Выжить. Блокадный дневник

13 сентября

Днем было спокойно. Погода стояла пасмурная, облачная, серая. Тревог не было. Изредка доносились редкие отдельные, отдаленные выстрелы. Утром я ходил за мылом, а потом пошел посмотреть на разрушения (от бомб упавших в ночь на 11–е сентября). На Литейном, против дома Красной Армии рабочие засыпали обломками кирпича и асфальта уже неглубокую яму. На Литейном, против улицы Жуковского трамваи не ходили, и шла оживленная работа. Рабочие укладывали рельсы, забивали костыли, засыпали мостовую щебнем (подвозимом на грузовом трамвае) выравнивали и покрывали свежим, дымящимся асфальтом, который тот час же утрамбовывался паровой трамбовкой. На углу Жуковского и Надеждинской, (ближайшем к нам) большие разрушения. От небольшого углового дома остался лишь 1–й этаж. У соседнего большого каменного дома начисто срезан пласт сверху донизу. У небольшого каменного дома, стоявшего в глубине, верхние этажи лежат в обломках. Кучка рабочих снует взад и вперед, разгребая обломки и сваливая их вдоль по улице. У всех угловых домов, выходящих на этот перекресток, вырваны и разворочены рамы и в зияющие черные окна глядят перевернутые и обвалившиеся предметы. Место поражения обнесено забором и милиционерша (женщина) никого туда не пропускает. В 7 часов вечера была тревога, но продолжалась недолго. До 10 часов было все спокойно. Мы оделись и легли. Изредка слышались глухие, тяжелые выстрелы. Я задремал. В 3 часа ночи меня разбудила тревога. Мы сошли вниз, но тревога через 10 минут кончалась. Мы поднялись и легли, но глухие отдельные выстрелы продолжались.

14 сентября

Днем было 3 тревоги. Первые две прошли сравнительно тихо, хотя жужжали самолеты и слышались выстрелы. Третья тревога была очень длинной (1,5 часа) и беспокойная. Не переставая казалось, над самым домом, кружились самолеты. Временами казалось, что они прямо падают на голову, до того усиливался их страшный рокот и гул. Сильная и частая стрельба не прекращалась. Те, кто стояли на улице видели бой самолетов. Мы эту тревогу стояли на лестнице. К вечеру пришел Котя и испугал нас, что предстоящая ночь будет очень плохая. Мы с мамой думали пойти к ней в техникум в бомбоубежище, но не решились, а тут около 7 часов началась тревога, она прошла тихо и к 8-ми часам кончалась. Мы поужинали, мама и бабушка легли, а я переписывал Коте расписание дежурств. В 10 часов раздалась сирена. Мы сошли вниз. Ночь была очень звездная, но темная, безлунная. Тревога вскоре (через 20 – 25 минут) кончалась. Мы поднялись и легли, не раздеваясь. Задремали. В 3 часа ночи пришла дворничиха и сказала, что пришла телефонограмма, чтобы вся группа самозащиты заняли свои посты. Котя ушел. Тревог не было. Около 4-х часов он вернулся. Его отпустили, так как он до 2 часов дежурил на чердаке. Остальные остались на своих местах. Я задремал. Сквозь дремоту я слышал глухие, тяжелые звуки. Около 7-ми часов я очнулся, разделся и снова заснул.

15 сентября

С самого утра начались тревоги. Первая была около 8 –30 ч. Всего в течение дня было около 5-ти тревог. Все утро с промежутками в полчаса слышались тяжелые сильные звуки взрывов (вероятно, от стрельбы дальнобойных орудий) и стекла вздрагивали и дребезжали. К обеду они затихли, но после 7–ми часов возобновились с новой силой и еще чаще (через каждые 5 – 10 минут). Во время тревог жужжали самолеты, и слышались глухие, тяжелые, отдаленные звуки. Говорили, что в этот день бомбардировали Международный проспект. Стекла дребезжали было очень неуютно. Мы узнали, что в предыдущую ночь снаряды попали в дома на улицах Ивановской и Верейской (в районе Витебского вокзала). К ночи мы оделись и легли. Ночь была облачная. Было спокойно. Тревог не было. В 3 часа я разделся и лег спать.

16 сентября

Днем было 4 тревоги. В первую тревогу сильно жужжали самолеты и слышались тяжелые сильные звуки взрывов. Она началась около 12 часов и длилась довольно долго. Днем временами принимались стрелять дальнобойки. Был у Шуры и мать его сказала, что бомбежки больше не будет. Вечером оделся и лег. Тревог не было. Около 3–х ч. я разделся. Ночью сильно бухали дальнобойки.

