XVII
В лесу было дымно. Лес горел. Случайно подожжённый во время боя греческим огнём, он теперь дымил широкой полосой от одного склона холма до другого. Персы разбегались, как крысы, стараясь залезть поглубже в чащу, прятались, зарывались в листву, пачкая лицо грязью, вгрызаясь в землю, старались стать незаметными, раствориться, исчезнуть! Кеос мчался, низко пригнувшись, обхватив свободной рукой коня за шею. Другая рука у него была занята, в ней был меч, и Кеос рубил, рубил, рубил!.. Кровь брызгала каждый раз, когда великолепное лезвие рассекало шею или спину врага. В угаре преследования Кеос не слышал труб, уже трубящих отбой. Похоже, из его конного отряда, труб не слышал никто. Они продолжали рубить персов!
Вот среди листвы мелькнули белые одежды, – какой-то несчастный персидский пехотинец, завидев конницу, дернулся и побежал, в отличие от своих мудрых однополчан, которые в трёх шагах от него зарылись в землю, словно кроты, и их не заметили. Кеос пустил коня в галоп и одним махом настиг перса. Тот бежал, не оборачиваясь, но то ли, услышав стук копыт, то ли спиной почувствовав приближающуюся смерть, истошно, каким-то нечеловеческим голосом завопил. И этот вопль, переходящий в загробный вой наполнил душу Кеоса непередаваемым восторгом! Ликуя, он махнул мечом, и голова врага кубарем покатилась под ноги коню. Кровь из обрубленной шеи фонтаном брызнула вверх, окропив скачущего всадника. Кеос, не останавливая коня, рукавом утёр кровь с лица, это не особенно помогло, ведь руки и так были локоть в крови. Подумать только – он умывался кровью, кровью своих врагов! Все греки сегодня умывались кровью своих заклятых, с незапамятных времён ненавистных врагов!
Вот справа выскочил другой перс. Этот был очень молод. Ополоумев, он бежал, размахивая руками и что-то истошно крича. Кеос хотел было развернуть коня и добить беглеца, но этого перса уже преследовали: за ним вылетел Леонид с копьём наперевес. «Где только он взял это копьё?», – промелькнуло у Кеоса в голове, и в следующую секунду Леонид метнул острое оружие в спину убегавшему. Перс захлебнулся и перестал кричать, споткнулся, полетел кубарем. Кувыркаясь, он ещё больше вогнал копьё себе в спину, и оно проткнуло его насквозь, выйдя наружу. Полными недоверия большими красивыми глазами, молодой персидский воин посмотрел на острие, торчавшее у него из груди. Всё ещё не веря в случившееся, он инстинктивно хватался за окровавленное древко, и пытался вытащить его из груди. Его движения напомнили Кеосу котёнка, которого зачем-то привязали к дереву верёвкой. Перс-котёнок, глупо мусолил древко руками, беспомощно корчась, пытаясь вытащить скользкое от крови древко. Несколько мгновений – и он затих, держась обеими руками за копьё, так и не избавившись от выражения недоверия в глазах.
Кеос перевёл взгляд на Леонида: на лице воина не было жалости, лишь звериная радость. Леонид тоже смотрел на Кеоса, мелко, неестественно смеясь. Недоверчивые глаза котёнка выветрились из сознания Кеоса, душа его воспламенилась от взгляда Леонида, и внутри у него родился звериный, утробный крик хищника, пирующего над жертвой. Воздев мечи к небу, воины, не сговариваясь, повернули коней и помчали бок обок в глубину чащи добивать персов. Крики всадников Александра наполняли чащу со всех сторон. В общем шуме слышались и совсем другие крики, – раненые и умирающие враги стенали и молили о пощаде.
На полном скаку воины вылетели на большую поляну, – там шёл смертельный бой.
Леонид резко остановил своего коня, и тот встал на дыбы. Кеос залюбовался ими: в белых одеждах, красных от крови, яростный, пышущий жаром, Леонид сверкал на солнце, гарцуя на коне, словно это сам Марс спустился на землю и воплотился в прекрасного смертного.
