Либералия – взгляд из Вселенной. Всеединство

Text
0
Kritiken
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Пролог – Жуаньжуаны в ТехноПрогрессе

Чудовищная участь ждала тех, кого жуаньжуаны оставляли у себя в рабстве. Они уничтожали память раба страшной пыткой – надеванием на голову жертвы шири. Обычно эта участь постигала молодых парней, захваченных в боях. Сначала им начисто обривали головы, тщательно выскабливали каждую волосинку под корень.

К тому времени, когда заканчивалось бритье головы, опытные убойщики-жуаньжуаны забивали поблизости матерого верблюда. Освежевывая верблюжью шкуру, первым долгом отделяли её наиболее тяжёлую, плотную выйную часть. Поделив выю на куски, её тут же в парном виде напяливали на обритые головы пленных вмиг прилипающими пластырями – наподобие современных плавательных шапочек. Это и означало надеть шири.

Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, превращался в манкурта – раба, не помнящего своего прошлого.

После надевания шири каждого обречённого заковывали деревянной шейной колодой, чтобы испытуемый не мог прикоснуться головой к земле. В этом виде их отвозили подальше от людных мест, чтобы не доносились понапрасну их душераздирающие крики, и бросали там в открытом поле, со связанными руками и ногами, на солнцепёке, без воды и без пищи.

Пытка длилась несколько суток. Лишь усиленные дозоры стерегли в определённых местах подходы на тот случай, если соплеменники пленённых попытались бы выручить их, пока они живы. Но такие попытки предпринимались крайне редко, ибо в открытой степи всегда заметны любые передвижения. И если впоследствии доходил слух, что-такой-то превращён жуаньжуанами в манкурта, то даже самые близкие люди не стремились спасти или выкупить его, ибо это значило вернуть себе чучело прежнего человека.

Чингиз Айтматов (Буранный полустанок).

То было дикое средневековье. Но люди, лишённые памяти были востребованы другими людьми во все времена. Только их и можно было превратить в послушных рабов, бесстрашных воинов, безропотных и безупречных исполнителей господской воли. Но подобный способ не мог решить проблему послушания кардинально. У него был низкий КПД. Ведь много пленников от этих пыток погибало, а на каждых 5 пленников требовалось 5 шири, для чего нужно было забивать целого верблюда.

Но представьте себе, что перед вами стоит задача превратить в рабов весь народ? Сознайтесь: «А ведь, не плохо бы. Вот житуха была бы – куда лучше, чем в Раю». Предположим – это 150 миллионов человек, – по числу населения России. Ведь тогда при 100 КПД процесса манкуртизации потребуется забить 50 миллионов взрослых верблюдов!? А реально это число нужно умножать на пять! То есть, потребуется забить 250 миллионов взрослых верблюдов. А их всего-то в мире 19 миллионов, из которых взрослых и крепких – не более 12 миллионов! Беда!

А если для полноты своей жизни вам потребуется превратить в послушных рабов всё население Земли, чего и пытаются совершить те же Западные цивилизации, а это 7,5 миллиарда человек???

Но господа либералы – кому нужен весь мир, распластанный и разрушенный у ваших свободолюбивых – кровавых, по самое «дальше не могу», ног, не хватайте себя за голову от отчаяния. Сейчас всё в тысячи крат проще – ТехноПрогресс не стоит на месте. Всё можно устроить и без верблюдов. Хотя для вас это и не новость. Ведь технология этого отработана именно вами же – до совершенства.

В народ или во всё человечество через посредство его, так называемой, демократизации и правозащитной деятельности насаждается идеология свободолюбия – свободофилия, она же – человекофобия, которая очищает и память, и душу людей, не хуже, чем очистительная клизма очищает их кишечник. И через пару десятков лет, когда вырастет новое поколение людей, а у нас в стране, за 30 лет господства Либералии, оно уже сменилось дважды, весь народ и всё образованное им государство, охваченные пандемией вирусов свободофилии и человекофобии, в своём стремлении на волю, от самих же себя, будут готовы к любому госперевороту, к любому вывороту наизнанку всей своей внутренней требухи.

