Потрясающие истории из жизни

Воробьиные разборки

Три скворечника в одном огороде это нормально – летом в них живут разные птицы, с разными характерами. Главное, чтобы птичьи домики были подальше друг от друга. Иногда даже и не знаешь, кто в них поселиться весной, и в котором домике – может воробьиная семья, а может синицы или горихвостки. Все они летают весной и летом, трудолюбиво и сосредоточенно собирают в огороде вредителей, стараясь не мешать друг другу.

Раньше в огороде у меня был сначала один скворечник, но как-то я нашел на чердаке дома небольшой деревянный ящик. Сначала в нем лежали гвозди, потом, когда в ходе ремонта они закончились, я его разобрал и подумал, что из этих досок может получиться отличный скворечник. Зимой, когда было свободное время, я его сделал и весной повесил в огороде.

Теперь уже две пернатые семьи выводили в них своих птенцов. Я решил не останавливаться на достигнутом, и следующей зимой сделал еще один. Они располагались далеко друг от друга, и в окно из кухни было их видно – все три. За завтраком летом я всегда смотрел на кипучую деятельность обитателей этих скворечников, и мне надо было сделать еще один, четвертый – я уже нашел для него место.

Однажды весной в самом первом скворечнике пыталась поселиться горихвостка, а во втором, которых был в метрах десяти от первого, уже жили воробьи. К ним часто прилетали гости, и тогда им всем не хватало ветки над скворечником. Штук десять воробьев-гостей целыми днями чирикали, перебивая друг друга на этой ветке, и это был настоящий шумный воробьиный базар.

Когда настоящая певица, горихвостка, решила поселиться рядом с ними, это не понравилось всей многочисленной воробьиной шайке, и я стал свидетелем птичьей разборки. Выглядело это так: вся воробьиная стая уселась на ветки над скворечником, который облюбовала для себя горихвостка и подняла такой шум, что я вышел в огород посмотреть, что это там случилось. Оказалось, что воробьи выселяют горихвостку. Она терпела этот шум, сколько могла, но потом улетела – навсегда, искать более спокойное и тихое место, подальше от таких шумных и склочных соседей, какими оказались эти воробьи.

Наверное, характер у птиц, как у людей тоже бывает разный – иногда живет спокойная трудолюбивая воробьиная семья, а иногда живут такие наглые и шумные воробьи, что только диву даешься.

Вторая Лена

Заканчивалась очередная весна, на улице было грязно, сыро и холодно. Моя жизнь бурлила и мчалась, как бурная река в половодье, и я не успевал считать свои прошедшие холостяцкие дни. На работе не стали платить заработную плату, и все мои коллеги зарабатывали себе на хлеб всякими законными, и не очень, способами. Мы с одним моим коллегой по работе начали заниматься коммерцией – покупали в одном месте, продавали в другом, а разницу клали себе в карман. Не упускали ничего, что могло бы нам принести хоть небольшой доход, и иногда в наши головы приходили остроумные и смелые идеи, которые мы немедленно воплощали в жизнь.

Мне пришла в голову идея собрать все известные мне проявления поделочных камней в Свердловской области, оформить их в виде книги, и продать книгу на работе. Я был читателем публичной библиотеки Белинского с десятого класса – с 1974 года, и постоянно там рылся, в отделе краеведения, в старых, порой еще дореволюционных изданиях, продираясь сквозь русский язык с твердыми знаками на концах слов, и старыми мерами длины, таких как сажень, аршин, версты и так далее. В них я отыскивал забытые месторождения яшмы, известняков, гипса и уральских самоцветов. Тетради, в которые я их записывал, пухли, и приходилось заводить новые.

Оказалось, что в начале прошлого века, в городе Екатеринбурге была так развита коммерция и реклама, что нам сегодня и не снилось. В многочисленных изданиях, газетах было масса фирм, всяких товариществ, кооперативов, они предлагали свои услуги, рекламировали себя, свой товар и услуги. Можно было запросто заняться плагиатом, и выручить от него деньги. В дореволюционных геологических изданиях были хорошо оформленные карты с месторождениями и проявлениями полезных ископаемых, их было достаточно много, я думаю, что больше, чем на современных геологических картах, с которыми сейчас работал в своей геологоразведочной партии.

