– Похоже, мы их раздражаем, – замечает он.
«Спокойно, – напоминаю я себе. – Спокойно».
Как подобное могло произойти? Что все это значит?
– Вообще‑то все не так уж и страшно, как может показаться.
Стражи порядка начинают «сортировать» и выводить в сторону обычных москвичей, застрявших в толпе.
–Граждане прохожие! – раздается голос из громкоговорителя. Толстый полицейский расхаживает туда и сюда, обращаясь к митингующим. – Не толпимся! Проходим на тротуар!
ОМОН терпеливо оттесняет всех с проезжей части. Я вижу, что у некоторых мужчин на лицах написано четкое желание подраться.
Естественно, мне тяжело. Но я не боюсь и доказываю это.
– Граждане! Данная акция незаконная, все расходитесь! – предлагает полицейский, сидящий в машине. – Призываю всех мирно разойтись по домам! Повторяю: акция несанкционированная.
Призывы звучат на протяжении десяти минут. Кто-то кричит из толпы:
– Это площадь для народа!
–Не блокируйте проезжую часть! – продолжает переговоры полиция. – Отойдите на тротуар!
–Медленно реагируют, – бормочет стоявший рядом мужчина. – Люди уже полчаса вокруг площади по городу собираются и не реагирует никто.
Я пытаюсь сохранить ясность разума. В любой момент все может выйти из‑под контроля.
–Собралась толпа не по делу, – говорит кто-то. – Покричали и разошлись. Сейчас дойдут до ближайшего подземного спуска и по домам разъедутся.
– И все? – отвечают ему.
– А этого мало?
– И что, есть шансы?
– Вряд ли.
– Такое может быть только в России.
– Позор! Позор! Позор! Позор! – скандирует толпа, оглядываясь на полицейских. Те, молча, хмурятся в ответ.
Толпа становится плотнее. Тротуар перекрыт полицейскими фургонами. Многие люди проходят мимо, бросая опасливые взгляды на демонстрацию и спеша спрятаться. Другие, не стесняясь взглядов полиции, останавливаются и начинают снимать происходящее на камеры мобильных телефонов. Половина из них, тут же перестает это делать, когда сзади, на проезжей части начинают скапливаться полицейские в экипировке. Другая половина остается, вливаясь в толпу.
Окружающие меня про реакцию ОМОНа и полиции не думают вообще. Рядом в толпе стоит молодой мальчик с айфоном и табличкой «Я пытался предотвратить фальсификацию». Парень явно не спал вторые сутки. Его взгляд устремлен на сцену.
– Это наш город! – внезапно кричит парень почти истерично. Я ежусь, глядя на него.
Первые ряды двигаются с площади, отведенной для митинга только чтобы наткнуться на стену из тел. Полиция ведет себя корректно, особо прытких граждан берет под руки и возвращает обратно в строй, не давая прорваться на близлежащие улицы. Первое время я, находившийся в центре митинга, вообще не чувствую, что по краям площади что-то происходит, внутри толпы нет особого движения. Только когда ОМОН теснит людей назад, загоняя их в существующие границы площади, я чувствую давление.
Я ничего не могу изменить. Но должен попробовать.
Вот что пугает меня больше всего. Нельзя отмахиваться от факта, что я хотел быть частью всего этого и что я должен быть частью всего этого.
Что ж, думаю я, так тому и быть. Зачем тыкать в людей палкой, если нас уже и так загнали в клетку? Это неправда, что зло – абстрактное понятие. Зло всегда конкретно.
Обнаруживаю, что в голове бродят геройские мысли. Я съеживаюсь от нового чувства. Или наоборот – знакомого, но забытого. Что‑то внутри меня трепещет, грозя выскочить наружу. Оживает непонятный азарт.
Вывод напрашивается сам собой.
–Позор! Позор! Позор! Позор! – скандируют люди, стоящие в задних рядах. Те, кто оказались лицом к лицу с полицией молчат, не зная куда деваться.
Мимо меня протискивается все тот же усталый парень, в его руках больше нет бумажной таблички. Мальчик лезет вперед, расталкивая всех, кто стоит на его пути, неуклюже размахивая айфоном. «Он просто сумасшедший», отмечаю я про себя, когда парень теряется в толпе.
Справа, с площади внезапно потянулись полицейские. Я не понимаю, что провоцирует нашествие полиции: драки или участники акции.
