Гераклея

430. Геракл второй раз встречается с Иолой

(Рассказ Иолая)

Иолай лучше других знал своего дядю, героя Геракла и больше всех любил о нем рассказывать и вспоминать. О причине войны в Эхалии он так говорил:

– Дядю любимого моего больше всего бесило то, что Эврит не только лишил его законной награды – своей дочери Иолы, но и опозорил на всю Элладу, назвав сначала мошенником, а потом вором, унизил его, лишив большой части славы заслуженной большой кровью и потом. Насупив низкие брови, дядя мой часто после пира, сопровождавшегося обильной выпивкой, мне так говорил: «Узнав, как Эврит безнаказанно обидел меня, кто из моих недругов теперь затрепещет? Многие вопрос такой сейчас задают – того ли Эврит оскорбил и унизил Геракла, который могучестью всех превзошел, с которым никто не может сравниться мощью и силой? И они отвечают – именно того, а потом так язвительно себе добавляют: вот так могучесть, вот так сила Геракла! До сих пор Эврит, как ни в чем ни, бывало, счастливо живет в доме своем и презрительно насмехается над лучшим зевсовым сыном! Как же этот герой с чудовищами расправлялся, если не может покарать простого смертного нечестивца?!»

Дядя мой давно собирался покарать Эврита за то, что тот не отдал ему дочь простоволосую Иолу, показав себя плохим другом и так же за то, что потом несправедливо обвинил его в воровстве своего звонкокопытного табуна. Однако по непонятной мне причине он все время откладывал праведную месть.

И вот как-то раз дядя увидел юную Иолу. До этого он ее видел лишь однажды на том злополучном состязании в стрельбе из лука, о котором я не однажды рассказывал. Тогда, как я помню, она ему не слишком понравилась, она была еще совсем девочкой, похожей на мальчика с чудесными светлыми или светло – каштановыми волосами.

Когда же мой дядя увидел Иолу второй раз с ним произошло что-то невероятное, такого с ним никогда не случалось. Я тогда был с ним рядом и видел, что он ни на миг не смог отвести от нее горящих глаз. Он неотрывно смотрел в ее глаза, которые мне казались то дерзкими, то скромными, в которых обитала то природная стыдливость, то какая-то особенная дерзкая небрежность. Она выглядела уже не как отрок, а как девушка в самом первом цвету.

– Твое лицо прекрасно Иола… Мне все равно, что твой отец решил… Души твоей таинственной, прекрасной, сияющей в твоих глазах, нельзя не чувствовать, не видеть… Но, что же дальше будет с нами?.. Что делать мне с твоим отцом, с тобой, с собою?!

Так, заикаясь, дядя Иоле говорил при этой второй встрече, а она не захотела даже с ним говорить и на него даже не посмотрела. Уж я-то знаю, что говорю, но, найду ли я слова, чтобы описать, что с ним случилось? Без счета у него было девушек и женщин, но все они были только на одну ночь; вечером он, как будто влюблялся, но ночью, сорвав с тайн все покровы, он без всякого сожаления всегда уходил.

Дядя мой – прославленный герой, величайший во всей Элладе и любимейший. Он недавно перешагнул пятидесятилетний рубеж, и тут вдруг как безусый мальчишка, впервые в своей буйной жизни по-настоящему влюбился в юную Иолу. Мне кажется, что он сам тогда сразу не понял, что влюбился неистово с самого первого взгляда, если забыть, что он мельком видел ее на состязании из лука.

В таких случаях часто говорят: Видом она была просто чудо, и на распускающийся нежный бутон ее благоухающей свежести польстился бы каждый садовник. А дядя мой был суровый мужчина уже в годах, проживший полвека в безмерных страданиях и непрерывных тяжких трудах; как я уж сказал, женщин и девушек у него всегда было много, но все они были только на одну ночь.

С Иолой все было совершенно иначе. И много было очень плохого, особенно то, что дядя был в страшной ссоре с ее отцом Эвритом после состязания в стрельбе из лука. Эта ссора превратилась в смертельную вражду после приписываемой Гераклу кражи у Эврита табуна лошадей Автоликом и случайного убийства дядей брата Иолы Ифита. Однако преграды и запреты часто только распаляют страсть, когда мы любим не доступное, разыскивая когда-то потерянную свою половинку.

