Обсидиан и чёрный диорит. Книга четвертая. Алмазная мельница

– Володе такой отвар надо, – тоже послушав, прокомментировала Таня. – Сразу бы выздоровел.

– Я же говорила – ничего особенного не придумалось. Приснилось. Я про Белоснежку и не думала совсем. Володя снился, когда он сдуру мне полкило ирисок притащил, а потом сам все слопал. Потом почему-то переключилась…

Конечно, долго Алина могла перечислять, что Капитан в малых ещё летах делал сдуру, чтобы только ей понравиться. Только сейчас веяло от воспоминаний безотрадностью, и она благоразумно замолчала.

Зато встреча с позеленелыми торговцами прошла на удивление гладко. Сначала, как уговаривались, прихромал Тетерев, довольный выполненной миссией. С его слов, Говорун был страшно удивлён и раздосадован поначалу. Его задело, что один из подчинённых, самый никчёмный, так долго водил всех за нос, изображая глухоту. Он даже сгоряча позволил себе усомниться в хромоте, но потом остыл. Обозвал предателем. Каким образом, спрашивал, с мальчишкой снюхался, через горшок свой, что ли? Он, Тетерев, конечно, ответил, что да, через горшок. Тут Говорун за голову схватился – вспомнил, как на корабле всё было. Не удалось ему съязвить и посмеяться. Препятствовать встрече не стал. И сам пришёл.

Костя чувствовал себя как космонавт, ступивший на чужую обитаемую планету. Сорок пять копошащихся рядом призраков – это слишком. Сегодня они расселись в один большой круг, а его пригласили пройти в центр. Селенден где-то рядом, «инспектирует кусты», как сам выразился. Куча физиономий, воспринимающихся как единое целое, смотрит на оратора. Только Говорун стоит рядом, перебирает чётки.

Сверчок говорил недолго. Он берёт на себя всю организацию, доставку товаров, согласование с властями, рекламу и даже временных продавцов. Безымянные будут образовывать антураж, периодически появляясь то тут, то там в своих экзотических халатах. С добрыми и приветливыми лицами должны приветствовать гостей, зазывать покупателей, фотографироваться с ними.

Про фотографии зря он сказал. Зелёномордые шелохнулись, отобразили недоумение. Пришлось объяснять дольше, чем всё остальное. Но сотрудничать согласились все. Все, кроме Говоруна. С Тетеревом и так всё было уже понятно. А начальник безымянных после сходки приватно сообщил, что вначале посмотрит, с каким успехом пройдёт ярмарка, а там, может, выразит своё желание.

Трудность вызвал и вопрос, куда девать барыши. Не то что Костя их большие ожидал, но для порядка спросить нужно. Ведь призракам деньги ни к чему, в руках их не удержишь, а в банк на своё имя тоже как-то не положить. Даже споры какие-то начались. Сверчок тогда сказал, чтоб к началу ярмарки точно определились, куда гильдия прибыль собирается девать. Предложил пожертвовать на благотворительность или храму какому, только надо же конкретно знать.

Сегодняшний вечер посвящён «диким». Селенден убедил, что гнездо новообращённых, уже мнящих себя чуть ли не хозяевами Москвы, нужно разведать хотя бы. Посмотреть, чем там дышат.

– Хотя и так могу предположить, – просвещал он повелителя Далиля. – Представь такого усреднённого поддонка, считающего себя пупом земли. Смертных он не боится, а ближайшие коллеги по бессмертию поклялись его лично не трогать. Особенно если их действительно много. Для восполнения запасов порошка они объединяются и большой кодлой едут куда-нибудь далеко, в другой город, чтобы найти там, кого припугнуть и пограбить. В буднях они милашки, ходят где-нибудь по дорогим магазинам, высматривают богатых покупателей. Потом те охотно делятся с ними деньгами, машинами, ещё и ключ от квартиры дадут. Вечером – в злачное место, покуражиться, девочку обработать и на ту же квартиру её привезти. Подонки, наркоманы, преступники всех мастей. Что там ещё можно видеть? Давить надо гадюшник, пока не поздно.

– Ты в уме? Нас только двое, а их – десятки. Мне и так не хочется туда идти.