–Уважаемые граждане! Собрание на площади несанкционированно! – раздается из громкоговорителя, кто-то говорит четко, но не слишком уверено. – Вы мешаете передвижению жителей Москвы и гостей столицы. Просим вас разойтись!
–Да пошли вы! – разносится из толпы, в которой появление полицейских провоцирует раздражение людей.
Я знаю, что происходит. Я всегда предчувствую такие вещи. Я медленно поворачиваюсь, стараясь держать руки подальше от карманов.
Мужчина в голубой шапке на голове бьет флагштоком по полицейским.
Полицейские могут забрать любого, кто попадется под руку, но предпочитают вклиниваться в центр толпы, откуда труднее убежать. Чем громче кричишь, тем больше шансов, что тебя заберут. Хорошо помогает стоять с краю, в случае чего всегда можно развернуться и убежать, или просто притвориться, что ты – случайный прохожий.
Человек в очках начинает призывать людей садиться. У людей сдают нервы, началась серьезная давка. Многие стали призывать ОМОН отойти назад, чтобы для людей хватило места, кто-то начал скандировать "Пропускай!".
Дубинки полицейские начинают применять сначала по собственной инициативе, но махают ими не особо сильно. Скорее, для устрашения. Это единичные случаи. Но люди начинают толкаться, солдаты внутренних войск начинают напирать вперед, сзади их подталкивают полицейские. В результате возникает давка, люди прорывают оцепление, чтобы их не задавили. К тем, кому удалось зайти за кордон, тут же подбегают полицейские и задерживают.
Со стороны это выглядит абсолютно спонтанно, что добавляет нервозности в атмосферу, царящую в толпах протестующих. Людей выдергивают из толпы, берут в основном мужчин, потому что из них состоит передняя линия. От шока некоторые кричат, подаются назад и создают давку.
Я должен с этим смириться – просто расслабиться и ничего не делать. Потому что, что бы я ни делал, толку от этого не будет никакого.
Если у общества есть правоохранительные органы – значит эти органы должны работать. Вот они и работают – поставляют в тюрьмы свежее мясо.
Людей забирают, все скандируют «Соблюдайте ваш закон!». Трудно дышать, разглядеть ничего невозможно. Крики: «Фашисты». ОМОН вклинивается в толпу и забирает людей в автобусы. Начинается драка. Толпа скандирует «Позор!». Рядом со мной задержали человека, который крикнул «позор». Кто-то брызнул газом.
Несколько полицейских пытаются задержать мужчину, лежащего на асфальте. В то же время молодой мужчина, одетый в чёрную рубашку с коротким рукавом, схватив обеими руками задерживаемого человека, пытается оттащить его назад в толпу.
Достаточно нескольких человек, чтобы началась провокация. Из второго-третьего ряда они подталкивают людей, создавая давку. В результате этого первые ряды давят на полицию. Полиция смыкает ряды, давка становится сильнее и прорыв – единственный шанс остаться целым и невредимым.
К группе полицейских подбегает молодой парень худощавого телосложения, одетый в толстовку тёмного цвета с капюшоном и кепкой с козырьком зелёного цвета на голове и брызгает из газового баллончика, после чего скрывается в толпе.
Вместо того, чтобы взять ситуацию под контроль, полиция устраивает хаос, начав задержания первых попавшихся. Вместо этого в любой нормальной стране, снова замкнув цепь, полицейское руководство должно отдать приказ отступить назад и прекратить давку. Но клинья полицейских врываются в толпу и выхватывают всех.
Некоторые люди в толпе чувствуют, что уже стали очень сильными и начинают буянить. Полиция колонной разрывает толпу, хватает активиста за ноги и уносит. В некоторых местах толпа проявляет агрессивную активность. Применяется газ. Желтый дым расходится в разные стороны, люди разбегаются от него.
Несколько человек пытаются спровоцировать людей в атаку. Призывают сомкнуть ряды, призывают к выкрикам – «Позор, Фашисты». Крики для толпы очень полезны. Выкрикивая толпа разогревается, становится смелее. Однако все инициативы быстро затухают. Люди смыкаются, кричат и через минуту замолкают.
