Тракос – трал космический

Сознание

Проводник открыл дверь. Андрес заволновался в предчувствии встречи с ещё одним уголком детства, той его частью в маленькой квартирке, которая звалась прихожей и кухней. Но ожидания оказались напрасными, а интуиция в этом мире достойно не проявляла себя. Вместо коридора – туннель, да, туннель, похожий на нору, если кому-то нравятся словосочетания с прилагательными, пусть назовёт её крысиной или кротовой, но суть от этого не меняется. Туннель в рост высокого человека, где-то около двух метров, и такой же шириной, основание как в трубе. Туннель освещался полосами по бокам, они закручивались в спираль по внутренней поверхности туннеля, но нигде не пересекались. Создавалась оптическая иллюзия, что это туннель закручивается и в своём окончании превращается в светящуюся точку. Перемещаться по туннелю было легко, собственно они и не прикладывали для этого усилий, а стояли как на горизонтальном эскалаторе. Слева и справа со скоростью быстро идущего человека продвигались стенки туннеля, световые полосы меняли положение в пространстве, создавая иллюзию движения. Впереди, на расстоянии вытянутой руки бок обок двигались проводник и Опс, а за ними Андрес с Форой. Когда над световыми линиями стали появляться тёмные пиктограммы в виде геометрических фигур, в основном прямоугольников, с цифровыми надписями, Андрес потерял из виду Фору. Он отвлекся на эти знаки на стенах, а потом переместил взгляд направо, где рядом была Фора, но её не обнаружил. Оглянулся, сзади ленты освещения скручивались по спирали в световую точку так же, как и спереди, и никого не было. Его вопрос предотвратил проводник телепатически: «Это не её контент, и незачем тратить энергию на визуализацию, но она с нами». Андрес кивнул и продолжил обозревать «стендовую галерею», как мысленно для себя назвал он ряды пиктограмм по сторонам.

Так продолжалось некоторое время, пока Андрес не заметил, что проводник периодически что-то отсматривает вместе с Опсом. Небольшие голограмм-планшеты вспыхивают перед ними, проводник их жестом снимал со стенки туннеля. «Чтобы это могло быть?» – заинтересовался Андрес. На его телепатический посыл пришёл ответ: «Это элементы оцифрованного сознания Опса в тексте, ищем момент, когда он покатился под гору!» Понаблюдав за манипуляциями проводника, Андрес позволил себе их повторить. Когда справа появился прямоугольник с текстом, он махнул рукой в его сторону, стараясь использовать свой жест как работу с сенсорной панелью. Мысленно он раскрывал панель перед собой, и у него получилось. На расстояние вытянутой руки перед ним возник голографический текст, похожий на скриншот электронного журнала. Андрес стал вчитываться:

«Наибольшую опасность для жителей Земли, полагает эксперт-ученый, представляет искусственный суперинтеллект, не наделенный сознанием. «Когда я говорю о сознании, я просто имею ввиду субъективный опыт: он чувствует себя чем-то вроде меня», – пояснял ученый.

По его мнению, исследование искусственного интеллекта зачастую игнорирует проблему сознания, в частности, различие между сознательной и бессознательной системами обработки информации, характерными для живой и неживой природы.

Эксперт полагает, что интеллект и сознание могут быть описаны уравнениями, следовательно, искусственному интеллекту возможно вменить сознание конкретного человека. В дальнейшем сознание машины сможет получить развитие по аналогии с человеческим донором. В этом случае вину за неудачное воплощение замыслов инженеров-соматиков должен разделить человек – донор сознания.

«Если мы воспитываем детей, которые продолжают следовать мечтам, не достигнутым нами, тогда мы можем гордиться ими, даже если нас уже нет. Но если вместо этого мы вырастим нового Адольфа Гитлера, который уничтожит все, что важно для нас, мы не будем в таком восторге», – считает ученый».

«Опс интересовался публикациями о внедрении человеческого сознания в машины? Зачем?! Хотел бессмертия?!» Мысли Андреса разлетались непроизвольно в пространстве, как брызги шампанского у неопытного официанта. За это он получил замечания от проводника: «Фтор! Думай про себя, не оставляй маркеров в эфире!»