– Марс с нами!!! – крикнул что было духу, во весь голос Кеос и рванулся на середину поляны.
Там четверо пеших персов, сбившись в кучу, отчаянно защищались, а семеро конных греков, окружили их и, пользуясь численным преимуществом, устроили забаву. Они рысью кружили вокруг несчастных, осыпая ударами. Удары были не сильные, но персы, загнанные в ловушку, каждый такой удар отбивали, словно бы это был удар могучего бога-кузнеца Гефеста. Одним словом, персы теряли самообладание и совершенно неразумно тратили последние силы. Леонид и Кеос беззастенчиво влились в общее веселье. Ни на минуту не задумываясь о неблагородстве своего поступка, друзья въехали в круг и добавили каждый от себя по удару. Появление дополнительных сил окончательно сломило и без того надломленный дух персов, послышался визгливый голос старшего и они разом пали на колени, побросав оружие и моля о пощаде. Леонид нагнулся и подобрал персидский меч. Все всадники удивились и уставились на него. Леонид молча развернул меч рукояткой к противнику и подал его персу:
– Ты, жалкая скотина, бери меч и сражайся!
Но перс замахал руками, запричитал, пал ниц и пополз к Леониду. Приблизившись, он облобызал копыта коня, конь шарахнулся. Перс поднялся и обхватил сандалии Леонида, так же пытаясь облобызать их. Леонид скривился в презрении, ткнул рукояткой меча перса в грудь, но тот словно не замечая поданному ему оружия, целовал ноги и всё молил, молил, молил… Глаза Леонида наполнились презрением, и он от всей души пихнул малодушного персидского воина в грудь. От удара боевой сандалии тот отлетел и упал на спину. Всадник тронул коня следом. Конь заржал, встав на дыбы, стараясь по свойственному коням благородству, не наступить на человека, но Леонид упорно удерживал поводья, не давая коню возможности перешагнуть. В конце-концов, конь устал стоять на дыбах, и, расширив зрачки от ужаса, опустился на скорчившееся под копытами тело. Перс заверещал, как недорезанная свинья, конь взвился снова, и снова Леонид не дал коню свободы.
Так продолжалось около минуты: перс всё орал и орал, а конь всё переступал и переступал на месте. Оставшиеся трое персов стояли на месте, зачарованные жутким зрелищем. Вскоре перс затих. Обрушившаяся тишина подтолкнула воинов, и они бросились в рассыпную, истошно вопя. Поражаясь малодушию персов, греческие воины, последовали примеру Леонида и принялись топтать обезумевших врагов. Визгом наполнилась вся поляна, весь лес. Этот визг, как потом говорили, слышала вся гипархия, преследовавшая персов в лесу. Персы умирали один за другим, раздавленные под копытами лошадей, визжали, молили о пощаде, ползали в пыли, но никто, никто из них даже не попытался поднять мечи, валявшиеся у них под ногами!
Закончив своё не столь достойное дело, конники остановились. Случай заставлял задуматься. Для гордых греков поведение персидских наёмников не укладывалось в голове, и было ниже всякого человеческого достоинства. «Если уж принимаешь смерть, готовься принять её в бою. Если не готов, не начинай боя вовсе!» – так учили их деды, заветам которых они следовали.
– Это персидские наёмники, – сказал Каликс, – У них нет чести! – Окружающие всадники согласно закивали. – Храбрые перед боем, когда они в большинстве, и готовые лизать ноги, стоит только грекам показать храбрость, – воины молчаливо кивали. Происшедшее подействовало на них очень угнетающе, и только тут до них докатилось, наконец, осознавание того, что бой закончен: враг сломлен, рассеян, подавлен, и даже готов лизать ноги. От этого весь запал куда-то стух, продолжать дальше не хотелось.
«У-у-у-у-у» доносилось с опушки.
– Кажется, трубят, – рассеянно произнёс Кеос.