17 сентября

Днем было 4 тревоги. Первая в 7 часов, вторая около 9 ч., третья в половине второго, четвертая около 7 вечера. Тревоги были довольно спокойные, за исключением третьей, когда жужжали самолеты, слышались выстрелы и 3 раза мы слышали сильные тяжелые взрывы. Днем я ходил за витамином и рыбьим жиром. Вечером пришла Мария Андреевна и осталась ночевать, К ночи я оделся и лег. Около 12 ч. меня разбудила тревога. Мы все оделись, но было тихо и мы не выходили из передней. Тревога вскоре кончалась. Мы легли около 3–х часов, я слышал очень сильные, глухие, тяжелые взрывы снарядов, которые повторялись каждые 1 – 2 минуты. Было очень жутко. Меня охватывала дрожь, и я не мог заснуть. Выстрелы продолжались очень долго, и когда я уже начал дремал, то сквозь сон слышал тяжелые, сильные частые взрывы.

18 сентября

Утром было тихо. Все разошлись, я остался один в квартире. Около 12 часов вдруг раздался сильный, гулкий, близкий звук (выстрела, разрыва). Стекла задрожали. Минуты через 2-е звук повторился, и продолжал повторятся дальше с таким же интервалом. Минут через 25 – 30 звуки прекратились. Мама в это время была на Чеховой и позвонила оттуда на Бородинку. Перепуганный секретарь (он сидел на 5–ом этаже) отвечал ей, что там никого нет, все сбежали вниз в убежище и что идет обстрел в их направлении, а которая была, в то время у Витебского вокзала говорила что видела, как снаряды рвались в воздухе и что горит Технологический институт. Вечером говорили, что снаряды попали во Дворец Труда, Сенат и т.д. Около половина шестого, когда мама была уже дома и дежурила у ворот, опять раздалось несколько таких звуков, но скоро все стихло. В 6 часов мы с мамой пошли к Евгении Васильевне, а потом Елизавете Алексеевне. К 7–ми часам вернулись. Около 9 часов пришла Мария Андреевна. Мы оделись и легли. Без четверти два разбудил опять сильный, гулкий, близкий звук. Он повторялся через равные промежутки времени, после двух стихло. Я заснул. Около 7-ми ч. я опять слышал несколько звуков. Мы узнали, что в этот день попало 5 снарядов в завод им. Володарского, и 1 снаряд на углу Гороховой и Фонтанки.