«Про себя?!! Это как?!» – изумился Андрес. Ему не ответили. Тем временем, обделённый вниманием скриншот исчез. «Чёрт с ним!» – выругался Андрес и образно слегка прикусил язык, демонстрируя старание «не засорять пространство». В этот момент световые полосы по сторонам остановились, отчего это произошло, Андрес не успел разобраться. Проводник левой рукой проткнул стенку туннеля, прямо под синеватым огоньком прямоугольника с печатными буквами «ИКС».

«Икс» прямо перевод пишут», – опять не выдержал Андрес.

– Это аббревиатура, видишь – буквы заглавные, – проявилась наконец-то Фора.

– Информационно-конфессиональная система, – возмутился проводник, – и заткнитесь, придурки, со своими дискуссиями.

Тем временем его кисть легко погрузилась в стену полностью, как горячий нож в сливочное масло. Выдернув её обратно, он извлёк из стены полушар с отверстием посередине, стилизованным под кисть руки. Полушар был поделён на восемь подписанных частей. Расположение надписей шло от центрального круга с отверстием к периферии. Андрес не смог прочитать все надписи, но первую верхнюю успел отчётливо разглядеть. Она гласила – «ГУЛЯ». «Фтор, – обратился к нему телепатически проводник, – это массив информационно оцифрованного сознания с восемью платформами, это чтобы ты не задавал лишних вопросов. Слушай дальше. Мы сейчас войдём в платформу Опса, запретную для Форы. Твоя задача транспортировать Фору внутри после копримирования ваших сознаний. Ещё раз прошу: постарайся не сорить вопросами, сам всё поймёшь. И так, поехали…»

Андрес не успел осмыслить телепатию Глории, но внедрение прочувствовал как дискомфорт внутри головы, посторонний шум и отдалённый женский голос прорывались из ниоткуда, разрушая стройность его мышления. Кроме того ему опять почудился сладковато-букетный аромат, но теперь запах исходил уже от него, будто его кто обрызгал из пульверизатора липким аэрозолем. «Обман, сплошной обман, – ругался он сам на себя, – меня держат за дурака!» «Ты теперь будешь пахнуть женщиной, – издевался над его сознанием биомозг, – следи за грудью, она приобрела тенденцию роста!» Проводник тем временем вдавил сектор полушара между пятью и шестью, если применить вариант часового циферблата. Буквы на секторе заполыхали красным ореолом. «ИРА» – прочёл надпись Андрес. «Если это женское имя, – прорезался голос Форы у него в голове, – тогда «мир» в переводе с древнегреческого». «А если это не имя, – язвил биомозг Андреса, – тогда в «переводе» – приключения на наши задницы». Его начинало раздражать троение личности. Биомозг независимо прокомментировал: «Вот теперь знаем, что такое голоса в голове». Сознание ответило биомозгу: «Если нашего правообладателя раздражает разтроение личности, то с нами кто-то четвёртый!» «Я знаю! Знаю кто! – закричал женский голос. – Это «шиза».

Глория вставил кисть в центральное отверстие полушара. Рядом на зеленоватой стене туннеля тёмными линями изумруда стилизовалась дверь. Проводник, не убирая левой кисти из стены, правую ладонь приложил к плоскости дверного прямоугольника, и проход открылся. Первым в космическую лазурь проема провалился Опс, за ним последовал Андрес. Когда Опс пересекал виртуальную грань между туннелем и платформой, его голые ступни полыхнули голубым неоном, а сам он весь покрылся невероятным прозрачным камуфляжем, будто на него смахнули всю палитру красок. Камуфляж из красок покрыл и Андреса, и пока тот рассматривал свои руки, пропустил момент вступления на платформу Глории. Проводник замкнул их триптих, проход закрылся, камуфляж исчез, ничего не осталось и от проёма, только вверху голубоватым огнём светился треугольник вершиной вниз, а над ним повторялась бегущая строка. Андрес успел прочесть: «Оглянувшийся назад, знай: «Непротивление злу насилием» – система принуждения к покаянию, – ошибка прошлого. Настоящее и будущее в очистке информационным рафинированием».

