Капкан для германского короля

– А, Франц! – заметил его группенфюрер и повернулся к нему. Фрау Шнайдер тоже повернула голову в его сторону. – Ну, здравствуй-здравствуй! – группенфюрер сделал радостное лицо.

– Хайль Гитлер! – Франц вытянулся в струнку и вскинул руку в нацистском приветствии.

– Хайль Гитлер! – ответил группенфюрер ровным, спокойным тоном, словно пытаясь показать, что вся эта парадная символика не слишком ему нравится. – Ну, полноте! Вольно! – сказал он, улыбнувшись точеной улыбкой. – К чему эти церемонии? Сегодня я твой посаженный отец, а не группенфюрер. Присядь со мной рядом.

Он жестом показал Францу свободное место на диване.

– Фрау Шнайдер, – сказал группенфюрер, повернув голову к экономке, – я благодарю вас, но мне ничего не понадобится, вы можете идти и заниматься своими делами.

Фрау Шнайдер сделала короткий книксен, коротко, исподлобья взглянула на Франца и послушно удалилась.

Франц прошел в гостиную, сел рядом с группенфюрером и повернулся к нему вполоборота.

Карл Вольф излучал холодную уверенность и холеное изящество. Он был одет в серый мундир СС, шитый, однако, из какого-то очень дорогого сукна и безупречно скроенный. От него пахло дорогим одеколоном. Сапоги его из мягчайшей, нежнейшей кожи, блестели, словно начищенная медь.

– Скажи мне, Франц, – группенфюрер склонил голову набок и, не меняя позы, пристально посмотрел на Франца. – О чем с тобой говорил Карл Вилигут?

Франц окаменел. Он почувствовал, что теряет дар речи.

– Я хотел бы рассчитывать на твою откровенность, – продолжал Вольф холодным голосом, не отрывая взгляда. – Надеюсь, тебе не надо объяснять, что мне многое известно. Гораздо больше, чем ты думаешь, Франц.

Франц сглотнул комок в горле. Перед ним сидел заместитель рейхсфюрера, один из самых влиятельных людей рейха, и он всё знал!

– Ну, ну! – Карл Вольф подался вперед, – Я вижу, ты совсем растерялся. Не надо, – продолжил он, меняя тон на почти дружелюбный, – не надо меня бояться. Я хочу тебе только добра. С вашей семьей меня связывают самые теплые отношения. – он коротко ухмыльнулся. – Я не собираюсь тебя пытать. Просто послушай, что я тебе расскажу.

– Твой дядя Карл Вилигут, как бы ни досадно мне было это говорить, страдает душевным расстройством, усугубляющимся, к тому же, его нездоровым пристрастием к алкоголю. Ты удивлен? Поверь мне, я был удивлен не меньше.

– Я познакомился с этим человеком в июне 1935 г., на приеме у рейхсфюрера. Рейхсфюрер давно рассказывал мне о нем, называя его великим провидцем и наследником германских королей. В окружение рейхсфюрера Вилигут попал стараниями нашего идеолога Рихарда Даррé. Занимаясь исследованиями по теории «крови и почвы», Даррé имел много контактов с оккультными организациями, и обратил внимание на вращавшегося в тех кругах немолодого уже мужчину, который приковывал всеобщее внимание своими яркими, необычными идеями. Хальгариты – так называл он свои пророчества, которые якобы получал от предков.

– Дарре был очарован им! – группенфюрер с безысходностью поднял вверх брови и чуть вскинул вверх руки в беспомощном жесте. – И не он один! Даже я в тот самый вечер попал под обаяние этого человека и жадно слушал его пророчества. Что же говорить о рейхсфюрере, который давно мечтал создать свою собственную религию!

