Kostenlos

Придуманный остров

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Глава XXVI. Никогда не говори «никогда»

Вечером следующего дня заключенных, как всегда, вывели на прогулку. Люди в полосатых робах разбрелись по маленькому дворику. Прислонившийся к стене Майкл смотрел на закат. Осужденных островитян уже предупредили, что совсем скоро их переведут несколькими этажами ниже. Там нет окон, это одиночные камеры смертников. Впрочем, они еще увидят свет − в день расстрела.

− Поговорим? − участливо предложил подошедший к Майклу Рени.

− Я не против. О чем ты предлагаешь поговорить сегодня? − Майкл знал, что утром Рени виделся со своей матерью, но подробностей этой встречи они не обсуждали в камере, находясь под постоянным надзором охранника. Тот то и дело заглядывал в глазок двери и прислушивался к каждому сказанному арестантами слову.

− Нам всегда есть о чем поговорить. − Рени в свою очередь был в курсе того, что Майкл виделся с Джейн. − О моей сестре, например.

− О ней все известно.

− Как прошла ваша встреча? Что ты узнал о себе?

− Ничего особенного, − замялся Майкл. − Скорее всего, фамилия моей матери − Лодж. Так сказала Джейн.

Юноша произнес последнюю фразу с уже привычным равнодушием. Но едва он договорил, Рени крепко сжал плечо друга пальцами и почти шепотом спросил:

− Сестра вправду это сказала? Так записано в документах? − В голосе Рени слышалась непонятная Майклу надежда. −  Ты действительно Майкл Лодж?

− Может быть, − безразлично кивнул тот, пытаясь освободить свое плечо. − Джейн не удалось прочесть фамилию моего отца: в свидетельстве о рождении сохранился лишь один его инициал. Остальное, по всей вероятности, смыло дождем, подпорчено или не установлено.

− И этот инициал, по-видимому, буква Р…, − взволнованно заключил Рени.

− Откуда ты знаешь? − В долю секунды Майкл утратил всю свою апатию. − Ты снова виделся с Джейн? − Рени отрицательно покачал головой. − Тебе известно, кто такой Лодж?

У Рени неожиданно пересохло в горле:

− Лодж − девичья фамилия моей матери. После родов мама была очень слаба и долго не могла поправиться. В клинике для бедных знали, что у нее нет никаких средств существования. Адрес отца ребенка она скрывала. Там подумали, что больная не выживет, а потому отдали мальчика в какой-то приют.

− Сожалею. Но при чем здесь я? Мало ли на свете совпадений! И мало ли на свете Лоджей! − недоумевал Майкл.

− Наверное, много, − согласился Рени. − Но первого мужа моей матери звали Ричард.

Майкл молчал, уставившись в землю.

− Сегодня утром я виделся с мамой, − продолжил Рени. − Она была так взволнована, что я понял: причина не только во мне. И не в том, что она получила разрешение на эту встречу. Конечно же, мне не терпелось узнать, что случилось. И знаешь, что я выяснил? Здесь, в тюрьме, мать встретила бывшего мужа Ричарда Эпшерона.

− Брось шутить! − произнес Майкл. − Вот уж нарочно не придумаешь: начальник тюрьмы − мой… − Майкл серьезно посмотрел на Рени: − Ну ответь: это розыгрыш?

− Вовсе нет, Майкл! Мне и самому трудно поверить в такое. Но после рассказанного тобой ошибка исключается.

− Погоди, мой отец − начальник тюрьмы, а ты… − Майкл стоял, не шевелясь и как завороженный смотрел на Рени. − Невероятно! Просто быть того не может, − почти возмутился он, отходя в сторону. − Выдумки, я не верю!

А потом приговоренный к смертной казни вдруг вспомнил миссис Анну и никогда не проходящую грусть в ее взгляде. Вспомнил свои сны, в которых разговаривал с мамой. Волна чувств окатила Майкла и, отвернувшись от Рени, юноша плотно сжал зубы, чтобы не разрыдаться. Он довольно быстро справился с собой и убежденно заявил:

− Даже если это и действительно правда, он ее никогда не узнает.

