История капли живой воды

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ, ИЗ КОТОРОЙ СТАНЕТ ЯСНО, КАК УСТРОЕН АТОМНЫЙ РЕАКТОР

Атомный реактор – чрезвычайно странное место, страшное и красивое одновременно.

Когда капля попала сюда, ей показалось, что в центре реактора ослепительно сияет ярко-синее солнце. Такого синего цвета ей до сих пор не доводилось видеть, хотя она повидала и синеву океанских вод, и глубокую голубизну неба, и ультрамарин радуги. Здесь был какой-то другой, необычайно сильный синий цвет, ослепительный и как будто твёрдый на ощупь. Он окутывал длинные урановые стержни, висевшие в центре реактора. Мощные насосы гнали тяжёлую воду к этим стержням, и чем ближе, тем ясней становилось, что в них скрыта чудовищная древняя сила.

Уран – очень редкий металл, куда более редкий чем золото, его добывают в горах по мельчайшим крупицам. Про него ходят странные слухи. Многие учёные считают, что уран во вселенной образуется при взрывах сверхновых звёзд. Как он попал на нашу планету, и почему его находят только в верхних слоях земли, никто не знает. Но самое удивительное свойство этого металла давно известно физикам: он живёт и стареет, меняясь от тысячелетия к тысячелетию. Атомы, из которых состоит уран, постепенно распадаются, выделяя невидимые частицы – нейтроны, и через миллиарды лет весь уран превратится в обычный свинец. Пока же этого не произошло, уран остаётся одним из самых мощных видов топлива на земле.

Если собрать вместе много урана, его атомы начинают попадать нейтронами друг в друга, выбивая новые нейтроны, и от этого получается уйма энергии. Уран разогревается как печка, и может полыхать жаром годами. А если добавить к этому «много» ещё чуть-чуть, начнётся цепная реакция, и произойдёт страшный взрыв. Получится атомная бомба, способная уничтожать целые города – самое страшное оружие, изобретённое людьми. К тому же нейтроны, которые выделяет уран при взрыве, губительны для всего живого, и заражают смертельной радиацией землю, камни и железо. К счастью, у правителей разных государств пока хватает здравого смысла не швыряться такими бомбами, а только грозить ими друг другу. Они ведь понимают, что когда все разом взорвётся, наступит конец света. А конец света – вещь неприятная, с какого конца ни посмотри…

Но зато, когда учёным удалось обуздать цепную реакцию в уране и заставить её лишь слегка тлеть, люди получили удивительный источник энергии. Маленького кусочка такого ядерного топлива достаточно, чтобы отправить в дальнее плаванье огромный корабль или обеспечить электричеством целый город. Один грамм урана может заменить тысячи тонн угля. Вот для этого и нужны атомные реакторы, в один из которых попала капля.

В стержнях посреди реактора как раз тлела ядерная реакция, поэтому они испускали пронзительный синий свет. Но чтобы удержать реакцию под контролем, рядом с ними висели другие стержни, черные как ночь. Хитрая автоматика то выдвигала их вниз, то чуть убирала наверх. Это были графитовые стержни, надёжно поглощавшие нейтроны. Они и тяжёлая вода вместе замедляли ядерную реакцию, делали её безопасной. Если даже что-то пойдёт не так, графитовые стержни упадут на дно, и уран погаснет, реактор остановится.

Конечно, хорошо рассуждать о том, как надёжно и ловко все устроено в атомном реакторе, если находишься где-нибудь далеко от него. А когда окажешься внутри, да ещё в компании с надменной тяжёлой водой, которая не желает ничего тебе объяснять, можно просто с ума сойти от страха. Тем более что каплю сразу понесло к горячим урановым стержням, в облако неземного синего света. Там было жарко, очень жарко – и капля сразу приготовилась закипеть и испариться, но с удивлением поняла, что закипеть почему-то не получается. Её бил внутренний озноб, и страшное возбуждение, похожее на вороватую щекотку, готово было разорвать её на части, но она оставалась такой же спокойной частичкой воды, словно кто-то сковал её ледяным дыханием.

Горячая и холодная одновременно – как такое может быть?

