Ленин. Спаситель и создатель

При этом, как уже говорилось, Германия получила до апреля 1917 года (времени официального подключения США к войне) кредитов на 20 миллионов долларов, а страны Антанты – на 2 миллиарда!..

Но затягивать войну больше допустимого тоже было нельзя. И когда Вильсон 8 января 1917 года выступил в конгрессе с так называемыми «14 пунктами мира», Ленин – ещё из Швейцарии, сразу же откликнулся на это статьёй «Поворот в мировой политике», опубликованной в № 58 газеты «Социал-Демократ» за 31 января 1917 года. Ленин писал там:

«На улице пацифистов нечто вроде праздника. Ликуют добродетельные буржуа нейтральных стран: „мы достаточно нагрели руки на военных прибылях и дороговизне; не довольно ли? Больше, пожалуй, всё равно прибыли уже не получишь, а народ может и не стерпеть до конца…“

Как же им не ликовать, когда „сам Вильсон“…»^[170], и т. д.

А далее Ленин пояснял:

Содрать при помощи данной войны ещё больше шкур с волов наёмного труда, пожалуй, уже нельзя – в этом одна из глубоких экономических основ наблюдаемого теперь поворота в мировой политике. Нельзя потому, что исчерпываются ресурсы вообще. Американские миллиардеры и их младшие братья в Голландии, Швейцарии, Дании и прочих нейтральных странах начинают замечать, что золотой родник оскудевает, – в этом источник роста нейтрального пацифизма…^[171]

Между прочим он – предвосхищая события уже в который раз! – писал в той же статье и так:

«Возможно, что сепаратный мир Германии с Россией всё-таки заключён. Изменена только форма политической сделки между двумя этими разбойниками. Царь мог сказать Вильгельму: „Если я открыто подпишу сепаратный мир, то завтра тебе, о мой августейший контрагент, придётся, пожалуй иметь дело с правительством Милюкова и Гучкова, если не Милюкова и Керенского. Ибо революция растёт, и я не ручаюсь за армию, с генералами которой переписывается Гучков, а офицеры которой из вчерашних гимназистов. Расчёт ли нам рисковать тем, что я могу потерять трон, а ты можешь потерять хорошего контрагента?“

„Конечно, не расчёт“, – должен был ответить Вильгельм, если ему прямо или косвенно была сказана такая вещь…»^[172]

Ну не умница ли Ленин после этого?!

Он не только уже в январе 1917 года весьма точно «вычислил» возможную схему грядущих событий, но заранее верно указал даже на конкретные ведущие фигуры антиниколаевского заговора!

И даже верно подметил, что армия полна «офицерами военного времени» из гимназистов, а это народ с одной стороны по младости лет горячий, а с другой стороны – без царя в голове, и в переносном, и в прямом смысле этого выражения. Ведь эта, тонко рассмотренная Владимиром Ильичом, черта офицерства 1917 года не в последнюю очередь стала фактором будущих «Ледяного похода» Корнилова, «Добровольческой армии» Деникина, резервом офицерских «марковского», «дроздовского», «корниловского» полков…

Как Ленин мог быть так прозорлив? Ни социологического центра «Левада», ни ВЦИОМа, ни Ванги в его распоряжении не было…

Ах, да! Его же снабжали информацией непосредственно «из германского генштаба»!

Если же говорить серьёзно, то поразительная прозорливость Ленина базировалась на верном, то есть – творческом, марксистском, понимании общественных процессов, а также – на повседневном «перелопачивании» европейской и российской прессы. Ленин давно – ещё со времён работы над капитальным своим «Развитием капитализма в России» – освоил умение быстро и квалифицированно обрабатывать большие объёмы информации и делать верные выводы. Потому он и видел подлинное лицо Золотой Элиты хоть в царской России, хоть в буржуазной Америке…

Знать о сроках и точных планах Элиты Ленин в начале 1917 года не мог, но возможное развитие событий видел.

Уже встав во главе России, Владимир Ильич возвращался к анализу роли и сути Америки в мировой политике не раз. И всегда был точен. Так, уже I конгресс ленинского Коммунистического Интернационала в своём Манифесте отмечал в марте 1919 года:

«Соединённые Штаты взяли на себя по отношению к Европе в целом ту роль, которую в прошлых войнах играла, а в последней пыталась сыграть Англия по отношению к континенту, а именно – ослаблять один лагерь при помощи другого, вмешиваясь в военные операции лишь настолько, чтобы обеспечить за собой все выгоды положения»^[173].

