Глава 8
Виктор Степанович горько оплакивал тяжёлую утрату. Кража денег, вкупе с радиатором отопления, на несколько семимильных шагов приблизила его рассудок к пропасти сумасшествия. Головкин, конечно, гад, но по большому счету, он здесь не при чём. Хотя Толоконный ни секунды не жалел, что выгнал того из своего дома, навсегда вычеркнув из жиденького списка друзей.
– Вот скотина! – негодовал он по поводу синяков и шишек, подаренных психиатром. – Хорошо ещё, что не сломал ничего, подлюка! Нет, ну дал же боженька приятеля!
Однако очень скоро негодование по поводу Головкиной выходки уступило место той горечи, о которой уже говорилось выше, и Виктора Степановича начало трясти самым реактивным образом. Он долго ползал на коленках перед опустевшей нишей в дикой надежде найти пропавшие баксы. Вдруг пластырь оказался некачественным и отклеился во время снятия батареи? Вдруг деньги просто закатились в какой-нибудь труднодоступный уголок и спокойно дожидаются, когда он их отыщет?
Но увы! Побаловав немного, злая фортуна повернулась к несчастному травматологу задом, а к сантехникам, соответственно, передом. Облазав все легкодоступные, труднодоступные и даже вовсе недоступные места, Виктор Степанович начал обследовать кухню, прихожую, ванную комнату и даже балкон, но и там не нашёл ничего, кроме пыли, мусора и утерянных в разное время вещей.
Спустя некоторое время его квартира стала похожа на лёгкое подобие городской свалки, а сам врач окончательно пал духом. Слёзы уже давно кипели на его раскрасневшихся рубиновым цветом щеках, поджилки дёргались от тщетно сдерживаемых рыданий, а брючки в коленных суставах протерлись до дыр. До него наконец дошло, что деньги всё-таки украли. Но почему вместе с трубой? Эта загадка не давала ему покоя. Неужели для того, чтобы незаметно вынести из квартиры маленький рулончик с долларами, нужно было ломать стену, отрывать батарею?
Бедный Виктор Степанович не подумал о том, что он и сам-то перевернул все вверх дном, да шиворот навыворот вместо логичного вывода – искать следует не дома, а скорее бежать к ворам-сантехникам и долго и нудно упрашивать их сознаться в содеянном. Долго, нудно и, что самое главное – безрезультатно.
Однако стресс необходимо было как-то выводить из организма. Как всякий русский гражданин, Виктор Степанович знал только один способ. Он знал, что только заправление спиртным сможет напрочь вытеснить из тела любую заразу, в том числе и любой стресс.
Он с трудом пробрался на кухню, открыл холодильник, достал из его практически пустого чрева остатки спирта и на всякий случай произвел обыск и там.
– Нет, – прошептал он. – Их нигде нет. И спирта мало.
Он вылил остатки в литровую эмалированную кружку.
– Хватит. Хотя, может быть и не хватит. Если нет, то пойду к этим держимордам, пусть поят. И так месяц на халяву гулять будут.
Преисполненный мрачного негодования, Виктор Степанович разбавил спирт градусов эдак до шестидесяти и начал выгонять стресс. Содержимое кружки убавилось почти наполовину, потом ещё и ещё. Потом…
Потом он решил, что к сантехникам всё же придётся идти. Кровь ударила ему в голову и печальные события показались вдруг не такими уж и печальными.
– Щас приду, ждите! – угрожающе сказал он и пьяно прищурил здоровый глаз.
Настроение потихоньку, полегоньку набрало недостающие градусы, а чувство собственного достоинства резко пошло вверх.
– И кого, суки, кинули, а?! Меня! Да я..! Да я присутствовал при перевязке самого губернатора! Когда он палец порезал! Знаю я таких!
Виктор Степанович швырнул кружку в кучу другой посуды, вываленной из кухонных шкафов и двинулся к выходу.
– Ну ладно! – бубнил он, спускаясь по лестнице. – Сейчас, сейчас! Я же сейчас… я за себя не отвечаю.
На улице веселилась жизнь. Мамки, бабки с детишками в колясках и без колясок, папки и деды, любители карт и домино, все оккупировали любимые углы и занимались своими делами.
