Тринадцать

Судья Стеклов отодвинул ширму и зашел за нее. Там находился стоявший на столике музыкальный центр. Он был включен. Рядом с ним лежал пустой футляр от диска. Сам диск был внутри центра.

– Там музыкальный центр. Кто из вас его включил? – строго посмотрел на них судья Стеклов, – переводя тяжелый испытующий взгляд с одного присутствовавшего на другого. Его взор остановился на Бобкове, который почему-то находился за стойкой. – Это были вы? – с обличительной вежливостью, не предвещавшей ничего хорошего, поинтересовался он.

Бобков уже успел отойти от того потрясения, которое он испытал слушая тот страшный голос, и натянул на лицо привычную нагловатую маску. Он выглядел как школьник, разбивший мячом окно, которого схватили за руку соседи.

– Я не знал, что там стоит этот диск, – нервно улыбнулся он, – а просто хотел поставить музыку и объявить, что у меня сегодня День рождения, чтобы продолжить гульбан с танцульками. Кстати, я требую продолжения банкета, – пьяно осклабился Игорь.

– Ты что, придурок? – глядя на него как на редкое животное, осведомился Стеклов. – Впрочем, – он осекся и примирительным тоном произнес, – поздравляю вас.

– Не нужно мне твоих поздравлений, сам ты придурок, – огрызнулся Бобков, но продолжать конфликт не стал. Тем более, что его довольно бесцеремонно отодвинули в сторону Изместьев и Викторов, пройдя к ширме, за которой и находился музыкальный центр.

– Удивительно, как это мы его не заметили сразу, – пробормотал Олег Викторович, щелкнув выключателем света. Через пару мгновений оттуда донесся удивленный возглас Изместьева.

***

– Здесь еще одна записка, какие-то стихи, – он зашелестел листом бумаги. – И игральные карты. Раздвинув шторы, Изместьев проворно вынырнул из кладовки и выложил на стойку ресепшн свою добычу.

Стоявшие рядом со стойкой с интересом его обступили. Наморщив лоб и щурясь, Олег Викторович почти неслышно стал шевелить губами, читая написанное

– Эх, забыл очки в номере? – сокрушенно качая головой, наконец, произнес он. – А без них…

– Дайте мне, я прочитаю, – нахально, выхватив из его рук листок с посланием, заявил именинник. Изместьев проводил его недобрым взглядом, но ничего не сказал.

Громким сиплым голосом Игорек загундосил:

«Тринадцать было их сначала.

Одна вдруг жутко закричала,

Перепугав других немало.

И на одну их меньше стало.

Осталось их двенадцать

Пошли они купаться.

Вдруг одного унес дельфин,

И стало их меньше еще на один.

Одиннадцать их было.

Один среди них Чикатило.

С другою пошалил он малость,

И десять их осталось.

Десять судей друг над другом

Решили суд затеять,

Тщетны были их потуги,

И их осталось девять.

Ночь наступила,

Пришел Чикатило.

Милости просим, –

И стало их восемь.

Стоял погожий теплый день,

И вдруг один из них упал.

Глядь, а в груди его кинжал,

И их осталось семь.

Шесть трупов, семеро живых,

У одного схватил живот

От двух ранений ножевых,

И стало все наоборот.

Один из шестерых – маньяк,

Он вместе с ними пьет коньяк,

Легли они поспать,

И их осталось пять.

Пятеро сели покушать,

Стали друг друга слушать,

Один подавился из них,

И четверо стало их.

Преступник одного убил,

А двух в ловушку заманил,

Бах-бах, и нету их,

И подошел к концу мой стих.

Убийца трупы посчитал,

Раскаяние испытал,

Пересчитал и прослезился,

Пошел, и с горя утопился!»

Следом, также напечатанная на компьютере, шла приписка:

«P.S. Рядом с этим листом лежит тринадцать игральных карт. Двенадцать из них – красные, и одна черная. Все как в знаменитой игре «Мафия». Один из вас – ваш гробовщик. Он будет беспощадно убивать вас везде, где бы вы ни были. Один труп – одной картой меньше. И так до конца, пока он не перебьет вас всех. Этот остров станет вашим последним пристанищем на грешной Земле. Ну что, поиграем?»