Я скрупулезно их изучал, делал выписки и выяснял, где они находятся на современных топографических картах. Все записывал и систематизировал, и эта информация мне пригодилась, когда решил все старые и заброшенные месторождения и проявления поделочных камней объединить в своей книге.

В конце концов, я нашел на этот труд покупателя – маленькую фирму, в которой было несколько геологов со стажем. После долгой и кропотливой работы по вечерам дома, у меня получился такой кустарного вида геологический отчет из двух книг. В первой книге были проявления и старые месторождения облицовочного камня – мраморы, известняки, гипс, пироксенит, габбро, а во втором томе старые проявления и месторождения поделочных камней – яшмы, лиственита, родонита и уральских самоцветов. Все месторождения и проявления были только в Свердловской области. К соседям я не лез, и мне хватало материала по своей области. Одной яшмы в нашей Свердловской области было около ста месторождений, и мало было геологов, которые знали хоть одно.

Когда текст был готов, я отпечатал его на своей пишущей машинке «Ундервуд», и заказчик пожелал, чтобы у моего отчета все было настоящим – текст и графика. Пришлось мне взять бланк карты Свердловской области, и нанести на эту карту все объекты, которые были в моем тексте. Получился геологический отчет, в одном экземпляре, с картой. Он прошел экспертизу у одного старого, опытного геолога, и продажа состоялась. Я получил за него деньги, заплатил за половину обучения на высших инженерно-экономических курсах.

Оставшиеся деньги очень пригодились, когда уралмашевская группировка не торопилась отдать нам деньги за один дорогой кристалл, и продавец пригрозил, что нас поставит на счетчик. Мы были всего- то посредниками, и директор нашей компании попросил расплатиться моими деньгами – за продажу книги. Они лежали на счете нашей фирмы, и я с неохотой, но согласился. С продавцом мы расплатились, избежав счетчика, а когда уралмашевская группировка вернула деньги, я их забрал. Все окончилось благополучно.

На эти курсы Высшие инженерно-экономические курсы я ходил около года, и в конце получил диплом экономиста и бухгалтера. Занятия проходили в колледже Ползунова, обычно начинались в обед, и заканчивались поздно вечером. На них было очень интересно. Полдня я учился, а полдня занимался продажей, перепродажей, и еще обрабатывал вместе с отцом разные уральские поделочные камни. Работы было у меня много, деньги я получал то здесь, то там. На развлечения и женщин времени не хватало, приходилось крутиться, выворачиваться наизнанку, чтобы успеть везде.

С Леной я познакомился через газету брачных объявлений. Назначил ей первое свидание около ее дома, и пришел туда вечером, правда, без цветов. Цветы я старался на первую встречу не приносить, потому что примерно половина девушек не приходили на первое свидание, и цветы от такой наглости тут же вяли. Мне было жалко на них смотреть. Лена тоже жила в общежитии, рядом с моим семейным общежитием, откуда я ушел после развода с первой моей женой, тоже Леной. По профессии она была инженером – конструктором в одном научно-исследовательском институте. В этом институте я проработал целый год перед армией, и она мне часто говорила, чтобы я перед ее подругами не вспоминал об этом – в то время она еще ходила в школу.

Мы с ней начали встречаться, иногда она кормила меня по вечерам, в своей маленькой комнате. Я ездил каждый день после своих занятий и коммерческой деятельности домой, где жил у своих родителей, и часто приезжал уже поздно ночью. В один из дней, когда уже было поздно ехать домой, я попросился к ней переночевать. После ужина мы занялись любовью, и я попал, таким образом, в расставленные женщинами сети – стал у нее жить.

Как-то раз она призналась, позже, что если бы я еще протянул с неделю – другую, без постельных забав, мы бы расстались. Ну, что мне стоило повременить с сексом какую-то неделю? Тогда, возможно, моя последующая жизнь была бы совсем другой. Это был такого рода житейский перекресток, как в старых русских былинах и сказках, когда перед богатырем откуда-то ни возьмись, появлялся на дороге камень – направо пойдешь, или налево, и так далее…

На работе у нее, как и везде, платили зарплату редко, и непостоянно. Она, как и я, постоянно искала, где бы подработать – торговала всякой мелочью летом на улице, давала деньги в рост, короче, зарабатывала на жизнь, как могла. В такой стремительной, богатой на всякие неожиданные повороты жизни, мы прожили лето, и в начале осени она предложила мне расписаться, и построить семейную жизнь.