Каптерка сантехников находилась в соседнем доме, в третьем от вино-водочного пункта подъезде. Виктор Степанович даже знал их в лицо, не всех, конечно, но и те, кого знал, доверия отнюдь не внушали. Такие вот, вечно пьяные лица, без зазрения совести могли облапошить кого угодно. Особенно наивного, доверчивого врача, одиноко и беззащитно коротающего свой век в нищете и тревоге.
Виктор Степанович Толоконный в жизни мухи не обидел (как ему казалось), но сейчас он готов был идти до конца, то есть практически созрел для убийства. Конечно же, в этом ему в немалой степени помог всё тот же алкоголь, причем трезвым умом врач до подобного шага просто не додумался бы.
Однако, по мере приближения к ненавистному подъезду, он с удивлением обнаружил, что невольно замедляет ход и почему-то боится этих небритых, невежественных работяг.
– Негодяи! – выпалил он, останавливаясь около ступенек. – Куда только полиция смотрит?
Подождав немного, в надежде увидеть кого–нибудь из "этих", но так и не увидев, он опечалился, не зная, что делать дальше.
– Убить их мало, сволочей!
После этого высказывания, взгляд его упал на странно знакомый предмет, мирно валяющийся возле стены дома.
– Господи! – растерянно произнёс Виктор Степанович и протёр глаза потными от возбуждения кулачками.
Он даже не заметил боли в подбитом оке, поскольку странный предмет оказался ничем иным, как его собственным отопительным радиатором. Виктор Степанович, как ошпаренный, рванул прямиком к нему и быстренько осмотрел со всех сторон. Внизу, трогательной беленькой ленточкой, трепетал кусочек лейкопластыря. Денег, понятное дело, не было, чья-то грязная, безжалостная лапа утащила их в небытие. А, скорее всего, вот в эту самую проклятую каптерку.
– Ну все, вы меня достали! – грозно прошептал разъярённый врач и опрометью кинулся в подъезд.
В это время, со стороны проезжей части, к дому напротив тихо подкатил неприметный "шестисотый" Мерседес, остановился и из него вышли пятеро Винни-пухов. Вернее, четыре Винни-пуха и один Пятачок.
Они сделали вид, что заблудились и теперь решают, у кого бы спросить дорогу, к примеру, на Челябинск. Минуту спустя гости двора, по-видимому поняли, что подсказать верный путь им могут лишь в одной единственной квартире и стройной кучей отправились за ответом на наболевший вопрос.
Врач как раз пытался реанимировать тела смертельно раненых водкой работников труб и фитингов. Он хотел докопаться до истины, она была где-то рядом, но отчего-то всё время ускользала от него.
Когда раздался взрыв, Виктор Степанович уже был близок к разгадке. Сидя на кривом стуле, он выслушивал сбивчивые объяснения красноносого бородача с глазами лемура и понимал, что деньги уже вложены, заложены, короче говоря, денег нет и не будет никогда.
Он ещё не знал, что квартиры тоже больше нет. А также всего, что в ней было.
На улице раздались истошные крики, топот ног, восторженные мальчишеские вопли и Виктор Степанович счёл необходимым присоединиться к непонятным пока ему событиям. Он грязно выругался напоследок, стащил у сантехников недопитую бутылку и вышел во двор.
– Это террористы подстроили, я точно знаю! – сказала ему какая-то бабка и осуждающе покачала головой. – Вчера тоже взрыв был, в новостях передавали. Страх-то какой, господи!
– Это точно! – поддакнул Виктор Степанович.
Он уже практически смирился с потерей долларов и решил допить украденную водку дома. Предусмотрительно сунув бутылку за пазуху, он лениво наблюдал за клубами черного дыма, валящего из…
– Ы-ых!?!…
Окинув пьяным взором окрестности, он сориентировался в пространстве, посчитал этажи, окна… потом молча выудил бутылку, с треском отвинтил крышку и задрав голову, приложил горлышко к пересохшим губам.
Бабка с ужасом проследила за его кадыком, перекрестилась пару раз и отошла от греха подальше. На ее тёмном от времени, морщинистом лице явно читалось глубокое отвращение.
Виктор Степанович допил свою отраву, отшвырнул пузырь в сторону и, слегка шатаясь, побрёл вперед.