– Построения Вилигута подошли для этого как нельзя лучше. К моменту нашей встречи Вилигут с помощью рейхсфюрера сделал, несмотря на свой преклонный возраст (а ему уже было под семьдесят), головокружительную карьеру. Рейхсфюрер поручил ему создание культа СС – тайного ордена со своими богами и ритуалами; доверил ему обустройство замка СС Вевельсбург, переданного рейхсфюреру во владение годом раньше – мистического центра арийских сил, который рейхсфюрер планирует сделать центром мира после окончательной победы; дал зеленый свет всем исследовательским начинаниям Вилигута, а именно, проведению раскопок в Вевельсбурге и Шварцвальде с целью найти следы древних арийцев и их сакральные атрибуты. Вилигут был назначен начальником отдела в Главном управлении СС по вопросам расы и поселения, главой Отдела по изучению ранней истории. Вилигут разработал культ религии СС и стал его главным жрецом. Вот это кольцо, – группенфюрер поднял вверх правую руку и развернул ее тыльной стороной ладони к Францу: не безымянном пальце Карла Вольфа красовалось кольцо «мертвая голова». – его тоже придумал Вилигут. Все мы, члены нашей организации СС, стали жить по правилам, придуманным Вилигутом.

– К тому времени, – сказал группенфюрер, делая многозначительные паузы между фразами, – Вилигут был представлен фюреру. Фюрер неоднократно проводил время в его обществе, слушая и обсуждая с ним его «хальгариты». Он даже однажды присутствовал на бракосочетании офицеров СС, которое Вилигут проводил в Вевельсбурге по своему обряду.

– Надо ли говорить, как внимательно я изучал этого человека, когда впервые встретил его! Я, также как, без сомнения, и ты, был очарован его речами. Но что-то, – брови группенфюрера метнулись вверх а палец правой руки поднялся, призывая к вниманию, – что-то насторожило меня, заставило забить тревогу.

– Я долго не мог понять, что вызывает во мне сомнения. Однако, в конце концов, прозрение наступило: все пророчества Вилигута, все его «хальгарты» и философские выкладки казались мне ненастоящими, фальшивыми, а вся его новая религия – не больше чем игрой. Он играл, играл на публику, играл перед рейхсфюрером роль великого мага. И упивался своей игрой и тем вниманием, которое он благодаря ей получал. Вот это меня и насторожило! Артисты по природе своей фальшивы, и раз Вилигут артист, значит и то, что он делает, тоже фальшь. И кроме того, я не поклонник оккультных наук и не могу спокойно смотреть, когда оккультные мифы вмешиваются в государственные дела. Это очень опасно – подменять реальность фантазиями!

Группенфюрер подался чуть вбок, и, согнув в локте правую руку, поставил ее на колено правой ноги, а левую руку, также согнув в локте, поставил, уперевшись ладонью в левое колено. Он застыл в этой оборонительно-наступательной позе и неспеша, точно он подбирал слова, проговорил:

– Я сообщил о своих сомнениях рейхсфюреру, но он не захотел меня слушать. Это заставило меня задуматься: может быть, я не прав? может быть, мои волнения вздорны? Вскоре мои сомнения развеялись. Я разыскал жену Вилигута, которая и помогла мне во всем разобраться. Да-да, Франц, – кивнул головой группенфюрер, – именно твоя тетушка Мальвина пролила свет на это дело. Она показала мне бумаги и медицинские освидетельствования, из которых следовало, что герр Карл Мария Вилигут в середине 20-х годов провел три года в психиатрической лечебнице в Зальцбурге, куда он попал с диагнозом «шизофрения» и «мания преследования»!

– Всё! – группенфюрер откинулся назад, – В деле была поставлена точка. Этот человек был душевнобольным! Ты понял меня, Франц? Твой дядя помешался. Вернувшись с войны в чине полковника, он не смог найти себя в послевоенной жизни. Неурядицы преследовали его, очень скоро он и его семья остались без средств к существованию. На фронте он командовал бригадой, а в штатской жизни стал рядовым. Старуха Мальвина Вилигут рассказала мне, что ее муж начал пить – запойно и беспробудно. Все это и помрачило его рассудок. Он возомнил себя германским королем, которого преследуют орды вотанистов.

– Я вижу, – группенфюрер сделал паузу и холодно прищурился, – тебе знакомы эти слова, не так ли? Ты слышал их от своего дяди?

Франца охватила паника. Он понял, что может выдать себя своим волнением. Он чувствовал, как предательски дрожат его колени, но ничего не мог с собой поделать. Он попробовал упереть руки в бока, чтобы унять дрожь. Его права рука наткнулась на карман ледерхозенов, в котором он нащупал перстень, данный ему дядей. В тот же миг он почувствовал, как трется о живот засунутый за пазуху конверт с письмом к генералу Файелю. Если группенфюрер найдет всё это?!… По спине Франца побежал холодный пот.