– Тогда они сами нас рано или поздно вычислят и добренькими не будут. Узнают, что никакие мы не посланники. И раз не с ними – значит, против них. Авторитетов они не признают. Пока молодые – будут продолжать куролесить. Те из них, кто старится и хочет уже «соскочить», как говорят, должны вовремя сбежать как можно дальше. В идеале – в другую страну.

– Ничего мы с ними не сделаем. Вот если бы лишить их бессмертия…

– А мы пойдём и умненько с ними поговорим.

Хоть и посовещались, план Селендена Костя до конца не понимал и считал его полностью авантюрным.

Старый трёхэтажный дом в запутанном Кривоколенном манил яркой вывеской ночного клуба. Только, похоже, слава у него была дурная. За полчаса наблюдения ни одна девушка возле него не появилась. Заходили только молодые представители мужского пола.

Вход охраняли два амбала. Старые знакомые, значит. Василь и Стёпа.

– Молодцы, что пришли. – Вместо приветствия братья хотели ощупать мнимых посланников. Хоть сильно и не настаивали. Порядок же надо соблюдать. – Э, да ты опять с железками явился. Лучше сдай, сегодня велено без оружия приходить.

– Так это не просто железки, а музейные экспонаты, – тут же отразил словесную атаку Селенден. – Я за них головой отвечаю. Откуда вашим знать, что внутри? Чехол и чехол. Может, после сходки я пробежаться на лыжах по асфальту желаю. Хобби у меня. Зачем человека удовольствия лишать? Я обещаю паинькой быть, в уголок сяду, главного вашего послушаю. А молодой человек, что со мной, тоже слово возьмёт, интересные вещи расскажет. Ну как? И не верю я, что без оружия все придут.

– Ножик верни, тогда пропустим без разговоров. Хороший нож, батя наш его делал.

– Держи, конечно! Вот теперь нас уже двое вооружённых.

Внутри народу оказалось полно. Молодые люди всех мастей бродили по залу, сдвигая в стороны столы и расставляя стулья. Костя заметил, что обращёнными были все до единого. Даже напитки за стойкой подавали двое «сиреневых». Тут не таились, и от «серебристых», «сиреневых» и даже порой «красных» взглядов рябило в глазах. Так что Сверчок с телохранителем ничем не выделялись из толпы, разве что были новичками. В клубе вряд ли было принято приставать и откровенничать. Скромно сели в углу. Возле барной стойки появилось подобие трибуны, куда скоро взошёл худой мужчина с жёстким лицом, украшенным на щеке тончайшим длинным шрамом.

– Смотри-ка, от бритвы след, – шепнул Селенден. – Очень глубокий был порез, до конца так и не стянулся. Повезло товарищу, что лицевой нерв не задело, а то перекосило бы пол-лица.

«Товарищ» меж тем внимательно оглядел чинно рассевшихся членов клуба, выделил незнакомые лица, удовлетворённо кивнул:

– Вижу, ряды наши пополняются. Широко по всей Москве молва о нас идёт среди избранных. Мы стали силой, с которой придётся считаться всем. Вы знаете, что выбранная тактика дала плоды. Наши боевые десятки прошлись по Ростову, Казани и Саратову, выжгли там очаги формирующихся конкурентов. Москва уже давно под нашим контролем. Но теперь, не так далеко, в Питере, зреет ещё один гнойник, который надо безжалостно вскрыть и вычистить. Я лично ездил на разведку и всё выяснил. До нынешнего года там были две группировки, почти равноценные, они собачились и боролись друг с другом. Нам такое было выгодно, и мы их до поры не трогали. Теперь вдруг одна компания другую разгромила, остатки в себя вобрала, и мы имеем в их лице три десятка хорошо подготовленных бойцов. Получается, что нужно действовать без промедления. Навалимся всей силой, побьём их, заберём трофеи – и домой. Есть возражения?

Толпа выразила одобрение не оглушительным рёвом, как ожидал Костя, а нестройным гомоном. Кто-то выкрикнул с места:

– Тридцать человек – сила всё же немалая. Сами потери понесём. Как потом трофейный порошок распределять будем?

– Считайте, – начал излагать свою арифметику Лагерник. – Соберём мы тридцать мешков. Я возьму себе десять, остальные распределим среди отличившихся в бою. Гарантирую, что вернувшимся погибшим я честно долю от себя по ёмкостям отсыплю, девять десятых. Себе, значит, только один мешок оставлю. Ну что, справедливо?