19 сентября

На следующее утро в 8 –45 ч. (я еще лежал в постели) услышал шум близкого самолета. Через мгновение завыла сирена и вместе с ней загремели выстрелы зениток. Треск от зениток слышался со всех сторон и не ослабевал ни минуты. Мы с бабушкой вскочили и сошли вниз (мама уже ушла). Треск зениток продолжался с 9–ти ч., потом стихло. Мы поднялись, но тревога длилась еще минут 35–40. Около 11 часов опять началась тревога и длилась до 11 – 45 ч. День был ясный, солнечный, отдельные лучевые облака плавали по голубому небу. В 12–15 ч. Опять началась тревога и длилась очень долго. Стрельба была лишь в начале, а потом более часа все было тихо, но отбоя очень долго не давали, хотя люди к концу тревоги уже повылезали и сновали взад и вперед по улице. Около 3–45 ч. опять началась тревога. Бабушка была в церкви, мама на службе. Едва я успел сойти в подворотню, как послышалось жужжанье самолетов и яростная стрельба зениток. Я стоял в конторе за входной дверью. Ничто не может описать того ужаса, который я испытал, 3 раза я слышал близкий свист фугасных бомб и после каждого свиста лестница на которой я стоял, содрогалась и ходила ходуном и я слышал тяжелый звук взрыва. Я холодел от ужаса, самолеты очень долго кружились над нами, то удаляясь, то возвращаясь снова. Такое состояние длилось около часа. Потом стало стихать. Мы вылезли на улицу. Огромные, угольно – черные клубы дыма стлались по всей восточной части горизонта. Сперва говорили, что горит Николаевский госпиталь, а потом дом Промакадемии на улице Красной Конницы. В 5 –30 ч. тревога кончилась. Дым продолжал валить огромными клубам, но теперь он был не черный, а серый. Примерно через час он сделался беловато – желтоватым и стал валить слабее. После тревоги пришла бабушка, очень перепуганная, и мама. Мама была во время бомбардировки в Транспортном техникуме. Когда завыла сирена, она стала спускаться с учениками с пятого этажа вниз. Когда они были на третьем этаже, раздался ужасный взрыв, и все здание заходило ходуном. Она побежала вниз, перебежала через двор и едва успела войти в бомбоубежище, как последовал второй ужасный взрыв. После него было еще 2 взрыва. Эти 4 взрыва были от бомб, брошенных на Звенигородской, на улице Правды и пл. Нахимсона. Когда она шла назад, не могла пройти через пл. Нахимсона. Поперек загородного стояли грузовики, везде были выбиты стекла, провода были сорваны, и с площади бежала волна народу. Ей пришлось идти по улице Рубинштейна. С угла Невского и Литейного она видела свороченный на бок троллейбус и рядом толпу народа. У нас дома с потолка в передней отвалилось несколько кусков штукатурки и часы в столовой встали на 4–х часах, времени первого страшного взрыва (говорили, что это бомба упала у Московского вокзала, также напротив Исаакиевского собора, на Греческом проспекте и на Жуковской). Вечером пришла Мария Андреевна, мы оделись, но не успели лечь, как около 9–30 ч. завыла тревога. Мы пошли вниз. Тревога была довольно тихая. Временами жужжал самолет, и мы слышали приближающиеся выстрелы зениток, но потом эхо стихало. Один раз мы слыхали отдельный звук взрыва бомбы. В 11 часов тревога кончалась, едва мы взошли наверх, и я почистил зубы, как в 11–20 ч. опять завыла сирена. Мы сошли вниз. Тревога была вроде предыдущей, в 12–20 ч. она кончалась. Мы поднялись и легли одетыми. Среди ночи мама разбудила и я разделся. Мы узнали, что 4 бомбы не разорвались на Чайковской, на Петроградской станции, и на Васильевском острове.

20 сентября

Днем было тихо, небо было покрыто низкими облаками, и временами шел дождь. Было сыро и холодно. Вечером пришла Мария Андреевна. Около 9 часов нам послышалась тревога, но оказалось, что тревога ложная. Мы оделись и легли. Около 11–30 ч. завыла сирена. Мы сошли вниз. Тревога была тихая и кончилась в 12 ч. Мы легли. В этот день я с папой маскировал окна на лестнице.

21 сентября

День был ясный, солнечный. Тревоги начались с самого утра. Первая тревога была около 8 ч. Мы(я, бабушка и мама) еще лежали. Тревога тихая и мы далее не вставали. Этот день был посвящен уборке. Мама с папой устраивали затемнение, а я маскировал окна на лестнице. Около 12 ч. вторая тревога, было тихо. После тревоги я ходил за кнопками. В 4–20 ч. третья тревога. Было тихо. В 5 – 20 четвертая тревога. В эту тревогу слышались приближающиеся выстрелы зениток, и жужжал самолет. Какой – то человек, который работал на Кировском заводе, рассказал, что 19-го сентября 3 бомбы попали в фабрику Халтурина при полной работе и что там много жертв. Он рассказал, что во время этой тревоги он ехал в автомобиле по Обводному каналу, у того места где его пересекает Витебская линия. Вдруг он увидел, что вражеский самолет стал пикировать на самый мост. Он схватил шофера за руку, и машина затормозила за 100 – 150 метров до моста. Бомба упала в шагах 10 от моста, вырыв яму в 1,5 метра и своротив все 4 трамвайные пути, так что они встали стоймя. Он говорил, что 19-го числа не было ни одного района, который бы не пострадал, и что погибло 5000 человек. Он говорил, что много жертв на Старо – Невском. Он рассказал, что эти дни (кроме вчерашнего) работать на заводе было почти невозможно. Снаряды рвались день и ночь, так что ходить по заводу было крайне опасно. Немцы взяли Стрельну (там бои шли на трамвайной петле) Лигово, Дачное. Была ночь, когда они думали, что с минуты на минуту ворвутся в город. На улицу Стачек было закрыто всякое сообщение. Везде воздвиглись баррикады. Но теперь подошел кулик с 40 дивизиями свежих войск (сибиряков и калмыков) и стал теснить. Он прошел через Малую Вишеру и Тосно. Он говорил, что Пулковская обсерватория вся разбита. Вечером пришла Мария Андреевна. Я одевался, успел помыться (лечь еще не успел), как в 8–40 ч. завыла сирена. Мы оделись с головы до ног, но оставались всю тревогу наверху. Нужно было Коте переписывать расписание, но мы с мамой его не нашли. Тревога была тихая. Когда она кончилась, я переписал Коте, потом лег.