Эти несколько десятков лет будут достаточными, для того чтобы все наши внутренности которые формировались и крепли сотнями и более лет, дошли до состояния полной своей немощности и беззащитности перед любыми посягательствами на страну, как внешними так и внутренними её врагами, и будут рады вывалиться из неё наружу и распластаться, перед всем миром, перед любым новым господином или сувереном, а потом снова – перед более новым, и ещё более новым, и ещё и ещё, пока пандемия вируса свободофилии не поразит всё человечество. И тогда оно, войдя в цепную реакцию разрушения связей, соединяющих людей друг с другом в отдельные группы, сообщества, государства и человечество, рассыплется по земле, подобно манной крупе, вырвавшейся на свободу из разорвавшего бумажного пакетика. А потом, смешавшись с землёй и пылью, не исчезнет из жизни навсегда. Ведь жизнь, как вы поймёте из этого эссе – это, прежде всего, процесс слипания частного в общее и мелкого в крупное, а не разлипания всего слипшегося, и превращения его в космическую пыль.

Поднастройка обывательского мышления

Прежде чем давать концерт, музыканты настраивают свои инструменты, и подстраивают их под ту гуманитарную атмосферу, в которой они оказались. В то же время прежде, чем слушателям начать слушать серьёзную музыку, выходящую за рамки народных частушек с элементами сальности, им тоже требуется подготовка – поднастройка своей души и своего сознания на восприятие ими нового и доселе им неизвестного, и блокирование всего для них обыденного и очевидного. Но речь здесь пойдёт ни о познании музыки, а о познании жизни, которое является хвостом самой жизни, и которое как и хвост той же кометы, что всегда следует за ней, и никогда не бывает впереди её, также следует за самой жизнь. Однако в познании, что есть основа сотворения сознанием человека неких новых образов, всё может неожиданно перевернуться. Ведь образы жизни мобильнее самой жизни. И копаясь в хвостах и под хвостами чего-либо, человек может вдруг прозреть, и увидеть то, чего нет даже в головах, что ещё не случалось, но что должно неминуемо случиться.

В поисках начала начал человечество всегда утыкалось в твердокаменную скалу – в Бога, ни пробить, ни обойти которую ему было недоступно. Массовое сознание никогда и ни что не пробивает и не открывает. Оно бесхребетно и бесформенно, как та же вода. И, как и вода, оно принимает форму, тех обстоятельств, тех сосудов, где оно оказывается, и к чему приходится прилаживаться.

В отличии от отдельных людей с критическим типом мышления, и имеющих сознание остроугольное, подобное граням алмаза, или, даже, острозаточенное как бритва, массы представляют собой их малосвязную кашицу, подобную горстке тех же алмазов, спрятанных от людского глаза в бархатный мешочек. И вот это остроугольное сознание отдельных людей иногда, всё же, пробивало твердь божьей стены, но далее, всё равно, уходило в неизвестность, в ноумен, за космологические горизонты, которые острозаточенные люди назвали метафизикой, что по сути есть тот же Бог, только в обнаученных одеждах.

И вдруг тут на тебе: никаких богов, сознаний, метафизик с их трансцендентностями – одна лишь голая физика, очищенная от всего наносного до понятия энергии, как очищает время тот же скелет от наросшего на него мяса или ствол новогодней ёлки от пушистых иголок, после трёх месяцев её стояния в углу комнаты.

Да мог ли я сам, занимаясь всю свою жизнь только делом, предположить, что на безделье – на пенсии, может созреть и родиться в моём сознании некий выродок, чебурашка или буратино, подобный шампиньону, родившемуся из навоза, что перевернул в моём сознании весь мир, и отвадил меня от простого человеческого общения с нормальными людьми. Ведь разрушить в своём сознании незыблемые для человечества догматы, установки и положения о мироустройстве, о природе добра и зла, о гуманитарных науках и, главное, о Боге – это ли ни кощунство и богохульство, это ли ни грех метафизического масштаба. Но ведь ни я просился на пенсию. Я готов был бездумно трудиться на общественной ниве до последнего вздоха. Это общество выкинуло меня из себя на голодный паёк, вынудив думать о том, чего в жизни совсем и не требуется. Ведь тот же Бог – это бальзам для человеческих душ, а знания природы вещей – это главная причина их беспокойства и порождения в них смуты.