Звук шёл уже давно. Трубач трубил отбой и затем сбор. Товарищи стали медленно поворачивать назад, к опушке леса. Ехали шагом, молча, уже не обращая внимания на персов, которые всё ещё продолжали метаться по лесу. Большинство персидских воинов были уже без оружия, многие избавились от флагов и знаков различия своих войск, бросили оружие и напоминали, скорее перепуганных крестьян, чем доблестных воинов. Наскочив на всадников, они или бросались бежать в противоположном направлении или падали ниц, моля о пощаде. Греки не обращали на них никакого внимания. Похоже, общее состояние свершившегося дела, постепенно распространилось на всю гипархию: струйки конников медленным шагом стекались со всех сторон, двигаясь на зов труб. Словно река, уже преодолевшая пороги и отбурлившая, греческая конница медленно и мощно вытекала из леса. Угар боя угас, и на людей тяжким бременем наваливалась усталость. Начинали болеть ссадины, царапины, раны и ушибы.
Кеос не заметил, как задремал в седле. Его конь шел сам в общей группе, умному животному не нужны были поводья. Опустив голову, он кивал в такт ходьбы, похоже было, что усталость настигла и это могучее животное. Когда Кеос открыл глаза, всадников вокруг стало больше. Кое-кто вёл пленных. Связанные большими «гроздьями» они семенили за лошадьми, падая и молясь при каждом резком движении, от кого бы оно не исходило. «Здорово мы их напугали» – проплыла мысль у Кеоса. «Значит, будут рабами», – и он опять задремал. Проснулся от неожиданного толчка в бок, – Леонид как всегда вовремя подсуетился. Кеос вздрогнул: лес, куда греки загнали остатки войск Дария, куда-то исчез. Вокруг было поле, оно дымилось от пыли и свежей крови. Сам Кеос сидел в седле перед конным строем, – его сотня выстроилась и ждала приказаний.
– С добрым утром! – Леонид уже очухался от угара битвы, стряхнул звериную ярость, превратившись в себя прежнего, добряка-шутника-балагура Леонида, которого все любили и хорошо знали. Кеос пришёл в себя, оценил шутку знаменосца Леонида, который умудрился вывести спящего начальника перед строем. Хмуро покосившись на друга, сидящего рядом с невинно-блаженным выражением лица, Кеос убедился, что воины ничего не заметили (шлем не давал голове упасть, а издали было не видно, открыты глаза или нет). Мысленно поклявшись, что когда всё закончится, он задаст Леониду хорошую взбучку, Кеос тихо сказал Каликсу:
– Старшина, рассчитай людей!
Калликс, давно ждавший приказа, зычным голосом скомандовал:
– По порядку, рассчитай-сь!
И пока люди были заняты перекличкой, Кеос спросил у Леонида:
– Где все? Что происходит? Где Начальник гипархии?
Леонид, как всегда, был в курсе всех новостей, хотя совершенно непонятно было, откуда он их добывал:
– Собираются потихоньку. Мы рассеяли Дария по всем окрестным горам, полям и лесам! Его войско уже никогда не собрать, даже если ловить сетями. Наша пехота в сборе и хоронит убитых. Конница вот только что вернулась из погони. Персов перебили – не счесть! Обоз взяли – не увезти и в три дня! Царь в полном здравии и восторге! Путь на столицу Персии открыт! Тысяцкий уже вернулся, сейчас протрубят сбор сотников, готовься.
– Восемьдесят четвёртый, расчет окончен!
– Итого, шесть человек убитыми, десять раненые, все в повозках, никого не потеряли – шепотом подытожил Каликс. Кеос кивнул и произнес так, чтобы его услышали:
– Благодарю всех воинов за службу!
– Ура! – взревели ряды.
– Андреас, Амариллис – ко мне! Остальным – ставить лагерь! Уже темнеет!
Сотня разъехалась по делам. Воины спешивались. Подъехали Амариллис и Андреас.
– Вот что, братцы, займитесь-ка павшими. Их надо как подобает проводить! – распорядился сотник. – Пусть Диметриос займётся. Амариллис, а ты проследи, чтобы лекари осмотрели всех. Плохо здесь заживают раны, мне это не нравится.
– А ты?! – поинтересовался Леонид.