Летит сигнальная ракета, загорает красными искрами и пропадает в дыму от файеров. Задние ряды толкают тех, кто впереди, прямо на ограждения. «Космонавты», а именно так называют активные части специальных войск за их большие каски и защитное снаряжение, с места не сдвигаются, очевидно, что приказ только один – не пропускать.
–Файер! – кричит один из стоящих впереди. – Они кинули файер в ОМОН!
Я не вижу, кого и где бьют, я это слышу. Над площадью раздаются крики, перемешанные с лозунгами и руганью. Толпа толкает свои первые ряды прямо под удары ОМОНовцев, которые, возможно, даже не могут разобраться, атакуют их эти люди или нет.
– Русские, вперед! – призывают в толпе, принуждают стоящих в стороне людей к движению. Некоторые идут быстро, другие сопротивляются. Мне ничего не видно, я оказываюсь окружен людьми, подпирающими со всех сторон.
ОМОН уже двигается по кругу. Кто-то из нетерпеливых митингующих пробирается в первые ряды. ОМОНовцы вереницей окружают толпу, рассекают ее на части, в любой из которых начинаются задержания. Выхватить человека, заломать руки и увести – не слишком трудная работа для полицейских, однако нарушителя нужно еще куда-нибудь посадить. Для этого к месту митинга сгоняют автозаки или фургоны. Часть техники стоит на ближних улицах.
– За наших, против ментов! – орут откуда-то сбоку. На кого-то подобные призывы действуют ободряюще, и скоро митингующие вырывают избитых людей из рук полиции, а потом нападают на самих представителей власти.
Я вижу, как ОМОНовцы с трудом удерживают строй, чтобы не пропустить поток толпы. Меня много толкают, так что в какой-то момент я уже настолько отдаляюсь от места, где все начиналось, что с трудом могу сориентироваться.
Внезапно, ОМОН вклинился в толпу людей, заставив митингующих броситься врассыпную и отойти на несколько шагов назад. По инерции меня тянет за всеми, и вовремя, кто-то недалеко от меня получает полицейской дубинкой в бок. Тут же откуда-то в ОМОН летят стеклянные бутылки, зелеными и коричневыми осколками разрываясь на асфальте. Я закрываю глаза, опасаясь стекол, но тут же жалею об этом, «волна» людей чуть не сбивает меня с ног, а полиция снова пытается совершить набег на недовольных протестантов.
В очередной раз загорается сигнальная ракета, её пускают специально в сторону спецназа. Это вызывает шквал новых ударов дубинками и ответную агрессию. Три человека вырывают ОМОНовца из строя, начав его избивать.
–Сколько уже забрали? – постоянно спрашивают какие-то девчонки за моей спиной. – Человек 10?
–Скорее 20, – не оборачиваясь, отвечаю я. Уйти с митинга в ближайшее время я не надеюсь, нужно держаться в центре толпы. – За 10 минут уже 20 человек.
–По 2 человека в минуту, – зачем-то считают девочки, чьих лиц я не вижу.
–Граждане, расходимся! Митинг закончен! Отойдите к метро, проход в него открыт! – слышатся призывы полицейских в мегафон. Почему власти всегда говорят одно и то же? Неужели толпа настолько предсказуема, что с ней следует каждый раз работать по одному сценарию?
Пока ОМОНовцы задерживают людей, вырывая из толпы единицы, несколько сотен митингующих прорвали оцепление, быстрым шагом направляясь от площади по параллельным улицам. Проулки использовались для парковки машин, с которой в Москве были проблемы.
Думаю, именно тогда я сдался. Просто нет смысла. Я сделал все, что мог.
– Сейчас доиграешься, урод! – кричит кто-то и отталкивает полицейского.
– Это война.
Слезоточивый газ уже применяется с обеих сторон.
Зажигают фаеры . Меня злит то, что вместо того, чтобы тушить летящие в полицейских фаеры, стражи порядка кидают их обратно в толпу. То же самое и с камнями.
Я не смог бы сделать подобную вещь никогда.
Кто-то скандирует "Прекрати!", но эффекта нет никакого, потому что людям страшно.
Все люди – просто защищаются. Это нормальная реакция для нормального человека.
Я стою и пытаюсь не попасть под дубинку, потому что идти некуда – оставьте человека в покое.
Часть площади затягивает дымом. Кто-то устроил поджог в туалетной кабинке.
Женщина бьет сумкой стоящего перед ней полицейского.