Вот именно поэтому я и решил подкрасться к вашему сознанию тихой цапаю, как лиса к вороне с сыром из басни Крылова, постепенно подготавливая его бдительность к расслаблению и к дремоте, и ослаблению связей уже сложившихся в нейронной сети вашего головного мозга, что без предварительного их подпиливания, а то и перекусывания, не позволят вам принять в голову нечто новое и для вас неожиданное. Скажи вслух, где-нибудь в церкви, что Бога нет, и тут же божьи люди тебя же распнут, ибо для них он есть и сомневаться в этом нельзя. А скажи это же на том же фронте, когда снаряды и бомбы разрывают в клочья твоих собратьев однополчан, а в тылу – твою семью, и все, кого ещё не разорвало, задумаются над его существованием.

Я и приглашаю вас в этой главе на этот мой фронт размышлений и откровений.

Предательство, как источник прозрений и отрезвлений

Предательство – это ни более и не менее, чем обман ожиданий от близких тебе людей. Не хочешь, чтобы тебя предавали – не верь никогда, никому и ни в чём, или не сближайся с людьми. Ну а если веришь и сближаешься, то уж, извини, сам виноват.

Иномирянин

Как-то случилось, что меня предала христианская община, она же – братство, она же – божье воинство, она же – содружество, как её не называй – некая христианская секта, размером с армию, и построившая свой собственный храм, без какого-либо стеснения, прямо у ворот храма РПЦ. В своих принципах жизни она открыто заявляет о своём неформальном членстве в РПЦ, но не желает присоединятся к её недостаткам. Её можно сравнить с государством в государстве, а то и с партизанским отрядом, не желающим подчиняться никому, кроме себя и своего командира в обличии его же духовника, орудующего в тылу своего хозяина РПЦ. И в тяжелейших раздумьях о сути произошедшего со мной события в моей голове родилась Картина мира, объясняющая вообще всё, что способно подлежать объяснению.

 

Из Картины, увы, очевидно следовало, что никто меня не предавал, что это мои домыслы, нервы, психоз, ибо всё большое состоит из малого, и это большое, не может выступать по отношению к этому своему малому предателем, что организм человека, не может предать своей клетки, даже если она таит в себе на него обиду: мол другие клетки, якобы, живут лучше, что она клетка всего лишь человеческого волоса, а не клетка его мозга или сердца, как те, что другие. Да и вообще нервничать и психовать бесполезно. А лучше провести лоботомию и избавить человека от обид и расстройств из-за других людей.

Из Картины также следует, что гора не может быть предателем того камня, который вывалился из неё, и скатился к её подножью, оставшись в одиночестве.

И всё это следует отнюдь не из моей логики, а из основ теории систем. Каждый элемент живой системы, хоть и обязан следить за своим собственным здоровьем и благополучием, но ни для своего самовозвеличивания, а только для того, чтобы выполнять свои функции в системе наилучшим образом – лучше всех других своих конкурентов. А иначе ему – кранты, сброс в утиль с выстроенного им пьедестала величия. И что тут очень важно заметить, что тоже самое следует и из Евангелие – основы христианского вероучения.

Но создание Картины стало возможно, лишь потому, что всю свою жизнь в процессе своего умственного и всегда неформального труда на поприще технических и прикладных наук в разных их областях я незаметно для себя, подсознательно накапливал невидимый потенциал знаний, и способности мыслить по мелочам, которые потом в течении ещё двух лет уже направленного мышления неожиданно и, как это и полагается, спонтанно выстрелили образованием некого нового порядка в моём сознании – в нейронной сети моего головного мозга, распространяющегося и на жизнь всего мироздания, и на жизни его маленьких живых клеточек: атомов, адронов и кварков.