– Я к тысяцкому, Каликс – за старшего! – ответил Кеос, и, перехватив взгляд друга, который смотрел на его окровавленные руки, добавил, – Я в порядке, это не моя кровь. Надо точно убедиться, что Дарий не очухается. Чтобы всё войско мгновенно испарилось, так ведь не бывает! Хотя, надо ещё посмотреть, сколько у нас пленных. Леонид – пленные на тебе, пересчитай, устрой на ночь охрану!
– Слушаю!
– Андреас, не забудь выставить дозоры! Уж что-что, а дозоры у тебя получаются замечательные.
– Слушаю!
– Возможно, с утра будем опять преследовать. В общем, поеду всё выясню, – закончил Кеос и развернул коня к знамёнам своего военачальника, которые как раз заколыхались на горизонте.
XVIII
Сегодня я призываю вас всех к единству и хочу, чтобы мы с вами поняли главное: сегодняшний кризис Равновесия – не частная проблема какой-то отдельной расы, планетарной системы, или даже галактики. На протяжении миллионов лет своими регулярными бездумными действиями лет мы, гуманоидные расы, называющие себя Разумными, расшатали хрупкий энергетический баланс Мироздания, тем самым, поставив под угрозу собственную среду обитания.
Выдержка из выступления Президента на заседании Экстренной энергетической комиссии Серединной Республики.
По прибытию на место стало ясно, что бой закончен не начавшись. Над планетой непроницаемым зонтиком развернулись силы республиканцев. Бомбардировщики равномерно висели над головами крэглингов по всей сфере боя. Их прикрывали истребители, хотя в этом уже не было нужды. Вражеская армия распадалась. Судя по всему, единое управление крэглинги потеряли полностью. Отдельные части ещё оказывали сопротивление, и периодически крэглингские военные юниты появлялись на радарах, но их тут же уничтожали.
– Командир, почему мы не бомбим?! – спросил Вязин по внутренней, – смешать тут всё с землёй, да и дело с концом!
– Был приказ «Ждать»!
– А чего ждать-то?! Они-то нас не ждали! Ты слышал, что они сделали с «Александром Великим»?!
– Лейтенант Вязин, – как можно более медленно и официально, так, чтобы все пилоты его слышали, ответил Филби, – Вы что, призываете саботировать приказ полковника Вольтова?!
– Никак нет, сэр!
– Вот и отлично! Наше дело – выполнять приказы, вот и Вы не стесняйтесь, выполняйте! Для особо любопытных: смотрите последние выпуски новостей. Все наши военные тайны уже давно просочились в прессу. – Пилоты разом смолкли, скачивая данные: Правительство ведёт переговоры и часть крэглингов согласны на мирный договор. Остальная часть не согласна. В правительстве крэглингов внутреннее противостояние и оттого, кто победит будет зависеть, продолжится война или нет. Поэтому, задача армии – блокировать и уничтожать любые агрессивно настроенные воинские соединения и давить, давить, давить, принуждая сдаваться! Потому что дух врага уже сломлен, активные боевые действия прекращены и новые жертвы нам ни к чему. Даже если вопреки разуму, они решат сопротивляться до конца, шансов у крэглингов нет. Дамоклов меч опустится на их головы ковровым бомбометанием. Своё положение понимали и сами крэглинги.
Да, они дали прекрасный бой!
Да, Цитадель держалась до последнего солдата! Да, крэглинги, даже смертельно раненые, сумели нанести ядовитый укус в самое сердце врага – захватить его флагманский крейсер «Александр Великий»! Захваченный крейсер вступил в бой, кромсая тылы республиканцев, и пустил много, очень много человеческой крови. Но его короткая яростная битва закончилась неизбежным: когда люди разобрались, что к чему, его окружили и расстреляли в упор из всех орудий. Мёртвым искореженным призраком болтается он теперь на орбите, вечный памятник бесстрашию и храбрости крэглингов, предпочетших славную смерть позорному рабству.
Сейчас всё кончено: республиканский флот развернулся во всех пяти основных звездных системах Тайкогра, и деваться им некуда. Если бы было окно – можно было бы выпрыгнуть. Но куда? Здесь Окраина! Скрываться, меняя систему за систему, как им это удавалось последние пятьдесят тысяч лет, уже более не удастся. Цитадели больше нет и для этой расы свободная, вольная жизнь подошла к концу.