Когда Бобков дочитал и поднял глаза, в столовой были все в сборе, за исключением Андриевской. Несмотря на всю его браваду, противный липкий холодок пробежал у Игоря по спине. Каким-то шестым чувством он понял, что это не шутка и их действительно собрались убивать. Казалось, это понимали и остальные.

– Не знаю как вы, а я, пожалуй, выпью, – обескураженно пробормотал Емельяненко, и потянулся за бутылкой.

– Пожалуй, я составлю вам компанию, – принял его предложение Викторов, делая то же самое. Все без исключения последовали за ними. Большинство предпочитало виски и коньяк. Казанцева попросила Афиногенова налить ей вина. Все хотели взбодриться и снять стресс.

– С этой женщиной, Верой, должно быть все нормально, – закашлявшись от попавшего не в то горло вина, сказала Олеся. – Я дала ей убойную дозу лекарства, понижающего давление и сердцебиение, которое было при ней, и она уснула.

Все молча, словно по команде, налили по второй. Однако Изместьев поднял руку.

– На правах избранного вами старшего, я бы хотел, чтобы мы провели бы сейчас с вами некое подобие расследования того, что только что случилось, – сказал он. – А поскольку среди нас находится человек, который представился нам судьей, и его слова подтвердил тот женский голос, который всех нас так испугал, то думаю, что логично было бы предоставить слово ему. – Олег Викторович вопросительно глянул на сидевшего рядом с ним Стеклова. – И прошу Вас, расскажите нам о том судебном процессе, над Антоном Магницким.

***

Судья Стеклов вздохнул, подал корпус тела немного вперед, и начал свое повествование.

– Этот процесс начался в начале осени прошлого года. Антон Магницкий, как сказала только что Анна, обвинялся в убийстве и изнасиловании двух молодых женщин.

– Вы знали эту женщину, я имею ввиду Анну, ранее? – поинтересовался у него сидевший во главе стола Изместьев.

– Да, знал, – отвел в сторону глаза Стеклов. – Говорить на эту тему ему было неприятно. – Это именно та женщина, которая пригласила меня на этот остров письмом.

– Это письмо у вас сохранилось? – жестко глянул ему в глаза бывший офицер.

– Да, но я не уверен, что его нужно сейчас демонстрировать, – поморщился Стеклов. – Оно очень личного характера. Тем более, что оно осталось в номере. Скажу только, что Анна, когда-то в юности была моей любимой женщиной, но у нас не сложилось. Мы расстались. А то, что Магницкий был ее сыном, я узнал только что.

– Хорошо, давайте дальше.

– Свою вину в содеянном Магницкий категорически отрицал. Но лично я, а как оказалось, и присяжные, были уверены, что убийца и насильник именно он. Очень уж убедительны были доказательства, представленные стороной обвинения. – Вспоминая, он немного помолчал. – Тела двух несчастных потерпевших были обнаружены с интервалом в несколько дней в Измайловском парке, причем недалеко друг от друга. По заключениям судебно-медицинских экспертов, женщины перед тем, как их убили, были изнасилованы. Рядом с телами полицией были обнаружены презервативы с имевшейся в них спермой. Она, как было указано в экспертных заключениях, принадлежала подсудимому. Оснований не доверять этим экспертам у меня не было. Комиссия состояла из трех уважаемых медиков со стажем экспертной работы от десяти до тридцати пяти лет. По-моему, если мне не изменяет память, и я ничего не путаю, двое из них были кандидатами медицинских наук.

Алиби у Магницкого не было. Ни в первом, ни во втором случае. Никто из допрошенных по делу свидетелей подсудимого в момент совершения преступлений не видел. Следствие запросило распечатки телефонных переговоров Магницкого. Выяснилось, что определить его место нахождения в момент совершения преступлений тоже не представилось возможным. Я для себя сделал вывод, что идя на дело, он оставлял телефон дома или в другом месте, чтобы его невозможно было вычислить по биллингу.

– И вы дали ему пожизненно? – с уважением спросила уже достаточно пьяная Милютина.

– Да, дал, – посмотрел на нее судья. – Я и сейчас уверен, что преступником был именно он. – К тому же, что бывает нечасто, присяжные признали его виновным единогласно, и посчитали, что он не заслуживает снисхождения.