Ещё до этого Ленин в «Письме к американским рабочим», опубликованном в «Правде» 22 августа 1918 года, писал:

«Американские миллиардеры были едва ли не всех богаче и находились в самом безопасном географическом положении. Они нажились больше всех. Они сделали своими данниками все, даже самые богатые, страны. Они награбили сотни миллиардов долларов (с учётом экономического внедрения США в Европу Ленин преувеличивал не так уж и намного, – С.К.). И на каждом долларе видны следы грязи: грязных тайных договоров,… договоров о дележе награбленной добычи… На каждом долларе – ком грязи от „доходных“ военных поставок, обогащавших в каждой стране богачей и разорявших бедняков. На каждом долларе следы крови – из того моря крови, которую пролили 10 миллионов убитых и 20 миллионов искалеченных…»^[174]

Убийственно точно!

Причём сказано – как о сегодняшнем дне…

Приходится ли удивляться, что именно янки изготовили тогда одну из наиболее известных антиленинских фальшивок – «документы Сиссона»!

Эдвард Сиссон осенью 1917 года был направлен директором некоего «Бюро общественной информации» Джорджем Крилом в Россию в качестве представителя бюро. Собственно, Сиссон был разведчиком с уклоном в провокацию.

В России Сиссон якобы добыл «с помощью английской секретной службы» документы, якобы подтверждающие связь Ленина с немецким генеральным штабом, а вернувшись в Вашингтон, в октябре 1918 года опубликовал брошюру, где воспроизводились копии этих «документов».

Проверку материалов поручили комиссии Американской ассоциации историков под председательством профессора Дж. Франклина Джеймсона, куда входил и Сэмюэль Харпер. В своих мемуарах он писал:

«Мы наотрез отказались комментировать выводы Сиссона, якобы доказанные документами, что Ленин не только имел контакт с представителями немецкого генерального штаба во время поездки через Германию, но и был немецким агентом. Мы с Джеймсоном были готовы заявить, что при данных условиях, начав социальную революцию в России, Ленин объективно содействовал противнику с военной точки зрения…»^[175]

Политическую революцию в России начал не Ленин – мы это уже знаем. Вначале сама Элита начала революцию как политический переворот в целях сохранения прежней социальной ситуации, когда кучка богатых собственников возвышается над огромным большинством наёмных работников.

А уж затем Ленин блестяще использовал созданную Элитой ситуацию для придания революции не просто политического, а социального характера, ради чего он все предыдущие годы и жил.

Что же до якобы содействия противнику с военной точки зрения, то и тут американские профессора заблуждались – развал фронта стал фактом помимо Ленина, а порой российская Элита к концу лета и началу осени 1917 года прямо провоцировала военные поражения в целях военного переворота, как это было при сдаче Риги. В своём месте мы это увидим.

Но что дорого – комиссия Американской ассоциации историков не подтвердила выводов Сиссона, хотя, как пишет Харпер, «широко было распространено было мнение, что мы объявили все документы подлинными и не вызывающими сомнений». Профессорам попеняли, что их не категоричность «не поможет вызвать моральный взрыв, необходимый для мобилизации всех наших ресурсов в интересах ведущейся борьбы»^[176].

Тем не менее фальшивка Сиссона оказалась «долгоиграющей» – уже «россиянские» профессора-«историки» то и дело ей размахивают.

Вот что можно коротко сказать об «американском» аспекте ленинской темы в свете событий русского Февраля и американского Апреля 1917 года. А, подводя промежуточный итог, надо сказать, что одной из важнейших исторических заслуг Ленина перед Россией в 1917 году стало также то, что он, совершив Октябрь, отстранил от власти проамериканских политиканов и тем самым нейтрализовал намечающееся колониальное влияние Америки в России!

И, пожалуй, чтобы поставить логическую точку и подкрепить своё утверждение фактами, напомню в заключение этой главы о миссии в Россию американского сенатора Элиху Рута.

Эту миссию почему-то часто называют «военной», хотя в состав особой миссии в Россию входили представители не только военного и военно-морского ведомств, но и бизнесмены и даже профсоюзный деятель – социалист-ренегат Эдвард Рассел.