– Говорю, там никого не было!
– Что ж, выходит, зря мы такого шума наделали? Хотя б ведь одного языка взять, всё б ведь расказал, зараза.
Александр сидел на преднем кресле Мерседеса и разочарованно сжимал и разжимал кулаки.
– Надо было сначала выследить их, – сказал сзади Иван.
– Точно. Поторопились мы.Хотя…
– Что?
– Да я вот всё думаю, может наврал нам этот анонимщик?
– Насчёт чего?
– Насчёт того, что кавказы оттуда звонили.
– Навряд ли. Видел, какой гадюшник в квартире? Разве может в такой помойке жить нормальный русский человек?
Иван многозначительно переглянулся с остальными и все сошлись на мнении, что дескать, нет, не может.
– Возможно, ты и прав, – задумчиво проговорил Александр. – Но, скорее всего, упустили мы их.Ушли горцы, квартиру переменили.
– А если это ловушка? – спросил вдруг Иван.
–Нет, не думаю. Но, вообще-то, всё может быть.
Они прокатили через весь двор и свернули на дорогу. Мимо бежали местные жители, они размахивали руками и показывали друг другу на пожарище.
– Вот интересно-то, – процедил сквозь зубы Александр.
– Что? – спросил Иван.
– Интересно, нас кто нибудь заметил, или нет?
– Да ну! Мало ли таких машин в городе? Никто и внимания не обратил.
– Хорошо. Теперь нужно расслабиться.
– А как?
– Выпить надо.
– Опять? – ужаснулся Иван.
– А чё ты предлагаешь?
– Ну, не знаю.
– Можно в сауну с девочками завалиться…
Иван сглотнул слюну.
– … и водки взять побольше, – докончил мысль бандит.
Опять двадцать пять! – ругнулся Иван и откинулся в кресле.
– Зачем двадцать пять? – удивился тот. – Куда нам столько? Хватит и десяти. Бутылок.
– Ладно, поехали.
– Куда?
– За кудыкину гору.
– А это где?
– О, господи! – простонал Иван, – Колян, рули к дому.
– Ага.
Запищал сотовый телефон.Несколько минут Александр молча выслушивал какой-то сбивчивый доклад и за это короткое время его лицо сначало постепенно налилось краской, потом побледнело, затем вновь налилось.
– Что там? – спросил Иван. – Проблемы?
– Ноу проблем, – эхом отозвался тот и вдруг со всего маху обеими руками саданул по передней панели.
Крышка бардачка немедленно треснула и ввалилась внутрь.
– Ну, козлы! – заорал он, – Урою гадов!Чё, они там ошалели все, что ли, кретины?
Мерседес начал вихлять из стороны в сторону, колян еле справлялся с управлением, поскольку чем то разозлённый шеф принялся вести себя, как слон в посудной лавке.
– Да что случилось? – испуганно крикнул Иван.
Другие два Винни-Пуха, сидящие с ним рядом, тоже наделали в штаны, видимо, по-опыту зная, что может последовать за подобной вспышкой хозяйского гнева.
– Ты помнишь, что я вчера говорил? – спросил Александр у Коляна.
Тот притормозил и свернул к обочине. Двигатель заглох.
– Когда?
– Вчера, вчера! Ты глухой, что ли?
– Ну , говорил , ларьки надо бомбить, – неуверенно произнёс Колян и оглянулся назад.
Братки дружно закивали бритыми башками.
– Какие ларьки? Какие?!
– Кавказов. Ты же сам и диктовал, по списку.
– Ну? А вы чего натворили?
– Чего?
Александр сплюнул.
– До чего ж бараны! Ванёк, представляешь, вместо чужих ларьков разбомбили свои. Ну не уроды?
– Уроды, – тут же отозвался тот. – Разве ж так можно ж?
– Вот и я про то. Нет, ну какая сука додумалась до такого, а?
Колян вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его шефу.
– Вот список ларьков, – сказал он. – Ты сам и продиктовал. И всем раздали такие же, так что ошибки быть не могло.
Александр развернул лист и внимательно изучил его сверху донизу.
– Ничего не понимаю, – пробормотал он. – Что же получается? Выходит, я сам пререпутал, что ли?
– Ага.
– Вот гадство!