Таков был смысл и содержание всех новостных каналов. Пилоты успокоились: война действительно окончена, оставалось лишь немного подождать. Напряжение спало.
Филби решил воспользоваться подвернувшейся минуткой для размышлений. Он откинул биошлем и уперся лбом в холодное стекло своего истребителя. Связь с кораблём прервалась, и корабль перестал быть частью его сознания, снова превратился в простую железную механическую конструкцию, внутри которой сидел обычный человек. Так он и плыл над планетой, вглядываясь в очертания материков и океанов, рек и гор. Она, эта планета слишком напоминала его родной дом – Киларон75. Особенно с той стороны, обращённой к солнцу, где жили его дедушка и бабушка. Эх, как ты сейчас поживаешь, маленький далёкий домик? В памяти Филби живо всплыли события последнего года его юности. Особенно запомнилось ему прощание с родными.
Тогда он приехал к ним повидаться перед отбытием в академию. Приехал на обратную сторону планеты, где стояла вечная зима.
Поезд на магнитной подушке, спрятанный в вакуумный тоннель, быстро домчал его до предгорий, откуда он уже своим ходом добрался до маленького домика в горах, в котором он провёл всё своё детство – в обществе бабушки и дедушки, «бабы» и «деда», как он их называл.
В доме всё было по старому, прогресс обходил это место стороной, а, скорее всего, они его сами избегали, как нечто несущественное, не стоящее внимания. Узнав, что он покидает планету и поступает в академию, бабка поначалу пыталась его отговорить.
Аргументы были такие: не езди, здесь лучше! Из летной академии тебя сразу заберут в армию, сейчас идёт конфликт с тусалонцами. Не дай бог, попадёшь на войну, погибнешь ни за что. Да и что хорошего ты нашёл в космосе? Там всё чужое! Всё придётся начинать с нуля, без знакомых и родных. Да и мать у тебя здесь, и отец, бабушка с дедушкой не в счет – мы-то уже совсем старые, скоро умрём, с нами можно и не считаться. А вот девушка твоя здесь – как ты можешь её бросить?! Ей же будет одиноко без тебя! А что там?! Придётся много работать, воевать, рисковать жизнью – и никакого проку! Иди лучше учись на инженера. И так далее, и тому подобное…
На все эти «вечные» аргументы бабушки, Тодд ответил стандартной фразой:
– Меня призывает Родина!
– А как же свобода личности, о которой ты так любишь рассуждать? – включился в разговор дед.
– А я свободен, я сделал этот выбор как самостоятельный, взрослый, свободный человек.
– Ой, ли?!
И с этого момента у них завязался действительно интересный, на взгляд Филби, разговор:
– Хочешь, я покажу тебе степень твоей свободы? – спросил дед.
– Дед, ты ничего мне не докажешь, потому что это дело решенное!
– Конечно, конечно, – согласился дед. – Воевать для мужчины – это всегда вопрос чести. Однако в этом вопросе есть потайное дно.
– Дед, да какое дно?! Всё чисто и прозрачно, как ещё никогда в моей жизни!
– Отлично! Если дело решённое, тогда ты ничем не рискуешь! Ты легко разрушишь любые мои аргументы, и твоя решимость только укрепится, идёт?!
– А, ну тогда я согласен, – сдался Филби-внук. Дед умел заинтересовать разговором, в отличие от бабки, которая, как обычная женщина была слишком эмоциональна. А «женские чувства» не очень-то действовали на рациональные мозги молодого Филби.
– Ты говоришь – свобода личности, начал дед, – Но свободны ли мы? Вот, у тебя в ухе с детства встроен микрофон. В горле – сенсор, в глазу – специальный чип, проецирующий изображение на сетчатку. Бабушка говорит, что с той поры, когда человек впервые искалечил своё естество этими штучками, – с тех пор у него даже в мозгу не осталось места для покоя. Она – старый человек – за свободу личности! Ведь телефон можно всегда положить, голографический проектор – выключить, виртуатор – заставить молчать, но эти чипы, – они же всегда в тебе!
