Труба Иерихона

Лютер резко развернулся к отцу Николаю и Настасье. Он продолжил:

– Он знает, что ваша пассия, Настасья, после таких «ухаживаний», успокаивает эту бедную девочку? – Лютер чеканил каждое слово:

– И рассказывает ей о любви бога.

Отец Николай из последних сил прокричал:

– Он всё лжёт!

– Заткнись! – рявкнул Лютер.

Человек в чёрном обратился к Кристине:

– Забудь всё плохое дитя. И иди с миром. Помни, бог он здесь, в твоём сердце, в твоих поступках. Живи, по совести, говори правду, не стыдись в помощи. Но главное помни – «каждый получает по вере». Теперь ступай. То, что здесь произойдёт, не предназначено для твоих глаз.

С гулким звуком упала метла. Кристина молча пошла к выходу. Илион, уже подпирающий дверь, выпустил девушку.

Лютер в последний раз посмотрел на отца Николая и Настасью. Ухмыльнувшись, он сказал:

– Ну что-ж, и нам пора. Прощайте.

Илион открыл дверь. Лютер и девушка в сером вышли. Илион буквально на секунду задержался и бросил в зал кусок мела, на губах его играло презрение. Дверь захлопнулась.

Отец Николай обомлел от произошедшего, за его спиной тихо тряслась Настасья. Батюшка пришел в себя только тогда, когда в храме стало темно. И как будто в подтверждение его всевозрастающего с приходом тьмы страха, снаружи послышался гулкий удар. Он был один, по звуку можно сказать, что на улице упало что-то очень тяжелое. Николай и Настасья кинулись к дверям и силой навалились, но те не поддавались. Батюшка колотил что есть сил, толкал, и на себя, и в противоположную сторону – безуспешно. Потуги Настасьи также не увенчались успехом.

– О боже! – истошно завопила Настасья.

Отец Николай обернулся в сторону зала и с невыразимым ужасом закричал немым голосом.

Из глаз всех ликов святых текла кровь.

Звуки ударов о дверь, доносящиеся из храма, уже не достигали слуха Лютера и его спутников, когда они подходили к автомобилю. На улице было совсем темно, попрошайки куда-то скрылись, а водитель сидел в машине. Илион подошел к автомобилю первым и открыл боссу дверь. Перед посадкой Лютер остановился и задержал девушку в сером. Босс взял блокнот, перетянутый красной лентой, и открыл его. В дебрях всякого, разного рода зарисовок, один представал церковным залом. На фоне церковной лавки, икон и лампад, чётко читались очертания, искривлённых в бешеном ритме теней, тощих, смрадных и зловещих.

Лютер резким хлопком блокнота озвучил:

– Рааб хватит! Я же просил, никаких рисунков этого места. Будь избирательнее. Не всё то, что съедобно, можно назвать едой. Кому, как не тебе это знать! – Лютер резко вернул блокнот и сел в машину, аккуратно хлопнув дверью. Рааб ещё раз окинула здание церкви. Ни тени света в каменном изваянии. Она села в машину последней.

Утро ознаменовалось новой темой для разговора для людей разных профессий. Никто точно не знал, что произошло, но все точно знали, что полиция, перекрывшая вход в здание одной из церквей города, одного из южных районов Санкт-Петербурга, это явление вовсе не рядового порядка. Значит что-то произошло, что-то хорошее или может плохое. Второе более вероятно, ведь полиция – это неспроста. Кого-то ограбили? Ах! Какой ужас! Неужели церковь обокрали! И как только хватило совести! А вдруг разбой?! Или того хуже! . . . Убийство . . . Шепотом говорили друг другу те, кто не знал, что точно произошло, но полагал, что что-то, всё-таки произошло, в одной из церквей города, где-то в южной части Санкт-Петербурга.

О том, что-же всё-таки произошло в церкви, точно знал, как минимум один человек, и это следователь отделения полиции одного из районов, как-раз того самого района, в зону которого входила эта самая церковь.

Следователь сидел с зажжённой сигаретой в руке и исступлённо смотрел на ряд фотографий, лежащих на рабочем столе, время от времени он делал глоток кофе из чашки подаренной на день МВД своими коллегами. Потом глубоко затягивался и продолжал смотреть.

В кабинет вошел второй следователь.

– Что с тобой? Ты как будто привидение увидел.

Первый следователь оторвался от фотографий и выдохнул:

– На вот Игорь. Посмотри.

Игорь без особого интереса заглянул за плечо коллеги, и когда рассмотрел фотографии, в состоянии искреннего удивления сказал:

– Ни хрена себе . . . Да Андрей Геннадьевич, повидали мы с тобой многого, но . . .

Андрей Геннадьевич, почесывая затылок указал свободной рукой на стул. Игорь сел.

– Ранним утром звонок. Старушка одна позвонила. Мол спозаранку в церковь пошла, а там закрыто. Она и стучала, и кричала. Без толку. Нам позвонила. В церкви темно. Никого нет, хотя раньше такого не бывало. Ну мы приехали. Я как раз на дежурстве. Сменяться хотел уже и тут такое. Так вот. Идём к церкви. А я уже на подходе чувствую, что-то не то. Тишина какая-то, ни птиц, ничего. Потом у двери, дёрнуло меня в сторону посмотреть. Как будто там что-то было . . .Ну парни из патруля пока стучали в дверь, я в обход пошел. Иду и вижу, в саду крест лежит – купольный! Я смотрю, и правда наверху креста нет. Парни стучат, никто не открывает. Я к задней двери, ну та, которая в кельи или куда там, тоже закрыто. Вернулся к главному входу. А были предрассветные лучи. Подхожу к двери. Тут солнце встаёт. И главная дверь, как будто сама открывается. Мы входим . . . А там . . .То, что на фото. . .

Игорь слушал не перебивая. Андрей продолжал:

– По предварительному заключению медэкспертов, дело было так. Лугов Николай Петрович, в церкви – Отец Николай, по неизвестным причинам, под воздействием большой дозы сильных наркотических веществ, жестоко изнасиловал и убил Ланшину Анастасию Викторовну. Он её удавил.

Игорь прервал повествование и приподнял одну из фотографий, на ней лежало жестоко изуродованное тело убитой женщины.

– Мы пока не можем понять, была ли она убита до того, как он приступил к половому сношению, или после . . . Так или иначе . . .Поработал он славно. Да ты и сам всё видишь. Там живого места нет. Он ей кожу с лица содрал ногтями практически всю.

Игорь явно был в шоке. Андрей Геннадьевич продолжал:

– Наркотики он видимо хранил в алтаре. Хотя это точно. И точно ещё то, что алтарь он поломал руками, прямо разодрал. Достал пакет и накачался под завязку. У него руки все в занозах. На алтаре его кровь. Это он. Точно. Но почему? Почему именно так! Почему он, например, не взял молоток! Я не пойму. И ещё кое-что.