431. Поиск людьми своих половинок ^[58]

(Рассказ Иолая)

Я слышал, что в глубокой древности, когда живые существа обживали землю, она рождала самых разных существ, в том числе многоруких, многоногих, многотелых, многоголовых… Не стали исключениями и самые первые люди, они имели по 2 головы, 4 руки, 4 ноги и по 2 детородных органа. Эти люди были трех полов, их называли мужчинами, женщинами и андрогинами. У первобытных двойных мужчин было по 2 детородных члена, у двойных женщин по 2 лона, а у двуполых андрогинов – 1 член и 1 лоно. В малоподвижном состоянии первобытные люди были похожи на двух обычных людей, сросшихся спинами и, казалось, что два одинаковых человека прислонились к друг другу лопатками. Когда же им надо было двигаться, их гибкие спины растягивались, и они становились похожими на двух привычных нам людей, сросшихся плечами, растянутыми спинами и верхними частями бедер, и, казалось, что идут два человека, тесно соприкасаясь плечами и бедрами. Для размножения двойные мужчины должны были обязательно сопрягаться с двойными женщинами, а андрогины могли сопрягаться и с двойными женщинами, и с двойными мужчинами, и с самими собой, и этот последний способ был у них наиболее любимым и продуктивным. Двойные однополые женщины рожали по воле богини случая Тюхе и таких же двойных женщин, и двойных мужчин, и андрогинов, а андрогины рожали только андрогинов; поэтому со временем в племени первобытных людей больше всего было андрогинов двуполых.

Люди изначального поколения были чрезвычайно сильными телесно и крепкими духом, их даже олимпийские боги боялись. Олимпийцы считали, что первобытные люди, подобно титанам и гигантам вынашивают дерзкие замыслы и хотят посягнуть на их господство в мире и захватить верховную власть. И вот Зевс и прочие боги стали думать, как поступить с двухтелыми людьми. Их можно было истребить с помощью молний, потопа иль мора, но тогда боги лишатся почестей и приношений от людей; но и мириться со все возрастающей опасностью, исходившей от них, тоже было нельзя. Зевс премудрый могучий разум свой долго изощрял в размышленьях тяжких и, наконец, покрутив страшно бровями, скрипнул зубами и решительно объявил:

– Слушайте слово мое, все богини и боги, я вам поведаю, что в груди меня дух мой сказать побуждает. Я единственный выход нашел, чтоб и людей сохранить, и положить конец их нечестивому буйству. Все великое – просто. Надо уменьшить их страшную силу. Для этого я разрежу каждого из них пополам, и тогда они, во-первых, станут не вдвое, а намного слабее, во-вторых, полезней для нас, потому что число их увеличится вдвое и в-третьих они будут видом подобны вам – богам на Олимпе живущим, и потому смотреть на них нам будет приятней. А, если они и после этого не угомонятся и продолжат с нами равняться, я опять рассеку их пополам, и они запрыгают у меня на одной ножке.

Сказано – сделано, и все тела первобытных двухтелых людей, несмотря на их бурные протесты, порой выливавшиеся в ожесточенные битвы и схватки, были рассечены пополам, благо их было всего несколько тысяч. Для этого олимпийцы призвали на помощь трех сторуких и трех одноглазых великанов. Гекатонхейры и Киклопы хватали по одиночке двухтелых людей и крепко держали, а Зевс, Гермес и Аполлон разрезали их адамантовыми мечами, специально выкованными из седого железа искусным Гефестом. Потом Афина, тщательно перемешав большинство разрезанных людей, разбросала их по всей обжитой земле, а Посейдон на китах и дельфинах переправил остальных на многочисленные острова.

Теперь, каждый став половинкой прежнего первобытного человека, испытывал ужасную тоску по своей половинке, многие просто не знали, как жить с одной головой и одной парой рук и как передвигаться при помощи всего двух ног. Сила их уменьшилась не вдвое, а во много раз потому, что каждый ощущал себя больным инвалидом – таким, каким ощущает себя привычный нам человек, потерявший на войне руку иль ногу. Как только новые люди научившись ходить на двух ногах, так сразу бросились искать свои половинки, но это было очень не просто, ибо они могли быть где угодно на широкодорожной земле, а передвигаться им можно было лишь на своих двух ногах, ведь в то время Посейдон еще не объездил коней и не изобрел вместе с Афиной крепкопалубных кораблей, ходивших по морю под высокими парусами.