− Никогда не говори «никогда»! − обнял брата Рени. − Ты должен выбраться отсюда.

− Нет. Я останусь с вами.

− Нам надо быть сильными. Бог даст, будем живы! − Слова Рени прозвучали настолько убедительно, что Майкл доверчиво улыбнулся ему впервые за многие месяцы.

Глава XXVII. Начальник тюрьмы взволнован

«Невероятно!» − произнес Майкл в разговоре с Рени. И именно это слово слетело с уст Анны Бейли, когда она накануне перешагнула порог кабинета начальника тюрьмы. Эпшерон без особого труда узнал в посетительнице первую жену. Узнал, хотя увидел в нескольких шагах от себя зрелую женщину с седой прядью в волосах, а не простодушную, доверчивую девушку, которую оставил двадцать лет назад. Тогда Эпшерон сильно увлекся богатой аристократкой Нелли Энней. И, чтобы оформить развод с Анной, заплатил большие деньги за поддельное медицинское заключение о ее психической невменяемости. Однако, женившись на Нелли, богатым и счастливым Ричард оставался недолго. Для удовлетворения своей амбициозности и из желания доказать второй жене, что он − воплощенная предприимчивость, занялся бизнесом. Эпшерон уверял любимую супругу, что приумножит капитал, который та получила по наследству от отца, скорее, чем у них самих появится наследник. Но бог знает почему на пути мужа Нелли возникло столько непредвиденных препятствий. Его дела шли из рук вон плохо. Партнеры Эпшерона по бизнесу вскоре поняли, что он человек малосведущий во многих вопросах. Уже первые серьезные неудачи разочаровали начинающего предпринимателя и резко поменяли его планы.

Ричард решил, что тому, у кого есть деньги, незачем вкалывать как проклятому. Не для него и борьба с конкурентами. «В конце концов, − рассудил ветреный супруг, − деньги можно заработать и на тотализаторе». Не удивительно, что азартный игрок разорил жену, так и не подарившую ему наследника. После того как в их имение нагрянули кредиторы, требуя отдать дом за долги, у Нелли случился выкидыш. От неминуемого скандала Эпшерона спас Джеймс Паэртон. Когда Нелли рассказала ему о своем несчастье, он заплатил все долги ее мужа. Паэртон сделал это в память о старом друге − отце Нелли, который умер вскоре после замужества дочери. Эпшерону нужна была хоть какая-нибудь служба. И именно благодаря Паэртону ему удалось добиться места начальника тюрьмы в Сиднее.

Угрызения совести не сильно докучали Эпшерону. Не отличался этот джентльмен и излишней сентиментальностью. А посему и думать забыл о первой жене. И вдруг, увидев ее собственной персоной на пороге своего кабинета, скорее занервничал, чем расчувствовался. Хотя как истинный ловелас отметил, что Анна все еще не утратила привлекательности.

− Ричард? − с изумлением произнесла посетительница.

− Как вы здесь оказались? − в свою очередь спросил Эпшерон, поспешно закрывая дверь на ключ. К удивлению, с которым он разглядывал бывшую жену, тут же примешался легкий страх.

− Вот так сюрприз! − продолжила Анна. − Не ожидали увидеть меня в живых?

− Вы нашлись! Я рад, очень рад  этому, − скороговоркой произнес начальник тюрьмы, пытаясь поцеловать Анне руку и решая, не встать ли перед ней на колени. − Но где же вы были? Столько лет прошло, дорогая! Простите, я женат…

Посетительница грустно улыбнулась:

− Не надо сцен, Ричард! Если не ошибаюсь, вы начальник этой тюрьмы? − Эпшерон кивнул и раздумал падать на колени. − Поверьте, − продолжила Анна, − наша встреча с вами в этих стенах случайна. Я здесь вовсе не для того, чтобы вас шантажировать. Хотя на документе, свидетельствующем о моем психическом заболевании, печать оказалась фальшивой, а подписи поддельными. Вам ли не знать об этом? Между прочим, документ я сохранила. − Анне нечего было терять, поэтому она солгала: никакого документа у нее не осталось. − Однако повторяю, − продолжила женщина, − я не имею намерения вас шантажировать.

