Появление в Сенате Генри Клея и его робкие попытки отменить рабство было скорее исключением. Но я долго не мог понять, что как раз его действия и привели к гражданской войне. Именно он одной рукой освободил западные штаты от рабства, и благодаря этому же южные штаты легитимизировали рабство и без принуждения силой никогда бы не согласились бы на отмену. Такие половинчатые решения, теперь спустя многие петли сна, стало очевидно, что крайне вредны.
Чтобы как-то противодействовать Демократической партии и поддержке рабовладения, была образована партия Вигов и Уильям Гаррисон стал их первым президентом. Но умер от лихорадки через 30 дней после вступления в должность. Его сменил Джон Тайлер, получивший пост вице-президента. Надо признать, что назначение выбранным президентом своего заместителя в виде вице-президента из той же партии, делает почти бессмысленным устранение действующего президента физически, ведь его дело продолжит уже без выборов его соратник. Но несмотря на это, это применяли не раз, чтобы подорвать легитимность власти.
И более поздняя поправка, через 120 лет, которая понижала статус вице-президента в случае смерти президента до исполняющего обязанности, а не как было с Джоном Тайлером, когда он становился без повторных выборов действующим президентом, была всего лишь уловка Демократической партии, чтобы закрепить подрыв легитимности убийством (тогда это случилось при Кеннеди).
Но возвращаясь к Вигам, после подрыва легитимности снова выигрывает Демократическая партия, а в следующий раз пара Вигов Закари Тейлор, который через год умирает от якобы дизентерии, и тем самым, подрывая силу правления Франклина Пирса. И партия Демократов снова торжествует уже надолго.
Но сила республики, в отличии от монархии, конечно же не в выборах, а в том, что можно многое сделать в Сенате. Наверно, именно поэтому, именно я попал в петлю сна, и кровавый сценарий с гражданской войной из-за рабства повторялся мне не однократно. И только тогда, когда я понял, что от меня все же что-то зависит, я начал действовать.
Мне дали имя Авраам в семье бедного фермера, кто бы мог подумать, что от меня будет что-то зависеть в этом мире. Веря в силу республики, и видя тщетные попытки Вигов избавится от рабства, я создал Республиканскую партию. Но еще раньше судьба отца заставила меня стать адвокатом, ведь именно из-за юридических тонкостей мой отец потерял все свои земли. И уже в 1832 году я баллотировался в законодательное собрание Иллинойса. Не с первого раза в петле мне удалось выиграть, чтобы предотвратить гражданскую войну. Это время как раз совпало с восстанием индейцев близ реки Миссисипи, которых хотели насильно депортировать по приказу все того же Эндрю Джексона, с которого я начал свой рассказ. Максимум, что я мог тогда сделать это затянуть подавление этого восстания, мы долго стояли в обороне друг против друга, но так и не выполняя решение президента о выселении.
Медленно идя по карьерной линии, я примкнул к Вигам. И в то время, как раз правил этот ужасный человек – Джексон, а я лишь начал набирать свой авторитет в Спрингфилде. Именно благодаря мне этот город стал центром штата Иллинойс. Почему это было важно? В том же городе обосновался Джон Калхун, и если с Джексоном я не каким образом не мог схлестнутся и как, то остановить проявляемую им агрессию против индейцев, то воздействовать на Калхуна мне было необходимо, даже несмотря на то, что он мой основной идеологический враг (но он то этого тогда не знал). Из-за него моя петля времени повторялась несколько десятков раз, пока я не нашел способ с ним познакомиться. Впрочем, он в скорее мог догадываться о моих намерениях, так как уже в 1837 меня стали узнавать после выступления в лицее в пользу движения за отмену рабства и освобождения рабов.
В одной из лучших версий происходящего, мне получилось убедить Калхуна принять законы о профессиональной полиции, а затем и о введении цензуры, тем самым усыпляя его бдительность. Но главное, этот же закон в будущем, позволил мне закрыть рот радикальным рабовладельцам. Не стоит думать, что свобода слова – это безусловное благо. Как оказывается во времена реформ и не прибегая к физическому насилию, наличие цензуры позволяет не накалять страсти на столько, чтобы не довести до гражданской войны. Иначе любая попытка заговорить в Сенате о отмене рабства была обречена на революцию. А именно этого мне нужно было избежать, ведь тогда мой сон повторялся бы снова и снова. Становилось даже понятно, что снам неважно из-за чего и из-за каких принципов гибнут люди, и, если этого можно было избежать история будет повторяться, пока люди не выучат её уроки.