– Прежде чем ты ответишь мне, – продолжил группенфюрер, – подумай хорошенько над тем, что я тебе рассказал. Правда, пусть даже самая горькая, всегда лучше самообмана. Безумный человек неполноценен, ты знаешь это не хуже меня. Он подлежит уничтожению, – группенфюрер на мгновение замолчал, выразительно глядя на Франца. – Когда рейхсфюрер получил от меня доказательство психической неполноценности Вилигута, он понял, что назревает крупный скандал – умалишенный алкоголик в окружении фюрера! Он внял моим уговорам и распорядился отправить Вилигута в отставку и поселить его в пансионе в Каринтии, подальше от Берлина.

– Вилигут был уволен со всех постов и отстранен от общения с рейхсфюрером два года назад. Я надеялся, что свежий альпийский воздух и хороший уход помогут Вилигуту восстановить рассудок, но увы, болезнь его оказалась слишком запущенной. Сразу по прибытии в пансионат Вилигут начал забрасывать письмами всевозможные инстанции, требуя донести его хальгариты до фюрера и ругая меня за то, что именно я добился, якобы, его увольнения и отстранения от дел. Всем своим знакомым он пытается рассказать про козни группенфюрера Вольфа. Он выставляет меня чудовищем, которое повсюду преследует и притесняет его. Но в этом не больше правды, чем в том, что Солнце вращается вокруг Земли. Я вовсе не собираюсь гоняться за безумным стариком. Все, что я хочу, это оградить от его безумия окружающих его людей, и в первую очередь – его близких, – группенфюрер поднял указательный палец и направил его на Франца, – которым он уже принес немало бед. И принесет еще, если ему удасться ошельмовать их.

Группенфюрер снова сделал паузу, как бы собираясь с силами. Когда он заговорил, слова его звучали размеренно и хлестко, словно гвозди, забиваемые в каменную стену:

– Персонал пансионата сообщает мне, что твой дядя много пьет. Он деградирует, Франц, он теряет человеческий облик. Он может быть опасен. Все, что он говорит – плод его воспаленного воображения, фантазии, мираж. Ты лучше других должен понимать, что это так. И ты должен рассказать мне, зачем к вам приезжал Карл Вилигут? Чего он хотел от тебя? Я жду, Франц. Итак…

Франц понял, что еще мгновение, и он выболтает группенфюреру Вольфу всё, что рассказал ему дядя Карл. И вообще, разве заместитель самого рейхсфюрера Гиммлера может ошибаться? И ведь верно, Францу сразу показалось, что его дядя безумен. Эти горящие глаза, эта вселенская чушь про богов и про их волшебные силы, и алкоголем от дяди, действительно, как сейчас начал вспоминать Франц, немного пахло. И прав группенфюрер – все это может быть в сказках, в мифах, а в нашей жизни такого не бывает. Как он мог клюнуть на эту удочку?

В эту минуту Франц почувствовал, как по его левому бедру стало растекаться тепло, сначала слабо, потом сильнее. «Перстень,» пронеслось в голове Франца. Очаг тепла приходился ровно в том месте, где был карман, в котором лежал Меч Ирмина. «Swerta Ermennes Slahit», помимо воли мысленно произнес Франц. «Swerta. Ermennes. Slahit» Слова лились сами собой, вновь и вновь. И так же сами собой вдруг прекратились.

Франц почувствовал, как откуда-то из глубины, вслед за теплом, разливается в груди волна уверенности, под напором которой откатываются куда-то далеко волнение и страх. Он посмотрел на группенфюрера.

Франц тут же заметил разительную перемену, произошедшую с Карлом Вольфом. Черты его лица напряглись, словно от боли. Глаза потухли. Холодная уверенность едва ли осталась в его взгляде, скорее, он наполнился какой-то злобой.

– Дядя приезжал поздравить меня с помолвкой, герр группенфюрер, – произнес Франц не своим голосом. – Больше мы ни о чем с ним не говорили.

На несколько мгновений в комнате повисло молчание.