В 1908 году в качестве государственного секретаря США Рут заключил с Японией «Соглашение Рута-Такахиры», развязывавшее Японии руки в Китае, но и Рут позднее играл в политике США важные роли. Любовью к России Рут, надо сказать, не отличался (что, собственно, для элиты США всегда было нормой). В 1917 году ему было 72 года (прожил он девяносто два), и именно он был удостоен Золотой Элитой чести провести инспекцию пост-царской России на предмет её готовности продолжать войну. Опыта у Рута хватало, он зубы на внешней политике проел и сам называл себя «закалённым старым служакой».

Значение миссии Рута было подчеркнуто тем, что её глава – при живом после США в России Фрэнсисе – имел ранг чрезвычайного посла, а восемь членов миссии – ранги чрезвычайных посланников!

Миссия находилась в России с 21 мая (3 июня) по 9 (22) июля 1917 года и изучила положение дел досконально – от Владивостока до Вятки. Увы, о миссии Рута (как и о миссии Самуэля Хора, о миссии лорда Мильнера) у нас знают мало. И до удивления мало внимания этим миссиям уделили историки. А ведь эти миссии – один из «ключей» к пониманию как истории Первой мировой войны, так и вообще новейшей мировой истории. Тем более, что миссия Рута была не просто дотошной инспекцией, а знаменовала собой новый этап мировой войны.

Америка уже прямо брала верховное руководство войной на себя – как залог своего будущего верховного руководства миром после войны. И Элиху Рут приехал для того, чтобы оценить российскую ситуацию, а также сообщить в Петрограде – кому надо, что роль главного кредитора России переходит от Англии и Франции к США.

Думаю, что не последней задачей Рута была также подготовка таких запасных вариантов российской власти, которые были бы удобны для США. Надо было найти и обсудить пути её установления, найти и обсудить кандидатуры доверенных лиц Антанты и США в этой власти.

В частности, с учётом того, что прямой ставленник США адмирал Колчак играл важную роль в военном заговоре генерала Корнилова, можно уверенно предполагать, что в этом заговоре имелся и «американский след».

Американская журналистка Бесси Битти многое увидела в русской революции во время русской революции, и написала об увиденном книгу «Красное сердце России». Сообщила она там много любопытного и о миссии Рута, которую Битти наблюдала с первых же минут прибытия миссии (Бесси была среди встречающих бывший царский поезд, на котором приехал в Питер Рут и который американка видела в последний раз тогда, когда на этом поезде царскую семью увозили в ссылку).

Миссию и принимали по-царски, и поселили по-царски – в Зимнем дворце, где каждое утро Битти и другие иностранные корреспонденты виделись с Рутом на пресс-конференциях. Удивительные это были встречи, потому что на них Рут и репортеры поменялись местами: Рут молчал, а журналисты рассказывали ему о том, что удалось узнать. Но основную информацию Рут получал, конечно же, не от них.

«Время от времени, – сообщает нам Битти, – из Петрограда выезжали специальные миссии, чтобы на месте выяснить некоторые детали сложной ситуации. Армейские специалисты отправились на фронт, морские изучали причины неповиновения Черноморского флота, банкиры взялись за изучение степени истощенности русской казны, а верующие поехали в Москву, чтобы ознакомиться с будущим положением русской церкви»^[177].

Каково?

Планы всех этих рутов Ленин в Октябре 1917 года и сорвал, чего они ему не простили тогда и не прощают до сих пор.

Сегодня на Ленина клевещут на его же Родине вновь. А наследники Элиху Рута ныне осели в «Россиянии» прочно и, так же как Рут в своё время, преследуют в России исключительно антироссийские цели. Весной 1917 года к Руту и ему подобным Россия прислушивалась больше, чем к самой себе, то есть – к Ленину.

Но что, если бы в 1917 году вся Россия прислушалась к Ленину и пошла бы за ним?

Задуматься над таким вопросом нам будет сегодня, пожалуй, не лишним…

Глава 12. Если бы Россия пошла за Лениным уже весной 1917 года

К осени 1917 года Ленин стал общенациональным вождём, причём не только в пределах Великороссии… На Украине, в Белоруссии, в Прибалтике, на восточных и южных рубежах бывшей Российской империи миллионы простых людей тоже видели в Ленине вождя. Однако к такому положению вещей даже трудовая Россия пришла далеко не сразу.

Могло ли это произойти раньше – весной 1917 года или к началу лета 1917 года? И к чему это могло бы привести, как изменило бы – и изменило ли бы, историю России?