Эпшерон облегченно вздохнул. А затем с чувством, не лишенным театральности, произнес, усаживая Анну на стул:

− О, если можно, простите меня! Я был так глуп и недальновиден. Готов сделать для вас все что угодно! − При этом начальник тюрьмы выжидательно смотрел на Анну, думая о том, что, хотя прошло немало времени, ее признания могли бы наделать шуму, а то и лишить его должности, испортить репутацию, восстановленную в последние годы с большим трудом.

− Так значит, все что угодно? − повторила Анна. − Я не ослышалась?

− Разумеется, леди! У вас отличный слух, − подтвердил Эпшерон, устраиваясь в кресле поудобнее, чтобы вновь обрести утраченную было уверенность. Усевшись за стол, он почувствовал себя куда лучше и уже почти не сомневался, что как-нибудь справится с бывшей женой, если та захочет ему насолить.

− Нет нужды говорить, Ричард, что мне многое пришлось пережить по вашей вине, − призналась Анна. − Вряд ли вам интересно, что брошенная вами женщина оказалась на волосок от смерти. Признаюсь, мне тоже не хотелось бы об этом вспоминать. Разлюбили, оставили без средств к существованию − не мне вас судить. Но потерю нашего сына я вам никогда не прощу.

− Нашего сына? − прошептал изумленный начальник тюрьмы. − Где же он, мой наследник?

Эпшерон давно мечтал о продолжении рода, и откровения Анны взволновали его грешную душу. Ричард вышел из-за стола и на этот раз опустился перед бывшей женой на колени, выразив желание узнать все, что с ней произошло после их последней встречи. Известие о том, что Анна была беременна, родила ребенка, которого у нее отобрали, повергло Эпшерона в шок. Как бы он ни относился к этой женщине 20 лет назад, приют, безусловно, был не лучшим местом для его единственного сына.

− Думаете, он жив? − с надеждой спросил Эпшерон.

− Кто знает! − ответила Анна. − Может быть, мальчик из приюта попал в хорошую приемную семью и счастлив? Так или иначе, мой старший сын часто снится мне. Во сне я нахожу и теряю его снова и снова. Однажды он спросил меня: «Мама, это правда, что ты умерла?» Я ответила нет и проснулась.

− Интересно, − грустно усмехнулся Эпшерон.

− В жизни всякое бывает, Ричард. Мир тесен. Возможно, когда-нибудь наш взрослый ребенок найдется. Я бы не верила в такие чудеса, если бы мой второй муж, −  укоризненно взглянула Анна на виновника своих давних бед, − однажды случайно не встретил потерянную дочку.

 

− Вы сказали: «старший сын»? − осторожно спросил Эпшерон. − Или мне показалось?

− Нет, не показалось! − Анна хотела продолжить, но бывший муж остановил ее жестом руки. Он все понял. Ему вспомнилась девушка, назвавшаяся Джейн Бейли.

− Вашего сына зовут Рени Бейли?

− Да, − растерянно произнесла Анна. − Он здесь, в этой тюрьме. И в вашей власти, сэр…

− Но что же я могу сделать? − прервал несчастную мать Эпшерон. − Ведь этот юноша приговорен к смертной казни!

− Освободите его, добейтесь помилования, устройте побег! − Голос Анны дрожал. − Умоляю, не умножайте моих потерь! Иначе я найду способ лишить вас этой должности и, может быть, свободы до конца ваших дней.

Эпшерон задумался.

− Могу надеяться, что вы больше ничего не попросите?

− Безусловно.

− Послушайте, − торопливо и тихо проговорил начальник тюрьмы. − Я заменю его другим приговоренным к смертной казни. Но это можно будет сделать только накануне расстрела.

− Нет, − печально сказала Анна. − Будет неправильно, если из-за моего Рени пострадает другой человек.

− Я решительно не понимаю вас. Ведь того, второго, все равно казнят. Месяцем раньше, месяцем позже − какая разница!

− Вы так циничны, − не сдержалась Анна.

Ричард Эпшерон не обратил на это внимания, уже сосредоточившись на поиске другого варианта спасения сына бывшей жены.