22 сентября

Утром нас разбудила тревога в 7 часов. Она была тихая и мы не вставали. День был с утра пасмурный, даже накрапывал дождь. К двенадцати небо прояснилось, выглянуло солнце, но к 2 – м часам снова стало пасмурно и облачно. В 2–40 ч. завыла сирена. Мамы не было дома, она пошла за обедом в техникум. Котя пошел на пост, я тоже. Едва я успел прийти в конторку, как в небе послышалось тяжелое гудение многих самолетов, и началась пальба. Самолеты жужжали, энергичная пальба беспрестанно то приближалась, то отдалялась. Вдруг около 3–х часов где-то совсем около нас раздался громкий взрыв. Ни свиста, ни содрогания почвы не было. Мы все так и присели. Те, кто выбежал на улицу сообщали, что бомба попала в автомобиль, который загорелся и что убита женщина. Мы высыпали на улицу. На Радищевой против дома 32 стояла машина, у которой весь мотор был объят пламенем. Группа военных откатывала ее от других машин. Рядом на носилках лежала убитая женщина. Со всех сторон толпами сбегались военные в больших зеленых касках. Приехал санитарный автомобиль, но женщину не взял. Ее отнесли под ворота дома 30, и накрыли красным платком. Между тем множество военных пожарными рукавами и огнетушителями тушили машину. Пожар был скоро ликвидирован. Кузов машины остался совсем нетронутым. Когда пришла пожарная машина, все уже было кончено. Толпу сбежавшегося народа стали разгонять. Мы разошлись. Оказалось, что это была вовсе не бомба, а раскаленный осколок от зенитки, который попал в бак машины и произвел взрыв. О женщине говорили то, что она дежурная, то дожидалась мужа. В 4–30 ч. тревога началась. В 5 ч. снова была тревога до 5 – 40 ч. В седьмом часу мы с Котей отправились смотреть разбитые дома: дом на Промакадемии и дом на улице Проезд. У дома Промакадемии все внешние, каминные колонны и стены стоят, хотя во многих местах внешний слой облицовки обвалился. Внутри все наполнено одними балками, стропилами и перекладинами. В доме в Проезде разрушены нижние этажи, причем верхние весят над ними. Вечером мы оделись и легли. Тревог ночью не было. Но зато после 3–х ч, а потом около 7 часов была слышна очень сильная стрельба с промежутками около 2,5 – 3,5 минут. Оба раза она длилась около получаса.

23 сентября

День был ясный, солнечный, безоблачный. В течение дня было 10 тревог. Я весь день только и делал, что бегал в подворотню. Все тревоги были тихие, выстрелов не было. В одну из тревог к нам в подворотню пришла женщина (чья – то родня)и сказала, что она убежала из Петергофа, так как он занят. Вечером пришла Мария Андреевна. Мама и бабушка легли. Я оделся и читал в столовой. В 10 ч. завыла сирена. Мы оделись и сели в передней. Около 10–30 ч. мы сошли вниз (бабушка и папа остались) так как послышался звук вроде падения бомбы. Времена слышалось жужжание самолета, и три раза звуки выстрелов приближались очень близко. Тревога кончилась в 11–30 ч . Мы взошли и легли. Ночь была тихая. Ночью я разделся.