– Тогда ведь семьдесят пацанов совсем без добычи останутся. А махаться придётся.

– Которые голодные останутся, со мной на большие гастроли по стране поедут. По разным городам прошвырнёмся, пополним запасы. Ясно вам? Лет на пять кайфовой жизни всем хватит. А там новые народятся, кого будем дальше щипать. Такой вот план, и лучшего никто из вас предложить не сможет.

Теперь шум был большей частью одобрительный.

– Тогда завтра вечерним поездом, без всякой помпы, отправимся в Питер. Цель – притон на Лиговке. Сначала собираемся здесь, и на Ленинградский вокзал. Берём пики, у кого есть, стволы. А сейчас ещё одну речь послушаем. Шепнули мне, что тут посланники. Может, что интересное услышим.

Костя прошёл на трибуну, радуясь, что хотя бы в Далиле приобрёл небольшой опыт публичных выступлений. Главное – излучать непоколебимую уверенность. И найти кнопку, на которую можно надавить.

Он начал с того, что мощная московская организация привлекла внимание свободного города Далиля и правящего им Совета с чрезвычайными полномочиями. Раньше таких случаев не было, поэтому москвичам предлагается вступить в сотрудничество.

– В чём заключаться будет? – крикнул кто-то с места.

– Далиль – город древний и очень богатый. Он контролирует многие финансовые потоки и в немалой степени влияет на мировую политику.

– А нам политика по барабану! – опять встрял тот же голос.

– Вам так только кажется, – возразил Костя. – Деньги и власть отвергать нельзя. Но наш город изолирован от остального мира, и порой бывает трудно совершать так называемые «острые» акции. Понимаете, о чём я?

Они понимали. Ведь завтра на одну из таких собирались ехать.

– Город будет платить вам деньгами или порошком. Чем пожелаете. Но в разумных объёмах, по соглашению. А также для тех, кто нагулялся и сыт по горло приключениями, предлагается спокойная сытая жизнь за надёжной стеной.

– Предложение так себе, – прокомментировал Лагерник. – Деньги и порошок сами где надо возьмём, не выплясывая под чужую дудку. А житуха за стеной скучная, слышал про этот сытый рай.

– Видите ли, – нарочито скучным тоном продолжил Костя, – если большая сила не хочет с нами сотрудничать, Совет склонен рассматривать её как угрозу. Я недаром заикнулся про чрезвычайные полномочия. Если кто не слышал про отлучение, спросите у приятелей. Так вот, в случае несогласия вы все будете отлучены. Значит, нынешнее ваше какао само собой закончится. Клуб ваш накроет тогда милиция, и поедете в колонии по всей стране.

Лагерник ощерился, злобно оглядывая Костю, но особенно – Селендена.

– Сами отлучать, что ли, будете? Или другие посланники придут? Так мы просто всех переколем…

– Я же сказал, что всё делается по предоставлению полномочий, – внешне спокойно ответил Сверчок, хотя чувство опасности мгновенно сгустилось в душе. – Сейчас полномочий отлучать у нас нет, прошу всех успокоиться. К тому же у вас есть время подумать над предложением. Скажем, один месяц. Пока съездите на свои гастроли, развлечётесь.

Селенден тем временем ловкими кошачьими движениями умудрился покинуть своё место и как-то незаметно оказался близко к главарю. Тот заметил изменившуюся диспозицию. Вопреки собственному распоряжению, достал из-под просторного пиджака пистолет Макарова, но дуло пока направил в пол.

– Мне тут шепнули ещё, что ловкий спец по шпагам или сабелькам объявился. И сам вижу. Мы тут иногда телевизор смотрим, так я срисовал сразу человечка с дурацким чехлом. Про Бандераса там что-то лопотали, но я ж вижу – никакой ты не Бандерас. Только железка ничто по сравнению с пулей. Может, развлечёмся такой дуэлью?