Я согласился, с этой замечательной ее идеей, и мы стали готовиться к свадьбе. Готовились не очень долго. Купили на рынке водки, она наготовили всяких закусок, и назначили день свадьбы. Я купил себе костюм, галстук, кожаную куртку, и позвал своего брата с женой на свадьбу. Моих родителей я поберег от свадьбы – они уже были на одной, и я считал, что второй им не надо. Лена пригласила на первую свою свадьбу родителей, которые жили где-то в Казахстане, и своих подруг.

Новый костюм мне пришлось немного ушить вечером перед свадьбой. Я старался дома, как мог, но просидел за швейной машинкой до двух часов ночи. Пока шил и нервничал перед таким важным событием, как вторая свадьба в своей еще короткой, но напряженной и богатой всякими событиями жизни, съел несколько таблеток реализаума, чтобы быть спокойным на моей, второй, по счету свадьбе. Это и погубило меня, потом.

Свадьба проходила у Лены, в общежитии. Я познакомился со своим тестем и тещей, мы вместе выпили по чарке, по другой, и потом я стал отключаться – всех событий этой ночи не помню, только отдельные моменты. Я не помню сам процесс регистрации, но помню, как мы с братом сидели в кафе, рядом с домом. И хорошо помню утро – сидел на кухне и ел пельмени. Недовольная чем-то Лена вытряхнула на меня полтазика пельменей, я сразу обиделся, и ушел на улицу. Где я был, и что там делал, я не помню, но проснулся в родительском доме, и сразу понял, что я совершил ошибку. Надо было ее немедленно исправить, не откладывая в долгий ящик.

Я сел на трамвай, и поехал к своей новой жене. Собрал там все свои вещи в сумку, и предложил ей развестись. Она не сразу согласилась, ведь после свадьбы прошла всего одна ночь. Но я был настроен решительно, и не собирался жить с ней семейной жизнью, которая началась так неудачно. На время мы оставили эту тему, и я отправился в родительский дом уже вечером. Доехал до трамвайного кольца на трамвае, а так как автобусы уже не ходили, пошел пешком. Уже выпал первый снег, был небольшой мороз, и я с тяжелой сумкой шел по темной улице. Мне надо было пройти шесть автобусных остановок, и я шел медленно со своей тяжелой сумкой, накинув капюшон куртки на голову.

Около одного перекрестка ко мне подошла молоденькая девушка, и попросила закурить. Я дал ей папиросу Беломор, и пошел дальше. До родительского дома осталось всего пять минут ходьбы, когда меня остановила целая компания подростков. Один из них попросил у меня воздуха – на сленге это означало деньги, и сразу нанес мне неожиданный удар в лицо. Я получил нокаут и свалился в сугроб. Пришел в себя через несколько минут, встал, шатаясь из сугроба, и понял, что моей сумки нет. В ней, кроме костюма, пары рубашек и золотого кольца, было несколько моих геологических отчетов, книги по геологии месторождений никеля, которые на время оставил мне оставил приятель, и все мои документы – паспорт, трудовая книжка, дипломы и удостоверения.

Из близлежащего дома вышел мужчина, и посоветовал мне позвонить в милицию. Я с трудом до нее дошел, и рассказал об ограблении. Когда милицейский уазик приехал, я с трудом им рассказал, как и где это произошло. Описать, как они выглядели, не смог – было темно, и меня так быстро выключили, что у меня не было времени их разглядывать. Милиция, правда, задержала по горячим следам несколько парней, но это оказались не те, и потом их отпустили.

Я пришёл домой, и потом восстанавливал всю зиму свои документы. Трудней всего, оказалось, было восстановить трудовую книжку – она была заполнена, и там уже был вкладыш. Я работал во многих местах, и почти все организации, где я работал, мне пришлось объехать. Полностью эта эпопея с восстановлением документов закончилась только летом. В конце весны, когда растаял снег, проходя около леса в конце одной из улиц, я нашел несколько книг по геологии никелевых месторождений. Они были мокрыми, грязными, но с автографами геологов, которые их написали. Я не стал их забирать, они так и остались лежать в этой помойке.