– Ты хочешь, чтобы я в это поверил? В то, что одержимый безумец проехал две тысячи километров, чтобы поздравить тебя с помолвкой? – со злобой отчеканил наконец Карл Вольф, глядя в глаза Францу, – Ну, что же, – вдруг промолвил группенфюрер, делая паузу на каждом слове, как будто произнесение их причиняло ему боль, – Я верю тебе, Франц. Верю. Ты же не станешь ничего от меня скрывать? Если твой дядя станет просить тебя о чем-то, ты ведь сообщишь мне об этом?

– Конечно, герр группенфюрер.

Франц отчетливо видел, как группенфюрер делает над собой усилие, произнося свои последние слова, словно он хотел сказать что-то другое, но не мог. Так продолжалось несколько секунд, пока, наконец, группенфюрер Вольф не выдохнул коротко и не откинулся обессилено на спинку дивана. Глаза его посмотрели исподлобья по сторонам, словно он пытался понять, где он, и что с ним произошло. Затем он слега прищурил глаза и испытующе посмотрел на Франца:

– Ты уже получил повестку на мобилизацию?

– Нет, не получал, – ответил Франц, несказанно удивившись той лёгкости, с которой он сказал неправду.

– Очень хорошо, – продолжил Карл Вольф. – Я возьму тебя к себе в штаб. Будешь служить в Мюнхене. Ты доволен?

– Но я… – начал Франц, – я хотел бы сражаться на фронте, за фюрера и рейх, как мои друзья. Война скоро закончится, а я буду отсижива…

– Глупости, – перебил его группенфюрер. – Вздор и ребячество. Война – это не юношеская романтика. Не надо подставлять голову под пули, если можно этого избежать. К тому же, ты будешь служить в СС, а это куда почетнее, чем служба в вермахте. Сегодня у нас воскресенье, даю тебе пару дней побыть со своей невестой и с матерью, а в среду жду тебя у себя – утром заходи ко мне домой, вместе поедем в Мюнхен.

– Да, герр группенфюрер, – покорно кивнул Франц.

В этот момент в проеме гостиной показалась фигура экономки фрау Шнайдер. Она стояла, не решаясь войти.

– Фрау Шнайдер? – Карл Вольф повернул к ней голову.

– Мне, право, неловко, герр группенфюрер, – сказала экономка слегка наклонив голову и прижав ладонь правой руки к сердцу, – но уже двадцать минут второго. Гости начали собираться, и герру Францу, – фрау Шнайдер слегка покосилась в его направлении, – пора готовиться к встрече невесты.

Карл Вольф посмотрел на висевшие напротив настенные часы.

– Боже мой! – воскликнул он и посмотрел на Франца. – Да мы с тобой заболтались. Сейчас я отпущу его, фрау Шнайдер. А где же гости?

– Все гости в саду и в беседке, герр группенфюрер.

– И кто там сейчас?

– Приехали налоговый советник Кроон с супругой, адвокат Дорн с супругой и детьми, агент по продаже недвижимости герр Дипольд с женой и дочерью, судья Поллак…

Карл Вольф поднял вверх руку.

– Можете дальше не перечислять, фрау Шнайдер. Я сейчас тоже выйду в сад. Что-то у меня разболелась голова. Подышу, пожалуй, свежим воздухом. Скажите-ка, а нет ли у вас в доме телефона?

– О, нет, герр группенфюрер. Телефон у нас только на почте. Если вам нужно позвонить, я попрошу Йохана проводить вас.

– Нет-нет, не надо. Ступайте, я скоро приду.

Фрау Шнайдер сделала книксен и поспешила удалиться. Группенфюрер Вольф и Франц в ту же секунду посмотрели друг на друга. Франц почувствовал, как взгляд группенфюрера обдал его иголочками холода и стал давить его словно многотонный пресс.

– Я не хотел бы, чтобы ты обманывал меня, Франц. Подумай об этом.

Несколько мгновений ни один, ни другой не произнесли ни слова.

– А теперь ступай, тебе нужно встречать невесту.

Франц вскочил на ноги и, вытянувшись по струнке, вскинул вверху руку:

– Хайль Гитлер!

– Хайль Гитлер! – сказал группенфюрер, делая слабый ответный жест, едва приподняв руку.