Всё, что произошло в России после возвращения в неё Ленина весной 1917 года, и всё, что совершил Ленин после возвращения в Россию до Октября 1917 года, было не историческим экспромтом, а результатом давно продуманной Владимиром Ильичом программы действий. И порой, знакомясь с ленинскими текстами, испытываешь чувство не то что удивления или ошеломления, но бываешь просто-таки ошарашен.

Вот отрывок из некой ленинской работы:

«Мы говорили всё время только о систематической, планомерной подготовке, но мы отнюдь не хотели этим сказать, что самодержавие может пасть исключительно от правильной осады или организованного штурма. Такой взгляд был бы нелепым доктринёрством. Напротив, вполне возможно и исторически гораздо более вероятно, что самодержавие падёт под давлением одного из тех стихийных взрывов или непредвиденных политических осложнений, которые постоянно грозят со всех сторон».

Когда это сказано?

Может, в конце 1916 года – в предвидении событий?

Или, может, в начале 1917 года? Ведь здесь говорится фактически о Февральской революции, причём в её двойном обличье: как народного восстания («одного из… стихийных взрывов») и как «спецоперации» Элиты («непредвиденного» большевиками «политического осложнения»).

Однако это – текст не 1917 года.

Это – отрывок из ленинской статьи «С чего начать?», опубликованной в № 4 газеты «Искра» в… мае 1901 года! (ПСС, т. 5, с. 13). То есть, уже в 1901 году, молодым парнем, лишь вступая всерьёз на дорогу революционной работы, Ленин понимал всё то, что множество якобы высокоумных его соотечественников не поняло даже к весне 1917 года!

За полтора десятка лет до событий Ленин дал гениально точное предвидение того, что рано или поздно в России должно было произойти… И свою статью «С чего начать?» Владимир Ульянов закончил в 1901 году следующими словами:

«Но ни одна политическая партия, не впадая в авантюризм, не может строить своей деятельности в расчёте на такие взрывы и осложнения. Мы должны идти своим путём, неуклонно делать свою систематическую работу, и, чем меньше мы будем рассчитывать на неожиданности, тем больше вероятия, что нас не застанут врасплох никакие „исторические повороты“».

Что ж, со второй половины 90-х годов XIX века Владимир Ульянов всегда шёл своим путём, год за годом неуклонно делал свою систематическую работу, не рассчитывая на неожиданности, и вот теперь, в 1917 году, когда самодержавие пало не от правильной осады, а под давлением как стихийного взрыва в «низах», так и подготовленного в «верхах» «политического осложнения», Ленин сразу же уловил весь потенциал происходящего! Произошедший в России – произошедший без него – «исторический поворот» не застал вождя большевиков Владимира Ленина врасплох, и, вернувшись в Россию, он знал лучше кого бы то ни было, что надо делать, с чего начать, и чем продолжить…

Так с чего предлагал начать Ленин, вернувшись на Родину? Напомню суть его Апрельских тезисов:

1. Пока в России у власти находится правительство Львова и К⁰ война со стороны России остаётся грабительской, империалистической войной в силу капиталистического характера этого правительства. Поэтому: никакой поддержки Временному правительству, разъяснение полной лживости всех его обещаний…

2. Советы рабочих депутатов есть единственно возможная форма революционного правительства. Не парламентарная республика – возвращение к ней от Советов было бы шагом назад, – а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху.

3. Дальнейшую войну, действительно оправдывающую революционное оборончество, Россия может вести лишь при условии: а) перехода власти в руки пролетариата и примыкающих к нему беднейших частей крестьянства; б) при отказе от всех аннексий на деле, а не на словах; в) при полном разрыве со всеми интересами капитала…

4 Постоянную армию необходимо заменить всеобщим вооружением народа. Необходимо ограничить чиновничество и платить всем чиновникам, при выборности и сменяемости всех их в любое время, не выше средней платы хорошего рабочего.

5. Необходимы конфискация всех помещичьих земель и национализация всех земель в стране при распоряжении землёй местными Советами батрацких и крестьянских депутатов…

6 Необходимо создание образцового хозяйства из каждого крупного имения под контролем батрацких депутатов и на общественный счёт.

6. Необходимо немедленное слияние всех банков страны в один общенациональный банк и введение контроля над ним со стороны Советы рабочих депутатов, без «введения социализма» как непосредственной задачи, но с переходом контроля за общественным производством и распределением продуктов к Советам рабочих депутатов.