Лена согласилась на развод, когда я приехал к ней зимой. У нее были деньги, которые я получил за камнерезные изделия, которые дал мне на реализацию начальник партии, и мне надо было ему их вернуть. Она зашла в банк, забрала их со своего счета, и протянула их мне, и предложила мне посмотреть фильм, который был сделан на нашей свадьбе. Но я отказался: – мне и так было плохо, без этого фильма. Через несколько недель мы развелись, но не в суде, а в загсе, потому что у нас не было детей. Я снова стал свободным.

Потом мы встречались несколько раз в столовой, куда приходили обедать. Не общались, просто здоровались, как цивилизованные люди. Последний раз я ее видел в библиотеке, куда зашел, чтобы сдать книги. Я уже работал геологом, нашел свое первое урановое месторождение, и вел после работы довольно спокойную жизнь, безо всяких приключений и встреч.

Я немного чувствую виноватым перед ней, но мы оба совершили ошибки, и в результате их наша семейная жизнь кончилась, даже не успев начаться. Жизнь такая непредсказуемая штука – похожа на дорогу, с разными развилками и поворотами. Не знаешь, куда приведет тебя следующий поворот, или сделаешь ошибку, свернув не по той дороге на перекрестке.

Газета

Болезнь начала ослаблять свою хватку, и спустя год я решил попробовать найти работу. Устроился на биржу труда, где получал направления в ту, или иную организацию, где не хватало рабочих рук. В то время было очень много безработных, и между ними была острая конкуренция. Работодатели стремились найти себе специалистов среди множества безработных инженеров. Мне пока не везло – я имел инвалидность, и мне везде отказывали.

В конце мне надоело сидеть на пособие, и я был согласен на любую оплачиваемую работу. Я выбрал на приеме организацию, которая готова была принять на работу инвалида, с самой большой оплатой труда, и отправился туда с направлением.

Это оказалась частная фирма, которая делала из металла всякие нужные в хозяйстве вещи. Владельцами ее были два молодых парня – лет по тридцать с небольшим, которые раньше работали на заводе. У них были свои металлообрабатывающие станки,– несколько прессов, гильотина, и они неплохо зарабатывали, производя всякие металлические шкафчики и панели для приборов. Фирма развивалась, они взяли в аренду помещение побольше, и искали рабочих, которые бы могли работать на прессах.

Меня они приняли. Сначала просто разнорабочим, но потом хотели меня сделать слесарем. Я работал раньше с металлом, и особенно любил изготавливать охотничьи ножи, которых наделал в свое жизни множество. В шестом классе познакомился на уроках труда с токарными станками. Их было два вида – два новых, маленьких, и один большой,– старый. Старый станок был очень большой для меня для того, чтобы на нем учиться. Это был настоящий профессионал среди станков, сделавший на своем веку много всяких деталей. А на маленьких я чувствовал себя уверенно.

На одном из уроков делал какую-то деталь, и хотел поправить лампу, которая светила на резец. Подкладка рукава моего школьного пиджака зацепился за деталь, и мою правую руку потащило вперед и вниз. Скорость вращения детали была маленькой, и я успел рвануться изо всех сил назад. Это меня и спасло. Рукав пиджака остался на месте, а вот подкладку у него вырвало. Я выключил станок, и с опаской посмотрел на то место, где мне чуть не сломало руку. И не только ее. Это был урок на всю жизнь, который я усвоил твердо и навсегда.

Собственников этой фирмы не особенно трогало, что у меня была третья группа, ведь я выглядел очень здоровым и крепким. И я проработал у них целый год. Правда, ездить на работу мне было далеко – ангар, где была мастерская, находился на другом конце города, и я тратил утром полтора часа на то, чтобы добраться. А для того, чтобы доехать домой после работы, надо было потратить как минимум два часа. Но я привык со временем. Мне нравилось работать на прессах, делая разные отверстия у деталей, и загибать сталь на загибочном прессе. Не любил только я гильотину, за ее название, и за ее острые ножи. При мне одному рабочему отрубило палец, и его увезли в трампункт. А он имел большой опыт работы на всяких металлорежущих станках. Но и на старуху бывает проруха.