Вспомните, как в голове того же Д. Менделеева, как бы сами, спонтанно выстроились в строгий порядок атомы отдельных и мало чем связанных меж собой, на первый взгляд, веществ. И вдруг они связались, да так прочно, что уже ничто и никто не может их развязать вот уже 150 лет!

По этому поводу было много беззлобных шуток, что это произошло или во сне, или под влиянием созданной им же водки. Хотя, а почему бы и нет. Но, согласно Картине мира, это был результат ни столько водки, сколько подспудного накопления в его голове мыслительной энергии и разрозненных знаний, а то и хаотичной информации, и их прорыва при достижение ими некого критического уровня в виде образования некого нового, ранее несуществующего порядка. Но именно так и образуется любой новый порядок и вещей, и веществ, и просто – энергии. Это хорошо объясняется уже существующей Теорией диссипативных систем, но чего я коснусь лишь вкратце в третьем томе.

Вы, наверное, знаете, что наши знания и наше сознание, как и Таблица Менделеева, спонтанно образовавшаяся в его голове – это ни более и ни менее, как выстроившиеся в наших головах в процессе нашей жизни нейронные многоярусные сети неких образов, построенные из разноплановых и разновеликих паттерн головного мозга – мелких блочков или модулей нейронных сетей, из которых строятся уже более крупные блоки или модули и другие сетевые более крупные фрагменты. Строение подобных сетей полностью аналогично фрагментарному строению всего мироздания – от кварка до вселенной, как его видимой, так и невидимой частей, ибо управлял этим строительством один и тот же закон – минимума энергии.

Но вот в чём видимый парадокс. Ведь о том, что всё в жизни есть лишь разные формы энергии, не могут не знать, более или менее, образованные люди, которых в человечестве вагон и маленькая тележка, в особенности, имеющих техническое или физическое образование, но далее этого в сознании людей дело не идёт, ибо никому сильно и не нужно разбираться в том, что не давит, не жмёт, не болит, не кормит, и что есть само не просит. Всем прекрасно живётся, работается и служится и без энергии, а энергия сама живёт, сама себя кормит, и сама правит той свой жизнью, что и есть жизнь всего-всего. А значит, она правит и нашим сознанием, и нашей жизнью, неслышно нашёптывая нам на ухо, что не разумно тратить свою жизненную энергию, включая и мозговую, на то, что остро не требует сама жизнь.

И если я расскажу вам, аж разжую то, как это у неё получается, разве хоть один нейрон пошевелиться в вашем мозгу? Разве дёрнется хоть один нерв вашего тела или шелохнётся зрачок вашего глаза? Ведь вы как жили, так и будите продолжать жить. Это и есть проявлением одно из фундаментальных свойств жизни энергии – гомеостаза – стремления вашего организма, всех ваших внутренних систем, включая и нервную систему, определяющую и вашу психику и вашу личность, сохранить своё равновесное – наиболее комфортное для вас, состояние, и парировать любые возмущающие на его воздействия. Иными словами – посылать всех лесом, чтобы больше никогда приставали.

Однако природа, ох и мудра ж она, одарила маленькую горстку людей свойством делать не то, что для жизни надо, что остро востребует человеческое общество и готово платить за это деньги, а то, что им в голову придёт. Притом, во всех аспектах человеческой жизни. Мы их называем творцами или творческими людьми. И вот эти козявки – по своему числу, и глыбы – по своей значимости для человечества, и расширяют горизонты видения его жизни и её развития. И их должно быть ровно столько, чтобы они не смогли сильно будоражить спокойную жизнь людей, но и не давали человечеству умереть в его спячке, как те же кусачие мухи на теле отдыхающего и засыпающего человека.

