось? После очереди из АК это уже не важно. Следующий ход принадлежал уже не мне.