24 сентября

Погода была серая и пасмурная. Первая тревога в 9 – 30 ч. застала меня еще в постели. Я встал и оделся. Около 10 тревога кончилась. Я стал читать Батюшкова. Около 12 ч. была вторая тревога. Она тихая и недлинная. Третья тревога была около 3–х ч. Вечером, после 5 – ти ч. мы с Котей отправились осматривать разрушения. Вчера две или три бомбы небольшого веса упали в районе Московского вокзала и Лиговской улицы. Одна бомба упала на углу Лиговской улицы и Лиговского переулка. Стены дома стоят, но через угловые окна верхнего этажа видно небо. Другая бомба упала, по-видимому, на трамвайные рельсы, угол Лиговской улицы и Кузнецкого переулка. Здесь воздушной волной вышиблена дверь углового дома, над ней обвалились кирпичи, выворочены рамы. На всем квартале от Лиговского переулка до Кузнецкого переулка выбиты стекла. Много выбито стекол и на противоположной стороне Лиговской улицы. Московский вокзал весь цел, хотя все двери со стороны площади заколочены досками, и здание имеет безлюдный вид. Длинная крыша перрона устлана полотнищами, окрашенными листами в зеленоватый, местами в желтый цвет под цвет крыш окружающих домов. Кроме того на ней сделана из досок три надстройки обтянутых тканью и намалеванными на ней черными окнами. С Лиговской улицы мы вышли по Кузнецкому переулку на площадь Нахимсона. Здесь особенных разрушений нет. Стекла выбиты почти во всех домах, выходящих на площадь, но сами здания целы. У часов, которые весят на площади, выбито стекло и стрелки остановились на 4–х часах. На площади в трех местах на трамвайном пути нет асфальта, обнажены шпалы и видно, что здесь происходило засыпание ямы и укладка новых рельс. Здесь очевидно упали бомбы (19 сентября). С площади мы прошли по Колокольной улице вправо и свернули на Дмитровский переулок. Здесь ужасные разрушения. На самом Дмитровском переулке бомба упала посреди улицы и вырыла большую яму. Яма это сейчас засыпана землей, камнями и обломками. От взрыва пострадали 5 домов по обоим сторонам улицы. У домов обвалились кирпичи, провалились и треснули стены, продавлены и сворочены железные ворота, окна кажутся дырами, пробитыми в стене сквозь которые видны груды обломков. Один дом долго горел: он весь черный, потрескавшийся, с черными обгорелыми балками и кирпичами и окна его похожи на отверстия в печи черной бани. Трамвайная линия (кольцо), которое проходит по Дмитровскому переулку все завалено землей и обломками. Вторая бомба попала в угол дома на углу Дмитровского переулка и Стремянной. Здесь угол совсем скошен и обнажены два … квартир. Внизу ребятишки разрывают груды обломков и вытаскивают обрывки вещей, картинки. Среди обломков скрипка в разбитом футляре. Третья бомба упала на Стремянной, тут разбито половина дома. Передняя стена рухнула, обнажены квартиры, лестничные клетки. Весь низ завален обломками. Группа людей разрывает обломки. К нам подошла женщина и рассказала, что те, кто был в бомбоубежище, в том числе и она, спаслись, но то кто стоял на лестнице погибли. В частности, погиб один военный, чужой, который стоял на лестнице. Его только сейчас на 5–й день раскопали, и он лежит в подворотне. Все, кто не спустился вниз во время тревоги, погибли. Женщина указала нам на одну женщину, которая ждала, когда раскопают ее мужа. Тут подъехала грузовая машина, на которой сидел человек в черном кожаном переднике и резиновых рукавицах. Когда машина остановилась, шофер приоткрыл дверцу и закричал: «У вас тут один труп?», «Один» – отвечали из подворотни, «Второго еще не раскопали». Шофер вылез, человек в черных резиновых рукавицах откинул заднюю стенку кузова, вытащил грязные носилки, и они вместе отправились в подворотню. Через несколько минут они воротились, таща носилки. На носилках лежала какая-то груда вся желтовато-грязная и неимоверно пыльная, причем нельзя было разобрать, где свалено какое-то пожелтевшее пыльное тряпье, а где тело человека. Сзади торчали пожелтевшие пыльные сапоги в лохмотьях. Человек в резиновых рукавицах втащил носилки на машину, опустил на дно и опрокинул их. Груда глухо загремела и свалилась на бок, где уже лежало что-то прикрытое тряпьем. Человек в резиновых перчатках захлопнул стенку кузова и машина покатила. Мы вернулись домой. Дома сидели Красниковы. Оказалось, что 19 числа в их дом (в тот флигель, который стоял в задней части двора) попала бомба. Дома была одна Шура. В начале тревоги она еще кормила голубей, как вдруг услышала свист близкой бомбы. Это была бомба упавшая неподалеку. Она сбежала вниз на лестницу. В это время раздался взрыв. Задний флигель был разрушен и загорелся. Было убито 5-6 человек. На пожар приехала пожарная команда. Горело целые сутки, какой-то военный вынес Шурины вещи вниз. Шура позвонила нашей матери. Когда пожар кончился, она вернулась к себе. Все было в порядке, только все стекла вылетели и усыпали всю комнату. Теперь они ночуют в коморке, где нет окон, в ожидании, когда заделают окна фанерой. Папа рассказал, что сегодня около 9-30 ч. В первую тревогу громадная бомба упала на территорию Мединститута, но не взорвалась. Это случилось за несколько секунд до того, как завыла сирена. Папа в это время подходил к институту с противоположной стороны. Было сильное содрогание почвы, бомба ушла в землю на 3,5 метра. Ее сбросил аэроплан, который вдруг вынырнул из-за облаков, пикировал и снова удрал. Сейчас ведутся работы по обезвреживанию бомбы. Говорили, что упала громадная, тонная бомба напротив Политехнического института, но не взорвалась. В последнее время много бомб не взрывается. Говорят, что при вскрытии одной такой бомбы, нашли записку: Товарищи, мы вам поможем, как можем. Ночь прошла спокойно. Тревог не было. Только утром некоторое время сильно стреляли. Мамин техникум ликвидируются.

