– Я думал об этом, Женёк! Если мы останемся на месте, щиты, конечно, нас не спасут. Но если мы драпанём…
– Драпанём?!
– Э-э-э… ну, немного ускоримся…
– Тоддик, мальчик, куда мы драпанём, куда ускоримся? Ну, куда? А самое главное, на чём? На нашем славном разведывательном катере? Безусловно, это хороший, быстроходный катер! Ты молодец, что взял нашего малыша с собой, но нам нужна световая скорость, чтобы хотя бы идти вровень с ударной волной. Нужно пройти с опережением хотя бы часов пять-шесть. В идеале бы, конечно, сигануть за горизонт, в Изнанку, но боюсь, при взрыве будут такие гравитационные помехи, что мама не горюй. Сверхсветовой барьер проскочить не получится. Значит, надо держать скорость пока фронт ударной волны не разойдётся пошире. Потом волна ослабнет, можно будет остановиться, и щиты выдержат. Но как, друг мой, позвольте Вас спросить, Вы наберёте скорость?
– Видишь ли…
– Осмелюсь напомнить, это нужно сделать мгновенно! Иначе плазменный выброс звезды нас расплавит!
– Но-о-о…
– Так вот, наш катер не способен на такие ускорения, у него просто нет двигателя таких размеров и такой мощности. А если бы и был… Где взять энергию? Электростанцию что ли с собой тащить?! Так что, ничего не выйдет, батенька, ничего не выйдет! Мы испаримся раньше, чем я успею бздануть со страху, уж поверь мне. Полковник, конечно, тебя очень ценит, но свою карьеру он всё-таки ценит больше! – Вязин закончил и авторитетно смотрел на Филби сверху вниз.
– И об этом я тоже думал, Женя, душка моя. – Тодд решил мстить той же монетой, – Я вот всё ждал, когда мне позволят раскрыть рот. Так вот, возможно, Вы, уважаемый Евгений, забыли, что у нас под самым брюхом находится в аккурат целая электростанция! – Филби победно посмотрел на Вязина.
– Но она обеспечивает энергию для муляжа! – возразил Евгений.
– Вот именно! А нужно ли нам что-либо из себя изображать, скажем, за секунду до взрыва? Тратить энергию на поддержание голограммы крейсера, эмулировать гравитацию уже не будет никакого смысла. А стало быть, можно будет одним щелчком переключить все освободившиеся ресурсы на разгонный импульс.
Евгений вдруг перестал по-идиотски улыбаться и даже вскочил на ноги.
– Тодд, и ты всё это время молчал!? Сукин ты сын! Ты что ли проверял меня, пойду ли я с тобою на смерть? А, недоверчивый ты сукин сын!?
– Не печалься, Женечка, – физиономия Филби сияла блаженством победителя, – проверять мне тебя не было необходимости, я и так в курсе, что ты настоящий друг. А фишка с электростанцией мне пришла в голову только сейчас. Кстати, это ты меня натолкнул на эту мысль.
– Я?! Э-э-э…
– Впрочем, не расстраивайся: шансы на выживание у нас всё равно не высоки. Эдак примерно пятьдесят на пятьдесят, поскольку до нас с таким ускорением ещё никто и никогда не прыгал. Нас ведь может и разорвать на куски. – Филби стал совершенно серьёзен, – Хотя виртуаторы и говорят, что может получиться, проверить расчеты мы сможем только на практике – на эксперименты времени нет!
* * *
Кророгл Третий смеялся вот уже полчаса. В перерывах между приступами смеха, он бормотал что-то типа: «Их было двое! Два следа, два корабля! Какой же я идиот!». Потом приступы веселья у него стихали, и он начинал начищать крэгл67 – блестящий длинный стальной стержень. Стержень был толще у основания, а потом заметно сужался к концу. Конец был не острый, а скруглённый. Оружие напоминало прямой клык с рукояткой в виде шляпки как у гвоздя. Время от времени, Кророгл брал в руку крэгл, и «шляпка» аккуратно ложилась в его десятипальцевую ладонь. Несколько минут он как бы взвешивал оружие в своей руке, о чём-то раздумывал, произнося что-то типа: «Их было двое! Второй и передал всю информацию! Нужно было два ежа пускать по следу! Два, три, десять, – ежей я, что ли, пожалел!» После такой словесной тирады Кророгл успокаивался и любовно клал крэгл на место, в красивый бархатный футляр.
Так повторялось вот уже несколько раз.