В следующее мгновение Франц повернулся кругом и, стараясь не задержаться ни одной лишней секунды, быстро вышел прочь.

* * *

Жаркое летнее солнце, устроившись поудобней за альпийскими холмами, наблюдало свысока за радушным застольем в доме Меллендорфов. С улыбкой глядело оно на молодых, так трогательно сидевших рядом и смущавшихся, когда их взгляды случайно встречались, на их счастливых родителей, сидевших справа и слева и то и дело радостно переговаривавшихся друг с другом через стол, на веселых гостей, всех как один одетых – мужчины – в праздничные трахтены с баварскими ледерхозенами с пряжками и перемычкой на груди, сюртуки, шляпы с зэпплем и гетры, женщины – в нарядные дирндли с изящными расписными фартучками – и порядком уже захмелевших после пяти величальных с пивом и вишневым шнапсом, которые все, взявшись друг с другом за плечи и образовав один круг, дружно пели, покачиваясь из стороны в сторону.

Застолье было в самом разгаре. Фрау Шнайдер обвела стол и гостей довольным взглядом. Все прошло как нельзя лучше. Венчание, речи родителей, праздничный стол – ни в чем не было задержек или сбоев. Пожалуй, теперь и ей можно пропустить рюмочку шнапса, тем более что виноторговец герр Майер говорил, что эта партия была особенно хороша.

А за столом не смолкали веселые беседы.

«Скажи, Йоханн, а ведь верно сказал герр пастор, наш Франц и Адель точно два голубка, – умилялась со слезами на глазах жена садовника Йохана, круглолицая Берта, глядя на пару, сидевшую во главе стола.

«Что и говорить, – кивнул старый садовник, сам едва удерживаясь, чтобы не пустить слезу, – точно Небеса свели наших детей, это уж, я тебе доложу, так оно и есть.»

«Смотри-ка, Йохан, – насторожилась вдруг Берта, толкая мужа локтем в бок, – а куда это подевался герр группенфюрер?»

Старый садовник посмотрел на место за столом справа от Франца и, действительно обнаружив его пустым, только пожал плечами. «Не знаю, мать. Он большой начальник. Видно, государственные дела.»

«Какие могут быть дела в такой день? – с укором посмотрела на него Берта. – Он посаженный отец. Негоже ему бросать своих детей. Нет, Йохан, негоже это. Ну вот что такое важное вдруг ему понадобилось? А?»

«Ладно, мать, – махнул рукой садовник, – ты бы лучше помолчала. За такие разговоры, знаешь, по головке не погладят. Какое у него дело – не наша забота. Давай лучше выпьем еще по кружечке за здоровье молодых.»

Они подняли пузатые глиняные кружки с громоздящейся сверху пеной, легонько стукнулись глиняными боками и с удовольствием отхлебнули по большому глотку свежего баварского пива.

* * *

Группенфюрер Карл Вольф, в застегнутом кителе и фуражке, нетерпеливо вышагивал взад-вперед в коридоре перед входной дверью, нервно постукивая зажатыми в правой руке лайковыми перчатками о ладонь левой руки. Он не стал нарушать законов гостеприимства и отсидел за столом ровно сорок пять минут, хотя дело его не терпело ни малейших отлагательств. Он попросил своего шофера вызвать из-за стола фрау Меллендорф и держать машину наготове.

Вскоре за его спиной послышались шаги и из глубины дома появилась радостно улыбающаяся хозяйка.

– Карл, – развела руками фрау Меллендорф, – ты уже уходишь?

– Да, – коротко кивнул головой группенфюрер. – Я не стал говорить тебе сразу, чтобы не портить праздника, но Фриде весь день нездоровится, я не хотел бы надолго оставлять ее.

– Бедная Фрида, – участливо произнесла фрау Меллендорф, – что с ней?

– Пустяки, ничего серьезного, – группенфюрер сделал слабый жест рукой, словно отмахиваясь от вопроса. – Магда! Я должен поговорить с тобой. – отчеканил он, посмотрев на фрау Меллендорф.

С лица его собеседницы мгновенно спала улыбка. Она настороженно посмотрела на группенфюрера.