Ситуация уже грозит перерасти в полный хаос, как, вдруг, все стихает. Каждая из сторон, словно, берет небольшую паузу, чтобы разобраться со своими пострадавшими. ОМОН, очевидно, принимает новые инструкции, заодно оттаскивая побитых толпой бойцов подальше от места развития событий. Участников акции, кажется, все прибывает. Я оглядываюсь и вижу, как движется пополнение в виде мужчин с белыми лентами.
Оказывается, что митингующие не только отказываются расходиться, но и ожидают подкрепление. Где-то сбоку заработала рация, и полиция начинает перекрывать проходы, отрезая всех, кто хочет присоединиться к акции.
–Окружили, – истерично всхлипывает девочка в ярком пальто. Она много мелькала сегодня на площади, ни раз попадаясь мне на глаза. У девочки руки в крови, видимо, она падала на асфальт, когда народ пошел на ОМОН – Они снова идут!!!
Полицейские начинают движение внезапно, первыми прервав образовавшуюся паузу. С дубинками наперевес, полицейские двигаются строем, не удается выхватить оттуда никого, чтобы придать народному суду за «злоупотребление властью по отношению к мирным гражданам». А граждане уже не мирные.
Я оказываюсь достаточно близко для того, чтобы получить дубинкой в плечо, а потом в живот. С трудом уползая из-под жестких ботинок ОМОНа, я поднимаю камень, наугад бросаю его в сторону обидчиков.
–Граждане, соблюдайте законность! – раздраженно кричат из громкоговорителей, а потом в толпу опять летит слезоточивый газ. Я снова замечаю девушку в ярком пальто. Она трет глаза, стоя на коленях на асфальте, который местами красным, там, где люди отплевывались кровью из разбитых носов и губ.
«ОМОН – предатель русского народа!», скандирует площадь, задыхаясь от зеленоватых испарений.
Нужно идти дальше, кричать громче, привлекать больше внимания.
Я стою на ограждении, держась рукой на столб. Обстановка накаляется, митингующие в возмущении от того, что полиция задерживает всех без разбора. Все чаще оказывается сопротивление. Мужчина в фиолетовой толстовке, лысый, стоящий справа от группы полицейских бросает в них кусок асфальта, после чего скрывается в толпе.
Все время ситуация меняется. Появляются люди с плакатом «Президент-вор», сразу же к ним подбегают человек пять омоновцев – забирают их. Люди поднимают обратно этот плакат. Потом опять набегает толпа ОМОНа, плакат оказался порван. Я поднимаю куски этого плаката. Пусть так и будет.
– Вы можете объяснить, что происходит?
– Если честно, я сам не слишком понимаю. Но очень хочу понять. Возможно, вы мне в этом поможете.
Двум мужчинам, сцепившимся с полицейскими, удается, до того как их арестовывают, сбить шлем с головы одного из стражей порядка. Четырех их товарищей сразу же задерживают при неудавшейся попытке освобождения.
Полиция берет в цепь людей и начинает теснить с площади. Возле перехода возникает оживленная перепалка. Женщины особенно агрессивны, кидаются, визжат, споря с кем-то. Молодежь продолжает нестройно кричать, полиция сжимает цепь, и внезапно возникает старик с громкоговорителем, пытаясь привлечь в себе внимание. Его ликвидируют в считанные минуты – прямо через толпу прорывается шеренга полицейских, расталкивая всех в разные стороны.
Главное – успокоиться. Прогнать из души страх. Тот, кто паникует, уже проиграл.
Об этом не очень хочется знать – но забыть не получается. Почему люди делают то, что делают? Это было страшно по‑настоящему. Как еще никогда в жизни. Факты, только факты.
Угроза висит в воздухе, я это чувствую. Ничего еще не кончилось.
«Я боюсь, – снова думаю я. – Я ничего не соображаю от страха».
В голову лезут плохие мысли. Одно я знаю точно: моя жизнь делает резкий поворот.
Кого-то сейчас обязательно убьют, покалечат или арестуют. Может быть, это буду я. Наиболее вероятно, что это буду я. Есть вещи, которые просто должны случится. По-другому – никак.
Я пытаюсь собраться с мыслями. Я ни от чего не застрахован. Выбора на самом деле нет. Всем на площади это понятно. Перспектива малоприятная. Обложили со всех сторон.