Это была программа ясная, честная и, при всеобщем желании, – выполнимая. Главное же, это была программа, спасительная для России, уже впавшей в жесточайший комплексный кризис!

Конечно, эта программа не устраивала элиту, имущее привилегированное меньшинство, однако оно составляло не более двух-трёх процентов населения России. Что же до остальных девяноста семи процентов, то ленинская программа весны 1917 года была нужной и благодетельной:

– для крестьянства, за исключением ~ 5 % кулацкой верхушки;

– для рабочих, за исключением -4 ~ 5 % «рабочих аристократов» из числа мастеров и т. п.;

– для трудовой интеллигенции, за исключением дорогих адвокатов, модных врачей с богатой практикой, высшего слоя инженеров, участвующих в промышленных прибылях, высшей профессуры и прочих «интеллектуалов», занимавших в табели о рангах весьма высокие места надворных, коллежских, а то и статских советников…

Что предлагал России Ленин весной 1917 года?

Конец войне…

Выборная сверху донизу власть в интересах трудящихся масс…

Земля тем, кто её обрабатывает…

Заводы и фабрики – под контроль тех, кто производит на них материальные ценности…

Общественный контроль за общественным распределением продуктов…

Вот что предлагал Ленин России весной 1917 года!

И что здесь было кровавого, изменнического, людоедского?

Причём относительно последнего предложения Ленина – общественного контроля за общественным распределением продуктов, напомню, что в России уже к началу 1917 года – без усилий Ленина – царили дороговизна при нередко искусственно взвинченных ценах, и нехватка самого необходимого.

Мы уже знакомы с крупным русским экономистом Николаем Кондратьевым, и было бы полезно познакомиться с его книгой «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции». В ней Кондратьев свидетельствовал: стремление кулаков и крупных помещиков придерживать хлеб вынудило перейти к политике принудительной продразвёрстки уже царское правительство.

И не большевики, а царское правительство 29 ноября 1916 года впервые ввело понятие «принудительная продразвёрстка», выпустив постановление «О развёрстке зерновых хлебов и фуража». Причина такой меры была понятна! Того мужика, который, недоедая, кормил Европу и при этом – как-никак – кормил ещё и себя и свою семью, теперь надо было самого кормить за счёт государства, потому что миллионы мужиков сидели в окопах.

Временное правительство, продолжая эту линию, объявило хлебную монополию: хлебные излишки объявлялись государственной собственностью и торговля ими запрещалась. То есть, большевики, взяв власть, всего лишь продолжили, ужесточив, продовольственную политику не только Временного правительства, но даже царизма – проблема-то существовала объективно!

Царизм за последние 8 месяцев своего существования заготовил 365 миллионов пудов зерна, Временное правительство за примерно тот же срок пребывания у власти – 360 миллионов пудов зерна…^[178]

Забегая вперёд, сообщу, что Советская власть заготавливала зерна по продразвёрстке меньше, чем её предшественники: в первом году революции, до введения продразвёрстки, было заготовлено около 50 миллионов пудов хлеба, во втором по продразвёрстке – свыше 100 миллионов пудов, и в третьем – свыше 200 миллионов пудов. Снижение «советских» цифр заготовки по сравнению с царскими и «керенскими» объясняется и всё большим разрушением инфраструктуры, и анархизацией страны, и её частичной оккупацией, и резко возросшим дефицитом промышленных потребительских товаров, которые государство могло бы обменивать на хлеб, и сопротивлением «верхов» деревни…

Ожесточённое же сопротивление «верхов» деревни советской продразвёрстке – чего не было при царе и Керенском, объяснялось классовой враждой кулака к новой власти. Кроме того, серьёзной проблемой для Советской власти стало развитие мешочничества, то есть – нелегальных рыночных заготовок хлеба.