Новые привычного нам вида люди по воле непререкаемых Мойр навсегда сохранили неодолимое стремление найти свою половинку. При этом двуногие женщины, получившиеся из четырехногих женщин, ищут свою половинку, которая была тоже женщиной и, не находя, стремятся к другим женщинам, и лесбиянки принадлежат именно к этой породе. Мужчин, представляющих собой половинку прежнего двойного мужчины, если они не находят свою мужскую половинку, влечет ко всему мужскому, они любят разных мужчин, и им нравится возлежать с мужчинами. Таков я потому, что, не найдя свою половинку, люблю только Геракла. Мужчины и женщины, получившиеся из двуполых андрогинов, а таких было абсолютное большинство, ищут свою противоположную по полу половинку, и, не находя, мужчины становятся охочими до всяких женщин, и потому они похотливые, а женщины, не найдя своего мужчины, падки до «чужих» мужчин и потому распутны. Эти-то люди и стали людьми первого поколения, названного золотым.

Когда кому-либо, посчастливится в жизни встретить как раз свою половину, обоих охватывает такое удивительное, ни с чем не сравнимое чувство привязанности, телесной и сердечной близости, что они испытывают беспредельный восторг и поистине не хотят разлучаться даже на короткое время. Эту неистребимую жажду телесной и духовной целостности и самозабвенное стремление к ней, как к высшей гармонии, многие называют любовью.

432. Геракл влюбляется в Иолу

(Рассказ Иолая)

О всех предках Геракла даже мне трудно судить, хоть я много раз изучал его древо. Там у истоков разных колен почти все боги, Зевс (трижды), Посейдон, Гермес, Арес, Океан, однако можно найти и людей, например, у прадеда Геракла знаменитого героя Персея прабабка Аглая, жена Абанта была смертной. Поэтому среди его дальних предков были и андрогены. Мне кажется, мой дядя любимый все жизнь неистово искал свою женскую половинку и, наконец, впервые влюбился.

На мой взгляд, светловолосая Иола не была особой красавицей, она была не высокой. У нее были серые глаза, смотревшие дерзко, маленький нос, едва обозначенная под одеждой маленькая грудь, бедра, как у мальчишки. Но что-то в ней было такое, словами невыразимое, что делало ее иногда необыкновенно прекрасной. Может глаза или волосы? Тогда она была не расчесана даже, но иных, особенно юных, очень украшает такая небрежность. Да, так безыскусно бывает юных искусство.

По тому, как изменился дядя после встречи с Иолой, он только о ней и мог говорить, я понял, что, увидев Иолу восхитительно небрежной такой, он был насмерть поражен темным Эротом. А однажды дядя, выпив чистого не мало вина, сам так мне обо всем рассказал:

– Иолай, мой любимец! Чудный взор твоих прекрасных глаз мне душу согревает и воспламеняет кровь. Только ты можешь дух мой постигнуть, ведь ты один меня так любишь и понимаешь! Доселе никогда так не вздыхал я и так не мучился. Меня поразил сразу и в сердце, и в печень не тот красивый кудрявый мальчишка с прозрачными как у стрекозы крылышками, с маленьким золотым луком и колчаном со стрелками за плечами. Этого сладкоистомного крошку-бога я знаю отлично. Нет меня сразил грозный Эрот, темный, бездонный, как Тартар. Не легковесен он, и пораженному не скинуть бремя этого бога, – тяжесть неимоверная. Своим влажно мерцающим взглядом из-под темных гнутых ресниц этот Эрот ввергает человека в неодолимые сети Киприды и в него беспредельный ужас вселяет. Словно сверкающая молния в черной безлунной ночи, душу мою он мощно потряс безумием жгучим. Страшным ударом меня поразил, Эрот беспощадный! Словно кузнец своим молотом, неистовый Эрот меня мощно ударил, и дикое пламя любви молниеносно всего меня охватило. Это жгучее пламя ни на миг не отпускает и не знает пощады. До мозга костей прокрался ярый огонь, иссушая все жилы… Уж давно я не мальчик в любви, но такого со мной никогда не бывало! И ликую я и страшусь! Неужели я невозможного счастья дождался?! Наконец-то свершилось и я свою половину нашел! К ней я стремился всю свою жизнь! Я люблю ее больше силы своей, больше счастья! Мне стыдно признаться, но я чего-то даже боюсь!