Осмыслить прочитанное помешал Глория. Пройдя сквозь Андреса и завладев его вниманием, проводник бесцеремонно двинул Опса, остановившись перед высоким четырёхугольным столиком с покатым верхом, на котором лежал чёрный фолиант. Андрес успел отсканировать титульную обложку книги прежде, чем Глория раскрыл её. Название фолианта гласило: «Гнев и месть – оковы души!»

Биомозг взялся тут же каламбурить: «Как можно душить наручники? Ну, ели только гневом и местью!»

Ему незамедлительно ответили: «Здесь имеется в виду некая субстанция – душа».

«Душа? – удивился Андрес. – А что это?»

«Я и сама не знаю толком, – поясняла Фора, – постоянные порцифии затёрли всё, не знаю, как это-то определение осталось».

Тем временем проводник перелистнул первую страницу фолианта. В тот же миг взору Андреса открылась панорама. Большая картинка олицетворяла собой обычную автомобильную стоянку. Изучая легковые ретро-авто, рядами стоящие там, Андрес изменил первоначальную догадку: «Это не стоянка, это кладбище битых легковушек».

– Снова не угадал, – возразил ему проводник. – Это «священный гнев» Опса. Так он мысленно боролся с ненавистными авто в своём дворе, хотя уже точно знал, что мысль материальна.

– Фу, как скучно! – прокомментировала Фора.

– Не скажи! Ищем машину без видимых повреждений, там, возможно, зародился первый контракт с индлибом, – озадачил всех проводник. – Индлиб – индивидуальный либер, – специально для Андреса пояснял проводник, – метапрограмма поиска клиента по его порокам от рождения или приобретённых при расширения сознания.

– А я-то думал, что это вербовщик сознания, – признался Андрес, – что-то в виде гремучей смеси психолога-капеллана.

– И это также присутствует, – согласился Глория, – лезет в душу без спроса и гадит там, оставляя ещё дополнительные метки, что легче искать и контролировать.

– А это как? – не унимался Андрес, когда снова упомянули понятие души.

– У тебя бывало так, что привяжется мотив какой-нибудь песенки с парочкой строк, вот и крутишь их целый день, а избавиться очень проблематично?

– Ну, бывало.

– Вот что-то в этом роде, постоянно возвращаешься к этой метке, а потом раз – и тебе подсовывают что-то новое, но привязанное к метке, и ты поплыл, а дальше – больше…

– Понял?

– Ну, где рядом, забьют в голове гвоздь, а потом на него всякую ерунду будут вешать…

– Хорошо, пусть так, Фора, помогай ему, искать этот чёртов гвоздь!

– А почему на тебя они не действуют? – не унимался Андрес.

– А у меня нет души, – усмехнулся проводник, – некуда лезть, да я и сам один сплошной порок. Да и не знаю, была ли она у меня. Если была, то куда её запрятали инженеры-соматики?

– А кто такой Либер? – сыпал новые вопросы Андрес.

Ему ответила Фора: «В переводе значится «книга», возможно, считанная с тебя, твой двойник».

– Хватит вопросов Фтор! – возмутился Глория. – Ищите гвоздь!

Но не успел Андрес оглядеться, как окружающий его мир начал рушиться на глазах. Сначала как в цифровой видеотрансляции появились сбои, очень похожие на дефрагментацию картинки – смещённые прямоугольники и расплывчатые цветовые пятна. Затем резко сузился и потемнел обзор. Андрес не успел даже мысленно задать вопрос, что происходит как снова прозрел, но только в шлюзе и в скафандре.