Начальник контрразведки понимал очевидное: оборона Цитадели, а с ней и вся система обороны крэглингов сломлена. К военным неудачам тут же прибавились внутренние проблемы: народ начинал роптать. Нелепая гибель большей части флота, серьёзные разрушения внутри звёздной системы, осада превосходящими силами противника без перспективы победы, – всё это подействовало на людей угнетающе. В первые дни войны у крэглингов было только одно желание: дать Республике солидного пинка под зад. К тому были все предпосылки. В их силах было сделать цену за победу слишком дорогой для людей, превратив каждую из четырнадцати планет крэглингов в неприступную крепость. Республиканцы с боем будут брать каждый камень их гор, каждую травинку их полей, каждую каплю их океанов. Республика не выдержит многолетней осады, а крэглингам к такой осаде не привыкать. Республиканская армия перенапряжется. В отрыве от основных сил и баз снабжения флот не сможет долго действовать эффективно. Будут многочисленные жертвы. Одновременно в тылу Республики начнёт зреть недовольство долгой и кровавой войной, В армии начнётся дезертирство, саботаж, распад. Чтобы остановить растущее недовольство и предотвратить бунты, люди будут вынуждены вывести армию из войны и крэглов оставят в покое.
Однако мгновенная и бездарная гибель флота разрушила всякую надежду на эту стратегию. Щиты планет выдержали взрыв сверхновой, но ударная волна, прошедшая по внутренним областям звездных систем нанесла тяжелые повреждения межпланетной инфраструктуре. От ужасного космического цунами серьёзно пострадали телепорты, грузовые терминалы, спутники, коммуникации. Сотни кораблей беспомощно болтались сейчас в открытом космосе без всякой связи. Вспышка выжгла их электронные внутренности. Крэглинги, запертые в этих кораблях как в ловушках, спешно меняли проводку, приводили в чувства виртуаторы. Спасательные службы не справлялись. Фактически, звёздное скопление Тайкогр, их великолепный передвижной домик, долгие годы служивший им верой и правдой, прошедший по космосу миллионы световых лет, было если и не полностью разрушено, то основательно повреждёно. Полученные травмы исключали какую бы то ни было возможность к перелёту. А это значит, что народ крэглингов оказывался привязанным к месту на долгие годы. В условиях войны это лишало их возможности манёвра. Требовался длительный ремонт и восстановление. Противник, если он не дурак, сделает всё, чтобы эти работы затруднить и пресечь.
Проанализировав все факторы, Кророгл неохотно сделал вывод о неизбежном: вольной жизни крэглингов приходит конец.
В дверь постучали.
– Разрешите? – на пороге стоял капитан Горум.
– А, сынок, входи, – очень непривычно, по-отечески приветствовал подчинённого Кророгл.
XV
– Проходи, Леонид, садись! Нам как раз не хватало твоего острого ума! – Четверо воинов из кавалерийской гипархии68 города Пеллы, – царской конницы, расположились у костра. Было уже далеко за полночь, но разговоры не смолкали. К компании только что присоединился ещё один человек.
– Утоли-ка ты жажду! – с этими словами могучий Каликс протянул Леониду чашу.
– Вот это правильно! – Сразу оживился Леонид. Видно было, что он уже давно слонялся по лагерю, и сильно страдал от жажды. – Без вина-то какой разговор!
– А кто сказал, что это вино? Ты ведь знаешь, мы в походе, и был строгий приказ!
Глаза четырёх воинов смотрели на него без снисхождения. Леонид заметно погрустнел, но чашу принял. Однако когда он испил, взгляд его прояснился:
– Что ж, разбавленное в три раза – это все же лучше, чем ничего!
– Но-но, – подмигнул ему Кеос, – здесь просто ВОДА и немного виноградного сока, что нам удалось собрать из свежих ягод. Никакого вина!
Леонид понимающе заулыбался и закивал:
– Ты только смотри, не перебери, – посоветовал Каликс. – Поход только начался, и нам неприятности ни к чему. Но силы надо поддерживать.
– Я меру знаю!
– Я тоже думаю, что греки без «виноградного сока» – это как-то неправильно. Не по нашему. – Съязвил Андреас. – Ведь это – старинные традиции, в них заложен и великий смысл и великая польза. Вино – это силы и свежесть, это бодрое расположение духа. Вино питает и утоляет жажду. Простая вода не принесёт столько блага, а посему, совсем без вина греку не подобает.
– И что же, по-твоему, подобает истинному греку? – С этими словами Кеос подбросил ветку в костёр.