Да, после женитьбы на Мегаре и я знаю, как сладко смертному мужу урвать Кипридину милость. Могу себе представить влюбленного, когда тот уж не молод совсем. Несмотря на огромное множество жен полногрудых и дев с кожей упругой и нежной, начиная с самой первой Ианты, которые побывали на дядином ложе до его встречи с Иолой, ни одна не могла больше, чем на одну ночь удовлетворить его неистребимую жажду Красоты и заглушить неизбывную тоску по Любви. Я знаю, люди есть и такие, что не любят Геракла, они говорят, что он был презренным рабом лютой похоти. Но я уверен, что он был неутомимым искателем Красоты и Любви, пред которыми не устоит из смертных никто. Он был, как ненасытный овод, который на всех кидается, всех жалит, но даже когда ночью он достигает желанной цели, уже утром он не чувствует удовлетворения и опять начинает искать кого ужалить, вновь стремясь к первой ночи, полной сладостных тайн.

Любовь к юной Иоле была для моего дяди, как золотая чаша милоулыбчивой Афродиты с ее чудесным напитком, испив которого, человек получал несравненно больше, чем бессмертие, он получал самое главное – лучезарную молодость и привлекательность для страстной любви до самой смерти, сколько бы он не прожил. Золотая чаша с пенящимся любовным напитком была лучшим атрибутом фиалковенчанной Афродиты Амблогеры (Отвращающая старость). Не зря говорят, что Страсть и Любовь превращают и дряхлую старость в цветущую буйную молодость, ведь Афродита может старость надолго отсрочить. Любовь – самая сильная из всех страстей, потому что она одновременно завладевает головою, сердцем и телом. Я знаю это по себе, хоть и продолжаю жить с навязанной мне Мегарой и никогда с ней не разведусь, ведь ее мне некогда мой дядя любимый сосватал. Сейчас же Геракл, страстно влюбившись в Иолу, решает ее добыть силой и жестоко наказать за все обиды Эврита, именно это и было истинной причиной кровавой войны в Эхалии.

433. Геракл решает бороться за Иолу с Судьбой

(Рассказ Иолая)

Иолай же рассказывал и о том, как бессмертные боги и Могучая Судьба пытались помешать Гераклу развязать кровопролитную войну с Эхалией:

– Придя в древний фессалийский город Трахин, расположившийся на лесистом склоне горы Эта, дядя мой стал набирать войско, чтобы выступить оттуда в поход. Как я уже сказал, он собрался, наконец, исполнить свое давнее желание – отомстить бывшему другу Эвриту за все не прощаемые обиды и самое главное – завладеть его дочерью Иолой, в которую он влюбился неистово, а она на него внимания не обращала. Незадолго до похода в Эхалию он рассказал мне о том, что во сне его после долгого перерыва посетила Афина и так с укором ему провещала:

– Нет уж в тебе, Геракл, той дерзновенной отваги и всесокрушающей силы, с которой целых 12 лет ты Эврисфею служил! Много чудовищ ты истребил в подвигах опасных и трудных, много мужей нечестивых умертвил ты в ужаснейших сечах кровавых и в поединках опасных. Ты, как и твой великий отец боролся и сражался за справедливость! Но теперь все это в прошлом осталось. Раньше я тебе помогала, ведь я богиня, справедливой войны и не упиваюсь кровью, как Арес. Теперь же ты не борешься с несправедливостью, часто унижаешь великую Дике и считаешь свою силу превыше ее!

– Зевса мудрая дочь! Не знаешь ты разве сама, что превыше Справедливости неизбежная Необходимость? Зачем же пустые слова на ветер бросаешь?