Его взору открылся овальный зал, и он тут же ощутил тяжесть скафандра, хотя тот и весил всего лишь чуть больше килограмма. Прямо перед ним кто-то или что-то стояло, концентрация взгляда возвращалась не так быстро, как работал биомозг. Фигура тени под его ментальным напором приобретала всё более чёткие очертания. Вот наконец-то проступили знакомые и волнительные черты, сердце участило биение, лицо тронула волна тепла. «Это же…», – он не успел назвать визави. «Ты прав, Андре – это я!» – внедрился ему в биомозг ласковый посыл женским голоском. Улыбаясь, Андрес намеревался протянуть руку, чтобы коснуться романтического образа.

«Хаски, стой!» – резко одёрнул его голос отца. «Это индлиб!» – пояснили ему. Черты изображения, только начавшиеся, как пазлы, складываться в прекрасный образ девушки из юности, дёрнулись, словно от разряда электрошокера, и рассыпались прямоугольниками. «Закрой глаза и следуй за мной», – приказал отец, перебивая сладостный женский шепот. Глаза устало закрылись, тяжесть скафандра улетучилась, и началось падение в пропасть. «Ничего, ничего, – успокаивал свой биомозг Андрес, добавляя при этом: – где вот только я приземлюсь?» В тот же миг падение кончилось, и он интуитивно догадался, что это снова его комната.

Сердце не чувствовалось, но показалось, что оно застучало часто-часто, зашумело морским прибоем где-то в голове. Биомозг и тот выдал сомнения: «Попытка осы продемонстрировать эмоции или энергия интуиции?» Открылся обзор, его биклон полулежит на тахте. Отец сидит на месте проводника. Молодой, улыбающийся, родной – таким запомнился в детстве, в той счастливой и беззаботной части. Эмоции уже гасли, возможно, не хватало энергии, а связь с телом под внешним контролем.

Одет отец весьма странно и непривычно. Тёмный спортивный костюм, брюки и куртка без липучек и молний, но не в обтяжку, а на ногах белые полукеды. Спорт папа не любил, возможно, оттого, что не хватало времени, работа забирала всё. Черты лица расплывчаты, изображение не стабильно. «Я – масадмин», – предотвратил он его вопрос об обуви. Палец его правой руки коснулся бейджа слева на груди, и тот полыхнул неоновыми буквами: «Масадмин».

– Для меня – это тёмный лес! – ответил Андрес.

– Масадмин – администратор массива, – пояснил отец, – надо мной только Либер. Массив состоит из восьми платформ, – продолжал пояснять отец, – каждая платформа – это архив данных однотипных оцифрованных сознаний с опорными элементами памяти. Их альма-матер, переводя на язык человеков. Курируют их пладмины – платформенные администраторы.

Андрес никак не мог сконцентрироваться, пытаясь узнать обо всём и сразу, расспросить, хотелось тактильных ощущений. Но биомозг уже накладывал табу на все эти действия, присущие людям. Обнять и погладить голограмму можно, но радости это не добавит, и внутренняя пустота не уйдёт. «Тактильные ощущения! – я начинаю мыслить как машина, – усмехнулся Андрес, – даже родные стены не помогают. «Вертеп», как говорит проводник». «Прокси-куб и прокси-спамер», – подсказал отец.

‒ Я твою спутницу Фору отправил на кухню, пусть займётся тем, чем положено заниматься женщинам, ‒ пояснил отец.

‒ Она не моя спутница, мне её навязали, ‒ слегка возмутился Андрес.

Ему не хотелось ассоциироваться с Форой, было ощущение брезгливости к этой молодой и сексуальной женщине, объяснений этому он не находил. «Какие тут объяснения, ‒ возмутился его биомозг, ‒ она обычная шалашовка в этом массиве платформ». «Фу, как вульгарно, ‒ возмутилось сознание, ‒ в таком случае тебя сложно перевоспитать, уж лучше дефрагментировать». Биомозг отметил, что это уже не первый раз, когда его же оцифрованное сознание (ОС) выступает оппонентом ему. «Машина есть машина, – комментировал сам себе, – видимо, синхронизатор с телом не отлажен».

‒ Напрасно ты так о своей старой знакомой, ‒ вступился за Фору отец, ‒ она на многое тебе открыла глаза, и потом, она ‒ настоящий человек с правильным сознанием.

