Это вызвало вначале образ действия, сходный в общих чертах с тем, при помощи которого думали бороться с хищными кочевниками властители азиатских культурных стран, начиная с Кира и Дария Гистаспа, продолжая Александром Македонским и римлянами и кончая Сефидами Ново-Персии. Заключается он в том, что культурный пояс обносится рядом сторожевых постов, а кочевники пустыни устрашаются более или менее удачными походами и набегами в глубь степей. Этими походами кочевники приводятся к покорности, вынуждаются признать более или менее номинальную власть своих культурных соседей, и погромом, сопровождающим походы и набеги культурных войск, устрашаются. Страх наказания должен, по этой системе, удерживать кочевых хищников от набегов и разбоя. Система эта, как доказал опыт многих тысячелетий борьбы Ирана с Тураном, не удовлетворяет задачам умиротворения культурных окраин. Страх наказания действует только, пока наказание помнят; возможность избегнуть наказания весьма осуществима, для чего стоит только во время похода культурного воинства откочёвывать всё далее в глубь пустыни; само наказание, т. е. погром кочевников во время похода, вызывает не только страх, но и жажду мести, вражду. Наконец, за ближайшими кочевниками живут менее доступные для наказания, но могущие тем не менее тревожить пограничные округи набегами, скрываясь затем в свои отдалённые кочевья. Таковы неудобства той системы умиротворения западносибирской и оренбургской окраин, которая была первоначально принята и которая вполне соответствовала системам Кира, Дария, Александра, Аббаса, Надира и др. Вся пространная киргизская степь была разделена на два ведомства. Восточная, меньшая часть, населённая киргиз-кайсаками Большой орды и кара-киргизами, отошла в ведомство западносибирского ген. – губернаторства; западная, гораздо более обширная, занятая киргизами орд Букеевской, Малой и Средней, была отнесена к ведомству оренбургского ген. – губернаторства. Оба ведомства выставили против степи линии фортов и сторожевых постов и вынудили соседних кочевников (киргизов и кара-киргизов) принять русское подданство. Как и следовало ожидать, это подчинение было только номинальное, и хищники не только не были верными подданными русского государства, но не оставили и прежних набегов в пределы своих новых соотечественников. Наказания за набеги только запутывали отношения, создавали взаимные счёты несправедливости и мщения; – в этой партизанской войне прошло несколько десятилетий, в которые надеялись, что принятая система способна умиротворить Киргизские степи и русские окраины. Западносибирское ведомство раньше убедилось в несостоятельности системы, и скоро оттуда начали настойчиво рекомендовать переход в наступление с целью отрезать Киргизские степи укреплёнными линиями не только от наших окраин, но и от хищных гнёзд за киргизскою территорией. Это окружение киргизов русскими линиями должно было их вполне изолировать от прочих хищников, лишив их и надежды на уклонение от наказания и поддержки со стороны более отдалённых разбойников и возможности выгодно сбывать добычу в культурные оазисы Средней Азии, где основались разные тюркские народцы, превратив их в разбойничьи притоны. Но для осуществления этой программы необходима была вооружённая борьба не с одними киргизами, потому что такой порядок вещей нарушал далеко не одни киргизские интересы, а между тем в 30-х годах надеялись ещё умиротворить киргизов мирным влиянием, распространением цивилизации, привлечь подарками и ласкою, устрашая наказаниями. Таким образом попытки западносибирского ведомства изменить систему не удались. Неудача хивинской экспедиции 1839 года, предпринятой с целью освобождения 500 русских пленных, захваченных киргизами и проданных в Хиву, доказала неудовлетворительность системы, которая не гарантировала граждан могущественной русской державы от перспективы появления на невольничьих рынках Хивы, Бухары, Кокана в качестве товара. Так называемый бунт киргизского султана Кенесары Касымова в 40-х годах окончательно подорвал веру в состоятельность Оренбургской