25 сентября

Утро прошло спокойно. Я занимался. Вдруг в 2-15 ч. Я услышал отдаленные разрозненные выстрелы зениток. Выстрелы быстро приближались, становились звонче, гульче, через минуту послышалось яростное жужжание низколетящего самолета, и вдруг у нас над самой головой тяжело забухали зенитки, ожесточенно застрочил пулемет, поднялся ураганный гул, казалось, что вдруг стали яростно бить со всей силы по крыше, в стены, в двери дома. Люди на улице бросились под ворота. Эта трескотня продолжалась не более 2–х минут, потом все стихло, также внезапно, как началось, и в наступившей тишине слабо завыла сирена. Тревога кончилась в 2-30 ч. И была совсем тихая. Вечером с 5-ти до 7-ми ч. я дежурил. Вдруг ко мне подошли две женщины и попросили управхоза или кого-нибудь из актива. Я побежал наверх, но управхоза не было дома, и я вызвал Полину Петровну. Когда мы явились вниз, одна женщина, которая оказалась управхозом дома напротив, рассказала что в дневную тревогу, когда низко пролетал вражеский самолет, она видела, как от него отделился и полетел в направлении нашего дома черный шар, который по ее словам и словам спутницы был не что иное, как бомба замедленного действия. Шар спустился медленно. Женщина посоветовала собрать людей и осмотреть чердак и двор, а сама направилась предупреждать других управхозов домов нашего квартала. Я вызвал Батову, все выскочили, начались расспросы, и кончалось тем, что было решено вылезти на крышу и осмотреть ее. Но никто на крышу лезть не хотел. Тогда Батова отправилась в казармы и оттуда привела какого-то высокого начальника в пенсне и двух солдат с ружьями и штыками. Они осмотрели чердак и крышу и ничего не нашли. После этого все успокоились. Вечером пришла Мария Андреевна, мама легла, а я едва успел одеться, как в 9–30 ч. Завыла сирена. Мы с мамой спустились, бабушка и папа остались наверху. Тревога была совсем тихая и кончилась в 10 ч. Мы легли, я задремал, но около 11–40 ч. меня опять разбудила сирена. Мы с мамой опять сошли вниз. Тревога была тихая и кончилась к 12 ч. Мы легли. В 3 ч. нас опять разбудила сирена. Мы опять сошли вниз. Тревога была тихая и кончалась в 12-25 ч. Мы разделись и легли. Бомбу, которая упала на территорию Мединститута, раскапывали в течение всего дня 25 сентября. Все прилегающие здания института и больницы Эрисмана были очищены от людей. Проезд по прилегающим улицам был закрыт. Бомба очень большой величины. Она попала в водоносный слой и возможно под тяжестью своего веса, опустилась на глубину 7–ми метров. Говорят, что в ночь на сегодня ожесточенной бомбардировке двухтонными бомбами подвергся Кронштадт и форты, что из фортов только один остался цел. Стоянка флота в Кронштадте разбита, но «Киров» и «Марат» уцелели. Весь флот перешел в устье Невы и в Неву. В одну из предыдущих бомбардировок бомба попала в середину Гостиного двора и повредила канализацию. В бомбоубежище, где находилось много людей, хлынула вода. Спаслись только те, кто стоял на столе. Остальные погибли.