‒ Старая знакомая?! Я не ослышался?! ‒ удивлённо возбудился Андрес.

‒ Ты не ослышался, ‒ произнёс отец, вставая с кресла.

Он, подойдя к Андресу, протянул руку к его голове. Собирался ли он погладить по ней, как в детстве или просто коснуться, чтобы ещё раз убедиться, что тактильный контакт между биклонами невозможен, так и осталось загадкой. В самый последний момент он задержал её, даже чуть-чуть отдёрнул назад, но потом оставил в таком положении. Держа руку над головой, как пастырь над послушником, сказал:

‒ Я верну тебе часть памяти, отнятой в процессе порцифии, ты всё поймёшь сам.

Андрес собрался забросать отца вопросами, но тот не дал ему их сформулировать, уже телепатически внедрив посыл: «Это лишнее, вопросы будут потом, но совершенно другого плана, поверь мне!»

‒ Тебе придётся сейчас воспринять ещё один трек, ‒ пояснил он, ‒ в некоторой степени ты удивишься сначала, но потом всё примешь как должное.

Андрес прикрыл глаза, так ему показалось, ведь как это можно оценить он не понимал. У его биклона опустились веки, и он это видел со стороны, лишь потом, с небольшой задержкой, пришло ощущение сознанию, как закатились глазные яблоки со взглядом вверх и внутрь. Сначала в условно сонном кино проплыл текст про порцифию с изложением, очень похожим на энциклопедическое, затем пошли полнометражные кадры с людьми.

Порцифия

«Порцифия – «Порча цифровая», или «Нейропорча – блокировка нейронных связей гиппокампа, отвечающих за доступ к массивам долговременной памяти». Порча памяти. Порцифия – лечебный процесс от моральной рефлексии, одной из ветвей ностальгии».

«А когда человек знакомится с порцифией?» – отослал телепатический вопрос биомозг Андреса.

«В большинстве случаев – когда мозг становится биомозгом», – последовал ответ.

«Чем отличается биомозг от кибермозга?» – не унимался Андрес.

«Биомозг, когда становится биомозгом, не прячет свой сервер, наоборот делает его более открытым, чем кибермозг».

«Это шутка?»

«В какой-то мере, да. Биомозг более реален, чем виртуальный кибермозг. Всё, заканчивай с вопросами, знакомься с событиями, которые произошли тогда, когда твой мозг ещё не стал биомозгом. Сейчас я сниму блокировку, и ты удивишься».

…Лектор-аниматор вошел в круглый зал с высоким полукруглым подиумом, что напротив автоматических радиусных дверей-купе. Небольшое помещение, шесть метров в диаметре, условно можно называть залом, скорее оно похоже на танцпол или на небольшую хореографическую студию, но без поручней и зеркал, хотя на браслете у туристов экоста всегда высвечивалось – «анимационный зал». Андресу при первом знакомстве казалось, что это шлюзовой отсек орбитального модуля. Пол, выложенный керамической мозаикой в виде земной поверхности из космоса, гармонично подсвечивался снизу, создавая иллюзию большого прозрачного иллюминатора. Сферический потолок изображал безграничные глубины космоса, подсветка созвездий мерцала где-то там, в глубине купола, само основание которого при переходе в стены постепенно светлело. Стены являлись источником направленного света, посетители, находящиеся в центре, всегда ощущали свое присутствие в ярком энергетическом потоке, несущем их к безграничной вселенской жизни, но глаза не ослеплялись и не уставали. Андресу припомнилось, как две женщины, бывшие вместе с ним в группе туристов, возможно, мама с дочкой, восхищались увиденным. Старшая из них произнесла негромко: «Потрясающе! В детстве я ходила в планетарий, это что-то похожее!» На что её спутница полушепотом ответила: «Не знаю, что такое планетарий, но прикольно, и мне в кайф!» Сегодня Андрес в другой группе и присутствует здесь уже второй раз. В этом зале будет проходить практическое занятие – тренинг по выдавливанию из себя радикала.