В обед я грел пельмени, которые варил дома по вечерам, потом раскрывал очередной журнал на французском языке и читал. Это были нормальные парни, но я как рабочий им не подходил – им надо было людей попроще, чем я. Со мною они относились хорошо, но у меня был за плечами большой жизненный опыт, институт, армия, и умение руководить большими коллективами. И через год они попросили меня, чтобы я уволился – я был для них чужим, ягодой не с их огорода.

Они, правда, не знали, что я сам решил уволиться, сразу после отпуска. Этого я не говорил никому, поэтому все прошло так хорошо, что я и не ожидал. Я получил в один день и зарплату, и расчет, и мы расстались добрыми друзьями.

Через день я зашел в отдел занятости, нашел в списке нужных профессий геолога, и отправился в хорошо знакомую геологическую экспедицию, где я начинал свой трудовой путь. Начальнику отдела кадров было приятно встретить своего давнишнего работника. Она посмотрела мои документы и отправила к ведущему геологу, который руководил проектом, на который и набирались геологи.

Я им подходил по всем статьям: – закончил кафедру ядерной геологии по поиску урана, и работал по этой специальности в геофизической экспедиции. Знал все приборы, которые у них были. Ведущий инженер представил меня главному геологу партии, и я начал устраиваться. Прежде всего, надо было пройти медицинскую комиссию.

Мой лечащий врач не стал писать в справке, что у меня была болезнь, остальные врачи тоже, и я прошел комиссию удачно, и очень быстро. Через день я был принят в штат и познакомился с начальником своего отряда, тоже геологом. В тот год полевого сезона не планировалось – шел интенсивный сбор информации в геологических фондах. Я ездил в командировки в Тюмень, Челябинск, иногда работал там по месяцу и более. Но большую часть работы я проводил в фондах ПГО Уралгеология. В этом управлении меня знал каждый второй – я там работал раньше, в одной из партий, и чувствовал себя там, как рыба в воде.

Лето пронеслось очень быстро. Я снимал комнату в центре, после работы ездил купаться на Шарташ, или приезжал к родителям на выходные. Зимой я начал ездить в командировки, особенно часто и надолго посещал Челябинск.

Настала весна, и впереди было начало полевого сезона. В отряде уже был полный набор геологов и геофизиков. Порядок в этой организации был более суровым, чем в тех которых я работал раньше. И это было понятно – ведь эта контора искала уран, а не всякую глину и мрамор.

Начальник партии выдал Славе – он был у нас главным среди геологов в отряде, немного денег для покупки полевых сумок, и всякой необходимой мелочи. Я ездил по городу, покупая ее в разных магазинах. В конце недели я созвонился с хозяйкой комнаты, которую снимал, оплатил за месяц, который прожил, и заплатил за следующий месяц. Утром собрал свой рюкзак, взял полевую сумку и пришел в контору, около которой уже стояла целая колонна машин, готовая отправиться на нашу базу под Сысертью, где мы должны немного пожить перед работой в тайге.

База была очень большой. Там стояло несколько больших одноэтажных домов, куда мы вселились, большая мастерская, лесопилка и масса тяжелой техники – буровые станки, трактора. Был даже небольшой пруд, в котором мы стали плавать по вечерам. Ворота базы были под постоянным контролем большой и грозной псины. Нечего и было думать пройти мимо нее незамеченным. Я постепенно – в течение несколько дней установил с ней дружеские отношения, и общался с ней, когда выходил, или заходил в наш дом. Меня часто нанимали в провожатые те геологи, которые пренебрегли дружбой с нашим четвероногим охранником: – лишь в моем сопровождении они попасть в дом, она их не пропускала, и хотела их растерзать на мелкие части.

Однажды я совершил ошибку: – возвращался с карьера, в котором добывали камень для строительства дороги, и нес в своей руке большой штуф горной породы. Мирно ко мне относившая ко мне прежде собака залаяла на меня, и не стала пускать на территорию базы. Я отступил за ворота и прошел на базу через маленькую калитку и там же оставил камень, который нес.

Но она помнила меня с камнем в руках, и когда я проходи мимо, она стала мне угрожать – своим лаем, и своими острыми зубами. Восстановил я прежние дружеские отношения с ней дня через два – с помощью лести и колбасы. Мир и дружба были восстановлены.