26 сентября

День был ясный, солнечный. К вечеру стали собираться облака, и ночью все небо было обложено низкими облаками. Весь день тревог не было. Изредка слышались отдельные звуки стрельбы. Днем я занимался. Клава говорила, что в эти дни захвачено 400 наших самолета в плен (то есть целыми). Мы узнали, что вчера вечером снаряды опять падали на Большой Московской улице. В результате обстрела там пострадало много домов (1,3,7,9,11,13). Целыми остались только 5 и 15. Сегодня заходил Шура. Он говорит, что у них в доме уже приходили из райсовета к управхозу, для учета площадей и жильцов с целью вселения. Они сами вселяют себе 5 знакомых. Еще 25–го мама говорила, что 6 наших корпусов стоят в районе Павловска, что почти весь Павловский парк вырублен, там расположились немецкие войска, но что эти 6 корпусов окружены превосходящих числом наших сил. Шура тоже говорит, что немецкие части, находящиеся под Ленинградом в районе Павловска и Вырицы, окружены, что их теснят от города и со стороны Батецкой, куда подошел Кулик. Папа рассказывал, что один знакомый одного из сослуживцев якобы видел, как отделилась от самолета и летела по направлению Петроградской стороне та бомба, которая упала 24 сентября утром на территорию Мединститута. Сегодня произошла крупная ссора между папой и Котей. Вечером я оделся и лег. Ночью не было ни одной тревоги. Зато около 12–ти ч. меня разбудили сильные звуки стрельбы. Они были парные: сперва слышался звук, очень сходный со звуком снаряда, с огромной скоростью вылетающего из ствола орудия, а через несколько секунд слышался другой звук, более глухой и раскатистый. Эти звуки с интервалами в 8 –10 минут повторялись до 6-ти часов утра.

27 сентября

В 7 часов утра была тревога. Она была тихая и недлинная. Я ее не слышал, спал. Котя рассказал, что когда он был на первой тревоге, там был военный, который говорил, что точно стреляли наши из Таврического сада и с судов. Первый звук был звук выстрела, второй – эхо. В 9-20 ч. опять была тревога и началась стрельба зениток. Я вскочил с постели, но мы не сходили. Тревога кончалась около 9-45 ч. В 10 часов опять была тревога. Я ушел в подворотню. Туда пришел военный. Он говорил, что ночью немцы обстреливали город, но что разведка, наверно уже обнаружила огневую точку противника и она будет уничтожена. Он говорил, что так бывало уже не раз, что немцы захватывали наше же орудия и направляли на город, а потом, когда разведывали, где их огневая точка, ее уничтожали. Тут подошел другой военный и сказал, что он был в эту ночь у Кировского завода, и что там эта была первая ночь, которая прошла спокойно. А в предыдущую ночь он был за Волковой деревней, у заставы и все ночь видел в направлении линии Пулково орудийные вспышки. Первый военный говорил, что особенно ожесточенные бои были под Пулково 15 – 17 сентября, но что с тех пор немцев отогнали на километров на 45 от Пулково. Он подтвердил, что с юга немцев теснит Кулик, который уже успел подойти. Он уверен, что немцы не выйдут из окружения. В 12-40 была опять тревога. Мамы не было дома. Бабушка осталась на верху, а я сошел под ворота. Через несколько минут послышался в небе тяжелый гул многих самолетов (бомбовозов). Гул этот все приближался, нарастал, послышались отдельные, разрозненные, редкие выстрелы зениток и потом вдруг, казалось , со всех сторон на неумолкаемом фоне тяжелого гула стали раздаваться глухие, тяжелые взрывы, один за другим, как звуки спелых яблок, падающие с сотрясаемого дерева. И потом вдруг, в самый разгар тяжелого гула бомбовозов и взрывов со всех сторон, над нашей головой послышался завывающий свист бомбы. Взрыва мы не слышали. Он, верно, был далеко. Мало – помалу гул самолетов стих и воцарилась тишина. Потом, через некоторое время, залетали наши самолеты. Тревога была длинная (1 – 1,5часа). С крыши видели, что когда пролетали бомбовозы, сразу за Невой появилось 4 дыма. От папы мы узнали, что одна бомба попала в Военно –Медицинскую академию (в кочегарку). Бомбу на территории Мединститута все еще не могут вытащить. Она, говорят, теперь ушла на глубину 12-ти метров. В 5-30 опять была тревога. Вначале было тихо, но потом поднялся очень сильный гул от наших самолетов. Мы выглянули. Несколько самолетов не переставая в течение получаса летали по кругу в южной части неба, то вылетая из-за домов, то снова скрывались за ними, и производя при этом сильный то усиливающий, то утихающий гул. Тревога была длинная, Наступил вечер. Я оделся и лег. Но ночь была совершенно спокойной, не было ни тревог, ни выстрелов. Ночью я разделся.