Он согласился посетить это необязательное мероприятие после рекомендаций куратора проекта «Порцифия». Психолог-соматик доверительно поведал Андресу, что лечебный процесс от моральной рефлексии, одной из ветвей ностальгии, от которой часто и страдают молодые люди при входе в образ самостоятельной жизни, пройдёт наиболее продуктивно, если посетить предварительно вышеназванный тренинг.

Все стоящие в центре повернулись в сторону вошедшего. Аниматор, продвигаясь к подиуму, энергичностью движения рассёк пятнадцать человек на две группы, как Моисей воды Красного моря при выводе евреев из Египта. Оказавшись на возвышенности, он без лишних приветствий сразу же взялся за дело:

– Внимание! Встали все в круг, взяли друг друга за руки! Так, молодцы! Теперь на слово «сто» поднимаем руки вверх и делаем шаг внутрь круга, а слово «третьему» опускаем и делаем шаг назад. Кому непонятно, смотрим вверх, как выполнят фигуры мой спутник и помощник Саха Якутич.

Наверху, по центру круга, голубоватая фигура обычной голограммы, изображающая двойника аниматора, послушно кивнула на представление, мол, да, действительно, это я, Саха Якутич. Послышалась лёгкая приятная музыка, ритмическая и негромкая, так, чтобы не мешать аниматору голосом руководить группой. А тот усердствовал, как заводной: «Готовимся к выполнению сто третьего упражнения разминкой. Начали! По «сто» – «третьему», «по сто третьему», убыстряемся и повторяем за мной хором: «По сто третьему! По сто третьему! По сто третьему!»

Андресу отчего-то сильно захотелось скаламбурить: «По сто пятьдесят четвертому! Но Якутичу не наливать, а потом танцуют все!» Он улыбнулся и, чтобы не фыркнуть от смеха, начал сильнее топать ногами. В какой-то мере это помогло удержать ситуацию под контролем. Аниматор обратил на него внимание, подбодрил:

– Делаем как молодой человек в фиолетовой майке! – видимо суфлер подсказал ему имя, и он продолжил: – Как Андрес, энергичней шагаем и улыбаемся при этом! Саха Якутич, улыбаемся!

Лицо голограммы ощерилось. Было понятно, что модель голографа в этом зале далеко не самой последней версии. Молодая женщина напротив, с раскрытыми не в меру голубыми глазами, не моргая, положила взгляд на Андреса. И ему стало казаться, что упражнение она выполняет с каким-то остервенением, сильно и резко топая. От энергичных амплитудных взмахов руками груди её, преодолевая натяжение резинок топика, подпрыгивали, будто старались вместо застывших без движения век прикрыть остекленевшие глаза.

«Это уже не смешно!» – подметил про себя Андрес. «Какой-то географический Саха Якутич, но нас явно лохматит!» – скаламбурил он затем. Глядя на девушку, ему также подспудно хотелось энергичности. Речёвки мешали вообще о чем-то мыслить, оставалось только одно желание двигаться в такт вместе со всеми и, не задумываясь, глаголать.

Аниматор хлопнул и зычно прокричал: «Переходим к самому упражнению, собираем живую молекулу! Плотнее продвигаемся к центру круга, а затем резко отдаляемся! Молекула дышит, молекула живёт! Применяем новую речёвку!»

Все дружно сузили круг, сцепленные руки образовали ребристую пирамиду, усеченный конус над головами участников. Плечи стоящих рядом касались дуг друга, как и выставленные в центр круга колени. «Ни дать, ни взять прямо скульптура времён социализма!» – успел всё же прокомментировать ситуацию Андрес. Поменялась и фраза, произносимая хором: «Ищем-ищем радикала! Ищем-ищем радикала! Ищем-ищем ради-кала!»

«Ищем ради чего?!» – правдивая простота вопроса убрала улыбку с лица Андреса. Ему неожиданно захотелось во всё горло крикнуть: «Остановитесь! Это хрень!»

Девушка напротив также перестала улыбаться, её глаза ещё больше расширились. Она, разорвав круг, истошно закричала, показывая свободной правой рукой на Андреса: «Вот радикал!! Вот он!!!»