– И правильно сделали, – поддержал судью Викторов. – Нечего таким уродам землю-матушку топтать, туда ему и дорога. А то, что этот Магницкий погиб в колонии, вина не ваша, Вы все правильно сделали. Лично я так считаю.

Он хотел еще-то что-то сказать, но Изместьев его прервал:

– Ладно, думаю, что нам нужно ложиться спать, время уже позднее. Все посмотрели на часы. По местному времени была уже полночь.

– Да, Вы правы, нужно идти спать, – поддержал его Емельяненко.

Остальные тоже были согласны с ними.

– А кто будет убирать со стола? – спросила Казанцева.

– Утром уберем, – икнув, ответила ей Милютина, прижавшись к Коробченко.

– Олеся, – обращаясь к Казанцевой, попросил Изместьев, вы не посмотрите, как там себя чувствует наша сердечница? – И, видя, появившийся на лице девушки страх, подбодрил ее: – Не бойтесь, я вас потом провожу.

Остальные, задвигали стульями, встали, и, посматривая друг на друга, разошлись по своим номерам.

Игральные карты и послание со стихами остались лежать на стойке ресепшн.

Коридоры первого и второго этажей заливал свет. Дом был просторный, удобный и современный. Никаких потайных помещений в нем, судя по всему, не было. Никаких посторонних звуков или скрипов слышно не тоже было. Чердака или подвала, либо хотя бы погреба тоже не наблюдалось. Вряд ли в этом доме мог притаиться посторонний.

Но именно это и пугало.

В коридоре первого этажа все пожелали друг другу приятных снов и разошлись.

Убедившись, что с Андриевской все в порядке, и она досматривает десятый сон, Изместьев проводил Казанцеву до ее номера на первом этаже, и поднялся к себе.

Оставлять входные двери в свои комнаты незапертыми никто не решился.

***

Плотно прикрыв дверь и повернув ключ в замке, судья Стеклов разделся, залез в душевую кабину и встал под упругие струи душа. Он осмысливал произошедшее. Этот Магницкий. Да, он возненавидел подсудимого на том процессе. Как же, сын олигарха. Новенький с иголочки дорогой костюм-двойка на стройном, подтянутом, знавшем толк в спортивных упражнениях теле. Короткая стрижка, симпатичное лицо. Дорогие очки. Наглая, самоуверенная рожа. А как он позволял себе вести себя в зале суда! Перебивал каждого свидетеля, пытался вставлять свои комментарии при оглашении материалов дела… И это ее сын? Он попытался убедить Антона, что свою вину тот должен признать, неоднократно повторяя, что доказательства свидетельствуют именно о том, что эти деяния совершены именно им. Но Магницкий не слушал. Признай тот вину, и наказание наверняка было бы мягче. Что ж, это было его право. А он… он ни в чем не виноват.

Выйдя из душа и наскоро вытерев тело полотенцем, он закрыл открытое окно, включил кондиционер, выключил свет и, разобрав душистую чистую постель, лег спать.

***

Милютиной не спалось. Лежа в постели, она то и дело прислушивалась к окружающим звукам. Но звуков не было. Все было тихо. Тишина была для нее непривычна и по телу поползли мурашки.

Этот голос. Он очень сильно ее напугал. О том, что ее отец участвовал в суде присяжных, Кате было неизвестно. Папа ничего ей не рассказывал. Да и, если честно, родителей она видела крайне редко. Жили они достаточно далеко, и если даже и приезжали, то лишь для того, чтобы убедиться, что она еще жива и здорова. Иногда даже оставляли ей дочь.

Она уже стала засыпать, как вдруг услышала какой-то шорох у двери и негромкий мужской голос, который звал ее по имени. Сердце бешено заколотилось, но спустя мгновение она поняла, что это голос Максима.

Екатерина встала с кровати, включила свет, и на цыпочках подошла к двери.

– Катя, это я, – опять послышался тихий шепот из-за двери, – открой мне!

Она уже потянулась к ключу, для того, чтобы его повернуть и впустить Коробченко к себе, но внезапно ее осенило: «А вдруг тот загадочный убийца – это Макс?» В памяти сразу всплыл тот дурацкий стишок:

…Одна вдруг жутко закричала,

Перепугав других немало.