Так могучеотцовной богине непочтительно мой дядя ответил. Вспыхнули яростным пламенем светло серые очи богини, и она, высоко задрав подбородок, ему провещала надменно:

– Не забывайся, полубог для смерти рожденный! Пред тобой Афина-Паллада! Сколько раз ты вопил к небесам и на помощь меня призывал, и я тебе всегда помогала. Так, что непочтительную дерзость свою сейчас укроти, не надейся на свою необорную силу, ибо она и погубить тебя может, сделав несчастным! Бессмертный Тифон был много сильнее тебя, но и он беспомощный лежит под горой Этна и в бессильном буйстве горящие камни кусает и из кратера их извергает. Если хочешь еще пожить на земле и, дождавшись завершающего дня, через ворота, открытые Дике, блаженно вознестись к бессмертным богам, не забывай о справедливости и стыде и отмени сейчас кровавый поход в Эхалию ради не предназначенной тебе Иолы. Поверь: не твоя это дева!

– Лучше не предлагай мне отказаться от Иолы! Этого я ни от кого не стерплю, да и сделать я это не в силах! Никто не погасит в моей груди Иолой зажженные факелы!.. Впрочем, тебе меня не понять, ведь ты никогда не знала брачного ложа с мужчиной, чиста ты слишком и непорочна, непричастна к делам Афродиты!

Дядя так пылко ответил Афине, и взбешенная Паллада, сверкнув выпученными серыми своими глазами, мощно оттолкнулась копьем от земли, словно хищная птица с двумя гребнями на голове и взмыла в мощные выси Олимпа.

Перед самым захватом Эхалии, я сопровождал дядю в священные Дельфы и там он получил от Пифии оракул такой:

– Пора тебе одуматься Геракл! Какие новые подвиги ты совершил, как стал гражданином свободным? Иль больше на земле нет чудовищ?! С душою крепкой, ты поступью твердой шагаешь по освещенной солнцем земле, пока тебя не одолеет всемогущая Мойра. Наперекор Судьбе ты не желай женою сделать юную дочь Эврита. От Рока невозможно скрыться даже тебе! Знай: недолговечен ты будешь, если Эхалию повергнешь во прах, как поступил с Эфирой и Орменией. Эврита дом не разрушай, забудь о Иоле, или изведаешь горесть настолько страшную, что, страдая нестерпимо, сам не захочешь жить и умалять будешь богов о скорой смерти.

Услышав от дяди, этот оракул, я, как мог, попытался отговорить его от войны в Эхалии, но он, упрямо сдвинув свои знаменитые брови, со злой усмешкой заявил, что жалеет и о времени, потерянном напрасно на посещенье храма Феба, и о том, что мне рассказал об оракуле. Когда мы возвращались с ним из знаменитейшего храма он много раз, как заклинанье, мне яростно твердил:

– Ни бессмертные боги, ни всесильная Мойра не сумеют заставить меня отказаться от Иолы. Уже давно новых чудовищ для моих славных побед Земля боится зачать. Уж не один победный жезл на поле боя захватил я. И вот, вознесшись к звездам славой, которую обрел своею силой, законов ни людских, ни божьих больше не страшусь! И пусть я доблесть запятнаю и безвозвратно оскверню свою немеркнущую славу, пусть беспощадный Рок меня настигнет, и я погибну, но эта дева станет подвигом моим самым последним, ведь без наслажденья ее видеть я не желаю жить ни дня! Обуза жизнь, когда в ней нет прекрасной Иолы!

Так не разумно говорил мой дядя любимый. Увы, не предвидел великий герой, что сам для себя он выпрашивает у Мойры самую страшную смерть в самых ужасных мученьях, какая только людей поражала!

И я не понял тогда, чем обернется для моего ненаглядного дяди его любовь к Иоле. Наоборот, мне, казалось, что она для него подарок Судьбы, ведь ее имя Иола, а мое – Иола-й и мне казалось, что совпаденье наших имен не случайно, и она среди дев будет для него тем, чем я был для него среди юношей.