Позади меня стоят люди. Я слышу, как они переминаются с ноги на ногу.
– Вот ублюдки! – кричит кто-то. – Так и убить недолго!
От всего этого многие люди начали нервничать, и, честно говоря, я тоже. Лучшая защита – это нападение. Но я чувствую себя свободным. Это важно для меня.
Я пытаюсь отдышаться. Я дышу и смотрю по сторонам. Все те же машины. Все тот же город. Что они с нами сделали?
Я чуть не выругался вслух. Я изо всех сил стараюсь не волноваться, усиленно соображая, в чем дело. Хрупкие законы разрушены без усилий и без намерения, и полицейские считают каждый арест моральным долгом. Голос власти звучит через мегафон.
Власти изображают шок и возмущение, но никогда не признаются, что именно этого они и ждали. Откуда такая агрессия? Я пытаюсь убедить себя, что не происходит ничего особенного и из сложившегося положения имеется выход. Это никого не должно шокировать. Преступление – новая и единственная форма искусства.
Я знаю, что не сделал ничего плохого.
– Не нравится мне эта возня, – говорит кто-то за спиной.
– Хуже, чем в первой волне, все равно не будет.
– Я бы не был так категоричен.
– Может быть, власть – не такое уж большое зло?
Я слежу за взглядами людей. То, что я вижу – поразительно.
– Чертовы папарацци! – кричит полицейский. -Не нужно направлять на нас свои камеры, уберите свои поганые камеры!
Я не могу понять, то ли смеяться, то ли аплодировать его остроумию.
Решение принято за меня. Принято за всех нас. Мы все здесь оказались случайно. Неадекватная группа людей.
Краем глаза я вижу, что тех, кто пытается бежать, бьют дубинкой по затылку, потом пинают и только потом несут до машины. Я оцепеневаю – любое сопротивление бесполезно.
Я вижу человека, который держится за сердце. Позже ему становится хуже.
– Вызовите «скорую». Тут человеку плохо, – кто-то обращается к ОМОНу.
– Заткнулись все, быдло, – орет полицейский. – Здесь нет людей. Люди дома сидят, а вы тут – скот и быдло.
Дошли до края площади и уперлись в ряды ОМОНа. Побежали назад. Омоновцы, ударяя дубинками по металлическим щитам с надписью «Омск», бегут за нами на площадь. Там их встречают градом камней. Они останавливаются, закрываются щитами. К митингующим подходят несколько женщин, которые просят не кидать камнями в омоновцев. Камнепад стих. Группа омоновцев постояла, закрывшись щитами на краю площади и побежала назад. Толпа кинулась за ними.
Омоновцы преследуют демонстрантов, пинают, вырывают транспаранты. Заняв трибуну, они поджигают оставленный митингующими плакат «Президента в отставку».
Волны омоновцев идут с правого края площади – оттуда появляется отряд конной полиции. Толпа бежит навстречу, полицейские разворачиваются. Демонстранты бегут за ними, пытаясь стащить с лошадей. Кому-то это удается. Кто-то выезжает на площадь, размахивая российским флагом.
Я дрожу. Я стараюсь ни о чем не думать, сохранять спокойствие.
А толпа кричит:
– Давай! Давай!
«Давай, – думаю я, – все только начинается».
И оказываюсь прав. Что-то назревает.
Я здесь среди своего народа. Крики: «Это наш город!».
Свалка. Смех. Крики. Задние наседают, оглушительно матерятся. Толпа давит и давит.
У одного из полицейских, кажется, начинается истерика. Он кричит направо и налево: «Проходим, проходим!» Но это не дает результатов, потому что людей слишком много.
–Россия для русских! – несется над центром. Где-то вдалеке загорается оранжевое пламя.
–Машину подожгли, – слышится справа.
Кажется, только я стою неподвижно. Толпа, окружающая меня, колышется. Блокирующих движение людей становилось все больше, человек семьсот собирается на проезжей части. Люди, которые втянуты в шествие не по свое воле, пытаются вырваться, чтобы уйти в сторону. Там их блокируют полицейские с собаками, прибавляя численности стихийному собранию.
–Россия для русских! Для русских, вашу мать! – кричит кто-то.
У многих на головах темные капюшоны, у некоторых лица закрыты тонкими шарфами до уровня глаз.
Не нравится мне все это. Очень не нравится. Или это страх?