«Точно, хрень! Прям по Гоголю!» – удивился своим выводам Андрес.

Аниматор громко захлопал в ладоши и, обращаясь к молодой женщине, спросил: «Елизавета Андреевна, с вами всё в порядке?»

Елизавета Андреевна смутилась, её щёки покрылись пунцовыми пятнами, она повернулась к аниматору и, опустив руки, произнесла не так громко, но в возникшей тишине это выглядело громоподобно: «Да-да, всё хорошо! Извините, я просто отпустила отрицательные эмоции!» Все, кроме Андреса, дружно захлопали, а он, продолжая смотреть на визави, причём уже на её спину и аппетитные ягодицы, обтянутые леггинсами с голубым космическим блеском, внутренне съязвил: «Вы посмотрите, сама скромность, отрицательные эмоции! Выразилась бы проще: выпустила пар! Пукнула, и все радостно хлопают! Хре-ень! Точно хрень!»

Тут впервые перед ним открылись остальные личности злополучного тренинга. Нет, конечно, он видел их лица, помнил фигуры, одежду и манеры поведения, но они были как бы в стороне от него, словно голограммы, которые встречаются повседневно на каждом шагу в обычной жизни. Живые люди привыкли не обращать на них внимания, как на назойливую рекламу продукта, который вам не нужен совершенно. Теперь он рассмотрел их в один миг, они вошли в него вместе с тем потоком света, который исходил из закруглённых стен.

Если разобрать группу по гендерному составу, то получалось, что шестеро относили себя к мужскому началу, а остальные девять, не считая аниматора, к женскому. Служащий компании мог быть и бесполым существом, да кем угодно: биклоном, андроидом, трансгендером, сомат-реципиентом, просто ряженым человеком, которого направил админ программы в данный момент, исследуя состав группы.

Возрастной предел группы явно тяготел к определению молодёжный, диапазон от двадцати до тридцати пяти лет максимум, так казалось на взгляд Андресу. Ровесников себе он не наблюдал. Близкий по возрасту худощавый парень с острыми коленками, локтями, ключицами и кадыком, в безобразно широких чёрных шортах, видимо, сложно отыскать на худые бёдра подходящий размер, и жёлтой майке, вместо плечевых лямок – бретельки, как у женского белья, был явно лет двадцати семи от роду, или попросту лет на пять старше Андреса. Остальные мужчины все где-то за тридцать, с небольшими грузиками на талиях и животах, не спортивные, но достаточно физически крепкие и развитые, разношёрстно одетые – от домашних шорт и футболок до просторных костюмов для летних прогулок, явно представляли собой одиночек. Женский состав более организованный, в основном держались парами, семейные или подружки, кто же их разберёт, пока они сами не обозначат свой статус, стройные, фигуристые, с макияжем на лицах и причёсками на головах, ярко и со вкусом одетые. Разноцветная одежда молодых и моложавых девушек, подчёркивая их фигурные достоинства и нивелируя недостатки, не помогала снижать возраст, который находил возможность проявлять свою зрелость. От их поведения исходила уверенность, приобретённая из жизненных ситуаций, высокомерность, граничащая с презрением к окружающим, и женская сексуальность напоказ, дразнить, но не давать, что называется у мужчин стервозностью, под налётом которой часто скрываются комплексы и страхи. Всем им было под тридцать и за тридцать. На взгляд Андреса Елизавета Андреевна была менее стервозной и одной из самых молодых – лет двадцати пяти, разве что пара девушек в одежде, стилизованной под инь и янь, яркие брюнетка и блондинка, подходили ей по возрасту.

По окончании тренинга Елизавета Андреевна подошла к Андресу:

– Извините, вас, кажется, зовут Андресом?

Он кивнул ей в ответ и так вопросительно и враждебно посмотрел в лицо, что она тут же, смутившись, заторопилась:

– Ой, Андрес, простите меня ещё раз, всё вышло так неудобно!