системы. Это движение наполнило собою несколько лет, глубоко взволновало русское господство и было подавлено только после кровопролитной и продолжительной войны. Бедствия, обрушившиеся при этом на русские прикиргизские окраины, были громадны. Султан Кенесары в сущности вовсе не был бунтовщик, так как киргизы были только номинально подчинены; он был Чингис или Тимур в миниатюре. Начав с мелкого разбоя, или баранты, он поднялся своими успехами в глазах своих единомышленников, скоро достиг громадного влияния и уверовал в своё призвание. Весть о появлении нового мирокрушителя, нового бича Божьего, т. е. громадной поживы в перспективе, быстро разнеслась по киргизским кочевьям, и сторонники начали стекаться со всех сторон. Снисходительность Оренбургского начальства, старавшегося уладить дело мирно, была принята за слабость, и скоро новый мирокрушитель предводительствовал уже целыми ордами, и справиться с ним было не легко. Эти два урока (Хивинская экспедиция и бунт Кенесары) не прошли, конечно, бесследно, и в конце сороковых годов решено перейти к новой системе, ещё раньше рекомендованной из западной Сибири, т. е. положено начало охвату киргизской степи с востока и юга наружною укреплённою линиею наподобие той внутренней, которая уже окаймляла степь с севера и запада. Европейские события 1848–1850 гг., а затем вскоре вспыхнувшая Крымская война 1853–1856 гг. отвлекли внимание правительства от далёкой киргизской окраины и отсрочили задуманное дело на полтора десятилетия. Тем не менее начало было положено и с С.-В. Сибирью и с С.-З. Оренбургом. Сибирская линия дошла до реки Или, Оренбургская ещё перед Крымскою войною вышла на низовье Сырдарьи, где были основаны форты Казалинск, Перовск и другие. После войны дело было возобновлено с новою энергиею. Сибирякам пришлось выдержать весьма серьёзную борьбу с коканцами из-за Семиречья, но несмотря на совершенную ничтожность сибирских военных сил, власть в Семиречье была упрочена, и русская укреплённая линия протянулась по западной китайской границе до Тянь-Шаня, по этому хребту до границ Кокана. В то время, как коканцы пытались вытеснить сибиряков из Семиречья, оренбургцы подвигались вверх по Сырдарье и отняли у коканцев Ак-Мечеть, Туркестан, причём достигли западных островов Каратау'ского хребта, окаймляющего Кокан с севера. По этому хребту подвигалась из Семиречья и сибирская линия, и когда в начале шестидесятых годов сибирцы взяли Аулие-Ата, а оренбургцы – Чимкент, обе линии были сомкнуты, и наружная укреплённая линия неразрывно протягивалась от Алтайского хребта по южной окраине киргизских степей до Каспийского моря. Киргизские орды были изолированы, во время борьбы за наружную линию покорены, и киргизские степи окончательно умиротворены. Этот результат, как сказано, был достигнут в начале 60-х годов, но логика событий толкала Россию всё вперёд, и вперёд, и это поступательное движение ещё далеко не сказало своего последнего слова. В самом деле, в каком положении очутилась Россия после того, как сомкнута была наружная киргизская линия после завоевания Аулие-Ата и Чимкента? Сама эта линия была создана для умиротворения обширной киргизской степи с её миллионным кочевым населением застарелых хищников, но провести эту наружную линию в пределах самых киргизских степей оказывалось невозможным, как по местности не годной ни для какой оседлости. Линию пришлось проводить по северной окраине территорий, лежавших к югу от киргизской степи и по своему характеру способных к заселению. Сибиряки выдвинулись в речную систему р. Или, оренбургцы вышли на Сырдарью, соединены обе линии были по предгорьям Каратау. Для занятия этих местностей и устройства наружной линии пришлось уже с самого начала вступить в борьбу не с одними киргизами, но и коканцами, так как эти окраины среднеазиатского оазиса принадлежали коканскому ханству. Борьба, начатая из-за линии, конечно на этом не остановилась и, продолжаясь с Коканом, обобщилась в борьбу с оставшимися ещё независимыми Тюрками Верхней Азии. За покорением киргизов оставались два ещё многочисленных и далеко