Всем геологам – нас было пять человек, выдали навигаторы, и мы стали учиться пользоваться ими – сначала дома, а потом в учебно-тренировочном маршруте. Это был такой небольшой симпатичный прибор жёлтого цвета, который по спутникам определял координаты точек геологических наблюдений. Очень оказалась полезная штука. Раньше мы обходились без них, определяя свое местонахождение по топографической карте, снимали азимут по компасу, и считали шаги от ориентиров. При этом возникала большая погрешность, сейчас можно было сразу снимать координаты, пользуясь таким умным прибором.

Неделя на базе прошла незаметно, в один прекрасный день мы начали ходить в маршруты. Доезжали до начала маршрута и дальше шли с радиометром. В конце маршрута нас уже ждала машина, на которой мы возвращались на базу.

Маршруты были разные по протяженности и трудности. Обычно максимальная длина их не превышала десять километром, но один маршрут был очень длинный – у него была длина около тридцати. И разбить его на части не получалось – там не было дорог, по которым можно было проехать. Достался он мне и Юре. Он тоже был геолог, но в маршруты раньше не ходил, у него была другая специализация в горном институте. Ему надо было вначале немного походить со мной. Я был, по сути, его наставником. Наша маршрутная пара была самой молодой, сильной и имела самые длинные ноги. Мы с ним надеялись, что сможем этот маршрут пройти за один световой день.

Нас высадили около поля, за которым начиналось большое болото, – мы должны его перейти. Я надел на себя радиометр, наушники, Юра закинул на спину рюкзак с нашим обедом, и наша одиссея началась.

Поле с овсом осталось позади, перед нами было болото, с узкой тропинкой. У нас были на ногах короткие сапоги типа кирзовых, обычно такие выдают строителям на стройках. Потому мы их сняли, закатали штаны повыше, и благополучно босиком перебрались через самое глубокое место в этом болоте. За ним в метрах в пятьсот начиналась деревня, носящая название Газета. В ней было домом двадцать, и все они были с ветряными генераторами. Электричества в деревне не было, но пользоваться им немногочисленным обитателям никто не запрещал, и они устроили себе ветряные электростанции, запасая энергию аккумуляторами.

Мы шли по главной, единственной улице и разглядывали деревню. Когда ее миновали, у обочины я заметил яму с разрушенными гранитами. Я тотчас ее задокументировал, отобрал пробу и проверил радиоактивность этих гранитов. Никакого намека на аномалию. Своим навигатором я установил координаты и записал в полевую книжку. На этом закончилась наша мирная прогулка, и мы зашли в сосновый лес. Я шел вдоль дороги с радиометром по лесу, слушая треск наушников, а Юра шествовал по лесной дороге. Было тепло, тихо, и мы расслабились.

Через полчаса нашу дорогу пересекала широкая просека, которая взбиралась на гору. На этой горке, судя по топографической карте, был какой-то небольшой карьер, или развал горных пород, и нам было необходимо там побывать. Но было время обеда, и мы сначала плотно пообедали тушенкой и чаем, посидели с сигаретами около костра. А потом пошли по просеке осматривать этот небольшой карьер. Я шел по тропинке впереди, с радиометром, слушая равномерный треск в наушниках. Вдруг тихий и равномерный треск стал громким, и треск слился в одну мелодию. Шкалы на радиометре не хватало, и я переключился на другую шкалу.

Мы нашли аномалию. Так как мне этих аномалий на прежней работе попадало великое множество, то я действовал быстро. Обошел ее, выяснил примерные размеры, нашел эпицентр, и быстро выкопал молотком небольшую ямку, для того чтобы из нее взять пробу на анализ. Записал все в полевую книжку, определил координаты по навигатору, и поспешил подальше от этого радиоактивного места.

Не успел даже разогнаться по тропинке, как в моем ухе вместо треска раздался вой. Еще аномалия.

Я посмотрел на шкалу прибора. Там стрелка уперлась в правый край шкалы. Пришлось переключить на другую шкалу. Гамма-активность составила больше пятисот микрорентген, это было много. Пошарил гильзой прибора вокруг, потом начал ходить по кругу. Большей активности, чем около ветки, которую я бросил там, где сначала мерял, не было. Снял радиометр, достал геологический молоток и стал рыть почву. Сразу же наткнулся на камень – вернее, большую глыбу.

Я буквально наступил на урановую руду во втором геологическом маршруте. Такой подарок фортуна дает не всем геологам. Мне крупно повезло.