Другие очевидцы, находившиеся поблизости, с топаньем и улюлюканьем собираются вокруг. От страха волосы шевелятся у меня на голове, словно дует ветерок. Напряжение слишком высоко. Тем хуже. Не расслабляться. Иногда мне кажется, что весь мир – сплошная ярость, несправедливость, насилие, стремление к смерти.
Все правильно. За одним исключением: этого не может быть.
Толпа движется настолько резко и быстро, что я вздрогнув, только через несколько секунд следую за ними. Мне все больше кажется, что приходить на площадь было плохой идеей, люди с белыми ленточками настроены серьезно.
–Понаехали тут, – доносится до слуха чье-то недовольство, но агрессия больше не возрастает.
–Мы славяне! Мы славяне! МЫ СЛАВЯНЕ! – разносится над площадью, кто-то решает, что пора начинать скандирование.
–Москва! Русский город! – раздается им в ответ с другой стороны, вызвав бурные эмоции. Рядом со мной, закрыв лица платочками в розовую клеточку, кричат маленькие девочки.
–Не уйдем! Это наш город! – кричит толпа.
–Прорвемся, если что? – спрашивает один у стоящего рядом товарища.
–А то! – отвечает другой, показывая в кармане файер и зажигалку. Я нервно усмехаюсь.
Площадь быстро покрывается дымом.
–Граждане митингующие! – взывает полицейский. – Акция несанкционированна
Многие прячут лица за шарфами и масками.
–Даешь шествие! – доносится со всех сторон. – На Лубянку! На Манеж!
Я всё ещё могу передумать. Я не хочу, чтобы именно так всё получилось. Это странно и даже смешно – я вижу камеры, объективы. Они снимают меня, чтобы потом показать.
Я слышу, как кто-то кричит:
– Уберите фотоаппараты! Разбейте фотоаппараты!
Я оглядываюсь по сторонам и вижу женщину, торопливо уводящую нескольких детей подальше. Она тоже оглядывается, переводит взгляд с полицейских на нас. Младший плачет, пытаясь задержать ее. Женщина подхватывает его на руки и, не обращая внимания на его громкий рев, скрывается в толпе.
Тогда мне казалось, что эти подробности очень важны. Я не хочу вмешаться. Не могу оставаться. Мне нужно уйти. Что-то не так.
Сначала какое‑то странное ощущение. Как будто мурашки бегут по спине. Легкое покалывание у основания шеи. С точки зрения логики происходящее имело смысл. Все ясно как день, это начало конца.
– Влипли по полной программе, – бормочет кто-то.
– Идем, – говорит женщина рядом. – Нечего тут торчать.
– Никто не обязан делать только то, что умеет.
– Да, я думаю, для этого есть подходящее название.
– Какое же?
– Терроризм.
Как эта мысль не пришла мне в голову раньше? Об этом стоит подумать. Что‑то замышляется вокруг меня, и мне это совсем не нравится.
Я хмурюсь и верчу головой, пытаясь расслабить мышцы шеи. Я буквально окаменел.
А потом стало еще хуже. Никому до нас нет дела. Все бы хорошо, однако в голову упрямо лезут нехорошие мысли: «С такими, как я, ничего хорошего не случается. Просто не случается».
У меня щиплет в глазах. Я ничего не могу с собой поделать и потому злюсь. На самого себя.
Злость копилась слишком долго, и, пожалуй, пришла пора немного спустить пар. «Нет, – говорю я себе. – Не сейчас. Еще рано».
«В другой раз, – думаю. – Уже скоро». Короткое мгновение, когда вдруг становится ясно, что в моем мире произошли перемены.
Я медленно поворачиваюсь, как будто ничего особенного не случилось. Неужели так оно и есть?
Стоят полицейские. Один из них кричит в рупор:
– Акция – незаконна. Проходите справа или слева, не задерживаясь.
Бросаются по трое-четверо на протестующих, вырывают, тащат, не разбирая, головой по асфальту. Людей тащат в автобусы. Толпа скандирует "Позор!" Рядом со мной задерживают человека только за то, что он крикнул "позор". Кто-то брызжет газом. Трудно дышать, разглядеть ничего невозможно. Крики: "Фашисты". ОМОН вклинивается в толпу и забирает людей. Одну девушку волокут по земле за волосы.