– Но я же их контролирую, – возразил внук, – я в состоянии запретить входящие сообщения, перевести коммуникационные устройства в режим ожидания, они меня не посмеют беспокоить!
– Но ведь всё равно у тебя внутри кто-то сидит, – возразил дед, – А как же свобода личности? Как же священное человеческое «Я»? Ведь вы, молодёжь, скоро перестанете отличать себя от машин, которые у вас внутри, вы сольётесь с машинами.
– Ой, деда, ну ты чё, ты ж сам инженер, сам разрабатывал эти штуки!
– Да, ты прав, мы разрабатывали различные устройства, облегчающие нам жизнь, в том числе и виртуаторы, и роботов, но мы никогда не отождествляли себя с машиной на таком глубоком уровне.
– Что ты имеешь в виду под словом «отождествлять»?
– Сейчас покажу на примере. Вот скажи мне, какая сейчас температура воды на нашем океанском побережье?
Тодд не задумываясь, выпалил:
– Сто девяносто три градуса по Кельвину! – потом заулыбался, – Ну да, дед, я понимаю, что ты хочешь сказать: «Поскольку, у меня открыт коммуникационный канал, на твой вопрос я неосознанно быстро отправил запрос к Оракулу76. Оракул тут же обработал запрос и передал мне данные температуры, а я ответил тебе. И вроде как, я этого и не заметил, что это не мои знания.
– Во-о-от! – восторжествовал дед. Он вскочил с кресла и начал прохаживаться по комнате, заложив руки за спину. Несмотря на свои две тысячи с хвостиком лет, выглядел он от силы на тысячу, очень поджарый, бодрый, живой.
– Во-о-от! – дед говорил громко и яростно, словно на лекции, – Ты хотя бы это отследил! А ведь большинство твоих сверстников этого не понимают. Они думают, что всё знают, что информация просто берётся с потолка. Им и в голову не приходит, что раньше люди, чтобы получить ответ на свой вопрос – брали в руки книги, читали, исследовали, продумывали, на это уходило время, это был огромный труд! Но этот труд взращивал разум!!! Он развивал логику, умение добывать информацию и работать с ней, умение думать, искусство мышления!
– Но дедушка, мы ведь тоже думаем, у нас просто скорость получения информации выше, это верно, но мы думаем, так же как и вы!
– А вот и нет! – не унимался дед, – Нет! С чего ты взял, что на побережье сто девяносто три градуса?! С чего?! Тебе эта сказала твоя машинка в голове, да? А откуда она это знает?!
– Ну, ей, наверное, сообщили датчики температуры на побережье…
– Датчики на побережье! Во-от! – Дед поднял палец вверх, будто бы разоблачил шпиона. – А что это за датчик такой?! Откуда он взялся, кто его поставил, с какой целью? Вы ведь не отслеживаете источник информации, вам же абсолютно побоку, откуда и что взялось! А вдруг, датчик ошибся?! А вдруг, там и нет никакого датчика, а тебя вводят в заблуждение, чтобы ты приехал на побережье отдыхать, а температура там будет на несколько градусов ниже? И что тогда?! А ты уже обратно не поедешь, потому что лень, да и деньги уплачены. На это и рассчитано.
– Дед, но ведь не могу же я сам слетать на побережье и замерить температуру. Если так думать, то вообще никому и ничему доверять нельзя. Как тогда жить? Мы же и шагу шагнуть не сможем, потому что вся информация, так или иначе, не надёжная. Но ведь мы же как-то живём!
– Вот именно, «как-то». Да черт с ним, с побережьем, возьмем пример посерьёзнее? Представь, что произошёл сбой в навигационной системе, и ты, полностью доверяя технике, посадил свой шатл мимо цели, упал где-нибудь в лесу на малоизвестной планете?! Животный мир там агрессивный, связь не работает…
– Ну, чего ты ужасы всякие рассказываешь, – вмешалась бабка, – накликаешь беду!