Иван неожиданно хихикнул.
– Ой, – сказал он. – Извини, я нечаянно.
Братки уставились на него, как на потенциального покойника и он тут же решил, что лучше будет спровоцировать новый загул, чем попав под горячую руку, умереть ни за что.
– За это стоит выпить! – выпалил он и заржал.
– За что? – тупо спросил Александр, комкая в руках бумагу.
– За философию.
– Как это?
– Ну, понимаешь, того что было, не вернёшь уже, поэтому нужно сделать вид, что ничего и не было вовсе.
– А дальше что?
–Как что? Полегчает.
– Слушай,а это мысль, – вдруг оживился бандит. – Правильно, так и надо.
– Вот-вот, – поддакнул Иван. – Что было – то прошло, а нам жить надо.
– Ты гений, Ванька! Что бы я без тебя делал?
Братки облегчённо заулыбались, радуясь, что так легко всё сошло с рук, а Колян, в ожиданнии дальнейших указаний, тут же завёл движок.
– Учитесь, олухи. – сказал Александр. – Просто гора с плеч свалилась. В самом деле , да чёрт с ними, с этими несчастными ларьками. Бог дал, бог и взял. Кстати, надо будет к отцу Алексею заехать с визитом, пусть грехи снимет, а то полоса какая-то чёрная пошла.
– А с кавказами что делать? – спросил Колян.
– В смысле?
– Ну это, может исправить ошибку, пока не поздно? По другому списку пройтись.
– Нет! – оборвал его Александр. – Не надо пока. Поехали домой.
Психиатр Головкин торжествовал недолго. Поняв, что друг его лишь каким то чудом остался в числе живых, он почувствовал смертельный страх и угрызения совести. Действительно, разве стоило звонить бандитам и, практически предав несчастного Толоконного, выписать ему пропуск если не на тот свет, то со стопроцентной гарантией в сумасшедший дом?
После своего звонка Александру, ещё не догадываясь, к каким последствиям это приведёт, Головкин быстренько оделся в новый спортивный костюм и отправился лицезреть картину возмездия.
Только когда взрывом выбило стёкла и из окон повалил густой дым, он понял, что натворил.
Психиатр, конечно же, видел метания обезумевшего от горя Виктора Степановича, злорадно смеялся над его нелепой суетой вокруг вновь обретённого радиатора, но потом ему стало совсем не до смеха.
Травматолог теперь уже окончательно свихнулся. Даже на расстоянии Головкину был ясно виден его диагноз.
– Степаныч, дорогой, ты в порядке? – подскочил он к бывшему другу, но тот вроде бы и не расслышал его вопрос, как сомнамбула шагая к своему дому.
– Степаныч, миленький, постой. – Головкин схватил его за руку.
Виктор Степанович остановился. Народ, увлечённый стихийным бедствием , не обращал никакого внимания на двух странных мужчин, стоящих прямо в центре перекрестия всех дворовых тропинок.
– Прости меня, я не хотел, – попытался психиатр завязать разговор.
– Не хотел… – эхом отозвался тот.
– Слава богу, хоть ты живой.
– Ты живой…
– Что с тобой? – испугался Головкин не на шутку.
– С тобой…
Глаза Виктора Степановича подозрительно походили на глазные протезы восковых фигур из музея мадам Тюссо, а голос звучал в миноре, повторяя за психиатром окончания всех его вопросов.
– Степаныч, я тебя вылечу, – глотая слёзы, поклялся тот.
– Вылечу…
– О, боже!
– Боже! – Виктор Степанович глянул в небо. – Вылечу. Жди меня, боже! Я сейчас вылечу!
Головкин вдруг понял, что начинает терять терпение.
– Подсадить? – с издёвкой спросил он.
– Боже, я уже вылетаю. Жди!
– На старт! – рявкнул психиатр.– Внимание! Марш!
Толоконный подпрыгнул на месте, взмахнул руками и загудел, как реактивный самолёт. На лице его застыла счастливая улыбка.