И на одну их меньше стало.

Ну, уж нет, она не такая дура, чтобы так рисковать. Что она вообще о нем знает? Кто он такой, этот Максим. Смазливый качок? А по совместительству маньяк-сообщник поехавшей на своем горе Анны?

– Максим, я плохо себя чувствую, – мягко, чтобы не обидеть понравившегося ей мужчину, сказала она. – Иди спать, завтра обо всем поговорим.

Он что-то еще говорил, но она уже отошла от двери. Выключив свет, Катя подошла к кровати, чтобы лечь, и в этот самый момент раздался этот приглушенный, но от того не менее ужасный, леденящий душу женский крик. Он доносился со второго этажа.

– Помогите! А-а-а! Помогите же, хоть кто-нибудь!!!

Милютину затрясло, как в приступе лихорадки. Не прошло и минуты, как она, накинув халат, выскочила из своего номера в освещенный коридор первого этажа. Вместе с ней из своих комнат уже выходили заспанные Семенченко, Казанцева и Емельяненко.

– Что это было? Что случилось? – спрашивали они друг друга.

Спустя еще полминуты все четверо стояли около открытой настежь входной двери номера Андриевской, где уже толпились остальные гости, жившие на втором этаже.

– Докторшу, сестру эту позовите скорей! – донесся из номера Веры голос Изместьева.

– Я тут, уже иду, – ответила ему Олеся, протискиваясь через находившихся в номере мужчин.

Казанцева подошла к кровати Веры, на которой поверх одеяла безжизненно, с мертвенно бледным лицом, лежала ее хозяйка. Прикроватный торшер был включен. Олеся пощупала ей пульс. Андриевская была жива, но находилась без сознания.

– Что здесь произошло? – спросила она стоявших рядом Изместьева и Стеклова.

– Когда мы выбили ее дверь, мне показалось, что в тот угол, под шкафом, что-то юркнуло, – вдруг сказал Стеклов.

– Юркнуло? – удивленно вытаращились на него остальные.

– Да-да, именно. Туда что-то заползло, – волнуясь, сказал судья.

– Пакет какой-то лежит полиэтиленовый, – осторожно подойдя к тому месту, куда показывал рукой Стеклов, произнес Викторов. Он наклонился и взял пакет в руки, но в ужасе отшатнулся. Под пакетом перед расщелиной, имевшейся между полом и стеной, свернувшись в клубок, притаилась сероватого цвета змея.

Она была длиной около метра с рисунком из охристой полосы вдоль хребта, по бокам которой шли крупные ярко-охристые пятна с черной окантовкой.

Викторов в страхе попятился назад и чуть не упал. Из его уст непроизвольно вырвалось грязное ругательство.

Остальные окаменели от ужаса. Увидев людей, змея стала грозно шипеть, и, быстро распрямившись, стремительно поползла в сторону выхода из номера, вызвав среди стоявших на ее пути настоящую панику.

Едва грозная рептилия покинула пределы номера Андриевской, как Милютина, молниеносно, заскочившая после нее из коридора в комнату и захлопнувшая за собой дверь, спросила:

– Она ее ужалила, да?! – Женщина была близка к истерике. Не на шутку напуганы и встревожены были и остальные. – А вдруг тут есть еще змеи? Или ядовитые пауки?

Каждый из них опасливо осмотрелся, но в номере было пусто.

– Я думаю, что больше тут змей нет, – спокойно сказал Стеклов. – Мне кажется, что если бы они тут были, то уползли бы вместе с той. А вот поймать ее и убить или изолировать нужно обязательно, чтобы она больше никого не потревожила. А укусить Веру змея не могла. Андриевская, скорее всего, просто жутко перепугалась, когда та, шумя пакетом, ее разбудила

Другие с ним были согласны. Изместьев, Стеклов и Бобков двинулись на поиски пресмыкающегося гада. Остальные, кроме Коробченко, добровольно взявшегося починить выбитый замок, опасливо озираясь, отправились к себе.