− Хорошо, − решительно проговорил он. − Но постарайтесь не волноваться, если увидите в разделе газетной хроники заметку о том, что приговоренный к расстрелу Рени Бейли умер поздно ночью в тюремной камере от разрыва сердца или приступов почечной колики.

− Что значит «постарайтесь не волноваться»? Ричард, вы в своем уме?

− Не нужно пугаться, леди! Это значит, что вашего сына объявят умершим, а на тюремном кладбище вместо него будет погребен другой несчастный юноша. Вы понятия не имеете, сколько их находят зарезанными, убитыми и ограбленными в бедных кварталах города, в порту и злачных местах Сиднея! Такой вариант вас устраивает?

Начальник тюрьмы был взволнован и искренен.

− Очевидно, это очень рискованная операция, − устало проронила Анна. − Но я все-таки надеюсь на ее успех. Вот адрес, по которому вы должны доставить моего сына.

− Все будет хорошо! Обещаю, − заверил Эпшерон бывшую супругу, пряча листок бумаги с адресом Анны в стол. − В любом случае ничего другого я придумать не смогу. И еще. После освобождения Рени Бейли советую вашей семье поскорее покинуть Сидней. В целях безопасности будет лучше, если вы хотя бы на время вообще уедете из Австралии.

− Благодарю за совет. Мы уедем из Сиднея лишь тогда, когда у остальных заключенных с нашего острова не останется надежды на спасение.

− Я учту это, дорогая! − заверил Анну начальник тюрьмы. Разумеется, о нашей с вами встрече никто не должен знать.

− Будь по-вашему! Но, уверяю вас, Ричард, если мой сын погибнет, я найду возможность испортить вашу жизнь.

Анна поднесла к лицу Эпшерона свою руку и сжала пальцы в кулак.

− Не стоит повторять это дважды, − слегка поникшим голосом произнес мистер Эпшерон. − Считайте, что мы договорились. А сейчас, леди, вас проводят к сыну.

Уходя, Анна бросила на бывшего мужа прощальный взгляд и почему-то поверила в то, что он исполнит обещанное. Эпшерон устало опустился в мягкое кресло, закрыл глаза и погрузился в воспоминания.

Глава XXVIII. Это, должно быть, любовь

После того как Джейн вывела на листе «Тим Пренстон», начальник тюрьмы вписал это имя в прошение о помиловании и приказал перевести юношу в отдельную камеру в восточном крыле здания. Такие перемены удивили Тима. Условия содержания там были менее строгими. И обычно заключенные с верхнего этажа долго в неволе не задерживались. Узнав об этом совершенно случайно, Рени предположил, что сестра сделала свой выбор. И хотя решение Джейн озадачило молодого человека, тот рассудил, что это, должно быть, любовь. Именно она, по всей видимости, руководила девушкой. Но Рени предпочел не откровенничать с друзьями, сообщив им только, что Тима вскоре освободят.

Наступило десятое мая. Майклу, Дику, Алис и Рени сообщили, что до их казни остается ровно месяц. Все четверо спокойно выслушали это известие, не вдаваясь в его смысл: ведь в юности жизнь кажется вечной. «Ну а если у вечности тоже есть свой срок, и он укладывается в 30 дней, − пришло однажды в голову Алис, − значит, грех печалиться». После этого девушка попросила аудиенции Эшперона и, встретившись с ним, вкрадчиво попросила:

− Сэр, не могли бы вы выполнить мою последнюю просьбу?

− Весь к вашим услугам! − ответил тот.

− Заключенный Дик Пренстон и я хотим совершить бракосочетание, а потому просим пригласить к нам священника, − услышал слегка ошеломленный начальник тюрьмы.

Эпшерон был готов к чему угодно, только не к этому. Тем более в мае. Он хотел напомнить девушке, что на ее родине май считается самым неудачным месяцем для вступления в брак. Поразмыслив, однако, растрогался, послал за капелланом и даже сообщил Алис, что санкционирует проведение скромного свадебного застолья с приглашением заключенных Рени Бейли и Майкла, скрывающего свою фамилию. Единственным условием, поставленным начальником тюрьмы, стало его личное присутствие на необычном для такого заведения мероприятии. «Вы гарантируете, что на этот раз пожара не будет?» − осторожно спросил Эпшерон у Алис. «Гарантирую», − лаконично ответила та. Доказывать тюремщикам, что к пожару в Пертской тюрьме она не имела никакого отношения, было бесполезно.