– Налицо ещё один факт терроризма! – заявила с экрана всё та же настырная журналистка. – Все мы являемся свидетелями очередной попытки насадить в городе панику и неуверенность наших граждан в завтрашнем дне. Взорвана квартира в жилом доме. Кто возьмёт на себя ответственность за этот акт? И что это за лавина погромов, прошедшая сегодня ночью? Около пятидесяти торговых палаток были самым варварским способом изуродованы и разграблены. Наступило новое время, новая эра. Да, похоже на то, что в город пришла эра терроризма. Пожарные уже затушили огонь. Возможно, там были люди. Сколько их – неизвестно…
Иван выключил телевизор и потянулся к стакану.
– Нихрена себе! – восхитился Александр. – Это ж надо! Меня уже к террористам приписали.
– А тебе не по фигу? – спросил Иван. – Пусть болтает, что хочет.
– Нет, надо бы с ней поговорить. Пусть не мелет ерунды. Вот закатаю её в бочку с цементом, будет знать.
– Да что ты как ребёнок, ей богу? – усмехнулся Иван.
– Ладно, – поморщился бандит. – Пусть живёт. Слушай, а ты не знаешь, где наши бабы, а?
– Не знаю. Моя со мной вообще перестала разговаривать. Не пойму её никак – то в ноги кидается, а то морду воротит.
– Цену набивает, – уверенно заявил Александр.
– Думаешь?
– А то? Ну сам посуди, разве может она бросаться такими мужиками, как ты?
– Правда?
– Конечно! Даже моя и то на тебя поглядывает.
Иван мечтательно промолчал и в этот момент в гостиную вошла Надежда.
– О, Наденька, присаживайтесь.
Александр зачем-то встал и уступил ей свой стул, хотя стульев, дружным кольцом окруживших обеденный стол, могло хватить человек на сорок, а то и больше.
Та присела на краешек и осторожно положила гипсовую руку перед собой.
– А где Саша? – спросил бандит и развалился рядом.
– Сейчас придёт.
– Что значит – сейчас придёт? Она вообще дома? Знаю я эти её штучки-дрючки. Ванёк, ты не мог бы сходить посмотреть, где она?
– Мог бы, – тут же ответил тот и облизнул губы.
Надежда метнула на него ревнивый взгляд и отвернулась.
– Вот так и живу, – обнял её Александр и притянул к себе. – Только Ивану и могу доверять теперь, остальные все козлы. Эх, нет в жизни счастья.
Иван потихоньку выскользнул из-за стола и вышел за дверь.
– Ты когда-нибудь изменяла ему? – спросил бандит.
– Нет.
– Молодец! Какая же ты молодец. Люблю таких…
И он немедля запустил свою лапу ей под юбку.
– Иди сюда. – услышал Иван тихий, доносящийся непонятно откуда, голос Александры.
– Куда?
Дверь ванной комнаты открылась и он тотчас же был втянут внутрь её дрожащей рукой.
– Бери меня скорее! Ну давай же! Возьми меня всю. Ты лучший. Ты самый лучший в мире частный детектив.
– Да я не детектив, – сказал Иван, спуская штаны.
– А кто?
От удивления, Александра, вероятно, даже забыла, зачем его звала.
– Какая разница? – не понял он её реакции. – Тебе не всё равно?
– Есть разница. Я с каждым встречным не сплю, ты понял?
– Понял. То есть не совсем. А с кем же тогда ты спишь?
Иван не успел услышать ответ на поставленный вопрос, поскольку из гостиной вдруг донёсся дикий крик и грохот ломающейся мебели.
– Что это? – дёрнулся он и спешно натянул штаны.
– Не знаю точно, – принялась рассуждать Александра, – но, по-моему, это орал мой муж.
– А зачем?
– Откуда я знаю? Пойди и посмотри.
– Нет,– шарахнулся Иван. – Лучше ты.
– А я-то думала, ты бесстрашный и отважный, – протянула она разочарованно и, отворив дверь, вышла в неизвестном направлении.
– Ну и ладно,– пробубнил он ей вслед, – подумаешь, какие мы разборчивые.
Выглянув из ванной наружу и, убедившись , что войны вроде бы нет, Иван поспешил в гостиную.
Там по-прежнему находились Александр с Надеждой, правда, к этой довольно мирной картине прибавилось несколько перевёрнутых стульев, некоторые из них уже не подлежали починке.
– Что здесь случилось, Санёк? – спросил Иван.
Тот сконфуженно посмотрел на Надежду, потрогал затылок и скривился от боли.