– Я хочу оградить тебя и твою семью от этого человека, Магда. Надеюсь, ты не забыла судьбу своего мужа? – фрау Меллендорф сжалась, точно ей причинили боль. Карл Вольф словно бы не заметил этого. Он продолжал ровным, холодным тоном. – Ты должна сообщать мне обо всем, что тебе станет известно от Франца. Я должен знать, с кем он встречается, с кем и о чем говорит, в общем, я должен знать, не задурил ли твой любезный деверь Карл Вилигут голову Францу своими сказками. Ты поняла меня, Магда?

– Но Карл, ты просишь меня о невозможном! Я не стану шпионить за собственным сыном!

– Прошу?! – удивленно поднял брови группенфюрер Вольф. – Ты ошибаешься, Магда. Это не просьба. Это приказ! Как честная немка и истинная арийка ты обязана быть беспощадной к врагам рейха и фюрера. А твой любезный деверь самый настоящий враг, мне удалось убедить в этом рейхсфюрера.

Магда Меллендорф молчала, отведя взгляд в сторону. Карл Вольф попытался посмотреть ей в глаза, словно желая поймать их своими.

– Ты сама во всем виновата, Магда. Если бы ты отказалась принять его сегодня, этого разговора не было бы. Но, оставим это. Раз ты действительно не знаешь, зачем приезжал кузен Карл, и действительно не слышала их с Францем разговора, придется тебе постараться это выяснить. А теперь, иди к гостям. А я приеду через два дня и мы поговорим с тобой. Теперь я буду заезжать к вам чаще.

Группенфюрер сдержанно улыбнулся, коротко кивнул и, повернувшись кругом, вышел на передний двор, где его ждала машина – новенький черный «Хорьх» последней, 853-й модели.

Фрау Меллендорф проводила его взглядом и еще долго не могла сдвинуться с места. А группенфюрер Вольф, выйдя во вдор, быстро открыл дверь авто и, устроившись на заднем сиденье, коротко скомандовал: «Бриэннер штрассе».

Через полтора часа он входил в здание мюнхенского отделения гестапо.

* * *

В конце праздника, когда захмелевшие гости уже перестали обращать внимание на молодых и, разбившись по несколько человек, кто пел песни, обнявшись с соседом одной рукой, а другой вздымая вверх кружку с пивом, кто увлечённо беседовал о международном положении и скорой победе над русскими, а кто с интересом рассматривал садовое хозяйство старого Йохана Лавички, Франц и Адель незаметно сбежали ото всех. Держа свою невесту за руку, Франц провел её за собой сначала в дом, затем в подвал, а потом… Адель не успела опомниться, как оказалась в старом чулане с плетеными коробами, в объятьях своего жениха.

Франц, который за все время застолья не притронулся к спиртному, сейчас сразу же опьянел от сладких губ и жарких объятий своей возлюбленной. На этот раз кокетка Адель сама охотно отвечала на ласки и позволяла многое из того, что раньше было под запретом. Когда же пальцы Франца нащупали пуговицы корсета и попытались их расстегнуть, Франц почувствовал, как между ним и его невестой встала преграда из поднятых в отталкивающем жесте рук. Малышка Адель попыталась высвободиться из его объятий.

– Нет, Франци! Нет!

– Но почему, Адель, любимая? – сбивающимся от желания голосом бормотал Франц, не прекращая попыток снять с Адель ее дриндль.

– Франци, ты же сам понимаешь, что мы не можем быть близки до свадьбы! – сказала капризным голосом Адель и, сделав резкое движение плечом, разорвала объятья Франца и отступила назад.

Франц тут же отстранился и обреченно потупил глаза.

– Ты моя невеста, Адель. Люди для того и венчаются, чтобы быть вместе! – обиженно буркнул он, глядя себе под ноги.

– Конечно, Франци, конечно, – с готовностью откликнулась Адель. – Но ведь венчание – это еще не свадьба. Я ведь могу и передумать, – весело добавила она. Франц тут же вскинул глаза и испуганно посмотрел на Адель. Та задорно рассмеялась в ответ. – Успокойся, милый Франци. Наша свадьба должна состояться через три месяца. Всего три месяца, Франци, – Франц посмотрел на невесту. Как же она была хороша в этом полумраке чулана, как пленительно хороша. Как же долго придется ждать, и как это ужасно, когда предмет его вожделений вот здесь, рядом, но так же недоступен, как купол на Фрауенкирхе в Мюнхене. Франц еще раз оценил обстановку и понял, что решимость малышки Адель не сломить никакими уговорами. Пускай! В конце концов, что такое три месяца? Он будет ждать. А пока… пока он может целовать и обнимать свою возлюбленную хоть до самого утра!