– Ничего я не накликаю. Тодд ведь у нас обученный! И школу выживания проходил, и охотились мы с ним. Он не растеряется и не пропадёт! Но ведь восемьдесят процентов молодёжи, оказавшись отключенной от коммуникационного центра, лицом к лицу с природой – она же просто банально не выживет, просто погибнет! Потому что не будет в голове умного и всезнающего Оракула, который скажет, как развести огонь, добыть пищу, найти воду! Некому будет подсказывать!
– Но деда, то, что ты описываешь – глобальный сбой системы, форс-мажор. Таких не было уже более двадцати…
– А вот ничего и не глобальный! – перебил дед. – Приведу другой пример: если завтра какой-нибудь хакер влезет в голову Оракула и пошлёт всем какую-нибудь заведомо ложную информацию, ну скажем, что за углом раздают бирюльки. И даже покажет всем ложную картинку. И что? Ведь вы же все туда припрётесь! А там вас уже будут ждать, только не с бирюльками, а с ножом!
– Дед, ну что ты всегда ударяешься в крайности!
– А кстати, дедушка прав, – снова вмешалась бабушка. Он редко участвовала в мужских разговорах, но уж если участвовала, то надолго, – Вот ты ответил про температуру на побережье. Ответил не задумываясь. А вот человек нашей эпохи сказал бы: «Не знаю». Потому, что человек нашей эпохи был свободен от знаний. А вы – не свободны. Вы вытаскиваете все что угодно, любые знания из любых библиотек в мгновение ока, но вы не в силах их не вытаскивать.
– А вот и не правда! – сказал Тодд, – Вот, смотрите, я тоже запросто отключу связь! – и он мысленно приказал отключить коммуникационный канал, – Вот, спросите меня что-нибудь!
– Сколько лет Чемберлену? – ехидно поинтересовалась бабушка.
Филби впал в ступор. Он мысленно отдал запрос, но поскольку, канал был отключен, чип спросил его, выполнить ли подключение. Тодд дал отбой, почему-то вслух. Потом, когда понял, что в собственном хранилище знаний, в голове – пусто, что он даже не знает, кто такой этот Чемберлен, растерянно сказал:
– Я не знаю.
Дед с бабкой захохотали.
– Ты бы видел себя со стороны, внучек! – веселился дедушка, – Ты был похож на шизофреника, который разговаривает сам с собой!
– Ну и что, – Тодд обиделся, – а вы что ли никогда не разговариваете сами с собой?!
– Да подожди ты обижаться, добрый молодец! – дед опять включился, – Эксперимент не окончен! Подсоединяйся там к своему Оракулу, послушай, что он скажет.
Тодд включил канал и с удивлением узнал, что Чемберлен умер, поэтому говорить о его возрасте некорректно. Можно только сказать, что он умер столько-то лет назад, в таком-то возрасте.
– Отлично, – дед, казалось, был доволен ответом Филби, – А теперь скажи мне, мой любезный друг, можем ли мы использовать метод выращивания роз по Чемберлену, и чем он лучше голландской системы?
Тодд понял вопрос, но знаний по голландской системе, как и о Чемберлене у него не было. Он хотел было сказать об этом деду, но привычка обращаться за услугами к машинам сыграла с ним злую шутку: он на автомате «переправил» запрос Оракулу. Оракул долго подбирал факты, и Тодд вынужденно «завис» на несколько секунд. В это время старый Филби встал, взял со стола нож, подошёл к внуку и приставил его к горлу. Когда Тодд получил ответ и его сознание вернулось в реальный мир, он не увидел деда в кресле, но почувствовал нож у горла и вздрогнул от испуга. Попытался вывернуться, но дед держал его железной хваткой. Наконец, вдоволь насладившись беспомощностью внука, дед отпустил Тодда, резюмировав:
– Ты трупп!
Филби стоял совершенно ошарашенный. Глупо моргая, он сказал:
– У Оракула нет данных по системе выращивания роз Чемберлена. Ну, вы и приколисты, Ба-а, Деда, Чемберлен-то, он же вообще был политиком!
А дед с бабкой уже катались по полу от смеха.