– А я уже говорил, – ответил Андреас. – Настоящий грек – это сын своих родителей и своего отечества…
– А я думаю, это не главное, – перебил Каликс. – Воинский дух – вот что ведёт по жизни истинного мужчину. И любой грек должен быть, прежде всего, достойным мужчиной.
– Даже если этот грек – женщина?! – пошутил Леонид.
Воины хохотнули.
– О бабах я здесь совсем говорить не хочу. – Хмуро ответил Каликс. – Мы говорим о воинах.
– И ты думаешь, мы здесь только ради закалки воинского духа? – Удивился Леонид. – Он уже отпил из своей чаши, благородный сок правильно подействовал и он уже не прочь был пофилософствовать. – По-моему мы здесь ради того, чтобы убить скуку. Новые битвы, новые земли. Новые рабы, прекрасные женщины и богатство – вот что истинно движет людьми.
– Богатство будет, Леонид, коли к победе ведёт славный царь! Его воля есть воля Греции – победить проклятых персов! – Торжественно сказал Андреас.
– Э-э! Ребята! Давайте не будем говорить как риторы перед народом! – Вмешался Кеос. – Разговор у нас складывается дружеский и интересный, и если только мы не будем стараться перекричать друг друга, а каждый скажет по-простому, от души, может выйти нечто полезное. Вот, например, Амариллис у нас человек простой и искренний, он-то точно сможет сказать от души! Верно, Амариллис?!
– От души-то? – Амариллис поскрёб в затылке, – Это можно! Откровенно говоря, мы простые воины, и знать что к чему нам необязательно. На то есть знатные люди. Вот пусть они и думают. Это я от души.
– Ну, это ты зря. Все могут думать. – Возразил Кеос. – Вот я, например, всю жизнь искал себе учителя.
– И ты нашёл его здесь? – удивился Леонид.
– Не совсем. Это он привёл меня сюда. Я Вам так скажу: дома в последнее время мне всё опостылело. Пустые слова, сытая пустая жизнь, пустые разжиревшие люди. Но когда я увидел этого человека, меня потрясла его ЖИВОСТЬ. Меня не столько заинтересовало то, о чем он говорил. Хотя и говорил он тоже интересно. О пути человека, о постижении себя, как воина, о Родине, о Греции.
– Что-то не пойму, о ком это ты? – не понял Каликс.
– А ты разве не понял? – улыбнулся Леонид. – Это он о нашем царе Александре говорит.
– Вот! – Победоносно воскликнул Андреас. – Ты, Кеос, тоже поддерживаешь меня в моих взглядах!
– Не совсем так, – задумчиво произнёс Кеос. Ты говоришь о Родине и царе, словно мы на выборах. Ты споришь, доказываешь, стараешься перетянуть на свою сторону. Я же просто пытаюсь рассказать о своих чувствах.
– А-а-а… – разочарованно протянул Андреас, который, казалось, только и ждал этого спора, а тут вдруг какая-то пустая философия…
– Так вот, – Кеос продолжал, – Александр говорил о постижении себя, о прорыве за свой собственный предел, – да, это у меня тогда откликалось. Вы же знаете, я хотя и патриот, но вполне с холодным разумом. Меня больше интересуют вопросы веры в богов и человеческая душа.
– Так что же ты не пошёл в жрецы? – спросил Андреас. – Они ведь тоже всё о душе говорят.
– Я сперва так и хотел. – И я бы пошёл, если бы не речи Александра. Он говорит лучше тысячи жрецов! Что мне нравится в нём, он не разделяет жизнь, служение Родине от познания себя. В то время как жреческое служение требует отречения от мира. Но когда я впервые услышал царя, я его не понял. С таким же успехом Александр мог бы говорить о Египте. Скажем, «Прорыв за свой предел ради славы Египта». Но вот царь почему-то избрал говорить о Греции. Поначалу, я внутренне сопротивлялся. Политика кажется мне пустым занятием.
При этих словах друга, Андреас насупился.
– Но вы же знаете, – продолжал Кеос, – кто долго слушает нашего царя, тому становится безразлично содержание его речей, хочется просто слушать, слушать, слушать…
– Во-во, я тоже замечал, что он на манер сказочника говорит. Красиво так, заслушаешься… – согласился Амариллис.