Франц повернулся к Адель и, взяв ее за руку, поманил к себе. Адель подалась вперед, но уклонилась от объятий. Она положила ладонь правой руки на щеку Франца.

– Франци, – деловито сказала она, слегка погладив жениха. – Твоя мама сказала мне, что группенфюрер Вольф предложил тебе службу при его штабе?

– Да, – непонимающе покивал Франц, удивившись про себя, когда это мама успела поговорить с Адель, да еще и об этом? Наверное, когда они выходили «припудрить нос». М-да, а у его Адель была железная хватка! – а причем здесь…

– Франци! – перебила его Адель с восторгом и вспыхнувшими в темноте глазами, – Это же просто здорово! Ты будешь служить в Мюнхене и нам не придется расставаться!

– Да, но понимаешь, Адель… – Франц почувствовал, как сердце его падает куда-то вниз. Сладостные минуты с его Адель на какое-то время вычеркнули из его памяти события сегодняшнего дня, но сейчас перед его глазами вновь встали две сегодняшние встречи – с Карлом Вилигутом и с Карлом Вольфом. «Как забавно, – пронеслось в голове у Франца. – из обоих зовут Карлами…»

– Послушай меня, Франци, – малышка Адель заговорила над его ухом почти шепотом, заговорщическим голосом, – папа собирается открывать в Берлине представительство фирмы. Я сказала ему, что ты остаешься служить при штабе группенфюрера («и это успела его любимая Адель», пронеслось в голове Франца), а он сказал, что раз так, он может тоже использовать свои связи в СС и добиться твоего перевода в Берлин, где ты и возглавишь берлинский филиал! – последнюю фразу малышка Адель произнесла торжествующим, парадным голосом, словно фюрер, завершающий речь на партийном съезде в Нюрнберге. – мы будем жить в Берлине, Франци! – радостно воскликнула малышка Адель, потеребив его за плечо. – представь себе, – Адель провела в воздухе рукой, обозначая большой полукруг вывески, – «фирма „Циммерманн и Меллендорф“, торговля недвижимостью, Берлинский филиал». Глаза малышки Адель восторженно сияли в темноте.

В это мгновение Франц окончательно упал духом. Он потупил взгляд. Он хотел служить Германии и фюреру и вовсе не планировал возглавлять никакие филиалы, тем более в Берлине, вдали от родной Баварии.

Адель продолжала радостно верещать над его ухом:

– Первого декабря, в день нашей свадьбы, папа передаст тебе акции половины фирмы! Это будет его свадебный подарок! Ты рад? Франц! – Адель потеребила его за плечо и Франц, очнувшись, посмотрел на невесту. Чудо, чудо как хороша была она. Он будет самым счастливым из людей, когда сможет обладать ею. Всего три месяца, всего три. Первого декабря он станут… – словно молния пронзила Франца с головы до ног. «Первого декабря!» первого декабря! В день, когда он должен положить Меч Ирмина к подножию памятника в Москве. Как же он мог забыть это? Франц почувствовал, как сам каменеет, словно этот памятник.

– Франци, что случилось? – испуганно позвала Адель.

Франц встрепенулся:

– Ничего, любимая, все в порядке.

Он протянул руки и заключил Адель в свои объятия. Их губы слились в сладком поцелуе. Затем Адель свернулась калачиком на его груди.

– Ты начинаешь служить у группенфюрера через два дня, так?

Франц утвердительно кивнул.

– Тогда сделаем вот что: завтра мы с папой уезжаем к тетке в Мюнхен, а в среду вернемся. После окончания службы ты должен будешь придти к нам – обязательно в форме СС, Франци, – Адель мечтательно закатила глаза, – и поговорить с отцом о нашем переезде в Берлин. – Адель отняла голову от груди Франца, подтянулась выше и посмотрела ему в глаза, – Я буду очень ждать тебя, Франци. Обещай мне, что сделаешь все так, как я прошу.