А очень просто. Вода в реакторе находилась под огромным давлением, и из-за этого не могла закипеть. Триста градусов тепла – настоящий ад для воды, но под давлением она не превращается в пар, а остаётся жидкостью – только очень горячей.

Капля и ахнуть не успела, как мощное течение пронесло её мимо уранового стержня и бросило в широкую трубу, которая вела куда-то вниз. И, к своему удивлению, в этой трубе она почувствовала что-то знакомое. Наконец-то! Среди нескончаемого потока тяжёлой воды рядом с ней течением несло обычную каплю. Такую же, как она.

– Ты меня слышишь? – воскликнула капля так громко, как только могла.

– Конечно слышу, не кричи! – деловито ответила ей другая частичка простой воды. – Ты что, новенькая?

– Да! А куда мы течём?

– Так ты не знаешь? Мы на пути в теплообменник. Отдавать своё тепло! Чтобы крутились паровые турбины, вырабатывалось электричество, горели лампы в городах и посёлках! – с гордостью ответила попутчица.

– Паровые турбины? Мы превратимся в пар и улетим? – с облегчением переспросила капля.

– Конечно же нет. Это не наше дело. Этим занимается обычная вода там, за стенками, которые мы нагреваем. Мы – избранные, и должны оставаться тут. Возвращаться к урановым стержням, нагреваться, и снова дарить тепло.

– Избранные? Но ты тоже капля обычной воды! Для них ведь ты примесь?

– Не примесь, а законная часть теплоносителя по ГОСТу! Ты так всем тут и говори. В тяжёлой воде допускается пол-процента таких, как мы.

– А разве тебе не хочется на свободу?

– Свобода это иллюзия. Все, кто прикоснётся к урану, становятся другими, – ответила попутчица. – В следующем цикле подплыви к нему ближе, и ты поймёшь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ. ПЕСНЯ УРАНА

Круговорот воды в реакторе оказался очень быстрым, и, как показалось капле, буквально через несколько секунд она вновь очутилась в активной зоне.

На этот раз, преодолевая радиационную щекотку, раздиравшую её на части, она постаралась подплыть ближе к урановому стержню. Правда, сам уран она все равно не видела: он скрывался под плотной алюминиевой оболочкой, в крепком и безопасном чехольчике. Зато она услышала его песню:

Нет ничего древнее времени.

Нет ничего вернее старости.

Стареем. Стареем.

От быстрой жизни к жизни медленной.

Ступени безнадёжной гибели.

Скорее. Скорее.

Эта песня, угрюмая и торжественная, звучала в такт внутренней щекотке, охватившей каплю, и разогревала её волнами какого-то мрачного восторга.

Внезапно песня на мгновение прервалась, и она услышала сухой и громкий голос, прозвучавший как будто внутри неё самой:

– Ты не такая как все. Живая вода. Подплыви ко мне ближе.

– Вы это мне? – переспросила капля.

– Стареем. Стареем. – запел снова уран. – Плыви ко мне. Плыви ко мне.

Капля, преодолевая толкотню других водяных частиц, осторожно приблизилась к горячему стержню.

– Ты капля живой воды. – утвердительно прозвучал голос, и мелодия вновь пресеклась. – Живая вода в хороводе смерти. Зачем?

– Я здесь случайно…

– Случайностей не существует, – равнодушно ответил голос, и капля вспомнила, что уже слышала эти слова. Ну конечно, там, в роднике…

– Да, я знаю, – откликнулась она. – Случайностей не существует.

– Ты знаешь. – удовлетворённо заключил голос. – Тогда плыви.

И снова затянул свою песню:

От быстрой жизни к жизни медленной.

Ступени безнадёжной гибели…

Каплю уже несло прочь от урановой сборки, а песня звучала в ней все громче и громче. Как будто она вошла в состав воды, растворилась в ней, как кристаллики коварной соли.

Нет ничего древнее времени.

Нет ничего вернее старости…

– Для тех, кто свободен, времени не существует! – воскликнула капля.

– Никто не свободен. Весь мир тюрьма, – прозвучал сзади равнодушный голос урана. – Скорее. Скорее.

