Эта борьба между культурным Востоком и среднеазиатским кочевым дикарём проходит чёрною нитью через всю историю Азии и составляет одну из причин, почему культуры Востока замкнулись в заколдованный круг исторического циклизма, о котором я говорил выше. Эта борьба нашла себе поэтическое выражение в древних легендах Ирана, того Ирана, которому пришлось вынести самую тяжёлую борьбу с дикарями, и который теперь лежит раздавленный этой борьбою, хотя и непобеждённый. Зенд-Авеста, этот древнейший миф арийского индоевропейского племени, олицетворяет эту борьбу культурных народов Азии с дикарями севера в виде постоянной непрерывной борьбы между двумя божественными существами зла и добра. Ахура Мазда (переделанный греками в Ормузда) создал мир для блага человечества и отдал своему избранному народу Иранскому (по Зенд-Авесте просто Арийскому, Эриэне), но явился Ахриман, представитель зла, и поселил в это созданное Ахура Маздою «место благодати» зиму. Ахура Мазда обратил это творение зла к добру, оплодотворив землю снеговыми водами, но всё же первое место благодати было испорчено и пришлось части народа выселяться. Ахура Мазда создаёт второе место благодати, – Ахриман и его портит. Ахура Мазда частью исправляет, частью заменяет его третьим и т. д. и т. д. Ахриман является всюду, он создаёт сухость, пески пустыни, вредных животных и насекомых, наконец, дикарей пустыни. Ахура Мазда создаёт 15 мест благодати (Согдиана, Бактриана и т. д. – филологи в них узнали разные страны Ирана), и все они отчасти испорчены Ахриманом и, хотя Ахура Мазда всюду восстанавливает добро, но и зло, созданное Ахриманом, остаётся – и человечеству приходится бороться с ним. Конечно, одним из самых роковых созданий Ахримана был Туран, т. е. дикари, кочевники. Культура Ирана победила и обратила на пользу человечества другие бедствия, которыми Ахриман испортил места благодати, созданные Ахура Маздою; но это последнее исчадие зла, Туран в тысячелетней борьбе ниспроверг и культуру Ирана и сам высокий трон Ахура Мазды. Азия Ахримана была всегда бичом Азии Ахура Мазды и тем тормозом, без которого, быть может, культурному Востоку не пришлось бы ныне подпасть под власть младшего сына цивилизации, европейского Запада.

Говоря в первых трёх главах о Востоке и его отношениях к Западу, я всюду разумел культурный Восток, Ормуздову Азию, но не с этой Азиею, а с Азиею Ахримана пришлось встретиться славянским племенам восточной Европы и вынести первую в Европе и, как оказывается, последнюю и окончательную борьбу за человеческий прогресс и цивилизацию против козней Ахримана и его исчадия, дикарей-кочевников, населяющих беспредельные степи и пустыни верхней Азии.