28 сентября

Воскресенье. Погода стояла ясная, солнечная. Утро прошло спокойно. Я занимался. Во время обеда в 3-10 ч. завыла сирена. Котя ушел на чердак. Я остался обедать. Тревога была тихая и кончилась в 3-45 ч. Вечером мама с папой пробовали затопить ванну, она страшно дымила. Пришлось ее погасить. Тогда согрели воду на плите, и мама стала меня мыть. В 6-40 ч. в самый разгар мытья завыла сирена. Мы продолжали мыться. Тревога была тихая, и мы даже не слышали отбоя. В 7-50 ч., когда я садился ужинать после мытья, завыла сирена. Мы оделись, и я продолжал ужинать. Папа мылся в ванне. Через несколько минут после сирены раздался звонок, и пришла Мария Андреевна, минут 20 прошло совсем спокойно. Папа кончил мыться и, так как осталось много воды, мама решила еще вымыть голову. Около 8-30 ч. вдруг нас оторвал от ужина громкий и близкий выстрел зениток. Мы вскочили и надели пальто. Я побежал к маме на кухню, что бы поторопить ее с окончанием мытья. Пальба из зениток, несколько глухая и редкая, продолжалась. Вдруг раздался новый, сильный звук. Я сошел вниз, куда уже заранее сошла Мария Андреевна, мама осталась наверху. Слышалась близкая и сильная пальба и назойливое жужжание самолета. Минут через пять сошла мама. Бабушка с папой остались наверху. Пальба была очень сильная. Казалось, что по всему дому сильно захлопали двери. Временами слышались тяжелые взрывы бомб. Два раза я слышал свист бомбы. Мама вскочила со своей скамеечки, посадила меня на нее в углу и стоя совсем заслонила меня. Я весь дрожал. Такая пальба и бомбардировка длилась около получаса. В середине ее сошел папа, бабушка не захотела сойти. Около 9-ти ч. стало стихать, а в 9-15 ч. когда мы уже совсем собрались идти на наверх заиграл отбой. Мы с папой вышли на улицу. Два отдаленных зарева виднелись на небе. Одно, сели смотреть с угла улицы Красной Связи, казалось за угловым выступом казармы, другое, с того же угла, виднелось где-то за Таврическим садом. Мы вернулись, пришел Котя с чердака. Он рассказывал, что сперва, еще до бомбардировки, вся местность на том берегу Невы осветилась феерическим ослепительно-синеватым светом, который довольно долго не ослабевал. По-видимому, это была осветительная ракета. Когда она потухла, начался свист и взрывы бомб. Каждый взрыв сопровождался вспышкой света. Пожарники сошли вниз. Когда утихло, они снова поднялись и увидели, что пожары возникли кругом. Особенно сильным был пожар в направлении из окошка чердака на оранжерею Таврического сада (Это могло соответствовать Арсеналу или Красному Выборжцу). Временами они даже видели языки пламени. Много пожаров было на том берегу Невы. Около часа мы сидели после окончания тревоги не расходились. Котя рассказал, он слышал, что тот самолет, который бросил бомбы на Дмитровский и Стремянную был сбит где-то у Средней Рогатки. Летчиком его оказалась девушка, которая показала, что Владимирский собор был для нее ориентиром Московского вокзала. Затем Котя рассказывал, что один знакомый говорил ему, что самолет который бомбардировал Старо – Невский тоже был сбит и что летчик его заявил, что он сбросил бомбы наугад, так как два ориентира Московского вокзала, которые ему были указаны, он не нашел: белый собор и памятник. Я вспомнил, что слышал под воротами, что сбили самолет, бомбардировавший здание Промакадемии, и что там оказалась 20-ти летняя девушка. Между прочим я узнал что в этом здании было очень много жертв: туда утром того дня, когда была сброшена бомба, перевели раненых из Николаевского госпиталя. Около 11-ти мы разошлись и легли. В 1-05 ч. меня разбудила сирена. Я с мамой сошли вниз, но тревога была совсем тихая и в 1-25 ч. был отбой. Мы поднялись и легли. У Коти большие страхи.