– У нас гости! – крикнул он Канторову.
– Сейчас! Сейчас! Не уйдешь!
Михаил, бледный, как мрамор, с дрожащими от усталости руками, жестами помогал своей голове уводить дрон от погони. Вдруг в его горле начались спазмы и его вырвало. Дрон Канторова тут же настиг дрон Михаила и оба взорвались.
Канторов выдохнул, кулаки, сжатые в судороге, разжались и руки безвольно упали.
Начальник охраны быстро снял шлем с головы Канторова. Канторов сидел неподвижно. Стеклянный взгляд был устремлен в пространство. Охранник поджал губы и пощупал пульс на шее. Покачал головой, постучал по макушке Канторова указательным пальцем, произнеся «дзинь-дзинь», и вышел из кабинета.
***
Кира быстро шла по коридору больницы к палате Михаила. Через окно в палату она увидела внутри двоих мужчин и врача, который ее заметил и немедленно вышел.
– Кто это? – спросила Кира, кивнув в окно.
– Кто-то с работы Михаила, большие начальники. Не знаю, как они узнали.
Они разом посмотрели в окно. Один из посетителей подал Михаилу планшет. Михаил его взял и стикером расписался.
– Как его дела?
– Отравления серебром нет.
– Отлично! – воскликнула Кира, – чем же тогда озабочены?
– Неприятность у нас с вами, – врач покачал головой.
– Не тяните.
– Да, я не тяну. У Михаила Валерьевича лучевая болезнь.
– Как?! Откуда?
– Мне не говорит, может, вам расскажет?
Двое вышли из палаты и ни на кого не глядя ушли. Кира быстро вошла в палату и села на стул:
– Это кто был?
– С работы. Принесли приказ о моем назначении начальником лаборатории трансмутации.
– Поздравляю! Кстати, Шедровский под следствием уже дал показания о том, что они с Канторовым в деле.
Кира внимательно посмотрела Михаилу в глаза. Он оглядел себя:
– Что-то не так?
– Где ты был?!
– Под капельницей.
– Не морочь мне голову. Мы весь город на уши поставили, а ему шуточки.
– Мы уже на «ты»?
– Я вообще-то тебя уже дважды от смерти спасла!
– Я теперь должен?
– Глупости. Мы теперь дружим. Еще раз спрашиваю и серьезно, где ты был с момента, когда сбежал из отдела?
– Я понял твой вопрос, и мой ответ тот же: под капельницей.
– Под какой еще капельницей?!
– Вливал в себя спецкоктейль.
– Зачем?
– Я понял, что Канторов от меня не отстанет, и найдет способ нацепить на меня шлем.
– Он умер. От отравления серебром, между прочим.
– Не рой другому яму. А с остальными что?
– У кого нашли модифицированные шлемы – дисквалифицировали. Правда, из лаборатории Канторова разошлись сотни, а, может, и технология в криминал утекла.
Михаил хмыкнул и мотнул головой.
– Поэтому мне и было нужно поправить свою химию, чтобы, если что, мозг трансмутировал не в серебро, а в ксенон. Он для здоровья даже полезный, ну, по крайней мере безвредный.
– Безвредный? Да у тебя башка радиацией светится!
– Что поделать. Очевидно, образовались неустойчивые изотопы ксенона, которые сейчас распадаются. Зато от серебра не сдох, – Михаил улыбнулся.
– Ты просто заменил быструю смерть на медленную. Врачи прогноз сделали?
– Не знают они. Я так понял, что когда угодно.
– Мы теперь одной судьбы.
– В каком смысле?
– Вот, ты, зная, что твою подругу могут прибить в любой момент, захотел бы связать с ней свою судьбу? Вот только честно!
– Наверно нет.
– А теперь мы друзья «по несчастью». Согласен?
– Я же с тобой как за каменной стеной.
Кира засмеялась:
– Знаешь, сейчас у нас в отделе свара. Наркогруппа бодается с группой по киберпреступлениям. Киберы доказывают, что тема должна достаться им, потому что использовано цифровое устройство, а наркогруппа, что передать должны им, потому что действие шлема можно считать допингом. – Кира заинтересованно посмотрела на Михаила. – Ты же испытал его действие на себе. Можешь дать экспертное заключение?
– Ты за этим сюда и пришла, а я нюни распустил, что меня капитан юстиции проведывает, в друзья набивается.
– Майор юстиции, – Кира улыбнулась. – Не чуди. Официально я здесь по делу. А так – конечно проведать. Вот как друг другу – это как было? Почему игроки доводили себя?
Михаил задумался. Кира терпеливо ждала, пока он собирался с мыслями.
– Как допинг? Может быть. Сначала чувствуешь возбуждение. Еле заметное. Очень приятное. Похоже мозг чувствует удовольствие и ищет то, что его вызывает, – Михаил, глубоко вздохнул и потянулся. – В какой-то момент возбуждение становится единственно важной вещью, начинаешь им жить. Или возбуждается само ощущение жизни. Черт, короче не понятно. Просто начинаешь ощущать жизнь. – В глазах Михаила вспыхнули дьявольские огоньки. – И вдруг ясно понимаешь, чего хочешь. Хочешь действовать.
– Хочешь играть?
– Наверное. Наверное игроки хотели играть. У меня же была другая игра. Я хотел отогнать дроны от тебя, раскрошить их своими дронами.
– Отогнать от меня? В каком смысле?
– Тебя не было в пухто?
– В каком пухто?
– Я так и думал, но был не уверен. Канторов показал мне тебя, заточенную в пухто.
– Мы со спецназом приехали, когда все уже кончилось. А в пухто, о котором ты говоришь, да, там была женщина – сотрудница из канторовской лаборатории. Так что ты ее спас. Не кори себя.
– В общем все. Просто дальше на кураже прешь к цели, не чувствуя преград. Я думаю, что мозг правильно вычисляет коэффициент экспоненты. Надо над этим подумать, если успею.
У Киры скатилась слеза, которую она украдкой смахнула.
– Теперь ясно. Приз получит наркогруппа. Ты безупречный эксперт!
– Спасибо, друг Кира, – Михаил потупил глаза. – Теперь прощаемся?
– Нет.
– Почему?
– Потому что ты моя экспонента, герр инженер.
– ?
– Ты меня возбуждаешь, я с тобой ощущаю себя живой и ясно понимаю, чего хочу.
– И чего?
– К чему не чувствую преград.
Кира быстрым движением пересела на край кровати. Михаил обхватил лицо Киры и наклонил к себе. Ее влажные губы сомкнулись с твердыми горячими губами Михаила.
Вдруг дверь в палату распахнулась и вошла медсестра. Глаза ее расширились. Она глянула на окно в коридор, всплеснула руками, нервными движениями закрыла жалюзи и, стараясь не смотреть в сторону Михаила и Киры, выскользнула, притворив дверь.
Послышался лязг ключа, не попадающего в замочную скважину, несколько щелчков задвижки и стрекот выдергиваемого ключа.