В лесах восточноевропейской низменной равнины, составляющих прямое продолжение лесов североазиатской низи и образовавших непрерывную связь этих лесов с такими же сплошными лесами Германии, обитало во времена первого устроения новой Европы обширное славянское племя индоевропейской расы. В этих лесах, граничивших к югу и юго-востоку со степями и пустынями Ахримановых народов, зародилось славянское государство и с первых же шагов своего исторического бытия вступило в борьбу за культуру и прогресс с жителями степей, самыми западными отпрысками великой и многочисленной семьи Ахримановых мирокрушителей. Борьба с печенегами, половцами, болгарами, ясами, косогами и другими кочевниками тюркского или монгольского племени наполняет собою первые века исторической жизни Руси. Но как ни печально было это соседство, и как ни вредно должно было оно отражаться на развитии молодой нации в течение первых четырёх веков (IX–XIII вв.), Русь выносила эту борьбу, продолжая своё культурное и политическое развитие. Здесь не место входить в рассмотрение ни степени, ни самого хода этого развития; для нас довольно помнить, что развитие это шло по типу прогрессивной, а не циклической культуры. Но этим зачаткам прогрессивной культуры не суждено было развиться и расцвести. Ахриман выслал из недр азиатских пустынь дикарей-номадов, которые в середине XIII ст. совершили одно из мирокрушительных нашествий, в неудержимом своём разливе поглотившее все восточные культурные страны и даже плеснувшее на страны Запада. Эта была эпоха Чингиса, великого Каана всех монгольских и тюркских орд Верхней Азии. Русь была тоже покорена, опустошена, её население истреблено, её зарождающаяся культура удушена. Это монгольское иго, продолжавшееся целых два столетия и всё наполненное страшными опустошениями и поголовными избиениями, ниспровергло культуру первых веков русской истории. С большим трудом с середины XVII ст. (через два столетия после освобождения и через четыре после нашествия) начала мало-помалу русская история возвращаться в прежнее ложе и перерабатывать свою цивилизацию по типу прогрессивному. Таково было влияние на Россию того Востока, с которым этой стране лесной культуры пришлось иметь дело с самых пелёнок своей исторической жизни; влияние это было самое пагубное. Но поборовши орды Ахримана и долгою культурною борьбою снова приобщившись к общеевропейскому прогрессу, Россия вместе с тем дала обратное движение той верхнеазиатской волне, которая чуть не поглотила её наравне с культурами Азии. Россия вступила, немедля после своего освобождения, в решительную борьбу с Востоком Ахримана. Этот Восток конечно остался при прежних привычках, традициях и инстинктах. По прежнему он продолжал жить набегами на соседние культурные страны и по прежнему только разорением и кровавыми избиениями вписывал своё существование в летописи мира. Конечно, и относительно освободившейся России он держал себя не иначе. Россия ответила наступательно и из своих родных лесов вышла в степь, чтобы обезопасить себя от разбойников, издавна населявших эту степь. С XVI столетия началось наступление России на степные племена Ахриманова Востока. В этом столетии пали два татарских ханства – Казанское и Астраханское, и Россия, став на берегу Каспия, изолировала разбойников Черноморских степей от сообщения со своими неисчислимыми (как тогда казалось) братьями степей и пустынь Верхней Азии. Тогда же началась упорная борьба с изолированными крымскими разбойниками, но тогда же это изолирование прекратилось, так как последний татарский ханат на европейской почве нашёл себе поддержку в новых тюркских ордах, вторгшихся в Европу южным путём (через Иран и Левант) и покоривших южных славян, подобно тому, как предшественники XIII ст. покорили северных. Поддержанные турками крымские татары продолжали борьбу в течении двух с лишним столетий, продолжая разорять наши южные окраины. Наконец, в XVIII ст. и эта последняя татарская орда на европейских границах России пала. Все европейские степи, составляющие естественное продолжение среднеазиатских и лучший путь для вторжения, были умиротворены, прочно заняты и колонизуемы культурою. Но восточные пределы этих степей, уральские области, продолжали быть тревожимы набегами степных разбойников тюрко-монгольского племени. За Уралом расстилаются обширные киргизские степи, населённые многочисленными кочевниками, бывшими в описываемую эпоху одними из самых опасных и диких разбойников. Пришлось заняться и их умиротворением. Таким образом, подвигая всё далее и далее на Восток свои границы и встречая необходимость обеспечивать и эти новые границы от новых, ещё не умиротворённых племён Верхней Азии, Россия волею неволею должна была принять на себя неблагодарную задачу – умиротворить страны Ахримановой Азии и раз навсегда положить предел борьбе сынов Ахура Мазды, то есть культурных народов, с дикими сынами Ахримана. Эти народы Ахримана не однажды ниспровергали культуры Востока; с Запада, наконец, явилась сила, которая взялась ниспровергнуть самый престол Ахримана и установить наконец мир между культурною Азией и её северными соседями. Только этот мир дозволит Ормуздовой Азии свободно и с шансами на успех заняться приобщением себя к общечеловеческому прогрессу, созданному народами Запада.

Но эта задача России, выпавшая ей на долю волею истории и в силу её географического положения, накладывает с одной стороны тяжёлую историческую ношу, неизвестную народам западной Европы, а с другой стороны приводит её через покорённые степи и умиротворённых дикарей к границам старо-культурного Востока Ахура Мазды, того Востока, на который Англия смотрит с такою поистине любовною ревностью как на своё достояние. Россия уже стала на границах Леванта, Персии, Китая, а покорением среднеазиатских ханств быстро приближается к границам Индостана. Но об этом я поговорю подробнее в другой главе, а теперь ограничусь этим общим очерком отношений между Россией и Востоком в течение первого тысячелетия нашей истории. Я также ещё не успел надлежащим образом очертить характер русского движения на Восток. А пока удовольствуемся тем выводом, что движение России на Восток, начавшееся издревле, наложено на неё тяжёлою историческою необходимостью и, будучи в высшей степени благодетельно для самого Востока, составляет (большею частью) для России только тяжесть и жертвы без вознаграждения, если не считать вознаграждением безопасность границ от разбоев и набегов.