Селенден демонстративно достал своё оружие, глянул прямо на противника и спокойно отрубил:

– Не забывай, что мы с другом тут не ради развлечения, а на работе. Насчёт дуэли вот что тебе скажу. Прежде чем бросать вызов, постарайся узнать немного о противнике. Мне две тысячи лет, я всегда был посланником, и в таких местах, что тебе даже в страшных снах не снились. Знаешь, я сейчас вспоминал, сколько раз в меня вот так стреляли с близкого расстояния, а я успевал увернуться? Врать не буду, счёт не на сотни, но пять раз точно было. Пока курок жмёт палец, я успеваю понять, что мне сделать. Зато моя шпага проткнёт твоё сердце насквозь за сотую долю секунду, и среагировать ты не успеешь.

– Лагерник! – раздался голос то ли Василя, то ли Стёпы. – Лучше остынь, не надо. Он не шутит. Мы видели его в деле.

Главарь, понятно, не хотел терять лицо в присутствии своей кодлы. Но спрятал пистолет, проворчав, что сейчас не время для разборок.

– Конечно, – согласился Селенден. – Не дело оставлять акцию без руководителя. Но, на будущее, если что – всегда к вашим услугам.

Собрание закончилось само собой. Костя не понимал, как лучше поступить: выбраться в первых рядах или подождать, пока основная масса рассосётся. Телохранитель выбрал первый вариант и как-то естественно присоединился к амбалистым братьям.

– Твоя речь не очень сегодня получилась, – говорил он Сверчку, а Василь и Стёпа посмеивались. Селенден им явно нравился.

– Точняк две тысячи лет? – спросил Василь. – И как?

– Первая половина была интереснее. Но вторая бодрее. С каждым столетием приходится всё больше суетиться. Это замещает интерес и новизну ощущений.

Братья только крякнули и, похоже, призадумались. Если над смыслом жизни, то работа явно была им не по силам. Поскольку мозги у них ушли куда-то далеко и заблудились, амбалы не обратили особого внимания на парочку событий. Сначала Селенден как бы между прочим заметил, что не видит в расходящейся толпе главаря. На что получил ответ: Лагерник обычно задерживается, общаясь напоследок со скользким типом, числящимся хозяином ночного клуба. Потом Костя и вовсе был увлечён телохранителем в пустую тёмную подворотню, где они вдвоём и растворились.

Селенден приложил палец к губам и сообщил о своём намерении незаметно вернуться. Сверчок решил, что подслушать важную информацию будет не лишним козырем в дальнейшей игре. Фехтовальщик оставил повелителя в безопасном, на их взгляд, тупике, ловко перелез через высокую изгородь и исчез. Но вернулся на удивление быстро, да ещё со свёртком в руках.

– Порядок. Теперь до завтра можно выдохнуть. Только не забудь напомнить, чтобы мы купили электронные весы, самые точные.

– Найдём, думаю, – удивился в ответ Костя. – Аптечные какие-нибудь. Что у тебя за тряпки?

– Шмотки Лагерника. Обувь брать уже не стал, думаю без неё обойтись. Мужики же – не бабы, на ноги не особенно смотрят.

– Ты что, убил его?! Дуэль устроили? Заколол?

– Ну, какая дуэль, – потупился Селенден. – Сейчас не семнадцатый век. Он тоже не собирался играть в благородство. Заметил, гад, меня, как я ни старался, и сразу ствол выхватил. Вот колоть, правда, я не стал. Просто задушил, чтобы одежду не портить. Надеюсь, копия Лагерника в какой-нибудь Тмутаракани проживает и за сутки сюда не доберётся. Хотя я бы на его месте не приходил. С другой мордой-то, да без мешка! Я мешочек, конечно, прихватил, неплохая добыча. И пистолет, само собой, хоть и не люблю я громкие штуки.

Мнимые посланники осторожно вылезли из тупика и двинулись по пустующему переулку.

– Да не смотри на меня как на вошь, – начал сердиться Селенден. – Думаешь, я лгу, и просто подстерёг его со спины? А если даже так – что меняется? Я свои душегубства целый день перечислять могу, для меня какой-то гнусный Лагерник в общем зачёте – просто тьфу! В том, кто я такой, ведь ещё при первом знакомстве сознался. Пойми, для меня сейчас дорога добра – это очистка её от грязи и мусора. По-другому я не умею. Ты, может, дойдёшь до этого самого вселенского Добра окольными путями, не запачкав руки, и Зло само падёт, исчезнет куда-нибудь. Но эти пути не мои…

– Что ты дальше собираешься делать? – перебил Костя, поскольку прения о добре и зле в тёмном кривом переулке казались занятием неуместным.