Впрочем, я очень уж забежал вперёд, и вернёмся в весну 1917 года…

Возьмём, например, ленинский лозунг: «Мир без аннексий и контрибуций». Это ведь был и честный, и мощный лозунг! Весной и летом 1917 года буржуазная пресса честила Ленина за него «германским шпионом», а этот ленинский лозунг отозвался неожиданным резонансом даже на Тегеранской конференции 1943 года. Там, когда возник вопрос о послевоенных компенсациях Советскому Союзу со стороны Финляндии, союзницы Германии, Черчилль – один из тех, кто готовил и Первую, и Вторую мировые войны, и интервенцию в Россию, заявил:

«Я думаю, что ущерб, причинённый финнами России во время войны Финляндии в союзе с Германией, превосходит всё, что эта бедная страна в состоянии возместить. Когда я об этом говорю, в моих ушах звучит советский лозунг „Мир без аннексий и контрибуций“. Я помню этот лозунг со времён революции в России…»

Иными словами, Черчилль пытался использовать формулу Ленина, оправдывая своё желание добиться послаблений Финляндии со стороны страны Ленина. То ли фарисейски, то ли и впрямь, Черчилль не понимал, что в первом случае речь шла о взаимно империалистической войне, где у России не было моральных преимуществ, а во втором случае финны выступали на стороне агрессора, и Россия имела моральное право на компенсацию.

Сталин тогда удачно отшутился – мол, он становится консерватором^[179].

Но существенно то, что Черчилль помнил о формуле Ленина.

Да, всё они помнили и помнят! Это мы то и дело оказываемся Иванами, не помнящими родства с великой Россией Ленина и Сталина, а иностранные недруги Ленина, Сталина и России помнили и помнят…

Всё!

Вернёмся всё же в 1917 год.

Весной 1917 года – 23, 26 и 27 апреля (6, 9 и 10 мая), в газете «Волна» была опубликована работа Ленина «Политические партии в России и задачи пролетариата». Затем она была издана отдельной брошюрой.

Эта ленинская работа – великолепный пример того, как должен работать с массой политик, действующий в её интересах, как он должен её убеждать. Владимир Ильич задавал сам себе 27 вопросов: «Каковы главные группы политических партий в России?»; «Какой класс представляют эти партии…?»; и т. д., и сам же давал на них ответы, имея в виду четыре группы партий.

Девятым вопросом шёл следующий: «Надо ли созывать Учредительное собрание?

И Ленин отвечал на него в апреле 1917 года – за все четыре партии – так:

„А (правее кадетов). Не надо, ибо оно может повредить помещикам. Неровен час, крестьяне в Учредительном собрании решат, что все земли следует отобрать у помещиков.

Б (кадеты). Надо, но срока не назначать. Подольше обсудить с профессорами-юристами, ибо, во-1-х, ещё Бебель сказал, что юристы самые реакционные люди на свете, а. во-2-х, опыт всех революций учит, что дело народной свободы гибнет, когда его вверяют профессорам (жирный курсив мой, – С.К.)“

В (меньшевики и эсеры). Надо и поскорее. Надо назначить сроки, мы уже 200 раз говорили об этом в контактной комиссии и завтра же поговорим в 201 раз окончательно.

Г(большевики). Надо и поскорее. Но гарантия его успеха и созыва одна: увеличение числа и укрепление силы Советов рабочих, солдатских, крестьянских и пр. депутатов: организация и вооружение рабочих масс – единственная гарантия»

Не могу не привести и ленинский ответ на ленинский же вопрос № 27 «Какого цвета знамя соответствовало бы природе и характеру различных политических партий?»:

«А (правее кадетов). Чёрное, ибо это настоящие черносотенцы.

Б (кадеты). Жёлтое, ибо это международное знамя рабочих, служащих капиталу не за страх, а за совесть.

В (меньшевики и эсеры). Розовое, ибо вся их политика есть политика розовой водицы.

Г(большевики). Красное, ибо это есть знамя всемирной пролетарской революции»^[180].

Вот что предлагал России и вот что говорил Ленин России сразу же после возвращения в Россию.

В политической реальности нынешней России чёрное знамя подошло бы Жириновскому, жёлтое – «Единой России», розовое – «Справедливой России»… Красное же знамя – знамя коммунистов, является естественным знаменем КПРФ.

Ленин, смлада встав под Красное знамя, ему не изменил никогда и ни в чём! Но почему же программа Ленина весны 1917 года спасительная для дела мира, для стабилизации общественной и экономической жизни в России не стала программой общества?

Увы, исключительно потому, что имущее меньшинство, чьи интересы обслуживали правящие тогда бал в России политиканы, а также образованная часть общества, крупные и мелкие буржуазные газеты, духовенство и т. д. и т. п., плюс – меньшевики и эсеры, дружно встали стеной против Ленина и его идей и сделали всё для того, чтобы народ не поверил Ленину.