– Ну, ты меня понимаешь! Так и я: слушал, слушал, и впоследствии, мысль о прорыве за свой предел срослась с мыслью о служении Греции. И вот я стал истинным греческим патриотом и даже записался в войско. Вы скажите: достойный поступок, но ведь я изначально пошёл за ним ради самопознания. С одной стороны, получается, – обман, и часть меня это понимает. Зато есть другая часть, которой на это наплевать! Для меня сейчас оказалось важнее быть рядом с ним. Он заразил меня своей силой, и своей ЖИВОСТЬЮ. Я давно искал такого себе в кумиры, в учителя. С детства я, друзья, пытаюсь понять, как самому мне стать таким же: сильным, смелым, ЖИВЫМ. Вы же меня давно знаете, я бывает, делаюсь, словно замороженным и не знаю, куда мне идти, чем заниматься и что делать. Все гнетут мысли, мысли, а ответа нет. И вот за это чудо, – за то, чтобы жить полной жизнью, дышать полной грудью и не больше не думать об ответах, я готов простить ему всё, и, в общем-то, мне теперь всё равно, о чем он будет говорить. – Закончил Кеос.
Некоторое время друзья молчали.
– Послушать тебя, так он тебе что-то вроде отца, – выдал Амариллис.
Вокруг загалдели. Каждый бросился рассказывать, чем ему нравится Александр, а чем нет. Андреас испуганно озирался по сторонам, боясь, что их услышат. Но даже, если бы и услышали, Александру в этот вечер сказали столько хороших слов, что никакие доносчики не прикопались бы. И то верно, воины любили царя самым искренним образом.
– А я думаю, царь и должен быть отцом народа, – настаивал Андреас. – А как же иначе? Ведь у всех живых существ на свете есть родители. У последней собаки и то есть мать и отец. А как же народ, он что, должен оставаться сам по себе?
– Ты не туда смотришь, – не соглашался Леонид. – Отец народу, это уже следствие. А причина? Что движет нашим царём в его поступках? Я вот что думаю: им движет слава! Всеми богами и героями всегда двигала жажда славы! Это есть самый сильное человеческое желание.
– Ну, ты не прав! Мне вот слава даром не нужна. – Парировал Амариллис.
– Слава важна. – Согласился Кеос. – Но что такое Слава? Пустая людская молва? Так люди всегда о чем-нибудь без умолку болтают. Теперь будут болтать о тебе. Эка невидаль…. Не думаю, что Александр настолько наивен.
Вмешался Каликс:
– Я думаю, им движет Слава в том смысле, что движет волка.
Все вопросительно посмотрели на Каликса.
– Сейчас объясню. Вы знаете волков. Это благородное животное. Настолько благородное, что его не так-то просто заставить смириться с несвободой. Не помогают ни кормёжка, ни угрозы.
– Да ну, у моего отца жил волчонок. – Неожиданно включился в разговор Диметриос. – Мало чем отличается от собаки, разве что норов покруче.
– Так он его со щенков взял, верно?
– Верно!
– Ну, так про то мы не говорим. Я о диких волках говорю. Дикого волка кто-нибудь смог приручить? То-то и оно!
– Я что-то не пойму, дорогой друг, к чему ты клонишь? – Поинтересовался Кеос.
– А к тому. Александр – он как волк в человеческой стае, – благородный хищник! Такой не будет лежать на боку в своём дворце. Такому подавай поход, войну, кровь, добычу!
– Это верно ты заметил. – Согласился Леонид. – Таким уж он родился – очень жадный до жизни человек!
– Неправда! Родиться – это каждый может. Александр сам сделал себя, как и подобает царю! – Возразил Андреас.
– Ха! – Усмехнулся Леонид. – Если бы я родился царём, я бы тоже мог «сделать себя»! Тут к твоим услугам и время, и царская казна и наставники…
– Можно подумать, у тебя не было наставников, – подколол Кеос. – Можно подумать, ты их очень внимательно слушал!
– А что! И слушал! Да кого там было слушать-то! Разве что этого трепача Дормидонта?
– Ну вот, тебе и Дормидонт не авторитет, а ведь он, между прочем, слывёт учеником Аристотеля, коей, как известно, является наставником самого царя!
– Ну, а почему Аристотель не взял его во дворец? – Возразил Леонид. – Потому что бездарности никому не нужны!
– Ну, это ты зря, Леонид, – не соглашался Кеос. – Даже если предположить, что Дормидонт плохой наставник (а я, напротив, считаю его своим истинным учителем), всё равно, учишься-то ты сам и никто другой. Главное ведь, по-настоящему уметь учиться, а наставники всегда найдутся.