На тот момент же, штаты обладали сильной децентрализацией, что скорее благо, так как не позволяет централизованному государству диктовать свою волю отдельным штатам, превращаясь в диктатуру президента. Но именно на это и купился Калхун, я сыграл на его склонности к диктатуре. Однозначно есть связь между установлением диктатуры и геноцидом, проводимым в Северной Америке и сравнимым разве, что с фашистским (правда я тогда этого знать не мог). Разве, что Демократическая партия, настолько лживая, что смогла назваться демократической, при этом поддерживая рабовладельцев, проводящая геноцид индейцев и однозначно стремящаяся к установлению диктатуры. Но когда у них в руках находится местная полиция, а федеральная полиция центра не могла вмешиваться, у нас не было никаких способов, чтобы повлиять на ситуацию с рабами. Да мы могли бы не способствовать поимке беглых рабов, но это означало открыть свои карты и усилить радикальность и поддержку населением рабовладельцев. Поэтому мы помогали рабам только тогда, когда могли, а не когда это становилось достоянием общественности. Кстати, цензура этому изрядно опять-таки помогала.
Итак, два закона, которые мы провели в Сенате помогли изменить положение рабов на местах и усыпить бдительность плантаторов. Отсутствие компромиссов Клея, позволило сохранить централизацию и легитимность Сената и еще больше усыпило бдительность рабовладельцев. Надо сказать, что партию Вигов составляли не только интеллигенты типа Клея, но и Евангелисты, которым вопросы рабства были безразличны, и которые скорее поддержали бы возврат к Монархии, чем отмену рабства. Поэтому увеличение авторитета именно интеллигентов и подавление влияния Южных плантаторов, а не всей Демократической партии, в которой без малого были еще и представители фермеров и военных, позволило создать раскол в партиях. В результате история пошла по-другому. Евангелисты, отделившись от Вигов примкнули к Демократической партии. Туда им и дорога, змея показала с кем она. Это позволило выбрать компромиссного президента, не из Южных плантаторов, а из фермеров с умеренными взглядами. Стал им некто Патрик Дис. Интеллигенты смогли объединится с прогрессивными промышленниками, и заговорить об отмене рабства совсем с другой точки зрения, как мешающей прогрессу и развитию экономики. Повторяя, по сути, не выученные уроки отмены крепостного права. Это позволило при фермере Патрике войти в Сенат Прогрессивной партии, состоящей как уже говорилось из интеллигентов и промышленников, и отстранить из неё партию Демократов. Так мы заговорили о отмене рабства сразу и по всем штатам Америки. Это не вызвало уже того радикализма, как раньше, и мы избежали гражданской войны.
Но отменить рабство, не означало с ним покончить. Южные плантаторы еще лет десять время от времени пытались набрать поддержку у населения и вернуть рабство. И для этого была основа – расовая сегрегация населения сильно это поощряла. Поэтому, учтя это в следующей петле сна, еще до отмены рабства мы провели закон о культурном отчуждении, согласно которому только чужие культуры могут дискриминироваться. Это не было так радикально как мультикультурализм, когда не дискриминируется ни одна культура, но в то время, когда другие страны чаще говорили вообще только об одной стране одной культуре, декларируя реакционные законы о национальном превосходстве, отчуждение культур выглядело, поверьте, более чем прогрессивно.
И уже теперь после отмены рабства пришло время отменить имущественный ценз на выборах, чтобы все мужчины и бывшие рабы могли голосовать (о правах женщин еще долго не будет и речи). Это был последний гвоздь в гроб Южных плантаторов рабовладельцев.
Конечно, далее встал вопрос долга страны и ВВП. Вся эта деятельность стоила нам расхода всего золотого запаса и влезания в долги, более чем на две три всего капитала страны. Это тормозило развитие очень сильно, мы не могли строить новые предприятия, это остановило рост валового продукта, и увеличивались выплаты по процентам долга. В конце концов мы потеряли ведущие место и престиж страны. Но стоил ли он того при наличии рабства? И дело даже не в праве человека и морали. Как мы видим те, кто связан с церковью безразличен к этому, как это было с православным в России, так и евангелистами и протестантами в Америке. Нет, дело даже не в кровавой версии событий с гражданской войной. Если даже посмотреть на кривую роста валового продукта, он начнет расти сразу после выплат долгов страны, причем расти по экспоненте. А тот период стагнации валового продукта, занявший около 20 лет, будет слабо различим на шкале истории. Узость мышления в короткий промежуток истории, требующий изменения уклада жизни, подчиненный максимизации прибыли здесь и сейчас, вот, что приводит людей к кровавой версии событий. Но и потом, именно запрет рабства позволил нам перейти к промышленности и машинам, не унижая тяжелым, рабским трудом человека.