Надо было от глыбы отколотить образец, или несколько – для анализа в лабораторию, и для изготовления шлифа. Но это оказалось непростым делом. В конце концов, я отколотил небольшой образец. Засунул его в Юрин рюкзак, потом достал навигатор и полевую книжку. Требовалось определить поточнее координаты аномалии, и записать все в полевую книжку. Когда я с этим покончил, мы с Юрой отправились по просеке, на вершину горы.

Там оказался небольшой карьерчик, в котором были граниты с матрацевидной отдельностью. Радиоактивность была нормальная для гранитов, и ничего интересного для нас тут не было. Отвалов тоже не было, и, по-видимому, здесь добывали камень на дорожное покрытие, или для другой цели. Я отобрал пару образцов, зарисовал пару стенок и дно карьера, и с этим обнажением было закончено. Мы покурили на вершине горы, и отправились на свою дорогу продолжать маршрут.

Нам надо было пройти больше двадцати километров, и следовало поторопиться. Мы шли по лесной дороге, и скоро должны были найти старый дом, который был отмечен на карте. Между тем небо нахмурилось, потемнело, и пошел дождь – сначала мелкий, но потом он стал усиливаться. Пришлось зайти вглубь леса и там укрыться под деревьями. Прождали минут десять, но дождь только усиливался, и нам не оставалось ничего другого, как продолжать маршрут под дождем, иначе мы бы не успели до вечера выйти к месту, где нас ждала машина.

Мы шли по дороге уже долго, а дом не показывался. Я достал карту, но нанести на нее координаты нашей остановки было неудобно – бумажный лист карты быстро покрывался капельками влаги. Мне стало жалко карту, и я ее спрятал в полевую сумку. Мы шли до наступления темноты, и вышли на лесную просеку. Дорога закончилась. Я еще по пути заметил, что дорога имеет немного другое направление, чем ей положено иметь, судя по карте. Это означало, что мы пропустили поворот, или пошли по другой дороге. Надо было вернуться назад, или пройти по просеке, чтобы выйти на свою дорогу.

Мы свернули налево по просеке, и пошли дальше по ней, потом, когда уже стемнело, пришлось остановиться, чтобы устроить ночлег. Развели костер, достали продукты, которые остались от обеда, и скромно поужинали. Дождь перестал, и надо было устроиться, чтобы поспать. Я устроил себе типа нар из сухих жердей, и устроился перед костром. Юре не хотелось спать, и ему никогда, по-видимому, не приходилось ночевать в тайге в таких спартанских условиях.

Летом светает рано. Я проспал несколько часов и чувствовал себя отдохнувшим. Юра так и не смог уснуть, и провел бессонную ночь у костра. Мы вскипятили чай, доели все, что у нас осталось, и пошли по просеке. Через два километра мы вышли к дому, который был отмечен на карте, и рядом с которым мы должны пройти еще вчера. Около дома был затопленный карьер, в котором когда-то давно добывали бурый железняк. Пошли по дороге дальше. Впереди было еще пятнадцать километров маршрута.

Только к вечеру мы вышли к месту сбора на автостраду. Здесь была заправка, и я сел на бордюр, снял наконец-то сапоги, и размотал портянки. Всю дорогу я проклинал изготовителей этих сапог. Каблуки у них были высокие для того чтобы ходить, и вообще они не были к этому приспособлены. Только я протянул свои уставшие ноги, подошел Юра и сказал, что подъехала машина, которая обычно паркуется на нашей базе.

Мы отправились к водителю, договорились с ним, и поехали домой. В нашем доме никого не было. Как позже оказалось, нас начали искать утром, когда мы не пришли вечером к месту сбора. Пока нас искали неизвестно где, мы с Юрой плотно поужинали, отдохнули, и когда наши спасатели приехали, мы находились в полном здравии и отличном настроении.

Все приехавшие были на нас злые, как собаки, и нам пришлось оправдываться. Главным нашим аргументом была длина маршрута. Но вскоре гнев сменился на милость и все успокоились, а нас оставили в покое.

Вскоре мы закончили все маршруты около нашей базы и переехали в небольшую деревню под городом Реж. Когда устроились в доме, я попросил нашего начальника отряда посмотреть концентрацию урана и тория в образце, который отколотил в маршруте.