О бракосочетании Алис и Дика друзья узнали за два часа до церемонии, состоявшейся в унылой камере, где супругам было суждено провести свой «медовый» месяц. Алис не была уверена, что Майкл и Рени отнесутся к этому событию с пониманием. Особенно ее заботила реакция первого. Но Майкл, как и Рени, сердечно поздравил жениха и невесту и остался вполне спокоен. Свадьба в стенах тюрьмы? Еще недавно каждому из них такое могло присниться только в страшном сне. Увы, реальность порой превосходит любые фантазии. Друзья осознавали, что другой возможности собраться вместе им, вероятно, уже не представится.

После совершения бракосочетания, на котором действительно присутствовал сам Эшперон, двое охранников занесли в камеру «свадебный стол». Конечно, королевского фарфора на нем не оказалось, но все-таки это был не совсем обычный тюремный обед. «Не хватает разве что авокадо», − широко улыбнулась Алис, оглядев съестное. Друзья улыбнулись в ответ. Они, без сомнения, помнили о том, что Алис питает особую слабость к этому фрукту. «Наверное, не сезон», − стараясь казаться несколько беспечным, ответил Дик в тон молодой супруге. Удивляясь внезапно свалившемуся на него счастью, Дик испытывал некоторую неловкость перед друзьями за то, что Алис выбрала именно его. И еще он не переставал думать о Тиме. Очень хотелось убедиться, что с братом все в порядке. Загадочная фраза Рени о скором освобождении Тима ничего не объясняла. Где он?

Начальник тюрьмы без труда уловил вопрос, застывший в глазах Дика, но несколько помедлил с ответом, наслаждаясь своей властью. Прежде всего Эпшерон, который сам себя не узнавал в последнее время, попросил подать всем легкого вина и неожиданно сказал, обращаясь к новобрачному:

− Вижу, вы, молодой человек, весьма обеспокоены отсутствием вашего брата. Увы, пригласить его на вашу свадьбу уже не в моей власти. − Наступила тягостная тишина. Лица друзей стали серыми. Заметив это, Эпшерон понял, что переборщил, и с едва насмешливой улыбкой добавил: − Право, не стоит так волноваться, леди и джентльмены! По милости ее королевского высочества Тим Пренстон прошлой ночью отпущен на свободу. − И, видя, что узники не совсем поверили услышанному, счел нужным пояснить: − Как вам должно быть известно, королевским указом мне было предоставлено право освободить из тюрьмы одного из вас. За примерное поведение. Честно скажу, я намеревался распространить королевскую милость на прекрасную Алис, но увы…

− Я бы никогда не воспользовалась этой возможностью! − вспыхнула девушка. − И с гордостью разделю судьбу своих друзей. Не сомневаюсь, Тим тоже имел такие намерения. Поэтому позвольте вам не поверить.

− А зря! − заметил Эпшерон.

Не собираясь пить с арестантами, начальник тюрьмы все-таки пригубил вина и, отметив про себя, что оно кисловато, продолжил:

− Вы думаете, что я настолько глуп, что не знал об этом? Разумеется, бедный юноша ни за что бы не захотел покинуть эти стены без вас, хотя многим заключенным подобный поступок показался бы странным. Чтобы выполнить обещание, данное покровителю Тима, мне пришлось прибегнуть к некоторым хитростям, но это, − понизил голос начальник тюрьмы, − моя тайна. Скажу только, что я не мог поступить иначе: у вашего брата, Дик, оказался очень сильный покровитель. − И, видя растерянность и смятение на лицах друзей, заключил несколько театральным тоном с легкой беспечностью: − Не знаю только, зачем я с вами так откровенен!

− Мистер Эпшерон говорит правду, − неожиданно заверил друзей Рени. − И хватит об этом. Давайте лучше выпьем за освобождение Тима!