Олеся, дав пришедшей в себя Андриевской какие-то таблетки, попросила ее не волноваться и ложиться спать. Впрочем, какое-то время ей понадобилось, чтобы окончательно успокоить и уложить спать испытавшую второй раз за вечер большой стресс хозяйку. К этому времени Макс закончил свою работу, и они вдвоем с чувством выполненного долга покинули номер Андриевской.

Глава 4

***

8 сентября 2016 года, четверг.

Боевому офицеру, подполковнику Изместьеву, снился сон… Вот он в окружении своих старых друзей, которых уже на этом свете нет, сидит за столом у себя дома, в двухкомнатной квартире на первом этаже панельной многоэтажки. Они выпивают, смеются, что-то друг другу говорят. Одеты все в обычную гражданскую форму одежды, оружия ни у кого нет.

Он бросает взгляд через большую застекленную лоджию на улицу и видит, что от леса к его дому бегут «духи». Бородачей человек двести, не меньше. Все в военной форме цвета хаки, у кого в руках пулемет, у кого «калаш», а у кого – граната. Все, кто находится между ними и домом Изместьева, подростки, женщины, дети в панике разбегаются и кричат от ужаса.

Их всего пятеро: Олег и его четыре друга и однополчанина. Один хватает кухонный нож, остальные тоже вооружаются, кто чем может.

Изместьев вспоминает, что в соседней комнате, на ковре, висящем на стене, хранится его боевой офицерский кортик. Это шанс, хотя и призрачный. Тут любому ясно, что он и его друзья – покойники. Помощь подойти просто не успеет. Но они давали воинскую присягу, и будут стоять до последнего!

Олег срывает кортик и несется к друзьям. В коридоре лежит труп… Нет, этого не может быть, откуда он здесь… Но нет, все верно, это труп Бобкова. У него прострелена грудь. Внезапно Игорь открывает глаза и, нагло скалясь, произносит: – Ну что, начальник, включай музыку! – Его мертвые губы изгибаются… Что он делает? Хохочет? – Включай траурный марш Шопена!..

Сердце сейчас выпрыгнет из груди. Что? Он так и думал – та комната, где он оставил друзей, сплошь завалена трупами. Стеклов, Афиногенов, Казанцева…

«Боже, Боже мой! Они здесь все, все, кто был с ним на острове, их ровно двенадцать! А он что, тринадцатый?»

Вдруг его взгляд падает на лоджию. Окно выбито и через него в квартиру лезет боевик. Длинная борода, хищный взгляд. У него пулемет «РПК». Все, он уже в комнате, но Олега, спрятавшегося за хлипкой стенкой в коридоре, пока не видит.

Медлить нельзя. План таков: Олег ждет, пока враг замешкается или отвернется и подойдет ближе. Тогда он выскочит из своего укрытия и ударит противника кортиком в живот. А после, завладев трофейным пулеметом, дает бой…

Моджахед, идет в его сторону. Он отворачивается назад. Все, пора!

Крепко сжав кортик, Олег бросается вперед. Три шага, всего три…

Раз, два… «Дух» оборачивается. Три. Он и враг оказываются лицом к лицу. Изместьев бьет его кортиком в живот, тот сгибается и… смеется?

Он хохочет ему в лицо. У него бронежилет. Последнее, что Олег слышит и видит – это то, как из пулемета моджахеда вылетает сноп пламени, и раздаются выстрелы: бах-бах-бах…

Изместьев проснулся от того, что кто-то долбил кулаками в его дверь. Комната была залита солнечным светом.

– Командир, открывай, беда! – донесся до него знакомый мужской голос. Но разобрать спросонья, кто это мог быть, Изместьев так и не сумел.

Когда он открыл, перед ним стоял Коробченко.

– Что случилось? – как можно спокойнее спросил Олег Викторович, хотя сердце его колотилось с дикой силой. Уж слишком экстремальным было его пробуждение после такого же беспокойного сна.

– Медсестра. Она не дышит. Ее задушили у себя в номере.

– Олеся?! – Олег посерел. Мгновенно одевшись, словно по боевой тревоге, он и сопровождавший его Короб поспешили вниз.

Изместьев склонился над кроватью, на которой лицом вверх с широко раскрытыми, буквально выпученными от предсмертного ужаса глазами, неподвижно лежала Казанцева.