Народ постепенно – самуй силой вещей, начинал приходить к пониманию правоты Ленина, и к осени 1917 года трудящееся большинство в большинстве своём его правоту осознало – иначе ленинский Октябрь не имел бы успеха. Но время для возможной быстрой и мирной стабилизации России было упущено.

Упущено не Лениным, а Россией, и упущено по вине не Ленина, а по вине образованных слоёв, которые вскоре первыми от этого и потерпели!

Руководство первым Советом рабочих депутатов – Петроградским, рабочие отдали меньшевику Чхеидзе, большевики были там в абсолютном меньшинстве. После возвращения Ленина в Россию, он был сразу же избран членом Петросовета, но – не более того!

А если бы рабочая и крестьянская масса не были сбиты с толку всеми этими чхеидзе, церетели, скобелевыми, керенскими, черновыми и т. д.? Если бы по приезде Ленина и обнародования его Апрельских тезисов народная масса настояла на перевыборах председателя Петросовета?

И если бы им уже весной 1917 года был избран Ленин?..

Или, представим себе, что открывшийся 3 июня 1917 года 1-й Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, образовавший Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, избрал бы его председателем не меньшевика Чхеидзе, а большевика Ленина…

Что было бы тогда?

Что ж, если бы все эти – вполне возможные, в принципе – «если бы» реализовались, то история новой России была бы совершенно иной! Без тех крови и разрухи, которые как начались при царе, так и ещё больше усугубились саботажем имущих летом и осенью 1917 года.

Это была бы история новой России и без Гражданской войны.

В своих публичных выступлениях Ленин был вынужден подчёркивать, что большевики против сепаратного мира с Германией.

Если бы он говорил иначе, то вся интеллигентская – чиновно-адвокатско-журналистско-профессорская – сволочь, которая и так на все лады распевала песню о «пломбированном вагоне», потребовала бы для Ленина и его партии самосуда! Тогда только и криков было, что о «революционном оборончестве», о «войне во имя свободы до победного конца», а военный заём Временного правительства был назван «займом свободы»…

Хотя для России был бы, вообще-то, благом и сепаратный мир с Германией. Но нет же – сама мысль Ленина о том, что войну надо кончать не чьей-либо победой, а общим для всех миром – простая и верная мысль, не только не была воспринята образованными слоями России с энтузиазмом, она была освистана и ошикана.

В вонючих, заплывающих кровью, окопах сидели мужик и рабочий, не понимая – за что воюют? Или – уже поняв, что воюют ни за что… А рафинированные интеллигенты типа академика Готье ныли в дневниках о «народе-пораженце», якобы неспособном «защитить свободу»…

Я ещё не раз вернусь к такой типичной для старой России фигуре академика Готье, а пока скажу, что читал дневники этого крупнейшего русского индолога, относящиеся ко временам революции и гражданской войны, со смешанным чувством недоумения, горечи и отвращения – настолько был неправ и мелок Готье в своих текущих и перспективных оценках судеб России.

Рассмотрим лишь один ленинский виртуальный, но вполне реализуемый – при всеобщем желании – поворот в жизни России в 1917 году. Речь – об отношении к войне…

До весны 1917 года большевики не имели такого влияния в широких народных массах, которое играло бы решающее значение для массовых умонастроений и хода политического процесса в России. Напомню, что первый состав даже столичного Петроградского Совета рабочих депутатов был не большевистским, а подавляюще эсеро-меньшевистским, как и состав делегатов Первого Всероссийского Съезда Советов. При этом интересы масс – и отнюдь не только «низов», объективно выражали только большевики!

Чтобы убедиться в этом, познакомлю читателя с письмом некоего раненого офицера. Это письмо приводит поэт Александр Блок в своих выписках из документов учреждённой Временным правительством Чрезвычайной комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров царского правительства:

«Очень интересный документ представляет письмо какого-то раненого офицера, посланное из Москвы 25 января Протопопову (копия Милюкову). Автор письма говорит, с одной стороны, что надо… послать Милюковых и Маклаковых в окопы, чтобы они перестали работать на оборону и увидели, что такое война: легко им из кабинета предлагать воевать „до победного конца“. С другой стороны, офицер считает, что нельзя продолжать войну и надо заключить мир, пока нет ни победителей, ни побеждённых. „Если мир не будет заключён в самом ближайшем будущем, то можно с уверенностью сказать, что будут беспорядки… Люди, призванные в войска, впадают в отчаяние… не из малодушия и трусости, а потому, что никакой пользы от этой борьбы они не видят“…»^[181]