– Всё нормально, Ванёк. Правда, Наденька?
Надежда баюкала загипсованную руку и отрешённо смотрела прямо перед собой.
– Он домогался меня, – сказала она. – Я об него чуть сломанную руку не сломала.
– Так это ты орала? – поинтересовался Иван.
– Нет, он.
– Домогался он! А ты что, забыла, как совсем недавно кидалась ему на шею? Конечно! Что ещё мог Санёк о тебе подумать?
– Что?
– Что ты развратная и распутная женщина. Именно таких и домогаются.
– Я именно так и подумал, – подтвердил Александр и с опаской покосился на страшное оружие Надежды.
– Я не такая! – заревела она, – Ванечка, любимый, прости меня. Я хочу с тобой быть.
– Опять за своё, – простонал Иван. –Ты о чём-нибудь другом можешь говорить?
– Не-ет!
– Друзья! – Александр вдруг встал. – Я хочу вам сказать одну вещь.
Супруги притихли и уставились на оратора. Тот откашлялся, снова ощупал затылок и продолжил:
– Времена и в самом деле настали тяжёлые .Есть только один выход из этого тупика.
– Какой?
– Нужно молиться. Короче, завтра всей семьёй поедем в церковь к отцу Алексею. Но сегодня нам всем надо хорошенько подготовиться. То есть – выпить.
Глава 9
Надежда долго не могла заснуть. Иван громко храпел рядом, но это совсем не мешало ей думать о нём. За последнее время в её голове родилось, созрело и умерло такое количество мыслей, связанных с мамой и мужем, что она просто-напросто потеряла им счёт.
Какой же эгоисткой была она, когда проводила в жизнь идейки, почерпнутые из наставительных разговоров с родимой мамулей. Ведь ещё до начала её замужества та постоянно нашёптывала, науськивала, натаскивала неопытную дочку, обучая азам семейной жизни. А суть этих азов состояла в ежесекундном контроле супруга и регулировании его действий в свою пользу. Другой альтернативы умудрённая опытом женщина не признавала и, следовательно, считала святым долгом передать великовозрастной Наденьке накопленные знания.
Однако,вопреки их совместным ожиданиям и разработанной стратегии, Иван оказался вдруг полной противоположностью папы-ботаника и проявил неожиданную строптивость. Причём, этим самым он до глубины души изумил не только Надежду, но и злюку-тёщу, привыкшую к мягкой податливости собственного супруга. Вся её теория:"Как насадить свой порядок в отдельно взятой семье", рухнула, как карточный домик, и Надежда, поначалу взбрыкнувшая, уйдя от Ивана, в конце-концов призадумалась.
Кстати говоря, думать-то ей приходилось крайне редко, за неё этим тяжёлым делом всегда занималась мама, что и привело к столь плачевным последствиям, практически развалив молодую, здоровую семью. Пораскинув мозгами, Надежда вдруг обнаружила, что живёт как-то не так. Нет, в принципе, всё шло довольно нормально, но эта самая нормальность походила на кукольный театр, где в роли кукловода выступала мать, ну а ей, соответственно, отводилась менее престижная, но зато более подвижная роль маленькой, глупой марионетки. Об отце речь не велась вообще. Он играл коврик, о который перед каждым выходом на сцену мать вытирала ноги. Впрочем, как и во всех остальных случаях.
Но тут Иван вдруг своим дерзким поступком открыл ей глаза и она поняла, что дальше так жить нельзя. По этому поводу Надежда даже пошла на то, на что раньше никогда в жизни не осмелилась бы – она поругалась с матерью и ушла мириться с мужем.
Дальнейшее уже печально известно. Судя по всему, у Ивана тоже что-то сдвинулось по фазе, поскольку из нормального человека он вдруг превратился в бандита с большой дороги. И Надежда заметалась. В больнице мать слёзно умоляла её бросить бредовую идею возобновить отношения с "этим уродом", обещала золотые горы(вероятно лень было самой драить полы и мыть посуду), чтобы только блудное чадо вернулось к ней под крылышко.