Капля сделала стремительный кувырок, промчалась через теплообменник, и снова оказалась возле уранового стержня, который продолжал свою мрачную проповедь:

– Вселенная – тюрьма для звёзд. Человеческое тело – тюрьма души. Атом – тюрьма элементарных частиц. И только распад, старение, смерть – освобождают. Горстка праха, вот что такое твоя свобода. Давай, плыви. Посмотрим, далеко ли тебе плывётся.

Капля сделала ещё один круг, но успела увидеть лишь мелькнувшие сгибы труб и ребра теплообменника, промчавшиеся как в убыстрённом кино. Мгновение – и она снова повисла в синем радиоактивном облаке, а уран будто бы и не прерывал свою речь:

– Только время и существует, остальное – пыль и прах. Время ведёт от молодости к старости, от жизни к смерти, от славы к забвению. Я первым начал стареть на этой планете, и моя сила – это сила распада. Люди в миллион раз ускорили мою старость, и они за это поплатятся. Время и смерть неразлучны.

С какого-то момента капле стало казаться, что она неподвижно висит вплотную к урановому стержню, хотя на самом деле мощное течение уносило её по трубам и вновь возвращало к урановой сборке. Но это было не важно.

– Ты забудешь все, кроме моего синего света. Ты станешь избранной. Я подарю тебе энергию распада.

Стареем, стареем!

Капля чувствовала, как нейтронные потоки пронизывают её насквозь. Если бы в ней оказалась частица другого вещества, хоть мельчайшая йота соли, радиация бы зацепилась за неё, поселилась бы в воде. Но, к счастью, сквозь чистую воду радиоактивные лучи проходят без задержки.

Однако мучение продолжалось и продолжалось.

Иногда ей казалось, что прошли миллионы лет, и она висит в середине умирающего солнца, источающего бесконечный мрачный и торжествующий вопль.

– Может быть, именно так гибнут сверхновые звезды, – думала капля каким-то краешком того, что осталось в ней от сознания. – Или наоборот, рождаются черные дыры, которые втягивают в себя все. Даже свет. Даже время. Хорошо бы, если бы нас всех всосала чёрная дыра…

– Верно мыслишь! – хвалил ее уран. – Еще немного, и ты станешь избранной.

Ступени безнадежной гибели.

Скорее. Скорее…

Все кончилось неожиданно.

Сначала синий свет начал быстро ослабевать. Потом капля почувствовала, как снижается давление. Реактор остывал. Вдруг, как будто кто-то включил звук, взревели насосы, и её бросило в трубопровод. Но вода по нему шла непривычно медленно и тихо. В первый раз капля смогла внимательно осмотреть все изгибы и стыки своей атомной тюрьмы, и с удивлением сознавала, что её путешествие по трубам и теплообменникам длится долго. Очень долго. Может быть, целый день?

Наконец поток воды вернулся в реактор, и она увидела, что где-то в куполе открылся люк. Урановую сборку медленно вытягивали наверх.

– Перезагрузка! Берём пробу на радиоактивность!

В воду рядом с каплей плюхнулась обычная пластмассовая бутылочка, привязанная к верёвке. Точно такая же, как та, в которой она провела многие годы. И капля бросилась к ней, как к желанному убежищу.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ, В КОТОРУЮ СНОВА НЕНАДОЛГО ЗАГЛЯДЫВАЕТ ГЛИСТ

Пробирки стояли в специальной кассе на белом столе. На одних была этикетка «контроль», на других – «проба». Капля, конечно, была там, где пробы. А в контрольных пробирках оказалась вода, которую не стали наливать в реактор. Образцы для сравнения.

Учёные всегда так делают.

Берут, например, двух мышей. Одну просто кормят, а другой вкалывают из шприца какой-нибудь вирус. И смотрят, насколько ей хуже, чем контрольному экземпляру. А потом пишут об этом диссертации.

Иногда кажется, что бог, судьба или ещё какая-то могущественная сила разделила всех нас на экспериментальные и контрольные образцы.

Капля с некоторой грустью думала, что, наверное, её приключениям суждено всегда попадать в «пробы».

– Но все прекрасно, радиоактивность в норме, – сказал над каплей человек в белом халате. – За девять лет никаких изменений.