Вокруг согласно закивали. Леонид фыркнул и отвернулся.
– Не обижайся, Леонид, ты сам посуди, чем бы мы, люди, отличались от животных, если бы целиком зависели от своих наставников? Если, к примеру, заяц родился зайцем, и учителем ему была его мать, – зайчиха, то может ли он потом, став взрослым, подумать немного и стать волком?
– Известно, не может. – Согласились друзья, Леонид молчал.
– А человек? Не в силах ли человек путем обучения и познания себя, стать чем-то другим, чем он был до того?
– Не в силах! – Леонид вновь повернулся лицом. – Боги дают человеку его судьбу. Да мы вольны выбрать, но выбор наш лишь между красным вином и белым вином. А вот совсем отказаться от вина мы не можем.
– Что ж, раз ты так считаешь… – Кеос пожал плечами. – Я лично склонен думать, что человек тем и отличается от животных, что в состоянии стать тем, кем пожелает. Даже если ты родился, как овца в человеческом стаде, в твоих силах стать хищником.
– Ха! – снова усмехнулся Леонид. – Вот ты, Кеос, родом из ремесленников, сможешь ли ты стать аристократом?
– Смогу!
– Интересно, как?
– Мы на войне, Леонид! А, значит, будут бои, и будет много возможностей проявить себя, А царь, как известно, чтит доблесть. Вот и нам будет награда.
– Ой, я умоляю, Кеос, да какая награда-то? Ну, отсыпят тебе шапку серебра, а если очень-очень повезёт, то и золота. Ну, построишь ты на эти деньги дом, заведёшь жену. Об этом и речи нет. Но аристократом… Да у нас сколько детей всяких знатных в походе? Ты их считал?
– Нет, не считал.
– Оно и видно! Там все места заняты, будь покоен! Есть уже и будущие наместники на новые земли, и наместники наместников. И войско им найдётся. Кем ты собрался быть?
– Я не знаю, Леонид, но чувствую, что в этом походе Александр будет раздавать чины, он любит Славу, а значит, будет прославлять и своих подданных, чтобы те в благодарность славили его. Деньги для него вторичны.
– А вот для меня деньги первичны! – Леонид плюнул в сердцах. – Слава – это сказки, приманка для тех, кто не может позаботиться о себе и готов служить за пустые слова!
– Ну, так это, друзья дело личное! – Вмешался Андреас. – Кому деньги, кому слава! Чего тут спорить?!
– Да мы не о том спорим. – Ответил Кеос. – Мы же не о выборе, а мы об Александре. Я думаю, что Александр и есть тот самый мудрый и гордый волк, которому свобода заменяет и отдых и деньги. Только если для волка важна свобода, то для человека в людской стае важна слава. Слава сделает тебя уважаемым, уважение принесет богатство, а уважаемый и богатый человек – суть свободный! Такому человеку не страшна смерть, поскольку его слава переживёт его. А чего ж ещё боятся человеку кроме смерти? А раз сама смерть не властна над тобой, ты обретаешь истинную свободу. В этом и есть смысл жизни человека. И царь это понимает.
Все помолчали. Друзья не могли найти, что ответить Кеосу.
– Как хорошо и проникновенно ты сказал, – заметил Андреас.
– Во-во, про смерть это ты верно заметил, – поддержал Амариллис. – Ежели Слава даёт свободу от смерти, на такую славу я согласен.
– А на какую же ещё? – подхватил Диметриос. – Если бы я не боялся смерти, то ни в жисть бы не стал жить в городе. И служить бы ни к кому не пошёл! Жил бы себе в горах, пас коз! Покой, свежий воздух, красота! Не то, что в этом шумном и пыльном городе!
Друзья как по команде уставились на Диметриоса, который только что выдал дневную норму своих слов.
– Да-а-а, – протянул Каликс, – если уж и Диметриос так думает, то дело верное! Я за славу, пишите и меня!
Разговор стих. Кеос смотрел, как догорает костёр. Один за одним, друзья удалились в шатер. Сон требовал отдать ему должное. Кеос поднялся. Еще раз окинул взглядом догорающие костры, словно звёзды, разбросанные по лагерю.
Завтра будет новый день! День славы Александра, и день его, Кеоса славы! И если даже ему суждено умереть в бою, он уже чувствовал себя бессмертным. Имя Александра Великого будет жить вечно среди людей и богов. А с ним в вечности будут жить и его воины, те, кто выстлал своими телами, судьбами и жизнями путь великому македонскому царю!