Франц долго смотрел в эти прекрасные, с темной паволокой глаза, в глубине которых сверкали искры и молнии. Эти глаза пленили его, увлекали в свои сети.

– Обещаю, – ответил он, не в силах противиться чарам.

– Значит в среду в семь вечера, у нас дома, – решительным полушепотом подытожила Адель, – и пожалуйста, не забудь…

Но она не успела договорить, поскольку губы её были захвачены губами её жениха в долгий и сладкий плен, из которого она не стала вырываться.

* * *

2 сентября 1941 г.

г. Роттах-Эгерн, Бавария

Франц Меллендорф стоял на станции Роттах-Эгерн, ожидая семичасового поезда до Мюнхена. В руке он сжимал маленький чемоданчик со сменой белья и туалетными принадлежностями, а также с фотографиями мамы, невесты Адель и отца – всех тех, кто был ему в этой жизни дорог и воспоминания о ком должны были скрасить нелегкие минуты его предстоящего опасного путешествия. В груди его не было страха, нет. Было только волнение, томительность ожидания и щемящее чувство восторга от грандиозности того дела, которое ему предстоит совершить. Он чувствовал себя виноватым и перед мамой, и перед малышкой Адель. Но дело, которое было ему поручено, требовало отречься от собственных чувств, как отрекались от них доблестные рыцари СС, ставящие интересы Германии и фюрера выше личных переживаний.

Позавчера, на следующее же утро после помолвки, Франц, не говоря никому не слова, сел на пригородный поезд и через двадцать минут оказался в окружном центре – в городе Мизбахе, где располагался военный комиссариат. Явившись к дежурному, Франц предъявил ему свою повестку и был несказанно удивлен, когда тот, порывшись в каких-то списках и позвонив кому-то по телефону, велел Францу пройти в кабинет к комиссару. Военный комиссар принял Франца без ожидания, хотя перед его кабинетом и стояло несколько человек, также желающих попасть внутрь. Но Франц еще больше удивился тому, что произошло дальше.

Военный комиссар полковник Дипольд пригласил штатского юнца присесть и объявил ему о том, что полковнику звонили из Берлина и дали распоряжения относительно Франца Меллендорфа. Ему, Меллендорфу, было предписано проследовать к месту службы в Бордо, в штаб 2-ой танковой дивизии. Для чего ему, Меллендорфу, будут выданы проездные документы для следования по железной дороге по маршруту Мюнхен-Маннгейм-Париж-Бордо, а также суточные и квартирные, поскольку в Париже ему придется провести одну ночь, ожидая пересадки на Бордо. Но самое главное, что беспокоило военного комиссара, было то, что из Берлина поступил приказ о присвоении ему, Меллендорфу, воинского звания СС, а именно, звания «шарфюрер». Поскольку в Берлине вечно все путали, досадовал военный комиссар, – причем Франц был до крайности изумлен тем извинительным тоном, которым целый армейский полковник разговаривал с сопливым вчерашним школьником – у него, военного комиссара, не было права присваивать звания в системе СС, но и приказ он не выполнить тоже не мог, поэтому он подготовил свой собственный приказ, в рамках предоставленных ему полномочий, о присвоении рядовому Меллендорфу воинского звания «фельдфебель», что соответствовало званию «шарфюрер», о котором был приказ из Берлина. Поэтому Францу необходимо будет сейчас, в присутствии военного комиссара, принять воинскую присягу, зачитав вслух текст, который военный комиссар положил перед ним на стол, получить свое новое удостоверение личности, деньги в кассе, проездные документы и обмундирование у интенданта, и завтра быть на вокзале Роттаха, чтобы сесть на поезд до Мюнхена, где начнется его следование в расположение своей части. Франц исполнил все, не задавая вопросов. После событий вчерашнего дня его уже ничего не удивляло – ни то, что таинственный покровитель в Берлине имеет такую власть, что может давать приказы военному комиссару в Мизбахе, ни то, что этот же покровитель присвоил ему, ни секунды не служившему в армии мальчишке, унтер-офицерское звание – волна событий захлестнула Франца и несла за собой в неведомые дали, а он лишь старался удержаться на плаву и не пойти ко дну.