– Ты не обратил внимания на голос Лагерника? И что завтра все явятся с мешками и пиками? У меня сразу созрел грандиозный план…

От замысла у Кости мурашки пошли по коже. Селендену, конечно, всё нипочём. Хочет совать голову в петлю – пусть суёт. Его не переубедить.

Теперь в назначенный день отъезда банды ни за что не уснёшь. Ложиться вообще не резон. Только сидеть и гадать: придёт – не придёт?

Пришёл, слава богу. Резкий, возбуждённый, взъерошенный. В той самой одежде Лагерника, что напялил ранним вечером перед прощанием. Прощался легко так, словно не на смертельно опасное мероприятие выходил, а отправлялся на выходные за город отдохнуть. Глаза горят, а выставленный на стол мешок смотрится внушительно, как пятилитровая банка.

– Вот, повелитель, подарок тебе от окаянного сорвиголовы. Сколько раз меня похоронить успел, признавайся?

– Да рассказывай уже лучше. Я детали твоего плана, честно скажу, ни черта не понял.

– А тут понимать нечего, – всё ещё на повышенном адреналине повёл рассказ Селенден. – Мешки и пики – ты же слышал? Помножь на алчность, глупость и ложные понятия о справедливости. А весы! Это же шик, блеск, высший класс! Пока ничего не ясно?

Не дождавшись ответа, телохранитель сел и продолжал чуть более спокойным тоном:

– Итак, являюсь я заранее в одежде Лагерника, с оружием и дивом из «Медтехники». Как ты должен догадаться, на подходе переделываю своё красивое и умное лицо в отвратительную харю Лагерника и держу такой фасон. Требую составить декорации: большой стол, стульчик рядом. Выставляю измерительный прибор, высматриваю среди прибывающих очкастого хлюпика, явно умеющего писать. Забыл сказать, что я ещё тетрадь с ручкой туда приволок. И стопку резиночек. Знаешь, продают такие, для банкнот. Вот. Сажаю рядом хлюпика, даю ему тетрадку, ручку и велю чертить там таблицу о пяти столбцах. Ещё бумажек нарвать со спичечный коробок, так с сотню.

Костя попытался представить сцену, но тщетно. Когда он выступал с трибуны, аудиторию размывал в одно большое пятно – так легче абстрагироваться. А бывший посланник наверняка чётко видит сразу всех и каждого, отмечает, кто как держится, шмыгает, кашляет в кулак.

– И что дальше?

– Недаром я обратил твоё внимание, что голос главаря похож на мой. Недаром разыграл спектакль с возможной дуэлью. Когда все собираются, встаю и уверенно начинаю, стараясь подражать Лагернику. Сейчас изображу, посмеёмся.

– Тише только, девчонок не разбуди.

– Други мои! – заговорил изменённым голосом Селенден. – Вчера посетил нас чуть ли не сам сатана в лице болвана, считающего, что может победить в честном бою вашего наставника. Вы понимаете, о ком я говорю. Так вот, юнец, что с ним был в паре, убёг, а злодей попытался подкараулить меня и напал со спины. Только не он увернулся, как хвастался раньше, а я, а потом вырвал у него оружие и заколол его же собственной шпагой. Посмотрите только на мои трофеи! Сейчас я вам их покажу!

– Уже начинаю понимать, – кивнул Костя. – После такого рассказа ты преспокойно вытаскиваешь из чехла всё оружие, демонстрируешь, срываешь аплодисменты. А потом, естественно, вся амуниция остаётся на столе, готовая к применению.

– Конечно. Она ведь уже сыграла свою роль в качестве отвлекающего фактора, и пора переместить фокус на другой предмет. Кстати, немаловажно и то, что чехол остался открытым – тоже совершенно естественно. Наступает следующий этап. – Селенден снова изменил голос: – Но вот что беспокоило меня сегодня ночью, братва. Ваши вчерашние слова о равенстве и справедливости. Я ворочался, не спал, несколько раз вставал и кланялся параше. (Тут они немного посмеялись, понимая, что речь о хождениях в туалет). И надумал утром пойти и взять вот такие весы.

Костю осенило:

– Ты что, предложил завесить их мешочки?