Большинство из гостей острова ко времени их с Максом прихода, уже находились здесь. Следом за ними в комнату вошли Стеклов, Андриевская и Молодавченко.

– Выведите ее отсюда, – показав на Веру, попросил он. Женщину молча взяли под руки Коробченко и Молодавченко, и вывели ее в коридор.

– Что это у нее зажато в руке? – Изместьев поднял левую руку жертвы, кисть которой была сжата в кулак. Разжать его было не так просто, рука окоченела и никак не поддавалась. Наконец, Олегу это удалось. В его руках оказалась… карта. Это была дама червей.

***

– Кто и когда ее обнаружил? – спросил судья Стеклов у присутствующих.

– Я, – испуганно ответила заплаканная Милютина, стоявшая рядом с ним. – Я завела будильник на семь часов, хотела встать пораньше, чтобы убрать со стола и помыть посуду. Андриевскую беспокоить я не хотела. – Она всхлипнула, – а к Олесе решила зайти. Ну, чтобы она мне помогла. Дверь была закрыта. Я постучала, но мне никто не ответил. Я думала, что она спит, хотела уже идти начинать сама, но решила дернуть за ручку. Дверь была не заперта и открылась. Я зашла и… и остолбенела…

Видя, что она сейчас снова расплачется, Стеклов быстро спросил:

– Обстановка здесь, когда вы обнаружили Казанцеву мертвой, была такой же, как сейчас? Вы ничего не трогали, не передвигали? Все осталось, как было?

– Да. То есть, нет. – Она вытерла слезы. – Я не пойму, что вы у меня спросили?.. Ах да… Нет, все осталось так, как было.

– Что было потом? – пристально глядя на нее, осведомился судья.

– Я очень сильно испугалась! Я… я выбежала отсюда в коридор и стала звать на помощь. Потом побежала к Максу… э-э, в смысле Коробченко. Потом все стали выходить… В общем, вот так.

– А чем ее задушили? Веревку или что-нибудь еще вы не видели? – уточнил Стеклов, осматривая труп.

– Нет, – я же говорю, все было именно так, как сейчас, никакой веревки не было, – всхлипывая и отворачиваясь от страшного зрелища, ответила женщина.

– Я, конечно, не эксперт, – выдал свое заключение Стеклов, – но, думаю, что девчонка была задушена этой подушкой. – Он показал на лежавшую у изголовья перину. – Следов насилия на теле вроде бы нет, странгуляционной борозды на шее тоже. А положение тела потерпевшей и ее рук свидетельствуют о том, что она сопротивлялась. Возможно, – он покосился на стоявшего рядом Изместьева, – преступник зашел в номер за ней следом. Или уже поджидал ее здесь.

Присутствующие оживились.

– Ясно одно, – продолжал судья, – девушка, возвратившись от Андриевской, не успела даже раздеться.

– Точно, – серьезно сказал Бобков, – ночью, там, наверху, она была в этом полосатом халате…

– А под ним, – закончил его мысль Емельяненко, – находится ночная рубашка. Ночью, выходя из номера, чтобы подняться к Андриевской, Олеся накинула халат, а снять его не успела, потому что на нее напал убийца.

– А где ключ от номера? – подал голос молчавший до этого Изместьев.

– Вот он, в замке, – ответил стоявший ближе всех к выходу Афиногенов.

– Значит, туда его сунул преступник! Или он все же ждал ее тут? – Олег задумался. – А после убийства взял у Олеси ключ и вложил в ее руку карту?

– Следовательно, – подал голос Шкандыба, – он должен был сначала пройти на кухню, взять там карту, а уже потом напасть на девчонку. Не собирался же он снова возвращаться сюда только ради этого?

– Вам бы следователем работать, – похвалил его Стеклов. – Правильно. – Глаза судьи загорелись азартом ищейки, напавшей на след дичи. – Нужно обыскать весь этот номер, перевернуть тут все вверх дном, вдруг что-нибудь обнаружится. И неплохо было бы тщательно осмотреть весь дом, но это потом. Для начала нужно оперативно допросить абсолютно всех, включая Андриевскую. Нужно узнать, кто и что делал после того, как ушел ночью от нее. И еще. Давайте найдем место для трупа и отнесем его туда. А карты? Посмотрите, сколько их осталось? Двенадцать?