− А вот это правильно, − заметил начальник тюрьмы. Наблюдая за своими узниками, он убедился, как мало эти молодые люди напоминают государственных преступников.

Слова Рени успокоили Майкла, Алис и Дика. Лица всех четверых повеселели. Они принялись за нехитрую еду, благодаря бога за его милость. К середине вечера начальник тюрьмы узнал много интересного о своих узниках. Их недавние мечты и заботы ему показались достаточно трогательными. Участники необычного собрания шутили и непринужденно общались между собой, вспоминая жизнь на острове и как бы не замечая тюремных стен. В какой-то момент Эпшерон даже подумал, что молодые люди совсем забыли об охраннике, да и о самом начальнике тюрьмы, устроившим, безусловно, с некоторым риском для своей карьеры это странное действо. Ему захотелось напомнить о себе. «Как известно, − сказал Эпшерон, произнося тост в честь молодоженов, − тюрьма и праздники − понятия очень далекие. Это первый и, очевидно, последний праздник в истории нашего заведения, но надо признать, он получился не хуже, чем у многих свободных людей».

Алис выразила благодарность Эпшерону, после чего тот расчувствовался, а потом, попросив охранника выйти за дверь и оставаться у входа в камеру, стал рассказывать друзьям о собственной грешной жизни. Ему было легко признаться во всех своих неблаговидных поступках молодым людям, приговоренным к смертной казни. Начальник тюрьмы словно исповедовался перед ними. Эпшерон знал, что, по крайней мере, трое из четырех совсем скоро предстанут перед господом. И надеялся, что организация этой свадьбы, ставшей со стороны Эпшерона, как он считал, проявлением милосердия к несчастным, заставит их замолвить словечко перед всевышним за него, грешника.

Но это не мешало тюремщику оправдывать себя как только можно. Рассказывая о первой жене, Эпшерон с гордостью отметил, что для расторжения брака с ней не упрятал супругу в лечебницу для душевнобольных, хотя имел документы (правда, поддельные) о психической невменяемости женщины. «Конечно, плохо, что Анна Лодж осталась одна, без денег, с младенцем на руках, − продолжал он полупьяным голосом. − Но я ничего не знал о ребенке. Малютка попал в приют и, скорее всего, умер». Тут начальник тюрьмы пустил слезу, выпил еще, а потом продолжил: «Я искренне сожалею о случившемся. И даже готов искупить свою вину».

При этом он многозначительно взглянул на Рени. После такого заявления в камере воцарилась тишина. Правда, ненадолго: подвыпивший тюремщик продолжал свои откровения. «Жалко, что я ничего не могу сделать для родного сына, которого уже, вероятно, нет на свете», − сокрушался он. И вдруг услышал в ответ: «Я сам воспитывался в приюте. И уверяю вас: ваш сын выжил. Может быть, к несчастью».

Друзья не без удивления посмотрели на Майкла, которому принадлежала эта фраза. Почти молниеносно среагировал на нее и Эшперон, повернувшись к юноше. «Что… что ты сказал?» − произнес он немного дрогнувшим голосом. «Я сказал, что ваш сын, скорее всего, жив. Его зовут Майкл, так же, как и меня. Уверен, что он не нуждается в вашей помощи».

Юноша, нисколько не стесняясь и не думая шутить, смотрел начальнику тюрьмы прямо в глаза. «К несчастью? Что это значит?» − быстро трезвея, поинтересовался Эпшерон. Майкл только пожал плечами и отвернулся.

Минут через десять начальник вернул в камеру охрану, распрощался и ушел. «Ты правда знаешь, кто его сын?» − обратилась к Майклу Алис. На что тот загадочно ответил: «Знаю, и он узнает это в свое время». Друзья сменили тему. Когда Майкла и Рени разводили по камерам, первый сказал: «Если бы я только мог спасти Алис!» Он продолжал думать о ней, оставшись один, и пришел к выводу, что Алис поступила очень мудро, подарив друзьям этот необыкновенный вечер. Образ чудесной девушки не мог, конечно, заслонить мыслей Майкла о Ричарде Эпшероне.