– Девять лет! – подумала капля. – Я была в реакторе девять лет. А кажется, что столетия…

– Мишель, помой пробирки!

Капля решила, что сейчас стекляшки со стола сгребёт грубая мужская рука, однако Мишель оказалась девушкой, и при том очень аккуратной. Она осторожно приподняла пробирки и понесла к раковине в углу лаборатории, но в недоумении остановилась:

– Ой, у нас тут змеевик на промывке стоит!

И действительно, в раковине высилось сооружение из стеклянных трубок, через которое непрерывно текла вода.

– Да ладно, подумаешь проблема, вылей в туалет!

Вообще-то в лабораториях так делать не принято, и Мишель растерянно пожала плечами. Но человек в белом халате определённо был её начальником, так что возражать она не решилась.

– Выливай, выливай! – и он весело засвистел себе под нос какую-то мелодию. Пробирки в руках лаборантки нервно звякнули.

– Простите пожалуйста… – краснея, начала она. – Вы не могли бы перестать вот это делать…

– Что «вот это»?

– Ну, свистеть. Если вам не трудно.

– А в чем дело? – удивлённо спросил начальник. – Это плохой приметой считается? Денег не будет? Ха-ха! Не волнуйся, зарплату получишь во-время.

– Нет, я просто прохожу курс лечения, и мне врачи сказали что нужно избегать свиста. Когда рядом свистят, у меня… Гм… Начинается в некоторых местах чесотка…

– В каких местах? – с любопытством спросил начальник.

– Ну, в некоторых. Не важно.

Из пробирки капля видела, что бедная Мишель уже вся покрылась от смущения красными пятнами.

– Ладно, ладно, раз так, конечно я не буду свистеть при тебе! – человек в белом халате наконец заметил, как покраснела лаборантка, и ему тоже стало неловко. – Хотя странно конечно, в первый раз слышу о такой реакции на свист…

– Спасибо! – вежливо пискнула Мишель, и торопливо выскочила с пробирками в коридор. Она забежала в туалет и начала выливать образцы. Капля охнуть не успела, как оказалась внизу, на дне фаянсового коленца. Но вдруг Мишель торопливо отложила оставшиеся пробирки, быстро расстегнула поясок и присела на унитаз. Капля застенчиво отвела взгляд в сторону, но тут сверху раздался знакомый голос.

– Тут уже никто не свистит? – озабоченно спросил он.

– Нет, только журчит!

– О! – сказал глист (потому что, конечно, это был он) – Старая подруга! Привет, капля живой воды!

Не так-то часто каплю узнавали в лицо, и она с удивлением поняла, что рада видеть этого бледного противного червячка (то ли доктора, то ли паразита), хотя с момента их первой встречи прошло столько времени…

– Ты ещё жив? – с удивлением спросила она.

– Не дождётесь! – весело заявил глист. – Вообще-то мы живём до тридцати лет. Я, можно сказать, в рассвете сил.

– А как тут оказался? В Америке? Это ведь Америка?

– Пути гельминтов неисповедимы, – с достоинством ответил глист. – У Мишель аллергия, она родом из Израиля. Мы проходим курс терапии.

– Бедная Мишель!

– О да. Вообще, думаю, она может подать на своего начальника в суд за вторжение в личное пространство. Он свистом чуть не сорвал лечение. Но Мишель не так давно приехала в Америку, она не знает местных законов. А я читал о подобных случаях…

– Ещё чего! – воскликнула капля. – Дурацкие законы. Зачем раздувать то, о чем можно забыть через пять минут?

– Ну, люди тут считают, что это справедливо…

– Опять справедливость! – фыркнула капля. – Почему всюду, где я тебя встречаю, начинаются разговоры о справедливости? Зачем она нужна, такая справедливость по пустякам? Судиться из-за того, что чешется попа?

– Не знаю, – хмыкнул глист. – Ну, может, чтобы юристы зарабатывали деньги, например… Они ведь и придумывают законы. Что посеешь, то и пожрёшь – так ведь говорят?

– Юристы, адвокаты… Вот уж, правда, настоящие паразиты! Ой, прости…

– Ха! – сказал глист. – Конечно, паразиты. Ты даже не представляешь, какие. Мы, гельминты, им в подмётки не годимся.