***

Труп Олеси решено было положить в одном из пустовавших помещений на первом этаже, что незамедлительно и было сделано. После осмотра ее номера и всех пустующих помещений дома, который ничего не дал, оставшиеся двенадцать собрались в столовой.

– Может, сначала привести себя в порядок, а потом уже продолжить? – спросил Молодавченко, попеременно переводя взгляд то на Изместьева, то на Стеклова.

– Я тоже так думаю, – поддержала было его Милютина, но осеклась, вспомнив широко раскрытые мертвые глаза Казанцевой.

– Неплохо бы убраться здесь, да и завтрак собрать не помещало бы, – предложил в свою очередь Семенченко.

Стеклов покачал головой.

– Я думаю, что все это мы сделать еще успеем. Сейчас важно четко понимать, кто и где из нас находился этой ночью до того, как труп девушки был обнаружен в ее комнате.

– Давайте с вас и начнем, – предложил Стеклову Изместьев, чувствовавший стремительную потерю своих позиций как старшего. – Что делали вы после того, как змея уползла из номера Андриевской?

– Хорошо, – спокойно ответил судья. – Я вместе с вами, уважаемый Олег… э-э… Викторович и вот этим молодым человеком, – кивком головы он указал на Бобкова, сидевшего на небольшом диванчике, рядом с холодильником, – убил и выбросил из дома змею. После чего…

– Кстати, расскажите, как это было, – перебила его Милютина.

– Охотно, – кивнул ей судья. – Змея уползла в дальний угол этажа, к номеру вот этого мужчины, извините, не помню, как вас?

– Захар Демьяныч, – ответил Викторов.

– Поскольку между полом и дверьми номеров никаких щелей нет, а по лестнице, как вы понимаете, ползти ей было не резон, то она была загнана в угол, а потому крайне опасна. Это уже потом я понял, что, скорее всего, она была не ядовитой.

Я попросил его, – кивнул он на Бобкова, – принести из столовой деревянный табурет, взял его и несколькими ударами размозжил змее голову.

– Подтверждаю, – ухмыльнулся Бобков, – это было захватывающее зрелище.

Живущие на втором этаже и видевшие все это своими глазами, согласно закивали.

– Ну, а потом, – закончил свой рассказ судья, – я спустился вниз, выбросил убитую змею, поставил разбитый стул сюда, и пошел спать. До утра из своего номера я больше не выходил.

– Да, со змеей было именно все так, как рассказал судья, – подтвердил Изместьев. – После этого я тоже пошел спать и не выходил из номера, до того, как меня разбудил Максим. – А теперь давайте будем высказываться по порядку, слева направо. Начнем с Екатерины.

– Когда змея выползла, – сообщила Милютина, – я сразу спустилась в свой номер, закрылась и залезла в кровать. Остальное я уже рассказывала.

– Я починил замок в двери Веры и пошел спать, – пожал плечами Максим, сидевший рядом с Екатериной. – Проснулся утром от крика и стука в дверь Кати.

– Что до меня, – заговорил Афиногенов, – то я тоже после происшествия сразу пошел спать.

Остальные поведали примерно то же самое.

– Но ведь кто-то же ее убил! – стал горячиться Изместьев, – и никто ничего не видел? Быть этого не может.

Стеклов нервно забарабанил пальцами по столу:

– Номер Казанцевой обыскали. Ничего, что могло бы дать хоть малейшую зацепку, кто из нас является убийцей, обнаружено не было. У меня складывается впечатление, что инцидент со змеей был специально придуман преступником, чтобы отвлечь наше внимание. И пока мы за ней гонялись, он, возможно, спрятался в номере убитой.

Он откашлялся и полез за портсигаром и зажигалкой. Вынув короткую толстую кофейного цвета сигару, и размяв ее, судья прикурил и, глубоко затянувшись, спохватился:

– Никто не возражает, что я тут курю?

– Давайте уже продолжайте, не обращая внимания на это, попросил Изместьев. – У нас тут труп. Вполне возможно будут еще. Если мы не найдем эту гниду. Не до церемоний.