– Ничего страшного, Елизавета Андреевна, вы напрасно извиняетесь, меня это, как бы сказать мягко и точно, не напрягает, – Андрес явно давал понять, что не настроен на дальнейшее общение.

– Ну, что вы, Андрес, я больше пекусь о своём здоровье, – цинично парировала Елизавета Андреевна, – я буду постоянно возвращаться к этому случаю, рефлексия измотает меня до самого порцифического процесса.

– Что вы ещё хотите от меня? – Андрес остановился и посмотрел умоляюще ей в глаза, понимая, что это уже тот случай, когда от него просто так не отстанут, и его гендерная враждебность не сработает.

– У вас не найдётся немного свободного времени пообщаться в более приятной обстановке, чтобы мы вместе могли настроить наши флюиды на позитив?

– Елизавета Андреевна, вы пикапер?

– Андрес, как можно? – искренне удивилась Лиза. – Я вообще-то феминистка в прошлом.

– Хорошо, вы меня уже заинтриговали, – неожиданно для самого себя согласился Андрес, – я в номере 202д, пришлите время для состыковки графиков.

Встретились они в баре отеля ближе к вечеру. Елизавета Андреевна была в белой футболке с короткими рукавами и отложным воротником, на грудном кармашке слева и на петлицах воротника логотипы «экост» вышиты фигурными вензелями, тёмно-синие брюки, белые полукеды на липучках с декоративной шнуровкой, штатный браслет на руке, – вот и всё. В инструкции для посещающих экост запрет, который постоянно нарушали, на платья и каблуки, а также любые украшения. Безопасность и экономия веса, прежде всего. Гардероб Андреса был в том же стиле: голубая футболка с логотипами, полуспортивные чёрные брюки, спортивные сандалии белого цвета. Заняли скромный столик на двоих. Елизавета Андреевна оплатила легкий ужин на правах пригласительницы. Андрес не возражал, ибо в средствах был стеснён. Они согласовали музыкальный портал вокруг столика, заказали каждый себе любимый напиток. Динамическая система освещения в орбитальном отеле имитировала световой день по среднеевропейскому времени, показатели продолжительности соответствовали первой декаде июня. Бортовое флеш-окно, кроме освещения, баловало посетителей записями космических пейзажей, можно было заказать любую прогулку со звуками, но ограничились орбитальными видами.

– Не вижу особого отличия от земных отелей, – глядя на проплывающий в окне спутник, начала беседу Елизавета Андреевна, – всё это с такой же помпой по желанию устраивают и там внизу.

– Согласен, с одной лишь оговоркой, – доброжелательно подключился Андрес, – сюда не проникнут неформалы, и отсюда не сбегут туристы, пока счета их не обнулятся.

– Намекаете на добровольную тюрьму? – дама удивлённо приподняла брови, бросая испытывающий взгляд поверх стакана.

– Хуже – на принудительный отдых, – парировал Андрес, принимая условия лёгкой пикировки.

– Андрес, простите за нескромный вопрос, как вы сюда попали и сколько вам лет? – Елизавета Андреевна посчитала, что на правах хозяйки имеет право на бестактные вопросы, оттого нисколечко и не смущалась, задавая их.

В ответ Андрес лишь кокетливо улыбался, разведя руками.

– Я серьёзно, выглядите неопределённо. Всюду один, в контакты не вступаете, – продолжала она наседать, потягивая бирюзовый напиток из высокого прозрачного стакана.

– Что вы хотите, Елизавета Андреевна, я только получил образование, а теперь соискатель доходного места, – отшучивался он.

Следуя её примеру, он поднял стакан и лишь смочил губы прозрачной жидкостью.

– Зовите просто Лиза, ведь всё равно после процедурного порцифинизма мы никогда не вспомним, что общались, – она полупустым стаканом легонько повела в его сторону, создавая намёк на чоканье за переход на более дружеский уровень общения.

– А если я просто турист, прибыл полюбоваться орбитальными видами, и ни каких процедур у меня не запланировано? – продолжая троллить её, он ответил наклоном своего стакана.

– Тогда странно, зачем посещали тренинг?