– Именно. – Лицо Селендена сияло. – Давно у меня не рождались такие гениальные идеи. Сначала я развесил лапшу, что нужно непременно все трофеи до грамма учесть и распределять под контролем массы. Для этого же надо знать, сколько у кого было вначале. А тем, кто тело в бою потеряет, будет вдвое больше, чем тем, кто больше в сторонке покурит. Так вот я про высшую справедливость минут десять распинался, авторитетом надавил, все и согласились.

– И стали мешочки на весах взвешивать?

– Да, но восхитись ещё, как я всё обставил. Сказал, что нужно всё чётко сделать, без обмана. Само слово «обман», если прозвучало, уже настораживает. Стоит большой стол. Каждый должен к нему по очереди подойти, назваться, адрес свой сказать нынешний, сколько лет от роду. Хлюпик в табличку записывает, берёт мешочек, бумажную бирку фамилией надписывает и цепляет резинкой к мешочку. За полчаса всех переписали.

– Ну, ты и жук! – восхитился Костя. – Значит, четвёртая графа в табличке – это запись, сколько веса в мешочке изначально. А потом в последнем столбце предполагается отметить, кто из бойцов расстался с оболочкой?

– Так я им и объяснил. Вроде всё по справедливости, придраться не к чему. Но ты представь обстановку. Все столпились возле стола, задние передних толкают, чтоб видеть происходящее. Те огрызаются. И все ведь при оружии. Начали взвешивать. Пять штук завесили, десять… Я пока не разрешаю забрать ничего со стола. Потом к хлюпику прицепился, что он неправильно записал фамилию на бирке, смухлевал, да ещё массу завысил. Кричу фамилию, а обиженным как раз Василь оказался. Он через толпу пролез и хлюпику влепил так, что тот полетел со стула. А я разыграл, будто ещё и стол задет тушей, и перевернул его к себе со всеми мешочками, Что тут началось! Ты даже представить не можешь, как они кинулись собирать своё добро. Драка вспыхнула мгновенно, тут же стала всеобщей. Каждый стремился не только своё подобрать, но ещё прихватить. Там и до первой крови недолго. Через минуту уже стреляли и молотили кинжалами налево и направо.

– Тебя вполне могли тоже зацепить, по меньшей мере.

– Не так просто меня взять. Я изначально столом прикрылся, оружие всё наготове. Грим, понятно, пришлось снять, но там уже никто ничего не понимал в пылу сражения. Первых, кто на меня рыпнулся, я тут же переколол, успел больше десятка мешочков в чехол закинуть, и быстро оттуда начал делать ноги. Грамотный отход я заранее наметил, как двигаться буду. По пути, понятно, ещё немножко грехов смертоубийства к своей копилке добавил. Выскочил, в наш тупичок знакомой дорогой рванул, там отдышался. Лезли потом той же дорогой ещё пять или шесть «диких». Напрасно, я тебе скажу. Тем более с ценным имуществом. Пришлось ещё приватизировать. Всё же буча утихла быстро. Разбежались оставшиеся кто куда. Я мешочки себе перекачал и осторожно выбрался из Кривоколенного. Вот и вся история. Ещё есть приятное дополнение.

На стол легла измятая ученическая тетрадь.

– Ты и список прихватил? – совсем изумился Костя. – Теперь при желании можно аккуратно разыскать…

– Если нужно, конечно, – согласился хитроумный телохранитель. – Вот, гляди, можно полюбопытствовать. «Аверкин Михаил Сигизмундович». Гм! Почему Сигизмундович? Ну, бывает. Двадцати лет, адресок есть, где-то на юго-западе. Мешочек – четыреста тридцать один грамм… был. Слушай, там такая каша была, много бирок поотлетало. Судя по тому, как разбегались, где-то треть архаровцев там полегла, раненых много. Мешки они похватали какие попало, не свои, потом долго между собой разбираться будут, кто чьё взял. Организации больше нет, кончилась одним махом. Теперь они снова каждый по себе, вряд ли начнут объединяться. Для верности клуб этот надо сжечь, или ещё как-нибудь привести в негодное состояние, чтоб он не стал снова центром притяжения. Нас теперь точно никто из них искать не будет, своих проблем полно. Я молодец?

– Так кто же спорит… Времени у меня совсем в обрез на все дела. Спасибо тебе за помощь ещё раз. У меня всё крутится в голове одно и то же слово: «всё безбашенно, всё безбашенно». Прицепилось, как репей. И только такой безбашенный человек, как ты, можешь кое-какие из таких дел решать.