– Конечно, гипотетически это мог быть и я, – продолжал Стеклов. – Ведь я выбрасывал змею и заносил стул, которым ее убил в столовую. Я мог бы взять карту и прокрасться в номер Олеси, благо, что он рядом. Но дело в том, что я этого не делал, поскольку, поднимаясь на второй этаж, я встретил на лестнице саму Казанцеву и сопровождавшего ее Коробченко. Они как раз спускались вниз. Не так ли? – он пристально глянул в глаза Максиму.

Коробченко спокойно выдержал его тяжелый, гнетущий взгляд и подтвердил:

– Да, это действительно так. Но Олесю я не провожал. Едва спустившись, мы разошлись. Она к себе, а я к себе.

– Кто это может подтвердить? – быстро уточнил Изместьев.

– Наверное, никто, – растерялся спортсмен.

– Таа-к, – прищурился Олег Викторович, – значит последним, кого видели с Олесей, были вы?

– Да вы чо, – меня подозреваете, – вскинулся Короб.

– А кого еще можно подозревать, – ядовито осведомился Бобков. – Ты – качок. Здоровый, как бык. Прокрался потом сюда, взял карту, постучал к ней в дверь, якобы забыл что-то сказать или еще что-нибудь, заткнул ей рот, повалил на кровать и задушил. Силы в тебе немерено, дури тоже…

– Слышь, ты за словами следи! – окрысился Макс. – У тебя, что доказательства есть, что так все было?

– Пока нет, – нервно ответил Игорь, – но я за тобой присмотрю, уж больно ты мне не нравишься, паря.

– Цыц! – шикнул на обоих Изместьев. – А ну успокоились, и давайте без эмоций. – Максим, а вы не обижайтесь, но, действительно, вам это было сделать проще всего, не так ли?

– Послушайте, – внезапно Коробченко оживился. – Мне кажется, я знаю, что нужно сделать.

– И что же? – поинтересовался Стеклов.

– Эта Анна Лучкович и ее сообщник, ну, тот, что среди нас, кое-что не приняли во внимание.

– Что именно?

– А то, – огрызнулся подозреваемый. – Я тут подумал… я же спортсмен, хорошо плаваю, дыхалка – что надо, выносливость тоже. – Он поднялся со своего места и прошелся по кухне, – опять же, маска с трубкой для подводного плавания у меня с собой и ласты. Можно еще для подстраховки деревяшку какую-нибудь взять, и поплыть на Гавдос. Вызвать там полицию, пусть пришлют сюда людей, найдут убийцу, а вас эвакуируют.

Остальные присутствующие молчали, осмысливая сказанное.

– Ага, чтобы ты смылся отсюда? – глумливо хохотнул Игорек. – Совершил убийство и тикать? А потом друзей своих, бандитов, сюда приведешь, чтобы они нас всех тут постреляли?

Как ни странно, но Максим промолчал. К тому же, на говорившего тут же зацыкали со всех сторон. Было видно, что идея спортсмена всем понравилась.

– Ну, допустим, – подал голос Афиногенов, – Максим удерет. Все равно его документы останутся здесь. А, в случае чего, полиция рано или поздно выйдет на его след, даже если он сделает потом фальшивый паспорт.

– К тому же, – поддержал его Емельяненко, – если убийства на этом прекратятся, мы поймем, что это был он. А если он сюда никого не вызовет, а нас всех тут убьют, то на него быстро выйдут. Ведь пропадет-то он один.

– Ладно, хватит, вы меня уже достали, – вращая от злости глазами, почти крикнул Коробченко. – Как хотите, а я поплыл. Тут плыть-то километра четыре от силы, к тому же, море сегодня спокойное, солнышко светит. К вечеру полиция будет здесь.

– Это да, – согласно кивнул Изместьев. – Вот тут Анна дала маху, не подумала, что ты можешь спокойно преодолеть это расстояние. – Он глянул на Стеклова, размышляя, а не избавиться ли от конкурента на власть среди остающихся островитян. Он обратился к судье: – А что, Иван Игнатьевич, может, составите компанию Максиму? Вдвоем-то все легче.

Ответить Стеклов не успел. Коробченко яростно запротестовал.