Филби понимал, что получил хороший урок. Вдоволь насмеявшись, дед тогда сказал:
– Вот видишь, внучек, не всегда быстрый машинный ответ несёт в себе суть. Подумай теперь о любимой тобою свободе личности. Где и когда ты взял это понятие? Твоё ли оно или это Оракул подсказал? – Дед подмигнул. Филби открыл было рот, чтобы возразить, но не смог.
– Я не говорю, что Оракул – это плохо, – резюмировал дед. – Но, обращаясь к машинам, ты теряешь связь с миром и время, которое может быть использовано против тебя. Как видишь, бывают ситуации, когда лучше честно признать что не знаешь ответа или начать искать его самому. По крайней мере, останешься жив!
* * *
Впоследствии, жизнь неоднократно подтверждала правоту деда. Электронные устройства, с детства ставшие частью мозга. Модифицированные с помощью генной инженерии органы и клетки человеческого тела, ничем не уступающие, и даже превосходящие электронные устройства. Микроскопические энергетические установки, равные по мощности целой звезде, но умещающиеся на ладони. Физические приборы, позволяющие искусственно управлять гравитацией, пространством и даже временем, – все эти изобретения сделали из человека совершенно новое, сказочно могущественное существо. Но разум человека, его способность творчески, непредвзято и независимо мыслить, практически не изменились за миллионы лет эволюции. Опора на технику ни капельки не приблизила человека к собственной свободе, скорее, наоборот: некоторые люди окончательно потеряли своё «Я». Иногда непонятно было, где за всей этой мишурой прячется человек, не стал ли он биологическим приложением к технологии? Если знания человек черпает из коллективного хранилища, если сложные вопросы он адресует искусственному интеллекту, то кто же он теперь? Не говорящая ли голова этого самого искусственного интеллекта, гигантской человеческой библиотеки? Кто говорит, ты или библиотека?! И где есть истинный ты, если с самого детства, всё, что ты впитывал, является чужими знаниями?!
Но всё это можно было назвать лишь пустой философией и болтовнёй, списать на чувство неуверенности в себе, которое так не модно в наше время, если бы не война. Как разведчик, Филби не раз убеждался, насколько это важно – умение смотреть собственными глазами, слушать собственными ушами, думать собственной головой. И не раз эта дедовская наука действительно спасала ему жизнь.
* * *
Холодное стекло фонаря вернуло задумавшегося пилота к реальности. Перед его глазами плыла чужая планета. Над ней неподвижной сетью висела его боевая эскадрилья.
Филби вдруг страшно захотелось помочь вот этим молодым ребятам, прекрасным, но ещё таким юным и неопытным пилотам. Помочь выжить, научить их уму-разуму, объяснить им всё-всё, чтобы они не повторяли его ошибок! Чтобы всем стало весело и радостно от общего знания и от общей уверенности в завтрашнем дне. Передать им что-то ценное, что-то глубоко личное, человеческое! Что-то, что поможет им выжить в этой мясорубке, нечто важное, нечто большее, чем просто информация! Эти мысли захлестнули Филби, и неожиданно сам для себя он задал вопрос вслух, голосом, не подключаясь к виртуатору, не надевая биошлем:
– Пилоты, всем ли ясно, что происходит на Тайкогрене77? Что происходит в ваших секторах обзора? Вот ты, Малиновка, – назвал он позывной пилота, который находился справа, – что видишь перед собой? Повторяю, что ты видишь, Малиновка?
Пилот под с позывным «Малиновка» отозвался пси-транслятор78, но виртуатор корабля Филби «озвучил» речь:
– Вижу космодром крэглов, сэр! У них там внизу что-то происходит, вижу две группы крэглов. Одна пытается посадить пилота в космолёт, другая его оттуда вытаскивает. Наверное, не могут решить, то ли лететь, то ли остаться. Мы их давно отслеживаем, при попытке взлёта собьем сразу, даже пикнуть не успеют!
– Отставить «сбить сразу», что ещё видишь?
– Ну, э-э-э…. Все возбуждены, машут руками, ну то есть, этими своими… что у них там вместо рук…отростками.