Иван,конечно , поступил очень низко, наврав про неё с три короба о пьяных похождениях на проезжей части,но ведь, если как следует разобраться, они сами вынудили его поступить подобным образом. Вот то, что с Александрой у него что-то там было, это, конечно, он зря. Хотя, злые языки всегда найдутся, может быть на него специально наговорили. На самом деле Ванечка ведь хороший, только от обиды испортился и теперь мстит, как может.
– Ничего, Ванюша, – горячо прошептала она и нежно прижалась к плечу мужа. – Мы с тобой всё переживём. Я теперь от тебя ни за что не уйду. Прости, если сможешь.
Иван застонал, прекратил свой храп и издал непонятный булькающий звук, раздавшийся откуда-то из недр организма.
– Спи,спи, мой родной, – продолжала шептать Надежда, – я с тобой отныне навеки-веков.
Гипс мешал ей обнять его рукой, поэтому, недолго подумав, она в припадке накатившей нежности закинула на Ивана ногу.
– А-а! – заорал тот во сне. – Замочу!
– Тише ты!
Боясь, что он разбудит весь дом, Надежда попыталась прикрыть ему рот. Но добилась лишь того, что всё-таки разбила мужу в кровь все губы.
– Ой! – ужаснулась она и поспешно вскочила с постели. – Что же я натворила? Прости, дорогой, я нечаянно.
Но , вопреки её опасениям, Иван тут же успокоился и продолжил свой храп. В свете луны физиономия его стала похожа на морду обожравшегося крови вампира.
Надежда подождала немного и, решив,что на сегодня нежностей хватит, легла на прежнее место. Скоро в комнате, где их разместили, раздавался и её умиротворённый храпоток.
Психиатр Головкин тоже плохо спал в эту ночь. Он караулил бедного Виктора Степановича, из соображений собственной безопасности, привязанного к батарее.
Травматолога пришлось привести к себе домой. Толоконный настолько проникся идеей перелёта к всевышнему, что всю дорогу лупил глаза на небо и вслух мечтал об этой эпохальной встрече. Головкина он не узнавал. Только когда тот представился божьим посланником и предложил свои услуги в качестве проводника к вратам господним, он залился счастливыми слезами и упал к психиатру в объятья.
– Я знал,я знал! – без конца повторял Виктор Степанович,п орывался целовать психиатру руки и даже упал ниц к вящему неудовольствию последнего.
– Господь этого не приветствует, – вразумил он обезумевшего фанатика. – Встань, сын мой. В рай надо входить с прямой спиной.
– О, боже! – воскликнул Толоконный. – Я так рад, так рад, что ты прислал ко мне своего… не имею чести знать вашего имени-отчества.
– Архангел Гавриил моя фамилия, – подсказал Головкин. – Идём со мной, я подскажу тебе путь.
– Спасибо тебе, о боже! – простонал растроганный травматолог.
Психиатр подхватил его под руку и чуть ли не бегом доставил в свою квартиру. В отличие от друга, он был несказанно женат, то-есть, помимо супруги, имел троих детей, собаку, кошку и хомячка Борзого. Сейчас всё его многочисленное семейство отдыхало на загородной вилле(избушке на курьих ножках, стоящей на берегу роскошного болота), поэтому свободный угол для приятеля нашёлся. Причём довольно быстро.
Виктор Степанович деловито оглядел до боли знакомую комнату и, не узнав её, кинулся к отопительному радиатору.
– Он вернулся, архангел Гавриил, – прорыдал он – Вернулся! Воистину,это чудо.
Прижавшись к радиатору всем телом, он закрыл глаза и затих. Видимо, вспоминал какую-нибудь восхваляющую дела господни, молитву.
– Кто вернулся? – устало спросил Головкин и упал в кресло.
– Понимаешь, он сначала был, потом пропал, а теперь, видишь, опять появился, – поднимая голову, возвестил Виктор Степанович.
– Знаю.
– Конечно, знаешь. Посланник божий должен всё знать.
– Ты что нибудь ещё помнишь?
– Да, помню. Помню огонь до небес и из этого огня вышел ты.
Головкин потёр глаза и зевнул.
– О, господи, – пробормотал он. – Я и сам сейчас, наверное, рехнусь.
Всё было ясно, как день.Старый друг Степаныч срочно нуждался в госпитализации в специализированной клинике.