Обыкновенные люди, я их буду называть обывателями, назвали окружающий их мир и его жизнь природой, свою жизнь – судьбой, свои чувства – и любовью, и ненавистью, и безразличием, и ещё много чем. Философы же, что те же люди, только не обыкновенные, а чересчур умные, высасывали из пальца и из своей головы, а потом выводили палочкой на песке свои философские законы жизни. Гуманитарии обрамляли и украшали жизнь мифологиями, сказками и красочными картинами. Учёные же из гуманитарной области знаний, плели из них живописные ажурные, как вологодские кружева, картины жизни. А учёные-естествоиспытатели, тем временем, ничего не плетя, раскрывали по крохам для человечества законы жизни природы – жизни энергии, даже не задумываясь над тем, что они тем самым приоткрывают дверцы и засовывают свои длинные, как у Буратино, носы и в гуманитарное пространство, как бы уже занятое и обывателями, и философами и учёными-гуманитариями. Ведь чем славился Буратино? А тем, что он совал свой длинный нос в чужие дела, протыкая им покрывала на человеческих тайнах.

И гуманитарии – сила, и естествоиспытатели – то же сила. Но первая сила – это сила масс, человеческого ума, а иногда и разума, а вторая – это сила знаний жизни природы, в которых разум уже содержится, но природный, куда более глубокий, чем человеческий. Ведь человек только полагает, а природа, она же Бог, располагает. И так и живут эти силы бок о бок, разделив меж собой жизненное пространство вместе с пространством разумным, и стараясь не залезать на чужое поле жизни.

И вот мне – пенсионеру по роду своей бездеятельности, это когда твоя прямая и единственная ответственность перед обществом состоит в том, чтобы не дебоширить, и вовремя забирать свою пенсию оттуда, куда она для тебя поступает, выпала участь соединить в своём сознании знания и жизнь. Всё это вышло само собой, помимо моей воли, но под действием всё той же скрытой во мне свободной энергии жизни, которая, освободившись от дел людям нужных, сама направилась творить дела людям ненужные. И разве в нормальной человеческой жизни, когда я делал, в основном, то, что для жизни нужно, мог я предполагать, что что во мне живёт способность делать и то, что ненужно? И какое же велико, наверное, число людей содержат в себе те творческие начала, которые спят в их повседневной жизни, в их быту и на рабочих местах – при «пошиве рабочих рукавиц»! И как они спасают людей от обесчеловечивания, от оскотинивания, когда жизнь и общество, по тем или иным причинам, включая пенсию, не востребует ежечасно их труд и знания?

Я не очень-то и разбираюсь в науках, ведь их так много, как установила ВАК РФ – около 430, а я один. Хотя и жил я в науке и с наукой, и около науки более полувека. А около – это когда наступил мой начальственный период жизни, когда люди сами уже ничего научного не создают. И ещё менее того я разбираюсь в жизни, хотя тоже жил в ней вперемешку с наукой, без малого 75 лет. Днём в науке, вечером – в жизни, а всё остальное – по дороге туда и обратно. И так и прошла вся моя взрослая жизнь.

Но это когда они – наука и жизнь, по отдельности. А вот когда они слились во мне воедино, я почувствовал себя всезнайкой по ненужным людям вопросам – иномирянином, не нужным ни людям, ни науке, ни жизни. Я ощутил себя существом, знающим всё и обо всём вообще, но не знающим толком ничего и ни о чём, в частности. Я ощутил себя изгоем того самого общества, которое было для меня и матерью, и воспитателем, и кормилицей. И в этом свою участь в её внешнем проявлении я невольно ассоциирую с участью самого Христа, отвергнутого и людьми, и обществом, и народом. Да простят меня за это святотатство и богохульство люди верующие, но в корне лишённые юмора. А таких там много! Ой, как много. У тех, кто с Богом, хорошо и легко на душе обычно, не бывает. А иначе, зачем он им нужен? И им не до юмора.

– И пришли к Нему Матерь и братья Его, и не могли подойти к Нему по причине народа.

И дали знать Ему: Матерь и братья Твои стоят вне, желая видеть Тебя.

Он сказал им в ответ: матерь Моя и братья Мои суть, слушающие слово Божие и исполняющие его.

А вот, чем это закончилось.

– А ему (Пилату) и нужно было для праздника отпустить им одного узника.

Но весь народ стал кричать: смерть Ему! а отпусти нам Варавву.

Варавва был посажен в темницу за произведённое в городе возмущение и убийство.