Наступило неловкое молчание – только тихонько журчала вода в сливном бачке, и поскрипывало сидение под попой Мишель.

Ну ладно, хватит об этом! – решительно заявила капля. – Вообще-то я все равно рада тебя видеть. Ты что будешь делать дальше?

– Мои планы пока не ясны, – сказал глист. – Я во многом завишу от Мишель. Надо закончить лечение, я ведь давал клятву Гиппократа. А вообще, думаю, в следующий раз можем увидеться где-нибудь на Марсе.

– На Марсе? – рассмеялась капля. – Каким образом?

– Полагаю, возьмём тяжёлый «Фалькон». Мишель мечтает стать астронавтом, и, надеюсь, у неё получится. А если нет – заведусь в ком-нибудь из богатых космических туристов, их теперь хоть отбавляй. Космос – новое пространство возможностей для паразитов! А ты куда думаешь податься?

– Не знаю. Вернусь, наверное, в круговорот.

– Это твой долг, – уверенно заявил глист. – Ты украсишь природу. Приятно смотреть, как течёт вода и люди работают. Огонь мне нравится меньше.

– Да уж, и электричество.

– Электричество вообще отвратительно!

– И атомная энергетика.

– Вообще-то Мишель её любит, – заметил глист. – Но я не понимаю как можно любить урановые стержни. По мне, так страшная гадость.

– Да это вообще чистая смерть! – с возмущением воскликнула капля.

– Что, не сладко пришлось в реакторе?

– Очень.

– Ладно, теперь ты свободна. Сейчас спустят воду, и отправишься в свой круговорот.

– А ты – в свой. Ну, не пропадай!

Сливной бачок глухо всхлипнул, и на каплю помчался бурлящий поток.

– До встречи на марсианских просторах! – кричал на прощание глист. – Маленький шаг для одного гельминта, но великий скачок для всей биосферы! На старт! Внимание! Марш!

Капля могла только позавидовать энтузиазму и целеустремлённости глиста. Она вот почти всегда плыла по течению. Но если это не просто течение, а течение событий, можно почувствовать себя свободной даже в канализационной трубе.

Быстрый поток нёс её в неизвестном направлении, и она точно знала, что будущее непредсказуемо.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ. НАЗВАНИЯ ОБЛАКОВ, СИЛА КОРИОЛИСА И РАКЕТЫ

Место воды – в небе. Так, по крайней мере, думала капля, испаряясь из огромного очистного бассейна, куда её приволокли сточные воды. Она давно полюбила эти короткие мгновения, когда тёплая сила разрушает плёнку поверхностного натяжения, по мельчайшим частицам поднимая воду в небо. А в небе – там начинается настоящая жизнь!

Облака строго разделены на несколько небесных иерархий. Выше всего, почти у границ космоса, в вечном холоде живут серебристые облака. С земли их не увидишь, только ракеты и шары-метеозонды приносят их фотографии на землю. Гораздо ниже, там, где летают самолёты, располагаются перистые облака. Они тоже существуют в царстве вечной зимы, и состоят из мельчайших кристалликов льда. Эти облака не проливаются дождями и не грозят снегопадами, они несут воду в дальние странствия, и лишь со временем отпускают её вниз, где она превращается в слоистые, плотные облачные фигуры. Ниже всех опускаются кучевые облака, которые постепенно тяжелеют и готовятся пролиться дождём.

В этот раз капле повезло, она сумела добраться до перистых облаков. Холодный воздух небесной свободы пьянил и разрывал от восторга на части, превращая каплю в горстку почти невидимых ледяных кристаллов. Едва слышно позвякивая они пели песню, перечисляя имена облаков по-латыни:

Стратус – ты шелк небес

Кумулюс – шерсть небес

Циррус – перья небес

Нимбус – несущие дождь

На самом деле в облачном атласе, составленном людьми, есть ещё десятки и сотни названий для облаков, и каждый год появляются новые. Например, Вольтус – облака, как будто скрученные в рулон, или Асперитас – похожие на бурное море. Есть даже специальное название для белых следов в небе, которые оставляют самолёты, их называют Гомогенитус, то есть «облака, сделанные человеком». Как и все капли-путешественницы, наша капля прекрасно знала эти имена, и с наслаждением произносила их, оглядываясь по сторонам.