распространённых тюркских народа: узбеки и туркмены. Последние не менее многочисленные, чем киргизы, но гораздо более хищные и сильные кочевники занимают степи и пустыни по северной окраине Ирана, между Каспием и Амударьей. В то время они соприкасались с русскими владениями лишь в занятом около этого времени Красноводске на восточном берегу Каспийского моря, что однако не мешало им предпринимать смелые набеги далеко в глубь русских степей, доходить до самого Урала, разбойничать и захватывать пленных, которые сбывались на невольничьих рынках Средней Азии. Но впрочем, опасности и трудности, сопряжённые с подобными набегами на север, заставляли всегда туркмен предпочитать набеги на юг в пределы Персии. Сюда и ближе, и безопаснее, и добыча богаче; поэтому хотя туркмены и тревожили русских, но не особенно, и двойная цепь линий вместе с постами на берегах Каспия могла считаться до времени сносным обеспечением с этой стороны, хотя нельзя было не думать о необходимости рано или поздно положить предел туркменским набегам. В таком же положении были и узбеки Хивинского ханства, обыкновенно разделявшие участие в разбойничьих набегах с туркменами, их ближайшими соседями. Но уже в другом отношении к России стали с начала 60-х гг. узбеки двух других ханств Средней Азии, Кокана и Бухары. Собственно Узбеки – тюрко-татарское племя, завоевавшее Бухару с другими среднеазиатскими областями около конца XV ст., и составляющее потомков татар Золотой орды, некогда господствовавшей над Россией. Но с тех пор название узбека распространилось на всех вообще оседлых и полуоседлых тюрко-татар культурных оазисов Средней Азии. Население этих стран слагается из двух элементов, таджиков, говорящих на особом наречии персидского языка и составляющих остаток древнего иранского населения, и узбеков, тюркских пришельцев, отчасти истребивших, отчасти подчинивших туземное население. В настоящее время узбеки повсюду многочисленнее таджиков, а власть уже со времён Чингиса находится беспрерывно в руках тюрков. Несколько столетий оседлой жизни однако не лишило среднеазиатских тюрков их хищнических наклонностей. Коканцы и хивинцы всегда принимали деятельное участие в набегах киргизов и туркмен; если бухарцы в этом меньше виновны, то единственно потому, что они были дальше и непосредственно не соприкасались с нашими пределами. Таким образом, умиротворение киргизской степи посредством наружной линии привело нас прежде всего к дверям первого притона полуоседлых хищников, к ханату Кокана. Борьба не замедлила вспыхнуть. Когда пал Ташкент, и русские вышли на средний Сыр, бухарцы пришли на помощь к коканцам. Две неудачные войны убедили бухарцев в бесполезности борьбы; результатом этих войн с Коканом и Бухарою было присоединение половины коканского ханства и значительной бухарской территории с Самаркандом. Продолжавшееся хищничество хивинцев и туркмен привело в 1873 году к походу в эти страны и занятию территорий на нижнем течении Амударьи. Нападение коканцев в 1876 году повело к окончательному покорению этого ханства. В 1877 году прикаспийским отрядам пришлось выдержать столкновение с туркменами-Теке. Но была ли этим умиротворена Средняя Азия? Конечно, нет. Туркмены находились в 70-х годах в том же положении, в котором находились киргизы в 30-х годах, т. е. против них существовала только внутренняя линия, а от набегов они удерживались влиянием на старшин и страхом наказания. Хивинские узбеки находятся приблизительно в положении Кокана после потери Ташкента, каковая потеря не помешала им в 1876 году напасть на русских. Едва ли мы вправе ожидать от хивинцев более благоразумия, тем более, что хивинцы могли бы опереться на полуумиротворенное миллионное кочевое население туркмен. В таком же положении, как Хива, находится и Бухара; правда, в этом ханстве сильнее мирное таджикское население, но зато и соблазну больше; само ханство гораздо сильнее, с Востока к нему примыкает ряд независимых разбойничьих ханатов, туркмены тоже под боком (за Аму), а немного далее Афганистан, готовый под влиянием Англии поддержать Бухару.