Пилат снова возвысил голос, желая отпустить Иисуса.

Но они кричали: распни, распни Его!

Он в третий раз сказал им: какое же зло сделал Он? я ничего достойного смерти не нашёл в Нем; и так, наказав Его, отпущу.

Но они продолжали с великим криком требовать, чтобы Он был распят;

И превозмог крик их и первосвященников.

Когда-то, более 50 лет назад, я окончил институт, но совсем и не энергетический, и не физический, а авиационный. Но и в институте я учился на факультете не двигательном, в чём и живёт энергия жизни летательного аппарата, а на факультете, обучающем студентов устройствам самих летательных аппаратов. Я полагал, что главное в самолётах, как и у птиц – это крылья. Я даже и мыслить тогда не мог о том, что главное – это энергия, это двигатель. А если быть совсем честным, то мне было всё равно. И ни о чём я не думал более того, что лишь бы в институт попасть.

Но я отвлёкся. И продолжим это миропредставление дальше.

В самолётах главное – это энергия двигателей, запасаемая в его топливных баках, а у птиц – энергия ветра и энергия пищи, запасаемая птицей в желудке, жировых тканях и, естественно, в клетка в форме высокоэнергетических соединений, типа АТФ. И для того, чтобы птицы могли жить, они и занимаются добычей энергии и переработкой энергии внешней в их внутреннюю, всё своё активное, свободное от отдыха, время жизни. Птицы летают, плавают и ходят только для того, чтобы есть и размножаться, а едят только для того, чтобы жить. В этом и вся романтика жизни, вся её глубина и её красота.

И вот, спустя восемь лет, после мнимого предательства меня церковной сектой и их богом, снова случай, снова мнимое предательство, снова драма в моей личной жизни, которая сделала невозможным для меня, как для обыкновенного человека, имеющего, к тому же чувство собственного достоинства, продолжить мою туристскую жизнь на горных реках, в составе того коллектива людей, а это несколько десятков человек, с кем я ходил в походы последние пять лет. Об этом я тоже расскажу, но в конце второго тома.

Водный туризм был для меня всю жизнь, и осталась до сих пор, тем бальзамом для души, который не только красил её, вылечивал от неприятностей, но и создавал заряд для моей дальнейшей обыденной жизни. Если гениальному барду – Ю. Визбору, в предсмертные часы его жизни нужно было постелить степь, и занавесить окна туманом, то не нужна только вода, хоть гладкая, хоть бурная, и никаких там степей. Скорее всего, тут виновата магия текущей воды, а может, и мой неуёмный, беспечный и рисковый характер.

 

Помните знаменитую фразу из фильмов «Полосатый рейс» и «Бриллиантовая рука»: «Я не трус, но я боюсь». А во мне же сидит нечто противоположное: «Я трус, но я не боюсь».

И снова мысли в поисках виноватых, и снова мыслительная энергия родили мой новый труд, который я называю эссе, именно потому, что мало что понимаю, как это нужно было называть. И опять же, из него вытекло, что мерки моего времени – моего советского прошлого, когда формировалось моё совковое сознание, неприменимы ко времени новому, когда сознание русских людей, русского народа оказалось поражено пандемией чумы совсем и не русского либерализма. Либерализм, конечно же, присутствует в любом народе, как и в любом живом существе, ибо и он необходим для жизни, о чём вы тоже узнаете из эссе, но центром его сосредоточения в человечестве, а если быть точным, и его рассадником, всё же, являются западные европейцы. Почему, и из чего это следует, узнаете из эссе.

И как рождённый ползать, не может летать, так и больной либерализмом не может мыслить патриотично, любя и свой народ, и свою страну, и относить их к своей родине. Он не может и предавать, ибо в либеральном толковом словаре подобного термина просто не существует, как антипода свободе, мешающего жизни. Он как вакуум, что есть, и чего нет одновременно. Это отсутствие присутствия или присутствие отсутствия. Можете проверить. А если и найдёте термин «предательство» в каком-то словаре, то значит, вы взяли словарь ни с той полки.