Когда стемнело, он привязал Толоконного к батарее бельевой верёвкой и улёгся сам. Но сон не шёл. Бандиты явно переусердствовали. Он-то думал, что получится шутка, розыгрыш, что Александр узнает во владельце указанной квартиры знакомую личность и … всё, на этом всё и закончится. Конечно, Степанычу предстояло слегка понервничать(по его сценарию), однако в расчёты вкралась небольшая ошибочка.
У бандитов не оказалось хоть мало-мальского зачатка интеллекта. Что натворили, сволочи? Разве можно вот так, среди бела дня, устраивать самосуд? Позвонить в милицию и сообщить? А вдруг прознают? Вдруг найдут и взорвут, как квартиру Толоконного?
– Нет, этот вариант отпадает! – убеждённо пробормотал он. – Как каждый добропорядочный и законопослушный гражданин, я просто обязан заботиться о собстенном спокойствии и безопасности. А какая, к чёрту, безопасность после помощи родным органам? Дня через два, а может и пораньше, живьём закопают.
А что, если позвонить самому Александру? Объяснить ситуацию, рассказать, до чего довели несчастного врача их дурацкие выходки.
Головкин уже успел забыть, что это именно его звонок запустил в действие карающий механизм, обвиняя всех и вся, но только не себя самого.
Давно перевалило за полночь, когда он, наконец, забылся беспокойным сном, так ничего и не решив. Впрочем, нет. Одно решение он всё же принял. С утра следовало забронировать местечко в сумасшедшем доме.
Совсем не спала этой ночью Степанида Егоровна, мать Надежды, она же тёща Ивана, она же супружница Геннадия Олеговича, отца Надежды(если верить паспорту). Причиной её бессонницы являлось довольно непривычное положение, выраженное в стационарном лечении сердечного приступа, а также и все последние события.
После того, как зять(чтоб он сдох!), вкупе с бандитообразным монстром увели её дочь, Степанида Егоровна упала на ещё тёплую больничную кровать и зашлась немым криком. Спасибо бдительным травмированным тёткам. Если бы не они, то, возможно, помощь медиков уже не понадобилась бы. Но на её счастье, спустя полчаса после ухода визитёров, тётки, закончив смотреть очередной слезливый сериал и, насквозь пропитавшись чувством сострадания к ближнему, обратили наконец своё внимание на странное хрипение, издаваемое доселе вроде бы здоровой женщиной и позвали доктора.
Степаниду Егоровну отвезли в кардиологический центр и выдали ей старый, линялый халатик. Мир для неё перестал быть миром. Всё, что долгие годы создавалось упорным трудом, вдруг престало работать и приносить плоды. Вдобавок ко всему, муж-ботаник неожиданно проявил злостное неуважение и невнимательность к страданиям своей дражайшей половины.
Это выяснилось сразу же. Степанида Егоровна с утра позвонила домой и потребовала принести ей запас продовольствия, мини-гардероб и несколько штук её любимых романов.
– Запиши, ничего не забудь, – приказала она Геннадию Олеговичу, нисколько не сомневаясь в том, что тот в точности всё исполнит. – Только ничего не перепутай, а то ты можешь.
– Что я могу? – довольно недружелюбным голосом спросил тот и это неприятно царапнуло её по подорванному сердцу.
– Ты всё понял?
– Я всё понял. Что ещё?
Нет , тон мужа совсем не понравился Степаниде Егоровне, даже сквозь трубку в нём ощущалась какая-то перемена настроения.
Следующий звонок домой и вовсе сбил её с толку, так-как на этот раз трубку снял неизвестный обладатель приятного женского голоса и пьяно поинтересовался – кто, мол, там?
– Как – кто? – возмутилась Степанида Егоровна.
– Да вот так, – нахально заявил голос.
– Я домой звоню!
– Ну и звони себе на здоровье. Ха–ха!
Раздался коротенький смешок и, вслед за ним, возник не менее пьяный голос мужа.
– Слушаю, – игриво объявил он.
– Нет, это я хочу услышать, кто эта сука, которая сейчас со мной разговаривала? Почему ты ещё не у меня?
– Вы ошиблись номером.
Геннадий Олегович явно издевался. Сквозь его наглые слова прорывался приглушённый смех, причём особей, его производивших, было не менее двух.