434. Геракл покоряет Эхалию и убивает родных Иолы

(Рассказ Иолая)

И вот Амфитрионид Эхалию, град крепкостенный, до основания разрушил. Сам же Геракл о покорении Эхалии так мне много раз рассказывал:

– Иолай, юноша мой любимый, знаешь ты сам хорошо, какое горе ужасное в последнее время мне рассудок мутит и туманит. Совсем заблудился занемогший мой разум: сколько уж выстрадал я – только ты и боги бессмертные знают! Девушку юную, ту, что, как приз при тебе выиграл я в состязанье из лука, родитель мне не отдал, договор, подло нарушив. Боги свидетели! Вполне справедливо я город бесстыдного разрушил Эврита, и его самого заслуженной смерти предал. Нельзя принесть Крониду жертвы угодней, чем смертью несправедливого царя покарав… Будет теперь мне дивная Иола желанной супругой, ибо я так желаю! И Афродита ко мне благосклонна, значит и переменчивой Судьбе так угодно!

О, как дядя мой ошибался жестоко – не была Пафийка к нему благосклонна. Любовь бежит от тех, кто гонится за ней, а тем, кто прочь бежит, кидается на шею. В колчане своем две изоострых стрелы с загнутыми крючками бог златокудрый хранит – ту, что блаженным навек человека творит и ту, что и сердце, и жизнь навсегда нам отравит.

Некоторые говорят, что, взяв приступом город, Геракл убил только Эврита и его старшего сына Токсея, разграбил всю Эхалию, отдав ее надолго Олефру, а Иолу, в числе многих других дев и женщин, взял в плен. Но гордая Иола не простила ему убийство отца и брата и даже под страхом мучительной смерти оставшихся в живых остальных членов ее семьи отказалась покориться ему, бросив в лицо оскорбительные такие слова, которые не смог вынести никакой мужчина:

– Когда мир был подло нарушен тобой и у стен родного города гремел не молкнущий грохот осады, страх мучительный был мне неведом, но замуж за тебя Алкид… Это хуже самого страшного рабства! Это ужасно – ты для меня как мерзкий змей! Пусть лучше меня как рабыню безродную в цепи закуют и голодом заморят постепенно – но сама я ни за что к тебе на ложе не взойду – я выбираю смерть!

– Такого мне еще никто не говорил! Но, ничего! Все в моей власти, и ты скоро моею будешь!

Препятствия в любви лишь разжигают пламя страсти. Из всех безумий острее страсть о недоступном. Спокойно относясь к Эроту, мы облегчаем свое бремя. Мучит сильнее бог мятежных и свирепее терзает, а не тех, кто безответную любовь готов принять спокойно. Дядя мой во всем был неистовым. Только таким и мог быть истребитель самых страшных чудовищ. Но особенно яростным он был в любви. По приказу дяди, впавшего в неистовое бешенство после такого оскорбительного отказа Иолы, всех ее родных перебили прямо у нее на глазах, а братьев Молиона и Клития убил сам Геракл, размозжив им головы своей ужасной дубиной, осененной бледной красою дикой оливы.

Несчастная Иола, которой пришлось увидеть, как милый родитель погиб под безжалостным ударом жуткой дубины, кровавые куски его тела по дворцу разметавшим, после страшной смерти братьев совсем обезумела от нестерпимого горя. С растрепанными волосами и расцарапанным до крови лицом она бросилась с высокой городской стены вниз головой, но по прихоти Могучей Судьбы не разбилась. Несчастная дева осталась жива и здорова, благодаря своим распространенным в Микенах колоколообразным юбкам, которые раздулись от встречного ветра и смягчили при паденье удар.

Старые эхалийцы говорят, что неукротимая ненависть к Гераклу поселилась в истерзанном сердце Иолы после того, как в него вонзился тяжелый свинцовый наконечник стрелы, пущенной братом сладкоистомного крошки Эрота – богом безответной любви Антэротом. У неистового старца был большой черный лук, полированный с дубовыми стрелами с тупыми свинцовыми наконечниками. Эти тяжкие стрелы Антэроту предназначили Мойры, чтобы он возбуждал особое отвращение в любви неистовое, яростное. Чаще всего старец Антэрот с вечно горящими глазами порождал страстное, всепоглощающее желание погубить того, кто тебя любит. Нет вражды более злобной и страшной, чем та, которую порождает ненависть в любви!