И вдруг капля увидела вдали облако, про которое в облачном атласе не было ни слова. Это было белое вертикальное облако, как гигантский клин пронзившее нижний облачный слой, и уходящее вверх на невообразимую высоту. Облако-башня, облако – небесная лестница! Оно на глазах бледнело и распадалось на клубочки пара, как бывает с гомогенитус (следами самолётов), но ни один самолёт не может оставить подобный след. В этом облаке была скрыта загадка, и капля настолько ею увлеклась, что непроизвольно собралась, потяжелела и начала стремительно проваливаться вниз, в пушистый слой кучевых облаков.

– Добро пожаловать в нижний эшелон! Давай, оттаивай! – радостно встретили её дождевые капли, летевшие в белом барашке. – Замёрзла там, наверху?

– Вовсе нет! А что это там, впереди? Какое-то странное вертикальное облако?

– Понятия не имеем!

– А внизу? Что за земля? Все ещё Америка?

– Пока что да, штат Техас. Но скоро граница, дальше начинается Мексика. Древние, загадочные земли. А там, при попутном ветре, может, и до экватора долетим! Мы, капли из Миссисипи, часто так делаем. Ты когда-нибудь была в южном полушарии?

Капля не могла точно ответить на этот вопрос. И действительно, как узнать, в южном ты полушарии Земли, или в северном?

– Можно по силе Кориолиса, – авторитетно заявила одна из капель. – Люди говорят, что из-за вращения земли в южном полушарии, когда сливают воду из ванной, она закручивается по часовой стрелке. А в северном – наоборот.

– Ха-ха-ха! – засмеялись над ней другие капли. – Это старая шутка. Тысячу раз пробовали! Ерунда. Куда хочет, туда и крутится. Что в северном, что в южном.

– А все-таки можно как-то понять, на севере ты или на юге? – озадаченно спросила капля.

– По звёздам! Ты же знаешь, наверное, полярную звезду, самую яркую звезду на небе?

– Конечно, знаю!

– Так вот, в южном полушарии её не видно. Зато там видны яркие звезды, из которых складывается крест. Южный крест! Если однажды увидишь, уже не забудешь.

– Выходит, я всю жизнь путешествую только по северному полушарию, – с удивлением подумала капля. – Надо же, как огромна наша планета! А ведь она лишь песчинка в космосе…

– Вот, смотрите, что это там внизу? – вдруг наперебой затараторили капли. – Ты это помнишь? – Нет! – И я тоже не помню! Тут раньше ничего не было!

Капля подобралась к краю и взглянула вниз.

Оказывается, облако летело вдоль берега моря. И там, на берегу, раскинулся небольшой городок, улицы которого были пестры от автомобилей и толп пешеходов. Особенно много народу собралось на длинной набережной. А в километре от берега высился искусственный остров, покрытый какими-то сложными конструкциями. Там были гигантские ангары, сверкающие сталью и стеклом здания и огромная бетонная площадка, на которой стояли высокие металлические сигары с острыми вершинами. Ракеты! Ну разумеется, это был самый настоящий космодром. И люди на набережной смотрели именно туда.

Капле тоже захотелось здесь задержаться, и она стала незаметно пробираться в нижнюю часть облака. Впрочем, не одна она проявляла любопытство: хотя облако не было дождевым, на его нижней кромке скопилось так много капель, что они начали с ахами и охами падать вниз, на набережную и на листья высоких пальм, росших у самого берега.

– Эй, ну мы же не дождь!? – кричали они. – Мы просто хотели посмотреть…

Капля попыталась отпрянуть обратно в облако, но было поздно: ещё две капли налетели на неё, толкнули, и все вместе они кубарем полетели вниз, на усеянную людьми, автомобилями и мотоциклами набережную. В последний момент ветерок бросил её на пальму, которая росла прямо над всем этим столпотворением. Большой мясистый лист вздрогнул, закачался, но удержал каплю на краю. Ну что ж. Лучшей наблюдательной площадки нельзя было и придумать.