* * *

Позвонил Фёдор Полянский. Ему не терпелось представить первый пробный экземпляр обновлённой версии саркофага.

– Цвет мы с вами не согласовали, – обеспокоенно трещал инженер в трубку. Или это трубка сама по себе трещала. – На свой страх и риск, сделали зелёным. Космонавты любят такой.

– Ну да, цвет травы где-нибудь у дома, – ответил Костя. – Не переживайте, вполне устраивает. – Сам подумал, что зелёные призраки на зелёном фоне потеряются. Да кто его знает, хорошо это или плохо. – Знаете что? Везите ваше изделие в больницу. Сейчас адрес продиктую.

Володя уже пришёл в себя. С ним даже удалось поговорить, хоть и недолго. Лечащий врач благодарил за добытые препараты, плазму, парентеральное питание и многое другое, чем Костя облагодетельствовал не только «своего» пациента, но и всё отделение без исключения. Только жаловался, что ворочать крупного пациента тяжело, мацерация идёт, пролежни образуются, а на фоне снижения иммунитета до нагноений недалеко.

Доставленный «гроб» эскулап встретил в штыки и долго кипятился, возражая против идеи попробовать поместить в него тяжёлого пациента. Но уже на третий день после осмотра высказался совсем в другом духе:

– Знаете, я беру свои слова обратно! Система поддержки тела, массаж, возможность усиленной оксигенации – это просто фантастика! Пациент настолько хорошо отреагировал на помещение в камеру, что я в полном восторге. Ни намёка на пролежни, кожа теперь отличная, порозовела. Говорите, это аналог космического тренажёра? Но он должен найти своё место в медицине для выхаживания тяжёлых лежачих больных! Только его не мешает доработать для такой цели. Сделать крышку прозрачной, добавить возможность подключения мониторов…

Сверчок слушал, смеялся, соглашался. Как не радоваться – Володя резко пошёл на поправку.

Только проверить на предмет непроницаемости для призраков пока не удалось. Поэтому следующее готовое изделие Полянский поначалу привёз на глухую московскую окраину. Клиент сказал, что лично проведёт испытание. Фёдора немало удивило время и место. Половина одиннадцатого вечера, пустырь недалеко от жилого массива. Заказчик прибыл одновременно, сначала вглядывался в темноту минут десять. Потом кивнул, спросил воздух: «Залезешь наверх?» Что он там услышал, неизвестно, но грузчикам пришлось вытащить ковчег из грузового контейнера и поставить прямо на землю. Испытатель залез внутрь, закрылся, полежал пару минут. Когда вылез, опять спросил окружающее пространство: «Ну как? Точно? Не получается? Так это же здорово!» Долго тряс Полянскому руку и сказал, что доволен работой.

Костя знал, что Тетерев не обманывает. Какое-то из нанопокрытий действительно не позволяло привидению пройти через стенку камеры и заглянуть внутрь. Первая часть сказки Алины о Белоснежке-панке непостижимым образом начала сбываться.

Когда целых четыре саркофага уже стояли в большом гостиничном номере, вызывая священный ужас у горничных, Косте показалось, что «безбашенный период» начал подходить к концу. Володя выздоравливал, опасности от призраков, бандитов и «диких», казалось, перестали всерьёз допекать. Спецслужбы всех стран и Бруно Новицкий безмолвствовали.

Очередной визит в интернет-кафе разбил иллюзии. Биткоин вышел на связь. Сначала на экране пару минут мелькало его лицо, непрерывно искажаемое во всех направлениях. Пиксели рассыпались, скакали, прыгали как блохи, и звук вторил броуновскому движению, не позволяя ничего разобрать. Биткоин, видимо, понял тщетность усилий, исчез. Через минуту от него приползло короткое текстовое сообщение:

«В Далиле мятеж. Большие толпы захватили дворец и склады, разрушили больницу, почти весь промышленный сектор. Мы удерживаем тюрьму, пока успешно. Сегодня бунтовщики выдвинули требование видеть повелителя. Совет просит вернуться и разработать план для подавления бунта».

Селенден снова оказался прав. Хотелось выть. Или уснуть и очень долго не просыпаться.